Глава тринадцатая
Сирия
Некоторое время назад
– Хотелось бы взглянуть на это поближе, – оглядываясь на зарево, басил пулеметчик Горбенко.
– Ага, как в рекламе «гербалайфа» – с видео «до» и «после», – посмеивался в ответ балагур Славка Кудин.
– На привале возьмете у связиста видеокамеру и посмотрите, – оборвал смешки Новиков.
Позади действительно было светло как днем. На трассе горело как минимум семь автоцистерн, и облака, подсвеченные высокими всполохами огня, усиливали эффект освещенности.
Однако вскоре бойцам пришлось позабыть о шутках. Пройдя в быстром темпе около километра, они вдруг услышали завывающие сирены – с турецкой территории к месту пожара мчались пожарные машины и еще с десяток непонятных автомобилей.
– Нет, вы поглядите! – возмущенно воскликнул Силанов. – Ездят как у себя дома!
– Еще бы им не ездить, – проворчал Дубов. – Они свое халявное добро едут спасать.
Шедший последним Новиков притормозил и поднял бинокль…
И уже через минуту приказал передать по цепочке, чтобы группа перешла на легкий бег.
– А что случилось, командир? – поинтересовался связист Бубнов.
– Парни, вместе с пожарными сюда на грузовиках пожаловало турецкое армейское подразделение. Численностью примерно до роты. Скорее всего, сейчас они начнут прочесывать местность. Так что ноги в руки и вперед!
Пробежав еще с километр, Павел снова остановился и осмотрел местность вокруг пожарища. Его предположение подтвердилось: турецкие военнослужащие расходились цепью во все стороны.
– Ищите, ищите, – процедил сквозь зубы майор.
И сунув оптику в карман жилета, возобновил движение…
* * *
За два-три километра до границы начались посадки каких-то странных растений, пробираться через которые временами было трудновато. Полутораметровые кусты с довольно крепкими и упругими стволами были посажены на равном расстоянии друг от друга. А почва под ними представляла собой хорошо пропаханный мягкий грунт, в котором буквально утопала обувь.
– Что за хрень они здесь посадили?! – возмущались бойцы.
– Карликовый дуб, – в шутку предполагал кто-то.
– Сами вы дубовые, – посмеивался всезнающий снайпер. – Самый обычный виноград…
«Черт! Знал бы, что здесь такой грунт и что мы в нем так наследим – повел бы группу в другую сторону!» – чертыхался про себя майор.
Однако менять решение было поздно.
Слева километрах в трех светились огоньки сирийского населенного пункта. Справа светился контрольный пункт с сирийской стороны. А прямо по курсу ярко сиял сотней огней такой же пункт на турецкой территории.
Движение из-за пожара было остановлено, и по всей трассе выстроилась огромная очередь из большегрузных автомобилей. Так что вправо уйти было невозможно. Возвращаться назад тоже не хотелось – там рыскали бойцы подразделения турецких вооруженных сил. Оставался вариант повернуть влево.
Изучая накануне карту, Новиков рассмотрел там реку с рукотворной дамбой и огромным водохранилищем за ней. Вероятно, этой водой и подпитывались здешние виноградники. По берегам водохранилища имелись леса, в которых можно было укрыться до следующей ночи.
«Но как быть с нашими следами? – раздумывал Павел. – Наследили так, что не найти нас будет сложно».
– Привал! – объявил он и остановился. Затем подошел к саперу. – Гена, твоих причиндалов осталось на один взрыв, верно?
– Верно, командир.
– Значит, гранат у нас в избытке?
– Хватает.
– Вот что… Организуй-ка пару растяжек на наших следах и парочку сюрпризов из твоих хитрых штучек, чтобы задержать тех, кто захочет преследовать.
– Думаешь, будут искать?
– А то! Утром наверняка дойдут до виноградников. А тут наших следов – на любой вкус.
– Ладно, сделаю.
– Держи, – подал Новиков пару своих гранат.
Взяв их, Силаев склонился над ранцем и принялся копаться в поисках подходящего материала для растяжек.
Вообще слова «подрывник», «сапер» и «растяжка» в армейской жизни имеют очень тесную связь. Удачно установленная мина на тропе всегда предупредит о подходящем противнике или замедлит преследование. Специально для диверсионных групп изготавливается «пулевая мина». Это, по сути, однозарядный пистолет, врытый в землю со стволом, направленным под углом к поверхности или закрепленный на дереве.
