Я вновь в рендере, шагаю по коридору гостиницы, ведя по стене рукой. Звук шагов, едва слышный из-за мягкого ковра, тихий шорох, с каким мои пальцы скользят по обоям, какой-то ненавязчивый запах, который не могу распознать, – здесь мне нравится все.

Легкое покалывание в кончиках пальцев постепенно усиливается, становясь уже неприятным, затем я чувствую укол, словно наткнувшись на иголку. Вскрикнув, пытаюсь отдернуть руку от стены – но не получается, невидимые иглы впиваются одна за другой, держат крепко, не отпуская, пронзают пальцы насквозь, проникают под ногти, разрастаются внутри меня, причиняя нестерпимую боль…

И вдруг что-то выдергивает меня из этого коридора. Я чувствую прикосновение к своему плечу, вижу тень, нависающую надо мной, и лишь в последний миг успеваю сдержать рефлекторное защитное движение – все хорошо, это Берт. Мой рывок не остается незамеченным, и мальчик хмурится.

– Опять отголоски?

Киваю, оглядываясь по сторонам. Мы в нашей казарме, в общем помещении. Я умудрилась заснуть на диване, даже не дойдя до своей кровати. Берт протягивает мне стакан воды, и я его осушаю до дна.

– Опустошаешь запасы Альмы?

Берт мотает головой:

– Ты все еще под стабом. Он с другими лекарствами не дружит. И в прошлый раз не надо было.

– Откуда про стаб узнал? – спрашиваю я, откидываясь на спинку дивана. Болезненное ощущение в пальцах еще не утихло, и я трясу руками в надежде, что станет легче.

Берт садится рядом. Он смущенно улыбается.

– Я слежу за нашим отрядом. Твой профиль обновили, и я… нашел способ подсмотреть. Но я ничего не взламывал, честно-честно!

У меня нет сил на возмущение, поэтому просто качаю головой, взъерошивая мальчику волосы. И тут меня озаряет:

– А ты помнишь, что именно там написано? – Мика упоминала, что пыталась заглянуть в мой профиль, желая узнать, что со мной, но у нее ничего не вышло.

– Там много всего. – Мальчик хмурится. – Константин написал, что раз ты смогла уйти – значит, его лечение подействовало и все с тобой будет хорошо. Он же не знал, что ты попадешь в Корпус.

О да. Прямиком с больничной койки. Арника так решила – встала и пошла в Корпус, даже не забрав свои вещи с уровня Смотрителей. Солара сегодня дала мне возможность передумать, вернуться к прежней работе – потому что я находилась под действием стаба, когда приняла решение идти в Корпус. Стаб на меня воздействовал и во время собеседования, но Солара сказала, что на самом деле стаб никак не мог повлиять на восприятие меня профайлером.

А вот стаб-конфликт полностью лишил меня контроля над собственными эмоциями.

– Я знаю, что произошло на тренировке, – тихо говорит Берт. – Все уже знают.

Хорошо, что он не видел этого, думаю я. В горле образуется противный комок. Мальчику было бы неприятно видеть меня такой жестокой.

– Это… побочный эффект от стаба. Потому что я пошла в рендер.

Берт качает головой. В его глазах осуждение. Комок у меня в горле увеличивается.

– Не следовало этого делать. Я… знаю, что ты сказала Максу, курсанты рядом с вами услышали твои слова. Ты повторила то, что он сказал мне, когда толкнул в столовой. – Мальчик вздыхает и поднимает на меня грустный взгляд. – Макс для меня не проблема. Он не мешал мне… по-настоящему. Иначе я бы сам с ним разобрался. Не надо было с ним… так.

– Но ведь… – Пытаюсь подобрать слова, но Берт качает головой, продолжая говорить:

– На тебе лишь форма Корпуса, но ты все еще Смотритель. Тебе нужно кого-то оберегать. Ты к этому привыкла. Я захотел дружить с тобой, потому что ты говорила со мной как с взрослым, не так, как другие. Но ты должна понять: мне не нужен Смотритель.

После этих слов у меня внутри что-то обрывается.

– Мне не нужен Смотритель, – настойчиво повторяет Берт. – Мне нужен друг.

