10

Тем самым вечером Рода Уэллкам сидела за письмом в Управление по снабжению электроэнергией. Только что пришел счет за последний квартал, к тому же возмутительно большой: набежало много больше, чем если бы они день и ночь напролет оставляли во всем доме гореть свет и работать электрические приборы. По столу перед ней были разбросаны счета за прошлые кварталы, которые она изучала и сравнивала, зачитывая выдержки сестре. Мейбл же сидела с вязаньем и пыталась слушать популярную юмористическую программу по радио.

– Тут точно какая-то ошибка, – в пятый или в шестой раз повторила Рода. – И кстати, если подумать, инспектор, который приходил в прошлый раз, не смог войти, чтобы снять показания счетчика, или сказал, что не смог, хотя я уверена, что кто-то дома и был, ведь я сама заполняла карточку.

– Возможно, ты написала что-то не так, – мягко сказала Мейбл.

– Так я сейчас проверю.

– Хорошо, дорогая. Я пока пойду заварю чай. Чай нам не помешает, верно? Может, Дейдре скоро вернется и захочет чаю.

Согнувшись в три погибели у щитков, Рода включила фонарь, чтобы посмотреть показания, но что бы она там ни увидела, загадку это не решило. Наконец она написала резкую отповедь, в которой была груба настолько, насколько возможно, когда обращаешься к безликому учреждению, понимая при этом, что желаемого эффекта это не возымеет, зато сама в результате испытала большое облегчение. «Еще я заметила, – дописала она в заключение, – что свет в последнее время стал гораздо более тусклым, и была бы очень рада услышать, как Вы это объясните. Искренне Ваша, Рода Уэллкам».

Заклеив конверт, она надписала адрес, но выдвинутое ею обвинение из-за тусклого света поселило в ней смутное беспокойство, точно это могло иметь какое-то более широкое и пугающее серьезное значение. Хотя, возможно, ситуацию удастся исправить сравнительно простым способом, например, купить более мощные лампочки.

– Интересно, – произнесла Мейбл, – с кем сегодня гуляет Дейдре?

В ее голосе проскользнула нотка гордости, которую Рода не могла не заметить, поскольку тут же с видом допущенной к тайному знанию откликнулась:

– С Томом, конечно! Он сейчас определенно «тот самый».

– Бедный Бернард, – вздохнула Мейбл. – Впрочем, мужчины должны с этим мириться, и мне всегда казалось, что он ей не очень нравится.

– Разумеется, не нравится! Она терпела его ухаживания, но и только, – сказала Рода, припоминая, что вычитала эту фразу в каком-то романе. С Томом у нее гораздо больше общего.

– Да, и он старше Бернарда. Мне всегда казалось, что ей нужен мужчина постарше, кто-то, кого она могла бы уважать и на кого могла бы равняться. Из ее рассказов про Тома выходит, что он как раз такой человек.

– И у его семьи поместье в Шропшире, поэтому, рискну предположить, там и деньги водятся, – многозначительно добавила Рода. – И, разумеется, он гениальный антрополог.

Сестры немного помолчали, то ли воздавая дань гениальности Тома, то ли потому, что не нашли больше слов о профессии, в которой решительно ничего не понимали. Если Мейбл и подумала мечтательно про прочное положение Бернарда в фирме его отца, вслух она ничего не сказала.

– Конечно, есть еще Кэтрин, – неуверенно продолжала она. – Нельзя доподлинно знать, нет ли тут каких отношений.

– Ты про мисс Олифент? – удивленно спросила Рода. – О, это просто подруга. Мне она показалась очень милой, но довольно странной девушкой, не из тех, кто способен привлечь мужчину.

– И все равно мне бы не хотелось, чтобы Дейдре… стала причиной несчастья.

– По-моему, Кэтрин прекрасно способна о себе позаботиться, – уверенно заявила Рода. – И вообще женщины тоже должны с этим мириться, как ты сказала про Бернарда. Ведь такова жизнь. – Рода говорила с почти черствой отчужденностью, поскольку хотя и знала, что жизнь такой может быть для других людей, для нее самой она такой не была. Тетка, если возникнет необходимость, способна защищать права племянницы не менее упрямо, чем мать права дочери.

– Вот и Дейдре идет, – сказала Мейбл, более чутким материнским ухом уловив скрежет ключа в замке. – Но она как будто сразу прошла наверх. – Подняв крышку заварочного чайника, она заглянула внутрь. – Тут еще осталось, на случай, если она захочет… и чай не слишком перестоял.

– Полагаю, если она захочет чаю, то спустится, – разумно возразила Рода.

