18

Холодным и ясным субботним утром в начале ноября профессор Мейнуоринг и мисс Кловис стояли у окна малой гостиной загородного дома профессора, глядя, как по подъездной дорожке шагают кандидаты на гранты фонда Форсайта.

– Так, так, первое препятствие они преодолели, – возвестил профессор Мейнуоринг, улыбаясь и подергивая себя за бороду.

– И какое же? – спросила мисс Кловис, стараясь вспомнить, имелся ли на подъездной дорожке скаковой барьер на дороге или свирепые псы у ворот.

– Приехали на поезде, на который я велел им сесть, – не то хмыкнул, не то хохотнул он.

– Тоже мне трудность. Не великого ума дело – суметь попасть на поезд.

– Да, но там была одна загвоздка. Только передние вагоны идут сюда. А задние – совсем в другом направлении! – Фразу он закончил на самой высокой ноте и удовлетворенно потер руки. – Я намеренно упустил сообщить эту информацию.

– Тогда, наверное, им сказал контролер, когда пробивал билеты.

– Вы так думаете? – В голосе профессора слышалось разочарование. – Но я знавал многих, в том числе и антропологов, кто садился не туда.

Подъездная дорожка была прямой и длинной, поэтому всех четверых кандидатов – Марка с Дигби и двух молодых женщин, Примроуз Катбаш и Ванессу Ивс, – видно было издалека.

Профессор Мейнуоринг глянул на старинные французские часы на каминной полке.

– Похоже, они шли пешком от станции да еще с багажом, а это почти миля. Как мало они с собой взяли, – прокомментировал он. – Дамы сами несут свои сумки – это хороший знак. Мне бы не хотелось предлагать исследовательский грант девушке, которая ожидает, что мужчина возьмет на себя ее ношу. В дни моей молодости, конечно, было иначе, теперь же все так переменилось. Я не удивился бы, если бы дамы несли багаж молодых людей. Вижу, они в плащах. – Сделав несколько шагов, он постучал по небольшому барометру. – Пожалуй, они проявили благоразумие. Может пойти дождь, и они подготовились.

– У них нет пальто, поэтому они в плащах, – резко возразила мисс Кловис, подумав, что Феликс сегодня утром явно в утомительно болтливом настроении, как с ним иногда случалось.

На дворе достаточно холодно, чтобы надеть пальто, может, дело в том, что оно им не по карману. Еще она, кажется, заметила на Дигби Фоксе что-то вроде связанных вручную варежек, и это зрелище выбило ее из колеи, так жалко он смотрелся.

– Этот уикенд они не забудут, – объявил профессор. – Думаю, для начала по бокалу хереса, а потом ленч. Генри, разумеется, позовет. Толику церемоний они должны оценить.

– Мы уже почти пришли, – сказал Марк. – Вон Эстер и Феликс смотрят на нас из окна.

– Правда дом выглядит романтично? – обратилась к спутникам Ванесса. – Благородное строение, вот сейчас такое выражение оправданно.

– Слишком большой для одного человека, – откликнулась Примроуз. – Тут можно было бы устроить школу или дом для матерей-одиночек.

– Ну и мысли у тебя, дорогуша, – хихикнул Марк.

– А по-моему, дом просто уродливый, – без обиняков сказал Дигби. – Все эти красные готические башенки и окна-бойницы, или как они там называются.

Он жалел, что Дейдре с ними не поехала, но она пока была слишком молода, чтобы подавать заявку на научный грант. За несколько недель с отъезда Тома он виделся с ней настолько часто, насколько считал политичным, догадавшись, что как раз сейчас избыток его общества она не оценит. Иногда он наблюдал за ней издали: например, как она сидит в столовой колледжа, как читает письмо в голубом конверте авиапочты, которое могло быть только от Тома. Иногда письмо выглядело так, словно вот-вот развалится по местам сгиба, и это наводило его на мысль, что она снова и снова читает одно и то же письмо, и он спрашивал себя, может, Том пишет ей не так часто, как следовало бы. Ему очень хотелось спросить и утешить ее или даже побежать в Африку с плеткой, если потребуется. Он пребывал на сложной стадии влюбленности, которая как будто состояла исключительно из терпеливого ожидания, впрочем, по складу характера он переносил ее лучше многих.