Как известно, противопехотная мина взрывается, если на нее наступить или задеть за тонкую проволоку, оказавшуюся на пути. В результате происходит поражение силой взрыва, если установлена фугаска, либо осколками, если тип мины осколочный.
Но имеется в арсеналах подрывников и одна малоизвестная мина под названием «ПМП». Она не взрывается, а стреляет. И при этом никогда не промахивается, за что и получила прозвище «подземный снайпер». Кстати, мины вообще не знают промахов.
«ПМП» – это мина в законе. Авторы Оттавской конвенции по запрещению противопехотных мин оставили множество лазеек для их использования. Текст Конвенции гласит: «Противопехотная мина означает мину, которая предназначена для взрыва от присутствия, близости или непосредственного воздействия человека и при этом выводит из строя, калечит или убивает одного или нескольких человек».
Тут и кроется лазейка.
Во-первых, никакая мина вообще не может сработать от «присутствия или близости человека», ибо не обладает разумом или сенсорами и, разумеется, не может определить это самое присутствие или близость. Во всех случаях жертва хоть и непреднамеренно, но сама подрывается на мине, воздействуя на ее чувствительные элементы – датчики цели.
А во-вторых, мина «ПМП», согласно Конвенции, таковой вовсе и не является, потому что не взрывается. Она стреляет.
Выглядит она довольно просто. Это шестисантиметровый отрезок трубы, в который вставляется патрон. Сзади приварена рамка с бойком и маленький рычажок для спуска. Патрон заряжается крупной дробью или насеченной картечью. Подойдут и рубленые гвозди. Такая растяжка имеет узконаправленное поражающее действие дальностью метра в три. Этого вполне достаточно, чтобы у преследователей появилось немало раненых солдат, продвижение с которыми далее станет затруднительно.
Берут с собой подрывники и мины нажимной конструкции. А если учесть низкую цену и вес, то такие растяжки или мины в операциях практически незаменимы.
Одну растяжку Геннадий установил, вернувшись метров на сто по следам. Он закрепил гранату между прочными ветвями виноградного куста на высоте семидесяти сантиметров, а леску пустив точно над следами.
Вторую гранату он заглубил в грунт на пять сантиметров. Леска при этом была пущена к горизонтальной виноградной ветви, которую преследователи наверняка потревожат.
Еще двадцать минут ушло на установку двух «ПМП».
– Готово, командир, – доложил Силаев. – Две классические растяжки установлены и замаскированы. Если туркам этого покажется мало, то специально для них имеется «вишенка на торте». Как говорил Буба Касторский в фильме «Неуловимые мстители», «Публика будет визжать и плакать».
– Это мелко сказано. Публика будет неистовствовать, – добавил Павел.
– Кстати, нужно отметить это место на карте, чтобы самим не напороться.
– Здесь мы точно больше не появимся. Ты устал?
– Уже успел отдышаться.
– Отдохни минут пять, и продолжим марш-бросок.
* * *
Продвинувшись еще на три сотни метров, группа наконец выбралась из виноградника на твердую почву. А еще спустя пять минут уперлась в бетонный забор высотой чуть более двух метров.
– Граница, – констатировал снайпер, ощупывая плиты.
Взобравшись на забор, Славка Кудин осмотрел турецкую территорию.
– Справа пограничный пропускной пункт, – озвучивал он, вертя головой. – Грузовики подъезжают к нему один за другим, но дальше границы их, по-моему, не пропускают.
– А что за забором? – интересовался снизу майор.
– Полоса метров пятьдесят нормальной твердой почвы, а дальше такие же виноградники.
«Черт бы побрал это сельское хозяйство! – выругался про себя командир. – И там точно так же наследим. Какой тогда смысл прятаться на той стороне, если первый пограничный патруль заметит утром наши следы? М-да. Как говорит генерал Шестопалов, «Самая несокрушимая преграда для любого хорошего плана – это реальное положение дел…»
Оставался последний вариант, поначалу отвергнутый Новиковым.
– Так, парни, – сказал он, когда старлей спрыгнул с плиты. – Аккуратно идем вдоль забора на запад. Находим укромное местечко километрах в десяти и останавливаемся на длительный привал.
– А дальше? – спросил заместитель.
– Решим на месте. Но следующей ночью мы воздержимся от взрывов и других фееричных акций. Нужно взять паузу, чтобы турки успокоились.