У себя в комнате наверху Дейдре расчесала волосы, потом припудрилась и подправила помаду, чтобы собраться с духом и предстать перед испытующими взглядами матери и тетки. Она предпочла бы отправиться прямиком в кровать, чтобы мысленно пережить обед в греческом ресторанчике, прогулку в Риджентс-парке и все, о чем они говорили друг другу и что для девятнадцатилетней девушки полно магической свежести никогда не слышанного раньше. Сегодня вечером она почти могла поверить, что Том любит ее так же, как она его. Только мысль о Кэтрин, которая была такой приветливой на вечеринке и вообще таким милым человеком, чуточку омрачала ее счастье. Разумеется, за обедом они про Кэтрин не говорили, и, уж конечно, ей не было места, когда они спотыкались о кочки в Риджентс-парке. Дейдре умилостивила свою совесть, вспомнив, как Кэтрин посмеялась над Томом и его диссертацией, а за такой страшный проступок она, возможно, заслуживает его потерять.

Спустившись в гостиную, Дейдре почти кожей почувствовала, как мать и тетка стараются сдержать любопытство, задавая пустые вопросы, вроде не идет ли на дворе дождь, не хочет ли она поесть или выпить чаю.

– Нет, спасибо, ни кусочка больше не могу, – сказала Дейдре. – Том накормил меня очень вкусным обедом в греческом ресторане, а потом мы пошли гулять в Риджентс-парк.

– В Риджентс-парк! – воскликнула Рода, не в силах дольше сдерживаться. – Как прекрасно там, наверно, сейчас! Сад королевы Марии! – добавила она, едва сознавая огрехи географии.

– Туда мы не ходили, – улыбнулась Дейдре.

– Тебе стоит как-нибудь еще пригласить Тома к нам, – сказала Мейбл, расхрабрившаяся от дружелюбия дочери. – Можно попросить Малькольма пригласить Филлис, или можешь позвать ту милую девушку, Кэтрин, которая приходила на чай, и вашего француза. Устроим небольшую пирушку.

– Да, приглашу Тома как-нибудь вечером на ужин, – рассеянно сказала Дейдре.

Но, конечно, не Кэтрин, ведь мама с тетей не знают про Тома и Кэтрин, а ей самой сейчас не хотелось думать об их отношениях.

– Рискну предположить, и отец Талливер тоже согласится прийти, и конечно, можно позвать мистера Лидгейта… – Амбиции Роды уводили ее в область фантазий. – Можно подать холодные закуски, ведь сейчас лето, ужин в сельском духе и, вероятно, какой-нибудь крюшон. – Мысленно она так и видела пир – точь-в-точь с цветной иллюстрации из «Домоводства».

Дейдре, как и Том, устала после долгой прогулки и была только рада, когда пришло время ложиться в кровать и смотреть про него сны. Но сны слишком редко соизволяют подстроиться под наши желания, и приснился ей – как это ни странно – Дигби Фокс. Они гуляли в пышно цветущем саду, и он ее поцеловал. Проснулась она разочарованная и раздраженная и, встретившись с Дигби утром, была довольно груба. А ведь он был к ней очень добр, предложил одолжить конспект, который сделал по длинной и трудной книге и благодаря которому ей не придется мучиться читать и ее.

– Как приятно встретить женственную девушку, а не ученую крысу, – сказал он Марку. – Такую, которая не воротит нос от такого скромного подношения, как простой конспект. Большинство швырнули бы мне его в лицо.

Он даже спросил себя, а не пригласить ли ее на ленч, но передумал. Никаких амурных похождений, пока не будут распределены форсайтовские гранты, а потом… А потом… вот увидите! – пообещал он себе.

Дейдре и Том условились встретиться после полудня в «Фантазии Феликса», где могли бы сидеть рядышком, читая каждый свое. Они занимались этим вот уже десять минут, когда Том шепотом заговорил с Дейдре. Напротив них сидела мисс Лидгейт, обложившаяся листами бумаги с какими-то списками и цветными диаграммами. Ее седые волосы стояли дыбом, потому что она постоянно запускала в них руки. Лицо выражало почти муку, глаза за стеклами очков горели и словно вперивались в Дейдре и Тома.

– Выйди на минутку, – шепнул он. – Мне нужно тебе кое-что сказать. Тут нам лучше не разговаривать, так как мы, похоже, мешаем мисс Лидгейт.

– Смотрит она определенно свирепо, – также шепотом откликнулась Дейдре.

Справедливости ради надо сказать, что мисс Лидгейт вовсе ни на кого не смотрела и, более того, совершенно не замечала их присутствия. Она проводила сравнительное исследование словарного запаса кое-каких малоизвестных языков и в одном наткнулась на особенность, которая напомнила ей что-то в другом. Но где же она ее встречала? Она продралась через мангровые болота дельты Нигера, но там не нашлось; поднялась вверх по течению к озеру Чад, покружила над той частью, в которой постоянная засуха и которая так смешно выглядит на карте, потом спустилась через Французскую Экваториальную Африку в Бельгийское Конго, где задержалась у пигмеев. «Тирелл Тодд? Не может быть?!» – раздраженно вздохнула она и пронеслась над пряными берегами Танганьики, над охваченной беспорядками Кенией в холмы Эфиопии. Остановившись тут, она забормотала поэтические имена известных итальянских этнографов и лингвистов – Черулли, Робеши-Бришетти, Ванутелли, Читерни, – и все равно искомое от нее ускользало. Потом она вдруг перемахнула через Судан и, вскочив со стула, выкрикнула что-то, прозвучавшее как:

– Джебель Пинг-Понг! Да будь я проклята! Отец Джемини, сейчас же идите сюда!