– Нам следует позвонить? – прямо спросила Примроуз. – Или нам со всех ног побегут навстречу?

– Наверное, надо вот за это дернуть, – сказал Марк. – Смотрите, это голова монаха, и надо потянуть за язык.

– Что за нелепая идея! – воскликнула Ванесса. – Интересно, милый старый Феликс самого себя подразумевал? Нет, наверное, дом гораздо его старше. Ну и громкий же звон. Интересно, кто придет…

Дверь отворилась, и на пороге появился лакей, – он как будто еще не накопил прожитых лет и не преисполнился чувства собственной значимости, чтобы называться дворецким.

– Доброе утро. Будьте добры сообщить своему хозяину, что пришли кандидаты на грант фонда Форсайта? – тоном гранд-дамы произнесла Ванесса.

– Профессор в малой гостиной, – ответил лакей. – Не соизволите ли подождать.

Они стояли, оглядывая холл со все теми же монашескими мотивами, и головы монахов обнаруживались в самых неожиданных местах, например, на сонетках колокольчиков или на ручках дверей с готической резьбой.

– Нам надо считать, что они чем-то значимы? – пробормотал Марк. – Интересно, могут они быть знаком того, какого гостеприимства нам следует ожидать?

– А, так вы приехали. – В дверях, потирая руки, появился профессор Мейнуоринг. – Генри отнесет багаж в ваши комнаты, которые вы увидите после ленча. Гардеробная вот здесь, без сомнения, вам захочется освежиться после долгого пути.

Марк и Дигби, не имевшие привычки мыть руки чаще, чем считали абсолютно необходимым, что бывало нечасто, и не нуждавшиеся в гардеробной по иной причине, предложение отклонили, зато девушки им воспользовались.

– Позволим дамам почистить перышки, так, думаю, сейчас говорят, – хмыкнул профессор. – Полагаю, они сами найдут дорогу в малую гостиную, чтобы присоединиться к нам за бокалом шерри. Надеюсь, наш смех укажет им путь на случай, если у них возникнут сомнения.

Марк и Дигби последовали за ним, пожимая плечами и многозначительно стуча себя по лбу. Проф явно был сегодня в том настроении, которое они про себя называли маразматическим.

– Доброе утро, – приветствовала их, вставая с кресла у камина, мисс Кловис. – Входите же и обогрейтесь. Вы, наверное, замерзли с дороги.

Взгляда на руки Дигби ей хватило, чтобы понять: несмотря на вязаные варежки, они красные от холода, точно обморожены.

– Так, так… И что же Генри счел уместным нам принести? – размышлял вслух профессор Мейнуоринг, удаляясь к приставному столику и поднимая различные графины. Ни дать ни взять жрец у алтаря, бесстрастно подумал Марк. – «Тио Пепе»… Вам он не покажется слишком сухим? Или амонтильядо? Ах да, имбирное вино, безалкогольный ликер, весьма согревающе, полагаю, для жизненно важных органов.

– Я бы предпочел «Тио Пепе», – храбро сказал Марк. – Люблю сухой шерри.

– А мне амонтильядо, пожалуйста, – попросил Дигби, думая, что надо бы чем-нибудь выделиться.

Насколько он мог понять, никаких подсказок относительно правильного выбора не предвиделось. Происходящее напоминало тесты-вопросники, которые иногда придумывала для своих журналов Кэтрин, где получаешь за ответы баллы, и общая сумма набранных указывает, за мужчину какого типа вам следует выйти замуж, или действительно ли вы хорошо ухожены, или хорошая ли из вас получится жена.

Ему, правда, пришло в голову, что следовало бы выбрать имбирное вино, как Примроуз, которая не любила спиртного. Ванесса повела себя очень женственно и нерешительно и в итоге предложила профессору выбрать за нее, что как будто пришлось ему очень по нраву. Но Дигби казалось, что от них с Марком ждут чего-то другого.

– Мы с мисс Кловис пили… э… – Внимательно посмотрев на свой бокал, профессор удивленно закончил: – Джин. Уже и забыл, почему мы так решили.

– Я не слишком люблю херес, – бесцеремонно откликнулась мисс Кловис.