Решение командира понравилось подчиненным, и скоро группа топала вдоль бесконечного бетонного сооружения на запад. Впереди и немного левее горели огоньки маленького сирийского селения. До рассвета оставалось не более двух часов. В мышцах ощущалась усталость, хотелось спать. Павел невольно опять стал вспоминать свою жизнь…
* * *
Это случилось пару лет назад под Новый год. Нового года, как, впрочем, и празднеств по случаю дня рождения, Новиков не любил. Точнее, не понимал той безудержной радости, с которой абсолютное большинство людей ожидало новогоднюю ночь или же собственные именины. «Странно, – рассуждал он, – жизнь любого из нас заключена меж двумя датами, что потом значатся на каменной плите надгробия. Дата рождения и дата смерти. Чему же восторгаться, если каждое из этих торжеств неумолимо приближает вторую?» Хотя… Сухим прагматиком Павел никогда не слыл и философских мыслей никому не озвучивал. Более того, прекрасно осознавал: жизнь в любом случае становится короче с каждым днем, каждым часом и каждой минутой, так что с того? Только и горевать по этому поводу? Можно иногда и расслабиться.
Так вот ехал он как-то в новогоднюю ночь на своей машине. Ехал трагически трезвым и злым. Вдруг на дорогу выбегает сладкая парочка и машет руками.
Тормознул. Чего ж не подвезти, если транспорт уже не ходит?
Парочке нужно недалеко, денег предлагают прилично, хотя Павел цену и не назначал – намеревался помочь бесплатно. Все ж таки праздник на дворе.
Сели на заднее сиденье. Поехали.
Новиков изредка поглядывал в центральное зеркало заднего вида и постоянно встречался взглядом с девушкой. Через некоторое время ему удалось повнимательнее разглядеть попутчицу. Небрежно уложенные крашенные в блонд волосы; большие глаза и впалые щеки. Возможно, он придирался или мыслил стереотипно, но, судя по ее внешнему виду, одежде и тому, как она говорила, складывалось впечатление, что она одна в поле воин против целого мира шовинистов.
Особого значения этой хиромантии с встречающимися взглядами Павел не придавал. Просто надеялся довезти попутчиков без приключений и побыстрее оказаться дома. Там постоять под горячим душем, соорудить ужин и принять на грудь соточку-другую. Вполне приземленные мысли.
Попросили остановить возле высотки длинной многоэтажки на улице Расковой. Сначала вышел мужчина, девушка задержалась, чтобы рассчитаться. Протягивает деньги и шепчет:
– Не уезжай. Я сейчас выйду и дальше поеду.
Павел проглотил эту странность, но остался подождать. Сидит, наблюдает за парочкой.
Мужчина изрядно пошатывался, она поддерживала его под ручку. Дошли до подъезда и скрылись внутри.
Через полминуты девчонка выбежала и прямиком к машине. Запрыгнув на переднее сиденье, скомандовала:
– Погнали.
– Куда?!
– А ты не догадался?
– Нет, – честно признался Новиков, заводя двигатель.
– Сначала купим предохранители. А потом к тебе. Ты ведь не против?..
«Ну а что? Опять приключение. Почему бы и нет?..» – размышлял Павел, выруливая на Ленинградский проспект.
По дороге к нему заехали в большой магазин, затарились выпивкой, фруктами, презервативами. И поехали дальше…
Из квартиры Павла они не выходили трое суток. Такого беспредельного наслаждения он не испытывал в своей жизни ни до, ни после. Это было что-то с чем-то. И, главное, ни к чему не обязывало – ни его, ни ее.
Последнее утро просочилось противным писком китайского будильника. Новиков протянул руку и хлопнул его по голове. Тот заглох. Тогда он разлепил веки и повернул голову.
Подушка рядом пустовала. Над ней болтался тонкий аромат женских духов. Павел зевнул, расчесал пятерней грудь и сел. В голове от резкого подъема потемнело, но сознание успело сфотографировать батарею пустых бутылок из-под шампанского, нашпигованную тонкими бычками пепельницу, два бокала. Все это толпилось на небольшом журнальном столике.
Через секунду к нему вернулась ясность, и с болезненной остротой похмелья он отметил, что в мятые шторы опять упирается холодное январское солнце, а сквозь плотно закрытые окна в квартиру проникают суетливые городские шумы. С трудом оторвавшись от постели, Павел поплелся в ванную комнату.
Пересекая коридор, засек мельтешение за стеклом кухонной двери. Кто-то готовил еду. Он умылся, почистил зубы и вернулся в постель. На часах было десять. Он закрыл глаза.
