А кстати, что такое Хива? А ничего очень уж этакого. Небольшой, очень красивый городок, прижавшийся к Аму слева, еще несколько городков, вовсе уж маленьких, два десятка деревушек, рыболовство, какие-то ремесла, — и племена. Эрсари, теке, йомуды, еще пара-тройка. Вот они-то и наполняли жизнь дивным блеском. «Туркмены, — вспоминал Николай Гродеков, знавший ситуацию от и до, изнутри и снаружи, — это черное пятно на земном шаре, этот стыд человечества, которое их терпит. Если торговцы неграми поставлены вне законов всех наций, то и туркмены должны быть поставлены в такое же положение. Что бы там ни писали… о жестокостях русских в йомудскую экспедицию 1873 г., во всяком случае, приказ генерала Кауфмана об истреблении йомудов есть, по моему мнению, самый человеколюбивый акт, который когда-либо был издан, ибо он клонится к спасению и благополучию миллионов людей». Допустим даже, что Николай Иванович писал это в 1879-м, когда, по итогам войны с турками, Европа приструняла не в меру вознесшуюся Россию, — то есть в рамках пропагандистских перестрелок, но факт есть факт: смыслом жизни многочисленных племен пустыни был, помимо скучного овцеводства, грабеж.

Грабили страшно. Грабили караваны, приграничные русские поселки, казахские аулы, по несчастью с ними соседствовавшие, и грабили подчистую, в первую очередь целясь на угон пленников. В сравнении с ними кокандские кайсаки, знакомые с какими-то правилами, были разве что лунтиками, — и как раз туркмены были солью хивинской земли, ее хозяевами и господами. Они, — в первую очередь, теке, — ставили и свергали ханов, да и самого хана в Хиве терпели только как арбитра Чингизова рода в постоянно возникающих усобицах, понимая, что без стороннего авторитета просто вырежут друг дружку. Да еще как знамя в борьбе против йомудов, которых боялись все. Но при первой же попытке зажать гайки монарх терял голову (только в XIX веке таких голов случилось две). Да и что могли сделать ханы, если войска, не считая пары сот нукеров, составляли те же туркменские ополчения, а казна наполнялась за счет не налогов даже, а добровольных отчислений с общака? А и не хотели они ничего делать. Тем паче что был тут и положительный аспект. Даже Бухара, мечтавшая стать владыкой региона и всяко копавшая под Коканд, раздражая кайсаков (казахов и киргизов), на Хиву не претендовала. Ходила, конечно, но чисто ради пограбить. Ибо сознавала, что сам-то город взять не проблема, зато потом будет полный геморрой. Победить туркмен было невозможно, — в самом худшем для себя случае они уходили к «тайным колодцам», в глубь Красных Песков, войти куда для непривычного человека означало не выйти, а затем появлялись снова, и это было страшно, потому что пощады люди пустыни не знали: пески, как и тундра для чукчей, диктовали своим детям, что едоков не своего племени должно быть чем меньше, тем лучше.

Излишне говорить, что российской торговле, — вернее, персидскому ее направлению, и сухопутному, и морскому, — Хива мешала. Мешала так, что уже при Петре делались попытки хоть как-то ее урезонить, и кончилось это очень плохо, полным уничтожением немалого отряда князя Александра (Девлет-Киздень-мурзы) Черкасского. Полностью, — не из-за туркмен даже, а из-за дикой погоды, выжить в которой могли только туркмены, — провалился и поход Василия Перовского в 1839-м. А к описываемому периоду «восточно-торговое сословие» Империи уже просто воем выло, умоляя правительство принять меры для «прочного овладения ориенталом Каспия». Как и население «линии». Как и казахи, уже почти научившиеся жить мирно, а потому более беззащитные, нежели в былые годы. А плюс ко всему, в период войны с Бухарой именно в Хиве находили «крышу» всяческие «разбойничьи партии», и выцарапать их оттуда не было никакой возможности. А — второй плюс ко всему — в 1870-м Оренбург получил точные, проверенные данные, что специальный посол из Стамбула, побывав в Хиве, предложил хану Мухаммед-Рахиму и аксакалам «многие виды оружия в дар» в обмен на объявление джихада против России, — на что туркмены, идею джихада хотя и не очень поняли, общий смысл и запах добычи почуяв, дали согласие.

Вот отсюда и жестко «ястребиная» позиция Кауфмана, обычно предпочитавшего арию умеренного «голубя». Вопреки опасениям дипломатов, как всегда, рассуждавших на предмет, что скажет Англия, Константин Петрович еще ранее столичного «да» учредил «красноводскую исследовательскую экспедицию», и полковник Николай Столетов приступил к «натуральным изучениям», по ходу дела закладывая, — нежно, по-сибирски, — «заимки». Типа, ночлежки для усталых географов. Красноводск, например, а потом и еще, и еще. В ответ же на демарш Тегерана, по традиции считавшего, что йомуды — иранские подданные, а их земли — иранские земли, Кауфман ответил, что немедленно закроет проект, если увидит в Красных Песках хотя бы одну персидскую таможню или заставу, и его величество Насриддин Каджар перестал возмущаться. Зато осерчали туркмены. В середине 1870 года в песках погиб отряд полковника Рукина, начались налеты на «заимки», и «натуралисты», подумав, решили идти на Хиву.

Правда, частные войны Империя не поощряла. Столетова отозвали и даже чуть было не отдали под суд, но дело его не пропало даром. «Заимки» строились, а Кауфман давил на самый верх: мол, Лондон Лондоном, но «сохранение на некоторое время спокойствия и мира» возможно только, если хан «обережет» русских купцов, накажет грабителей и перестанет нападать на «верных кайсаков». Чего, по мнению Константина Петровича, «без нашего сильнейшего давления не достичь ни в каком случае». Государь не возражал. Дипломаты пахали, как кони, и к началу 1873 года островитяне получили ряд уступок: горный Памир признавался афганским, а сферы влияния разделялись по Пянджу и Амударье. Что же до Хивы, то посол Петр Шувалов заверил Вдову, что «ни при каких обстоятельствах Хива не станет российским владением». Ни словом однако не помянув (а откуда дипломату знать?) о том, что старт Большого Хивинского похода назначен на начало марта.