– Ах да, поэтому. Вы предпочитаете усладу тихих домохозяек. – Он со вкусом рассмеялся, и молодые люди с толикой сомнения к нему присоединились: им казалось не совсем правильным шутить насчет мисс Кловис.

В этот момент раздались гулкие удары гонга, и на пороге появился Генри.

– Ленч подан, – торжественно возвестил он.

– Обойдемся без церемоний, незачем составлять пары, – объявил профессор Мейнуоринг. – Пожалуй, мы с мисс Кловис проложим путь просто потому, что знаем, куда идти.

Дигби едва не поперхнулся последним глотком хереса. Марк сердечно бухнул его по спине, что не улучшило положения.

Столовая была обита темно-алыми обоями. По стенам висели картины маслом, которые выглядели так, будто могли иметь немалую ценность, главным образом потому, что были такими темными и старыми с виду. С толикой вероятности можно было предположить, что это натюрморты с мертвыми фазанами, зайцами, омарами и прочими ингредиентами будущих блюд. Стол был накрыт тяжелой скатертью двойного белого дамаста, искрились начищенное столовое серебро и хрустальные бокалы. В центре возвышалась большая эдвардианская ваза, полная фруктов не по сезону.

– Интересно, чем нас побалует сегодня миссис Баш, – сказал уверенно профессор Мейнуоринг. – Ага, суп, славное начало. И, вижу, подавать нам будет Барбара. Она так добра, что приходит из деревни, когда у меня гости.

Высокая неуклюжая девица с красными руками начала предлагать всем суп.

– У моей матери была горничная по имени Барбара, – задумчиво произнес профессор.

Над столом повисло вежливое выжидательное молчание.

– У нее была песенка про иву, – продолжал он, возможно, удивительно не к месту, но Марк сумел уловить аллюзию, хотя и не понимал, что ему полагается с ней делать.

– «Отелло», – пробормотал он.

Генри внес и поставил на буфет оленью вырезку.

– В годы последней войны, – продолжал профессор, – у нас в деревне квартировали американские солдаты.

Барбара прикрыла рот ладонью, сдерживая смешок.

– М-да, пожалуй, лучше тут эту историю не продолжать, – с сожалением прервался он. – Итак, у нас есть все, что нужно?

К оленине подали жареный картофель и брюссельскую капусту, а еще желе из красной смородины и густую темную подливу со вкусом портвейна.

«Давайте уже браться за еду, хватит болтать», – в отчаянии думал Дигби. Утром они с Марком не нашли на кухне практически ничего съестного, и голод давал о себе знать.

– Интересно, что вы скажете про это вино? – доброжелательно спросил профессор Мейнуоринг, обращаясь ко всем четверым, когда Генри стал обходить стол с бутылкой. – Мне бы хотелось знать ваше мнение.

«Ну да, как же», – подумал Марк, хотя сарказма в голосе старика как будто не чувствовалось.

– Очень полнотелое, – пробормотал он вслух.

Дигби не рискнул высказать мнение, а Ванесса сказала, что на вкус оно как запах ладана.

– Так вы католичка, мисс Ивс? – проницательно спросила мисс Кловис.

– О нет, я вообще не верующая, но обожаю католические церкви, а вы? – Ванесса повернула головку в сторону профессора Мейнуоринга, так что игриво качнулись длинные малахитовые серьги.

– В опросном листе к заявке на грант не было пунктов о религиозных воззрениях кандидатов, – задумчиво ответил тот. – Возможно, ответы получились бы интересные. Вероятно, ошибкой было сосредоточиться только на академических успехах. В годы моей молодости было несколько иначе. Требовалась смелость, позвольте сказать, возможно, не великая, но тем не менее смелость, чтобы объявить себя рационалистом. А теперь как будто более мужественно быть баптистом или методистом. Есть что-то модное в католичестве римского и англиканского толка, как во-вашему?

– Служба в «высокой» церкви интереснее, – внес свою лепту Дигби. – И ритуалы более живописны.

– Вы верите в целибат для духовенства? – внезапно выстрелила мисс Кловис.

– Не знаю. Боюсь, я никогда об этом не думал, – ответил Дигби.

– Ну а как насчет целибата антрополога в экспедиции?

