Семь ночей звездопада прошли, а я все еще была жива. Я провела во дворце Ло-Мелхиина почти три недели. Теперь мало кто из слуг отводил взгляд, если я окликала их, но они всегда избегали смотреть мне в глаза подолгу. Поскольку это подобало положению королевы, я запретила себе тревожиться об этом. Каждый день я скучала по сестре – потому что она была моей сестрой, а еще потому, что, хоть я и могла беседовать с женщинами в мастерской или с садовниками, никто из них не был мне другом. Фирха Камнедара я не видела с той самой ночи, когда начался звездопад. Служанка, приносившая мне чай, рассказала, что его послали в патруль. Не сумела я найти и львицу, которую он высек из камня. Где бы ни спрятал ее Ло-Мелхиин, спрятана она была надежно.

Утром восемнадцатого дня я отправилась на поиски Соката Ясноокого. Во время звездопада я не искала встречи с ним. Каждую ночь он проводил на стене, глядя в небо вместе с другими Скептиками и Жрецами и дискутируя с ними. Ло-Мелхиин зачем-то сказал мне об этом, но не приглашал меня присоединиться к ним. Мне не нравилось видеться с Ло-Мелхиином и в своей спальне, где я могла видеть его лицо при свете ламп. А видеться с ним в темноте мне нравилось еще меньше.

Вместо этого дни, пока шел звездопад, я посвятила исследованию всех садов касра, куда мне удавалось попасть. Когда мы шли по стене с матерью Ло-Мелхиина, я успела разглядеть, что та часть касра, где я жила, была на самом деле очень мала и изолирована от остальных. Я не знала точно, сколько еще мне осталось жить во дворце, но решила изучить его. К тому же, мне было скучно.

Никто не пытался помешать моим прогулкам, поэтому в то утро, когда я отправилась на поиски Соката Ясноокого, я не ожидала, что меня остановят. На пути мне попадались те же служанки и слуги, что и всегда. Они кланялись, когда я проходила мимо, и отходили в сторону, пропуская меня, если мы встречались в узких коридорах. Я старалась избегать этого: мне было неловко видеть, как они уступают мне дорогу, особенно если они несли что-то тяжелое, – но я понимала, что они не перестанут, если я попрошу. Да, теперь они не избегали смотреть на меня, решив, что я могу и выжить. Но по той же причине они стали обращаться со мной, как с королевой. Если небольшая неловкость была ценой моей жизни, я готова была с этим смириться. Гораздо сложнее было смириться с одиночеством, но я старалась как могла.

Я пересекла сад, где стояла статуя матери Ло-Мелхиина, и зашла в небольшое помещение, которым пользовались служанки, приносившие ламповое масло из подвалов касра. Я немало узнала о жизни касра, тихонько следуя за ними по пятам и слушая их разговоры. Они заходили в большинство комнат и садов, ежедневно наполняя лампы и подрезая фитили, чтобы к вечеру лампы были готовы отразить наступавшую темноту. Это напоминало мне, как мы с сестрой ходили за козами в поисках нового пастбища: мы не всегда знали, куда идти, но козы знали и вели за собой нас, а заодно и овец, которые не отличались подобной мудростью.

Я пока довольствовалась ролью овцы, следуя за служанками, когда они были слишком заняты, чтобы заметить меня, а если вдруг они замечали, притворялась, что внимательно разглядываю какой-нибудь гобелен или статую. Так я изучила все помещения поблизости от своих покоев, а из подслушанных разговоров узнала, кто где бывает в какое время дня.

Со слов служанок я теперь знала, что менять масло в мастерских Скептиков лучше всего по утрам. Каждый день они выходили на улицу, чтобы посмотреть на восход солнца и позавтракать, и часто часами не возвращались в помещение, особенно если обсуждали нечто, казавшееся им особенно важным. Говоря это, служанки смеялись. Скептики приносили много пользы – они подарили нам водяные часы и научили писать на бумаге, но подчас они сами загоняли себя в дебри и, подобно нашему барану, пытались прорваться сквозь них напролом, вместо того чтобы просто уйти тем же путем, каким пришли.

Я знала, что по утрам Скептики бывают на восточной стене. Она была не самой высокой, но все же достаточно, чтобы увидеть восход, и на ней был довольно вместительный балкон – правда, не такой просторный, как тот, с которого мы наблюдали за звездами, но с навесом, чтобы солнце не выжгло все мысли раньше, чем Скептики их додумают. Сокат Ясноокий не всегда ходил туда с остальными. По словам служанок, он уставал от болтовни и предпочитал оставаться наедине со своими мыслями, пока день не разгорится в полную силу. Он отправлялся в одиночестве на южную стену, откуда открывался не столь великолепный вид, но где можно было рассчитывать на тишину.

Я поднималась по ступеням как можно тише, не желая потревожить его мысли. Мне всегда было легко разговаривать с матерью и матерью моей сестры, даже когда они облачались в свои жреческие одежды. Но говорить со Жрецом и тем более со Скептиком мне еще не доводилось никогда, и я смущалась, как если бы мне предстояло обратиться к нашему отцу. Я сделала глубокий вдох, прежде чем ступить на узкий проход на вершине стены, а затем встала рядом с Сокатом, дыша как можно тише, пока солнце выползало из-за горизонта, начиная свой ежедневный путь по небу.