– Просыпайся, соня!
Новиков вздрогнул. Она стояла возле кровати и улыбалась. Красивая шея, водопад темных волос, холмики грудей и дразнящая нагота, выглядывающая из разреза халата.
– Сколько у нас еще времени? – спросил он.
– Такси приедет в двенадцать. Мне уже пора, – с грустью в голосе сказала она. – Все хорошее рано или поздно заканчивается.
– Успеем?
Вместо ответа она сбросила халат и скользнула в постель…
В одиннадцать оба, тяжело дыша, лежали рядом на смятой постели и хватали ртами воздух.
Отдышавшись, она сказала:
– Все. Нужно собираться. Иначе не успею на поезд.
Она начала одеваться. Павел лежал и смотрел, как ее тело постепенно укрывается слоем модной шелухи, а лицо теряет непосредственность. Эта малознакомая женщина по капле исчезала, уступая свое место кому-то другому.
Когда полностью одетая она разглаживала складки на платье перед зеркалом и обернулась, Павлу показалось, что перед ним стоит эталон. Таких женщин обычно показывают в семейных драмах с хэппи-эндом. Заботливая и волевая жена, несмотря на недостатки мужа и злые повороты судьбы, устраивает счастливую жизнь, при этом не забывая хорошо выглядеть.
Перед расставанием он все-таки расспросил: почему ее так разобрало на спонтанный секс?
Она объяснила. Приехала из дальнего Подмосковья погостить к подруге. Познакомилась с парнем; он пригласил в кафе. Выпили, поговорили, решили поехать в гостиницу и заняться любовью. Но тут появился Павел.
– Ну, уж очень, очень ты похож на друга моего мужа! Такой же могучий, спокойный, волевой. Воплощение мужественности и силы, – завершила она рассказ.
– А что же муж? – по инерции задал он дурацкий вопрос.
– Муж? – усмехнулась она. И философски заметила: – Знаешь, иной раз такой рыцарь повстречается, что лучше уж выйти замуж за его коня…
Через пару минут она попрощалась и упорхнула из его жизни навсегда. А Новиков еще долго не мог прийти в себя. Как такое может происходить?! Поехать трахаться с одним. Кинуть его. Тут же отдаться другому, изменяя мужу и представляя при этом приятеля мужа.
Эта история еще больше упрочила его отрицательное отношение к браку. Честно говоря, после двух осечек с Ириной о серьезных отношениях с женщинами он больше не задумывался. Обходился редкими свиданиями со старыми проверенными подружками. Или такими спонтанными встречами.
* * *
– …Недавно пошел продуктами для семьи затариться, прихватив с собой, как водится, две тысячи, – негромко возмущался снайпер. – Так на половину из того, что обычно покупал, еле хватило!
– И что с того?.. – так же тихо отвечал пулеметчик Горбенко. – Хотели стабильности? Теперь хлебайте ее ситечком.
– Обман. Везде сплошной обман! И если ты со мной не согласен, то тебя тоже обманули.
– А мне недавно довелось постоять в очереди среди наших старичков-пенсионеров. Вот уж кому не позавидуешь. Продукты покупают самые дешевые, экономят на всем. Д-да… не дай бог, эти горемыки получат что-то лишнее – налоговая застрелится в полном составе.
– И все ж таки меня давно теребит вопрос. Вот попал человек во власть, обосновался, упрочился. Он только после становится мудаком или туда изначально берут только мудаков?
Он перечислил фамилии известных всей стране чиновников:
– Кто вообще все эти «русские»? Почему они так нагло рулят нашей страной?
– Истину говоришь. Я бы, кстати, вычеркнул из списка последнего.
– Почему?
– У него хотя бы хватило «совести» нахапать бабла, успокоиться и свалить в закат, прекратив раздражать бывших сограждан. А вот остальным до сих пор мало!
– Да-а… Догнать и перегнать Португалию у тандема не получилось. Зато по отсталости обогнали Зимбабве…
«Старик» Устинов, когда ему не спалось, вечно о чем-то спорил с двадцатидевятилетним парнем из глухой уральской деревни. То о политике, то об экономике, в которой оба почти не соображали. Или о бытовых мелочах.
Очнувшись от своих воспоминаний, Павел лежал с закрытыми глазами и слушал.
– …Да-а, и ничего им не делается. Все хапают, хапают, хапают… И когда наконец нажрутся досыта?