– О, разумеется, мужчине там нужна спутница, – с чувством сказал Дигби.

– Женщина может быть таким большим подспорьем в его работе, – нежно проворковала Ванесса. – В конце концов, всем мужчинам нужна любовь.

Взгляд томных глаз словно бы относился и к профессору, а не только к Марку и Дигби.

– Так вы не считаете антрополога столь же сдержанным, как священник? – продолжала мисс Кловис.

Молодые люди замешкались с ответом, поскольку, хотя и считали, что, будучи антропологами, стоят выше обычных людей, в том числе и священников, никак не собирались отказываться от удовольствий, которым предаются существа низшего порядка.

– В конце концов, без кое-чего мужчине не обойтись, – сказал Марк, имитируя акцент своего американского коллеги Брэндона Дж. Пербрайта.

– На мой взгляд, это заблуждение, – объявил профессор Мейнуоринг. – Подобно тому, что в тропиках следует пить больше алкоголя, а это целиком и полностью ошибочно. На самом деле чем меньше там пьете, тем лучше себя чувствуете.

Молодых людей его тирада повергла в унылое молчание. Лишенная любви и выпивки работа в экспедиции казалась уже совсем не такой притягательной.

– Не думаю, что антропологам следует жениться. Могут возникнуть осложнения, дети, например, и все такое, – сказала, чуть покраснев, Примроуз.

– Разумеется, все великие люди всегда были в том или ином смысле преданы своему служению, – задумчиво продолжал профессор и перечислил имена одного-двух, которые были таковыми, и еще больше тех, которые, по его мнению, таковыми не являлись и чьи имена было бы возмутительно здесь упоминать.

– Я всегда думала, что мистер Моллоу на свой лад очень предан своей работе, – заявила мисс Кловис. – У него как раз вид ревностного служителя. Я очень опасалась, что он женится на мисс Свон, но, насколько я понимаю, из этого ничего не вышло. Разумеется, я всецело за то, чтобы соединять сердца, но там, где это может послужить на благо антропологии, а в данном случае девочка, на мой взгляд, слишком уж юна.

– Фанатичный огонь горит в его глазах, когда он говорит о роли брата матери, – вставил Марк, который уже был чуточку подшофе.

На стол поставили открытый яблочный пирог и блюдо с пирожными.

– Иными словами, мы – существа скорее честолюбивые, нежели ревностные, да? – как будто подвел итог профессор. – Помните строку из «Опыта о человеке» Поупа? – И сам же процитировал: – «…почти как ангел…». Конечно, дальнейшие его доводы не совсем тут уместны и слишком пространны, чтобы сейчас в них вдаваться, хотя, уверен, у нас получилась бы очень интересная и плодотворная дискуссия. Так каковы ваши планы работы в экспедиции в случае, если вы получите грант? – спросил он вдруг деловито. – Пойдем по кругу? Мисс Ивс?

К тому времени кандидаты уже основательно размякли от еды и выпивки, так что сумели развить и даже приукрасить заготовленные скудные наброски. Выходило, что каждый собирается принести какому-нибудь примитивному племени такую огромную пользу, что трудно будет решить, кому грант не давать. Будут раскрыты таинства секретных обществ, что позволит залечить старые обиды и раны и упростить задачу перегруженных работой колониальных чиновников; примитивные методы сельского хозяйства после тщательного изучения местных социальных систем и правил землепользования подвергнутся революционным преобразованиям, и пустыня расцветет, как роза; положение женщины улучшится несказанно, и она сможет занять свое место как равный мужчине гражданин на благо всем. И наконец, отчеты и статьи потекут рекой во славу чистого знания и для преумножения объемов научных журналов.

Профессор Мейнуоринг слушал внимательно, но Дигби, которому выпало говорить последним, показалось, что старик начинает понемногу засыпать. Один раз его глаза даже как будто закрылись, а голова грозила свеситься на грудь.

– Полагаю, кофе будем пить в курительной? – пронзительным голосом спросила мисс Кловис, поскольку Генри топтался возле стола в ожидании распоряжений.

– Что-что? Кофе? – Серебряная борода вздернулась. – Разумеется, как хотите. Я ненадолго удалюсь в кабинет.