Я вижу протянутую ладошку перед собой и такую надежду в его глазах, что, осторожно пожав ему руку, обнимаю Берта. Комок в горле рассасывается, и я чувствую, как что-то внутри меня становится на место. Берт стал важен для меня. Он даже не представляет, как много сделал.

– Только давай договоримся, – бормочет Берт мне в плечо. – Я буду сам заботиться о себе.

– Мы же теперь друзья. Друзья заботятся друг о друге.

Берт выворачивается из объятий и сердито смотрит на меня.

– Тогда и я о тебе заботиться буду.

Он выглядит так забавно, что я уже не сдерживаю улыбку и просто киваю. Потом запоздало интересуюсь:

– Почему ты сейчас не вместе с отрядом? Где они все?

– У меня другая программа, другое расписание. Остальные придут только через два часа. Ты пока что можешь поспать.

Иглы под ногтями вновь напоминают о себе. Я качаю головой:

– Не хочу спать. Отголоски.

– Тебе сейчас нельзя лекарств, совсем-совсем нельзя. – Лицо Берта проясняется. – Но я знаю один способ.

Пока я устраиваюсь удобнее на диване, Берт пытается подтащить к дивану стул, и я хочу уже встать и помочь мальчику, но передумываю, вспомнив, как он отстаивал свою самостоятельность.

– У папы как-то были сильные отголоски, а таблетки тоже нельзя было пить. И мама ему помогла. Она прогнала отголоски. – Берт наконец усаживается на стуле рядом с диваном.

– А где они сейчас? – спрашиваю я, уже начиная задремывать, но печальный вздох мальчика прогоняет дремоту.

– Они ушли в Ожидание. Как только меня взяли в Корпус, они ушли.

Еще одно преимущество Корпуса. После выпуска можно остаться в Корпусе, стать капралом и учить курсантов или же помогать Справедливости. Но есть еще вариант – вернуться в зал Ожидания. Там уже не осталось маленьких детей, последних отправили на Ускорение лет пять назад. Теперь в зале Ожидания находятся курсанты и капралы, которые в стазисе ждут своего часа, ждут мобилизации. В этом что-то есть – они проснутся и пойдут сражаться за наш город, полные сил и боевого духа.

– Скучаешь по ним? – спрашиваю я, хотя прекрасно понимаю, что мальчик скучает, и очень сильно.

– Постоянно, – вздыхает Берт. – Мама и папа… Мама была техником. Мне нравилось то, что она делает, поэтому я тоже стал техником. Они оба были капралами, самый первый набор Корпуса. Поэтому им разрешили не ускорять меня. Мама и папа и сами были Ускоренными, но они все равно боялись, что я могу стать профайлером, и меня заберут в Справедливость.

Та к вот почему Берт не Ускоренный, как все остальные дети из Второго поколения, которых я встречала. Нашим ученым так и не удалось разобраться в технологии Ускорения досконально – и поэтому они до сих пор не могут объяснить, почему примерно для каждого десятого ребенка Ускорение заканчивается приобретением седых волос и эмпатических способностей. Профайлеры – это всего лишь дефект Ускорения, благодаря которому стала возможна Справедливость. Но быть профайлером – значит жить чужими мыслями, чужими жизнями, не имея ничего собственного.

Хорошо, что родители Берта смогли избавить его от Ускорения.

– Закрой глаза, – говорит Берт, и я зажмуриваюсь. Мальчик осторожно гладит меня по плечу. – Сосредоточься на моей руке и слушай мой голос.

Он что-то тихо напевает, простую песенку о котенке, который поранил лапку. В какой-то момент я перестаю различать слова, просто слушаю голосок Берта и ощущаю такую легкость, такое спокойствие…

Но шум, чужие голоса вторгаются в мое спокойствие, разрушая его, рывком возвращая в реальность. Берт выпрямляется на стуле, сонно потирая глаза: он так и задремал, сидя. Неужели прошло уже два часа?

Шум резко обрывается. Стоя на пороге общей комнаты, курсанты смотрят на меня. А я на них. Они не знают, что мне сказать, а я не собираюсь им помогать.

Берт хмурится.

– Перестаньте смотреть на нее так странно. Она не безнадежная.