– Как говорил покойный Трахтенберг, деньги не пахнут.
– Может, и не пахнут, только нам от этого не легче, – проворчал Борис Устинов. – Вон давеча огромный ледокол достиг Северного полюса с олимпийским огнем. Неужто не жалко им тратить такие деньжищи на дешевый спектакль? Говорят, что в нашей стране две беды – дураки и дороги. Нет, Анатолий! Беда только одна – дураки. А дороги – чисто следствие.
– Это верно, – не стал возражать пулеметчик. – Вот скажи мне, Боря, кого в нашей стране больше: бедных или богатых?
– Спросил тоже… Бедных, конечно!
– Точно – бедных. А что есть у них из полезного, кроме выслуги лет, диагнозов, облезлых котов и фикусов на подоконниках?
– Ну… либо жилье, либо старенькие «Жигули».
– Верно. Вот тебе и две дойные коровы. За пользование машинкой раскошелься на страховочку, на топливные акцизы и на транспортный налог. Владеешь квартиркой – плати за капремонт и налог на недвижимость. И это не считая космически завышенных тарифов на ЖКХ.
– Короче, нас имеют, вот и все, что мы имеем…
Павлу стало невесело и скучно от этих разговоров. Как сказал Шекспир в восемнадцатом сонете, «нельзя жить в обществе и быть свободным от проблем этого долбаного общества». Так зачем выносить друг другу мозг?
Он посмотрел на часы. Пять вечера. До подъема и ужина еще оставалась уйма времени.
На этот раз группа обосновалась для отдыха в лесистом устье неширокой речки. Ближайший населенный пункт находился далеко – километрах в пяти. Лесок был довольно густой, надежно закрывая бойцов от тех сирийских крестьян, что вышли днем обрабатывать свои виноградники. Ближе других – метрах в пятистах от лесочка – трудился тщательно загорелый дед лет восьмидесяти.
Правда, этот чудесный лесочек они нашли со второго раза. Сначала обосновались в кустах на небольшом холме в пятистах метрах от бетонного забора. Вроде все было нормально: выставили дозор, Павел поговорил с Шестопаловым, связист отправил тому посылочку в виде файла с записью последнего фейерверка, покушали, легли отдыхать.
А в одиннадцать утра Лихачев разбудил:
– Сработали наши растяжки, Паша!
– Откуда знаешь? – проснувшись, вскочил тот.
– Один из дозорных только что доложил. Да не колготись! Там группа турок шла по нашим следам – человек семь-восемь. Половину осколками завалило, другая половина резко повернула обратно.
– Обратно, говоришь?
– Ну да!
– А где гарантия, что они не пошли за подмогой?
Капитан промолчал, так как никто такой гарантии дать не мог.
– Вот и я об этом же, – потянулся за ранцем майор. – Труби сбор, и сматываемся подальше.
В итоге группа переместилась на запад еще километров на пять, пока не вышла на лесистое устье. «Сюда они точно не дойдут, – решил Павел. – Во-первых, далековато. Во-вторых, опасно – здесь уже можно огрести от российской авиации, которая часто появляется в небе».
– …Вылетает мне навстречу чудо-юдо-рыба-хрен. Охранник называется. И именно вылетает, а не выходит! Черная форма, табличка к груди прибита – типа «ФГУП МВД РФ ОХРАНА». Рожа такая, будто дерьма наелся… – рассказывал очередную историю из своей жизни Горбенко. – Вылетел и давай орать: «А ну-ка, ты, свалил в ужасе отседова! Не работает заведение!» Я ему, мол, милейший, там холодно и ветер, да и вообще вы б, прежде чем мне предъявы «тыкать», научились бы вежливости. А то я таких хомячков еще в детстве отлюбил…
– А он чего? – интересовался снайпер.
– Он… Бессонные ночи и кроссворды из пяти слов уже оказали свое разрушительное воздействие на остатки разума этого идиота. С победным кличем «Уха-ади-ина-ах!» он все-таки попытался силой выгнать меня на улицу, и…
В гражданской жизни прапорщик Анатолий Горбенко был очень спокойным и стеснительным гигантопитеком, за что окружающим часто хотелось ему сказать большое человеческое спасибо. Ведь если бы в его характере преобладало буйство, то бед бы он натворил немало. Толя уважал холодную водочку под горячую закусь. То есть человеком был, несомненно, русским. А еще он виртуозно ругался матом, составляя на лету гениальные фигуры речи. Бывают такие люди на Руси, которым нужно вообще запретить разговаривать без мата, поскольку у них это получается воистину изящно. Иногда от его словоформ где-то в сибирской тайге дохли зайцы и осыпался кедр.