– Он немного вздремнет, – уверенно сказала мисс Колвис, разливая кофе по чашкам и проливая при этом сколько-то на блюдца. – Полагаю, вам захочется осмотреть сад? Мне еще нужно кое-что сделать, поэтому я с вами не пойду.

– Как по-вашему, тот лакей над нами насмехался? – спросил Дигби, пока они гуляли вокруг декоративного прудика. – И что он сделал с нашим багажом? Очень надеюсь, что никто его за нас не распаковывал. Кажется, так было заведено в некоторых домах до войны.

– Очень на это надеюсь, – хихикнула Ванесса. – Догадываюсь, в какую газету Примроуз завернула тапочки!

– Для упаковки нет ничего лучше «Таймс», – серьезно заметил Марк. – Листы у нее побольше и попрочнее. Наверное, в этом даже есть своя мораль.

– Все эти разговоры про целибат вас, мальчики, явно выбили из колеи, – сказала Ванесса. – Странно, правда, что Феликс так и не женился, а ведь он до сих пор привлекателен. Интересно, я смогла бы сделать его счастливым? У нас каких-то пятьдесят лет разницы, даже меньше.

– Только представьте себе заголовки! – хохотнул Марк. – Семьдесят повенчаны с двадцатью.

– Как по-твоему, Кловис на него нацелилась? – спросил Дигби. – Или даже старая Минни Форсайт?

Они некоторое время обсуждали на довольно фривольный и неуместный манер брачные перспективы профессора, а потом, поскольку приближалось время, когда можно было надеяться на чай, и похолодало, так что гулять стало нерадостно, вернулись в дом. Мисс Кловис они застали в малой гостиной. Профессор Мейнуоринг, по всей видимости, еще «отдыхал». Принесли чай, и мисс Кловис, не привыкшая обращаться с причиндалами изысканного чаепития, попросила разлить молодых женщин. Однако в итоге как раз Дигби, неторопливый, но методичный, сумел преодолеть затруднения в виде серебряного заварочного чайника и чайника для кипятка на спиртовке.

– К обеду можете не переодеваться, – сказала мисс Кловис. – Впрочем, я сомневаюсь, что вы привезли с собой вечерние туалеты, – добавила она, вспомнив скудость их багажа.

– У меня есть чистая рубашка, – шутливо отозвался Марк, – но, может, нет необходимости ее надевать? Как по-вашему, профессор Мейнуоринг такого ожидает?

– О нет, он примет вас такими, какие вы есть, – довольно туманно ответила мисс Кловис. – В любом случае столовая не слишком хорошо освещена. – И, собираясь уходить, сказала с ноткой веселья: – Через часок увидимся!

Обед был таким же замысловатым, как и ленч, и кандидаты подозревали, что блюда и напитки являются частью испытания, которому их подвергают. По окончании обеда все перешли пить кофе в парадную гостиную, которую молодые люди еще не видели. Это была комната благородных пропорций, где по стенам тоже висели картины маслом, которые из-за плотной буроватой коричневатой текстуры казались – как и те, что встретили их в столовой, – ценными. Несколько как будто были портретами, предположительно предков профессора, хотя никакого прямого сходства различить было невозможно.

Одна была особенно интересной и как будто имела прямое отношение к искусству или науке антропологии. На ней джентльмену в костюме восемнадцатого столетия прислуживал негр в тюрбане. Мужчина держал в руках череп и задумчиво взирал на него. На мрачном, нечетком фоне сидели, прислонясь к покосившейся колонне, две или три неясные фигуры – людей или, может, обезьян.

– Какая восхитительно романтическая картина! – воскликнула Ванесса, принимая перед ней не менее романтичную позу. – Так и хочется в ней оказаться!

– Сомневаюсь, дорогая, что вам и впрямь это понравилось бы, – добродушно изрек профессор Мейнуоринг. – Изображенный на картине Роберт Уайверн Мейнуоринг был подвержен приступам глубокой меланхолии, – как вы помните, в конце восемнадцатого века это был модный культ, – и, боюсь, в общении был не самым приятным человеком. Кто сейчас читает великих поэтов того времени, Уортона, Блейра и Янга? – внезапно выстрелил он.