– Берт, – улыбается Клод, – успокойся. Мы знаем. Все видели, как она опрокинула Макса, а это говорит о многом.

Никопол после этих слов раздраженно вздыхает и уходит на женскую половину казармы.

– Она все еще считает, что тебе у нас не место, – тихо говорит Паула. – Вдобавок Макс ее друг, так что… Вряд ли вы найдете общий язык.

– Не сердись на Нико, – так же тихо добавляет Альма. – Для нас с ней это уже второй круг. Она просто не хочет провалиться.

– Мы и не провалимся, – Паула подмигивает Клоду.

– Соларе стоило поговорить с нами, – слышу я низкий голос Юна. – Она сразу могла сказать, что у тебя был наставник из Корпуса.

– У меня не было наставника. – Я вздыхаю, понимая, что мне предстоит долгое объяснение, но тут меня заслоняет Берт.

– Она в стаб-конфликте, – говорит он, и курсанты тут же умолкают. – Ей нужно поспать. Альма, ты ведь знаешь, как прогонять отголоски. Поможешь ей?

Альма медленно кивает.

Кажется, Солара была права. Отряд принял меня.

Когда действие стаба сходит на нет, мне приходится пройти медосмотр. Девушка с неестественной улыбкой, приклеенной к губам, осматривает меня, спрашивает о самочувствии… Затем она выдает мне планшет, на котором открыт тест с какими-то странными вопросами и не менее странными вариантами ответов. Усмешка держится на моем лице ровно до тех пор, пока я не начинаю догадываться, для чего нужен этот тест. Это оценка моего состояния. У меня был срыв, и теперь Корпусу нужно убедиться, что я в порядке. Они должны быть уверены, что я не вздумаю вдруг передушить во сне свой отряд.

Когда возвращаюсь после медосмотра, я замечаю, что в расписании, которое теперь висит в общей комнате, появилась какая-то странная запись. Нет даже номера учебного зала, указан только уровень, а вместо названия дисциплины – набор букв. Я пытаюсь произнести его вслух, но Альма поправляет меня:

– Кондор. Ударение на первый слог, и… С произношением лучше не ошибаться.

– Кондор, – повторяю я. – Это наставник? – Альма кивает. – А почему здесь только его имя?

Альма как-то странно улыбается и ничего не отвечает. После того как весь отряд собирается вместе, она ведет нас к лифту. Мы долго едем вниз, очень долго – никогда прежде я не опускалась так глубоко – и оказываемся на уровне с тусклым освещением. Альма уверенно ведет нас по узким петляющим коридорам, и вскоре мы входим в неожиданно просторный зал, где у самого входа стоит освещенный стол.

– Запаздываете, – слышится хриплый голос. Его обладатель ступает в пятно света. – Знаете, чего вам будет стоить медлительность в бою?

Полсотни человек – вот и все Нулевое поколение. Полсотни человек – это не так уж и много. Я знаю не все имена, однако в лицо помню многих. Конечно, на уровне Смотрителей представители Нулевого поколения почти не появлялись – но я видела их на праздниках, на общих собраниях, во время казней.

Этот человек прежде мне не встречался. Я бы запомнила.

На вид ему около сорока пяти лет, может, чуть больше. Он из Нулевого поколения – между тем ничто в его внешнем виде не говорит о принадлежности к элите, напротив, он выглядит небрежно. Я едва сдерживаю неуместный смешок, когда понимаю, что у него штаны из той же самой ткани, из какой шьют комбинезоны Смотрителей. Ни капли лоска, присущего Нулевому поколению.

Но цепкий, внимательный взгляд с прищуром, которым он окидывает отряд, никак не сочетается с этой небрежностью, скорее даже неаккуратностью. Кондор оценивает нас, и кажется, он остается доволен увиденным.

– Встаньте вокруг стола, – говорит он, подзывая нас жестом.

Мы выстраиваемся вокруг стола. Коснувшись пальцами столешницы, я с удивлением понимаю, что она сделана из дерева. На столе лежат папки с нашими именами – это профили, наши личные дела. Кондор кивает на папки:

– Вот, знакомлюсь с вами. Любопытный отряд.