Насколько он был крепок здоровьем, легко догадаться по одной истории, произошедшей с ним во время лечения в военном госпитале имени Бурденко. Он до сих пор сохранил об этой «больничке» самые теплые воспоминания, так как прибыл туда на носилках, а покинул вполне здоровым мужиком.
В отдельной палате личный состав спецназовцев подобрался холостой и жизнерадостный. Санитарками в госпитале работали в основном молоденькие девушки, имеющие лимитную московскую прописку и учившиеся в медицинском колледже. Палату, в которую поселился наш израненный герой, в качестве санитарки обслуживала девица редкой красоты и с явными садистскими наклонностями. Она кокетничала со всеми пациентами одновременно, но доступ к телу не дозволяла.
Госпиталь являлся военным учреждением, и в нем соблюдался режим секретности, поэтому никто не знал, когда ему предстоит операция. Соответствующий график висел в ординаторской. Садистка-санитарка подглядывала, кому и когда назначено свидание с хирургом, и в ближайшую после операции ночь обещала отдаться. Будучи девушкой не только красивой, но и честной, она прибывала вечером в день операции в вызывающих нарядах, накрашенной и пахнущей дорогим парфюмом.
После хирургического вмешательства, когда у человека был распорот живот или вскрыта грудная клетка, ему было больно даже кашлять, сморкаться и глубоко дышать. О физических упражнениях на любовном ложе не приходилось и думать. Ослабленные потерей крови военнослужащие очень переживали, клялись в любви до гроба, обещали горы золота и мехов, но… красавица объяснений не принимала; отказ от близости немедля истолковывался недостатком любви, и она расставалась с несчастным навсегда.
И все же опасные игры с сотрудниками элитных подразделений Российской армии не могли продолжаться бесконечно. Однажды на ее зов откликнулся прапорщик Горбенко. Она точно знала, что его операция закончилась два часа назад, и поэтому безбоязненно провела избранника в операционную и позволила себя раздеть, а также положить на операционный стол.
Разошедшиеся швы послеоперационной раны и обильная кровопотеря не помешали истинному спецназовцу выполнить свой солдатский и человеческий долг.
Когда голая, залитая кровью с головы до ног, только что лишившаяся невинности санитарка вбежала в комнату дежурного хирурга и сообщила ему, что ее суженый истекает кровью, у врача с двадцатилетним стажем выпала из руки рюмка с неразбавленным спиртом. В госпитале имени Бурденко такого не случалось со дня его основания.
Совершенно невероятные индивиды живут среди нас. Так что, господи, не жги землю – среди нас есть еще Люди!
* * *
Последние часы отдыха командир с подрывником работали, сидя рядом. Новиков елозил пальцем по карте, а Силанов сооружал из оставшихся компонентов третье взрывное устройство.
– Ну, что, Паша, придумал, куда направимся? – не отвлекаясь от дела, спросил старлей.
– На восток не пойдем, – твердо отвечал тот, что-то помечая карандашом на плотной бумаге. – Турки уже просекли основное направление и наверняка ждут нас у третьей трассы.
– А что же ты предлагаешь?
– Рвануть последний заряд на этой же дороге.
– На второй? – прекратив возиться с проводами, поднял голову Геннадий.
– Именно. Уверен: они не ожидают от нас такой наглости.
– Полагаешь, движение уже восстановлено?
– Восстановлено – видел своими глазами, когда поднимался к дозорным.
– Надеюсь, подрывать будем не в том же месте?
– Нет, конечно. Заложим твою дуру на километр ближе к границе. Или на полтора.
– Отчаянный ты мужик, – качнул головой подрывник. И негромко добавил: – Но фартовый. Поэтому возражать не буду.
– Правильно, потому что возражать бесполезно. Тебе еще долго возиться?
– Почти готово.
Над лесистой поймой сгущались сумерки. Спрятав карту, майор поднялся и принялся будить товарищей. Следовало подкрепиться и, дождавшись темноты, трогаться в путь.
Парни неплохо выспались. От былой усталости не осталось и следа. Ополоснув лица водой из фляжек, они зашуршали упаковками галет…
Спустя полчаса группа покинула уютный лесочек и двинулась на восток, обходя проклятые виноградники. В передовом дозоре шел Новиков, замыкающим – Лихачев.