– Боюсь, у нас нет времени читать стихи, – с толикой вызова ответил Дигби.

– Какая жалость, но, полагаю, таковы времена. Вижу, вы рассматриваете мои книги, – добавил профессор, обращаясь к Марку.

– Труды по антропологии, наверное, у вас в кабинете?

– Труды по антропологии? – хмыкнул профессор. – В этом доме вы таких не найдете. Я все передал в дар Исследовательскому центру Форсайта.

– Но ведь… – Дигби был слишком шокирован, чтобы закончить фразу.

– Я уже стар, а потому могу без них обойтись. Это не то чтение, которое сопроводит меня до могилы.

– Но что же вы читаете? – спросил Марк.

– Есть и другие книги. Я все чаще обращаюсь к Шекспиру и Библии – классические кандидаты в спутники на необитаемый остров. Их читать не перечитать. А в настоящий момент я с головой ушел в «Athenae Oxoniesis» Энтони Вуда. Знаете такую?

– Ну, эта книга не для молодежи, – быстро вставила мисс Кловис. – Одержимость Вуда мыслями о бренности бытия – совсем не в их духе, да от них такого и не ждут.

– А бодрость духа они чаем поддерживают, да? – хмыкнул профессор, бросая на нее плутоватый взгляд.

– Конечно, мы иногда читаем Шекспира и Библию, – сказал Дигби, чувствуя, что они производят впечатление узколобых, и стремясь его развеять. – Вот только так трудно втиснуть побольше культурных книг, которые хочется прочесть.

– И мисс Катбуш довольно много читает Маркса, – язвительно вставила Ванесса.

– Ну, как насчет музыки? – спросил профессор, подходя к музыкальному инструменту. – Как говорится, она обладает чарами успокаивать мятежный дух, что представляется весьма уместным. Возможно, кому-нибудь захочется под музыку складывать пазл. Вон тут у нас есть один с картинкой Гранд-канала в Венеции. «Четыреста кусочков, полностью совмещаемых», – прочел он на коробке. – Это займет вам головы и руки, пока вы слушаете музыку.

– Как мило… Мы в этом году ездили на каникулы в Венецию, – сказала Ванесса.

– Тем проще окажется для вас пазл. Путешествия, как известно, весьма способствуют образованию.

– Вы играете на рояле, профессор? – спросил Дигби.

– Да нет, пожалуй, но питаю иллюзию, что умею. Видите ли, это механическая пианола. – Достав с полки рулоны перфорированной ленты, он сверился с названиями. – Что бы подошло для нашего вечера? Что скажете, мисс Кловис?

– О, мне совершенно безразлично. Вы же знаете, что я одного композитора от другого не отличу.

Молодые люди расселись вокруг стола с пазлом. Дигби, что характерно, взял пригоршню кусочков неба и попытался их сложить, оставив более интересные участки с гондолами, водой и зданиями Марку и девушкам.

Профессор Мейнуоринг принялся бодро нажимать на педали. Зазвучала мелодия из эдвардианского комедийного мюзикла, несомненно, любимая с юности. Орудуя педалями и клавишами, профессор мурлыкал себе под нос, а иногда даже выводил какой-нибудь отрывок несильным, но недурным тенором. Мелодия следовала за мелодией, но все были в одном ключе: «Две девушки в голубом», «Не покину мою деревянную хижину», «Оптимист и пессимист» и прочие в том же духе.

– А ведь возникает живенькая картинка зеленой юности Феликса, – пробормотал Марк. – Так и вижу, как он обретается у заднего выхода мюзик-холла. «Гейэти» или «Дейлис», например.

– Неудивительно, что он в те времена мало что публиковал, – сказал Дигби.

– Как он, наверное, был красив в смокинге, – вздохнула Ванесса.

– Надо же, каким противоречивым может быть у человека характер, – заметила Примроуз. – Подумать только, вести такую жизнь, а потом уехать в Африку изучать племя. Интересно, что его на это толкнуло?

– Наверное, несчастная любовь, – задумчиво протянула Ванесса.

– Но и в наше время молодые антропологи веселятся. Когда им это по карману, – сказал Марк, вспоминая свои успехи на танцах. – Не вижу тут ничего необычного. Проблема – в калечащей нехватке денег.