А в следующее мгновение я перехватываю руку, выброшенную к моему лицу. Острие карандаша, зажатого в кулаке, застывает в нескольких сантиметрах от моего глаза. С силой оттолкнув руку, я делаю шаг назад. Сердце безумно колотится где-то в горле, а Кондор кивает так, словно ничего не произошло, и делает пометку в папке с моим именем.

– Давно не видел профилей с такими баллами реакции. Не удержался.

А если бы я не успела остановить его?

Пораженно выдыхаю. Не удержался?! Да он мог оставить меня без глаза! Я глубоко вдыхаю, намереваясь высказать ему все, что думаю, но тут до меня доходит, что замах был слишком слабым. Кондор все контролировал. Это открытие постепенно успокаивает бешеный стук моего сердца.

– О, интересно… – бормочет Кондор, перелистывая страницу в моей папке. Его лицо меняется. Он поднимает на меня глаза. – Меня не предупреждали, что будут Несовместимые, – говорит он совсем другим, глухим голосом. И я принимаю его безмолвное извинение. – Есть что-то еще, что я должен знать о вашем отряде? – Он вновь обводит взглядом курсантов.

Все переглядываются.

– Может, вы хотите о чем-то спросить? – интересуется Кондор.

Риц, высокий светлокожий юноша, делает шаг вперед.

– Как к вам обращаться? В расписании не сказано…

Голос его звучит нерешительно. Кондор внимательно смотрит на молодого человека.

– А как обращаются к тебе?

– Курсант Риц. Или… просто Риц, – отвечает он с заминкой.

– Вот и я – Кондор. Просто Кондор, – криво улыбается наставник.

– А ваше звание…

Улыбка исчезает.

– Пытаешься понять, что именно я сделал для Корпуса? – он разводит руками. – Я его создал.

Риц бледнеет. Кондор, вновь улыбнувшись, хлопает его по плечу:

– Порядок, порядок. Дышать не забывай, курсант Риц.

Он складывает папки в стопку и отправляет их в ящик стола. Затем, еще раз пройдясь взглядом по отряду, указывает на Альму.

– Ты. Второй круг, верно? Покажешь им здесь все. – Палец переходит на меня. – Ты остаешься.

Я наблюдаю за тем, как мой отряд скрывается за дверью.

– Послезавтра у вас начнется полноконтактный спарринг, – негромко говорит Кондор, подходя ко мне. – Но эти тренировки не для тебя. Вместо них в дни спаррингов будешь приходить сюда после занятий, на час.

Я думала, что буду тренироваться с остальными. Мне не удается сдержать разочарованного вздоха. Заметив это, Кондор хмурится.

– Ты – Несовместимая. Смирись с тем, что не все методы Корпуса тебе подойдут. Там от спарринга одно только название. Это Совместимые могут избивать друг друга до полусмерти, а потом, всего лишь после пары часов лечения в модулях, вежливо обсуждать свои ошибки и удачные приемы. Тебя же такой спарринг отправит на больничную койку на несколько месяцев.

Что-то не сходится. Максу я всего лишь нос сломала – а его капрал поднял шум чуть ли не на весь Корпус. И при этом я точно знаю, что Макс – Совместимый.

Я уже хочу спросить об этом у Кондора, но тот отрицательно качает головой:

– Все вопросы – послезавтра.

Меня вызвали во время лекции по тактике. Мальчишка, низкорослый рыжий рекрут, появился на пороге аудитории и срывающимся голосом сообщил, что курсанта Арнику ожидают в комнате для собеседований. И вот я иду за рекрутом, гадая, зачем могла кому-то так срочно понадобиться.

У двери, к которой меня подводят, стоит капрал в полном обмундировании. Заметив белую нашивку, я настораживаюсь: это помощник Справедливости. Он внимательно изучает мой жетон, потом отходит в сторону, позволяя пройти. Несколько мгновений, замерев в нерешительности, я стою перед дверью, боясь даже предположить, что меня за ней ждет. Помощник Справедливости кого-то охраняет, и этот кто-то сейчас там, за дверью.

Едва переступаю порог, дверь с резким, неприятным хлопком закрывается у меня за спиной.

– Ну что же вы такое устроили, – в голосе звучит явный упрек. – Столько шуму наделали.

Советник Моро.