– Знаете ли, – обратился ко мне Сокат Ясноокий спустя какое-то время, – я думаю, что мир круглый. И я полагаю, что мы ближе к его боку, нежели к вершине.

Я никогда не задумывалась о том, какой формы мир. Долгое время моим миром были шатры нашего отца. Стада нашего отца. Моя сестра.

– Почему? – спросила я. Я не хотела досаждать ему расспросами, но мне показалось, что он этого ждет.

– Я наблюдал за тенями с этого места многие годы, – сказал он. – Видите, какие они длинные?

Я посмотрела на каменные плиты у его ног. Тени растянулись на два целых камня от стены, но еще дальше на камнях я увидела несколько засечек, а еще несколько – чуть ближе к нам.

– Вижу, – ответила я.

– Они почти не двигаются, – пояснил он, показывая на засечки. – Вот здесь они бывают в самый длинный день, а здесь – в самую длинную ночь.

Расстояние от одной отметки до другой я могла бы покрыть, расставив пальцы обеих рук. Недалекий путь, особенно для чего-то столь огромного, как солнце. Я высказала это Скептику.

– Если бы мы были ближе к вершине мира, расстояние было бы больше, – сказал он мне. – Возможно, на самой вершине мира бывают дни совсем без солнца.

Я посмотрела на отметки на полу и вспомнила, как мы показывали тени животных на стенах шатра.

– Нельзя ли это проверить? – спросила я. – Я имею в виду, досточтимый Скептик, если взять шар и лампу, нельзя ли проверить, верна ли ваша мысль?

Тут он рассмеялся и подмигнул мне.

– Можно, – сказал он. – Более того, я уже пробовал. Но не говорите об этом другим Скептикам, они сочтут это кощунством. Они бы предпочли спорить об этом бесконечно.

– Но как же тогда они узнают ответ? – спросила я.

– Они уже знают, – ответил он. – Более или менее. Но в споре рождается десяток других вопросов.

– Тогда, полагаю, оно того стоит, – заметила я. Не удивительно, что он приходит сюда, избегая болтовни. Я бы тоже предпочла знать, а не рассуждать.

Он повернулся ко мне и поклонился, а я поклонилась в ответ, забыв, кто я для него.

– Моя королева, – обратился он ко мне. – Была ли у вас какая-то особая причина искать встречи со мной?

– Была, – ответила я. – У меня есть вопросы о божествах.

– Это вопросы для Жрецов, – возразил он.

– Возможно, – согласилась я. – Но я решила сперва задать их Скептику.

– Что ж, я заинтригован, – сказал он. – Уйдем с солнца.

Мы спустились по лестнице в сад. Там был фонтан, как и в саду у моих покоев. В углу тихо журчала вода, а по стенам взбирались ползучие растения. Под навесом лежали две подушки и стоял поднос с маслами и лепешками. Кто-то, следивший за мной от моей спальни, накрыл завтрак для нас обоих. Поскольку при виде подноса в животе у меня заурчало, я мысленно поблагодарила этого неведомого человека.

– Я постараюсь по мере своих сил ответить на ваши вопросы, – сказал Сокат Ясноокий. – В обмен я хотел бы услышать какую-нибудь историю о вашей деревне.

– Это справедливо, – сказала я и задумалась, какую бы историю ему рассказать. – Но я сомневаюсь, что у нас найдется для вас великая мудрость.

– Мудрость – это приманка для молодых, – сказал он. – Они ищут ее, думая, что смогут найти. Вы молоды, и к тому же женщина, а все-таки оказались достаточно умны, чтобы найти меня здесь сегодня. Подобной мудростью могут похвастаться не многие из моих учеников.

Он сел и взял маслину из пиалы. Он положил ее в рот, пока я усаживалась рядом, а потом плюнул косточкой через весь сад. Я, не удержавшись, рассмеялась.

– Разве это расстояние, – посетовал он. – Когда я был молод, я мог переплюнуть и через стену.

Я поняла, что он шутит, но прошло уже столько времени с тех пор, как кто-нибудь говорил мне что-то столь же беспечное! Тут я поймала себя на том, что времени прошло не так уж много. Всего лишь столько, сколько я пробыла в касре, а это время я все еще могла сосчитать по дням.

Я тоже взяла маслину и выдавила из нее косточку ногтем, как меня учили. Сокат Ясноокий посмотрел на меня почти с разочарованием, поэтому, съев маслину, я положила косточку в рот и плюнула изо всей силы. Косточка едва долетела до края подушки, и Скептик снова рассмеялся.

– Вы освоите этот трюк, если потренируетесь, – сказал он мне. – Жизнь слишком коротка, чтобы вынимать косточки из маслин: плеваться намного веселее.

Он сказал это дружелюбным тоном, но я заметила в его глазах печаль. Он был старше нашего отца, а мне повезет, если я доживу хотя бы до завтра. Я взяла еще одну маслину, на этот раз завернув ее в лепешку. Она комом встала у меня в горле, но я заставила себя проглотить, а потом выплюнула косточку.

Она улетела не дальше первой, но я, кажется, поняла, почему: это было как-то связано с положением языка.

– Ну а теперь, – сказал Сокат Ясноокий, – задавайте свои вопросы. Посмотрим, сумеем ли мы найти ответы.