– Да, но у Феликса были средства, – печально отозвался Дигби.

– Так или иначе, с этим покончено, – запальчиво ответила Примроуз.

– Тихо, не то мисс Кловис услышит, – предостерег Дигби.

Тут все вздрогнули от пронзительного звонка телефона где-то за стеной. Никто не попытался ответить, но минуту спустя на пороге возник Генри.

– Звонок мисс Кловис.

Мисс Кловис вышла из комнаты.

– Ах, Антонио уехал в Ионию, – пел профессор. – Очаровательно! А «Флорадора»… Знаете ее? Сдается мне, современная молодежь уже не такая беззаботная, – продолжал он, и все четверо вздрогнули, испугавшись, вдруг он расслышал их разговор. – Интересно, с чего бы?

– Две войны, автомобили, что ни день изобретаются все новые и все более страшные бомбы, – ответил Марк. – Какая тут беззаботность? Унылый вечер на дешевых местах в кинотеатре, никаких потом гримерных или распивания шампанского из туфелек. Вы когда-нибудь шампанское из туфельки пили, профессор Мейнуоринг? – спросил он храбро, но почтительно.

– Ах золотые деньки! – откликнулся, увиливая от ответа, профессор. – В чем дело, Эстер? – спросил он, когда мисс Кловис вернулась. – Надеюсь, никаких дурных новостей? У вас вид несколько distraite.

– Феликс, мне нужно поговорить с вами наедине, – заявила мисс Кловис, которая действительно выглядела одновременно взволнованной и рассерженной.

– Ладно. – Встав от пианолы, он следом за ней вышел из комнаты.

Над пазлом разговор прямо-таки загудел от предположений относительно того, какие новости получила мисс Кловис. Трудно было угадать, что за событие способно произвести такой эффект: казалось маловероятным, что ее сильно расстроит даже смерть близкого родственника или друга, настолько лишенной обычных человеческих чувств они ее считали.

– Может, «Фантазия» сгорела дотла или вломился грабитель и украл диван конского волоса, – предположил Марк.

– Или что-то стряслось с братом мисс Лидгейт, – сказал Дигби. – Как по-вашему, может, он неожиданно сбежал со своей экономкой?

Из-за двери доносились голоса, скорее гневные, чем горестные, и можно было разобрать обрывки нескольких фраз: «Выдающаяся ведь!..», «Такого мы не забудем…». Но и они не проливали свет на случившееся.

– Не слишком дурные новости? – вежливо спросил, надеясь на какую-то информацию, Марк, когда старшие вернулись.

Мисс Кловис на обычный свой манер фыркнула, но профессор Мейнуоринг сказал умиротворяюще:

– Ничего особенного, в сущности. Может, все еще обернется не так плохо. А теперь как насчет того, чтобы пропустить по стаканчику виски на ночь? Или вы бы предпочли какао? Уверен, у всех вас был утомительный день и вы были бы рады лечь. Оставьте пазл на столе, закончите завтра.

Наверху кандидаты много болтали и смеялись, прежде чем наконец разошлись спать.

– Интересно, комнаты распределены как-то по-особенному? Может, они смежные? – полюбопытствовал Марк, когда они с Дигби пожелали девушкам доброй ночи. – Помнишь, мы читали, что тогда в загородных домах после вечеринок творилось.

– Не знаю, – кисло ответил Дигби. – Что-то последнее время у тебя одни забавы на уме. Лично я устал.

– Интересно, мы сегодня хорошее впечатление произвели? – задумчиво продолжал Марк. – Уж точно было не просто. Жаль, что не представилась возможность поподробнее изложить мой неомалиновский план экспедиции.

– Тогда избавь меня от лекции до другого раза, – зевнул Дигби. – Смотри-ка, печенье у кровати, неплохая мысль и легкие романчики… Приятно, наверное, почитать на сон грядущий. Как думаешь, когда тут завтрак?

– В девять, мне кажется. Спокойной ночи!

Вскоре они благополучно уснули, но внизу профессор Мейнуоринг и мисс Кловис проговорили за полночь.

– Что делать? – вопрошали они время от времени в пустоту, но спать легли, так и не найдя ответа.