Немолодая женщина среднего роста, пухлая и со светлыми вьющимися волосами. Она сидит за столом, положив на стол сцепленные в замок руки, и смотрит на меня с осуждением. Сейчас у Советника по делам силентов недовольное, плаксивое лицо. Нетерпеливым жестом она указывает на стул перед столом.

– Приветствую вас, Советник Моро, – говорю я, усаживаясь напротив нее. – Рада наконец-то увидеться с вами, – последняя фраза звучит несколько язвительно.

Моро взмахивает рукой:

– Вы так настойчиво просили об аудиенции, что я не могла, не могла отказать вам в этом.

– Так вы все-таки читали мои письма? – притворно удивляюсь я.

– Конечно же, – энергично кивает Советник Моро. – Это входит в мои обязанности.

Вот только об аудиенции я перестала просить еще год назад. В последних письмах я просто умоляла дать мне помощника.

– Чем могу помочь вам, Советник? – Мне нужно как можно скорее вернуться на занятия, но разве об этом скажешь представителю Совета?

Моро глубоко вздыхает, качая головой. Выдержав паузу, она говорит:

– Я вас вызвала, чтобы напомнить о долге Смотрителя. Группа ждет вашего возвращения.

Злость приходит так быстро, что на какое-то мгновение мне кажется, что я все еще в стаб-конфликте.

– Я слышала, что к группе приставили трех Смотрителей. – Я стараюсь говорить как можно ровнее.

– Всего лишь временная замена! – Советник смешно всплескивает руками. – Пока вам нездоровилось. Впрочем, если вы захотите – можете оставить одного или даже двоих Смотрителей в качестве своих помощников.

Моро откидывается на спинку стула с довольным видом, на лице ее читается: «Как тебе такое предложение?»

Качаю головой:

– Сожалею, Советник. Теперь я – часть Корпуса.

Следует успокоиться. Профайлер слишком близко.

– Пустые формальности, – улыбаясь, беспечно взмахивает рукой Моро. – Мы в два счета переведем вас обратно.

Она не предлагает мне выбора, Советник уже все решила без моего участия. Мой отказ не входит в ее планы.

Я до боли закусываю губу, пытаясь сдержаться, и, глубоко вдохнув, пробую зайти с другой стороны:

– Боюсь, Советник Моро, недостаточное освещение в этой комнате не позволяет вам рассмотреть эмблему на моем жетоне. Я не рекрут. Я курсант. Я не могу покинуть Корпус просто потому, что мне так хочется, ведь в таком случае я стану дезертиром. Если вы так беспокоитесь о моей группе – назначьте на мое место Дину. Она справится.

Ей не по душе мои слова. Приторная, ненастоящая улыбочка тает, сползает, и появляется другое, незнакомое лицо.

– Это ваша группа. И я требую, чтобы вы вернулись на свое место, – говорит она уже иным, жестким голосом. – Или же слово Советника для вас пустой звук? – В меня упирается тяжелый взгляд.

Моро пытается напугать, но тут я понимаю, что сама она напугана еще больше. Я вижу это, вижу страх, который таится в глубине ее глаз. Ее загнали в угол, и теперь она не знает, как выкрутиться. Кажется, из-за моего ухода из Смотрителей у нее возникли определенные проблемы.

О, Советник Моро, это именно то, что вы заслужили.

И тут я с ужасом сознаю, что мои губы растягиваются в улыбку. Широкую, издевательскую. Я ее прячу – но слишком поздно, Моро уже заметила, и теперь она краснеет от злости, раздувается, чтобы начать…

Дверь хлопает, и я поворачиваюсь на звук.

Дежавю. Подобное уже происходило со мной: комната собеседования и Нестор, в форме командора, замкнутый и отстраненный. Он своим появлением выручает меня: Моро сразу же меняется в лице, встречая Нестора радушной улыбкой, словно желанного гостя.

– Командор, как хорошо, что вы зашли. Вы-то мне и поможете оформить перевод Смотрителя.

– При всем моем уважении, Советник Моро… – Нестор слегка улыбается, уголком рта, словно силент, но я успеваю заметить эту улыбку. Нет у командора никакого уважения к Советнику. – Это невозможно. Корпус не отпустит ее. – На меня обращается пристальный взгляд. – Она – Носитель Знания.