Отец Джемини, затаившийся от греха подальше в заставленной книгами нише, бегом пересек комнату. Остальные читатели, обрадованные, что их оторвали от занятий, с предвкушением откинулись на спинки стульев.

Тем временем Том отвел Дейдре в комнатку, куда Марк с Дигби недавно поставили жесткий диван конского волоса. Теперь тут имелись кофейный столик в кружках от мокрых чашек, два стула с прямой спинкой, книжный шкаф со старыми зарубежными журналами и модель африканского поселка, разложенная на упаковочном ящике, накрытом оранжевой скатеркой. На каминной полке красовалась ваза с розовыми, похожими на маргаритки цветочками.

– Я совсем недавно обнаружил эту смешную комнатенку, – сказал Том. – Искал туалет и по ошибке забрел сюда. Ума не приложу, для чего она.

– Для разговоров с глазу на глаз? – предположила Дейдре. – То есть для таких, как у мисс Лидгейт с отцом Джемини и им подобных.

– Наверное, не нашего толка, – отозвался Том. – Сядем на диван.

Они сели, и Том завладел рукой Дейдре. В его руке она лежала, не шевелясь, точно мертвая птица, подумал он, сообразив вдруг, что фраза как раз в духе Кэтрин.

– Вряд ли нам стоит тут держаться за руки, – с тревогой пролепетала Дейдре.

– Возможно, и нет, но мы все равно будем. Я хотел тебе сказать, что на следующей неделе или около того получу комнату в квартире, где живут Марк и Дигби.

– А что же будет делать Кэтрин?

– Ну, наверное, то же, что и раньше.

– Но не совсем ведь то же.

– Может, и не совсем. То есть будет жить одна, как жила раньше. Она всегда была вполне счастлива. Понимаешь, она на самом деле любит одиночество.

– Возможно, раньше и любила, но теперь она просто будет одинока. Я бы этого не вынесла. Хотя она ведь сказала, – помнишь? – что одиночество мужчин гораздо хуже одиночества женщин. – Расстроенная и озадаченная, Дейдре подняла глаза на Тома в поисках утешения.

А Том с раздражением подумал, что это совершенно в духе Кэтрин. Ведь, разумеется, нет ничего хуже одиночества женщины, брошенной мужчиной. Скорее всего об этом она не думала, и конечно же, дело не в этом. Она сама его прогнала, если уж на то пошло, и пока еще он даже вещи не собрал. Возможно, он вообще не уйдет. Внезапно все показалось невыносимо запутанным.

Дейдре, заметив, как яркое солнце высветило морщинки напряжения и усталости у его глаз, нежно положила руку ему на локоть.

– Вероятно, ты прав. В конце концов, Кэтрин не так уж молода и у нее есть уйма интересов и ее рассказы.

Лицо Тома прояснилось.

– Ах да, – вздохнул он с облегчением, – у нее есть рассказы. Конечно, на самом деле она не очень хороший писатель.

– Не важно, – с необычной для нее твердостью произнесла Дейдре. – Когда люди пишут, то чувствуют, что заняты творчеством и делают что-то достойное. Предполагается, что это возмещает все остальное. Возможно, кроме своего творчества ей и дела ни до чего нет.

– Пожалуй, ты и права, – уже почти довольно протянул Том. – Но я все равно буду о ней малость беспокоиться.

– Ну, разумеется, – ответила Дейдре, чувствуя некую несправедливость из-за того, что к беспокойству Тома о диссертации добавится еще и беспокойство за Кэтрин, брошенную и, возможно, одинокую. – Но ведь она такая сильная личность.

– Этого у нее не отнимешь, – согласился Том.

– Что ты ей сказал?

– Да не так много. Она догадалась, что мне может хотеться перемен. – Произнося последние слова, он нахмурился, поскольку не намеревался говорить ничего определенного, так как и сам понятия не имел, что собирается делать помимо того, что съедет от Кэтрин. – Она видела нас в ресторане.

В этот момент из коридора донеслись голоса: громкие и гулкие профессора Мейнуоринга и мисс Кловис и мягкий, трепетный женский голосок, который трудно было опознать.

Дверь открылась. Том и Дейдре поспешно отодвинулись на разные концы дивана.

– А тут у нас комнатка, которую мы используем… Ага, вижу, ее как раз используют для этой самой цели.

На пороге стоял, сияя, профессор Мейнуоринг, его седая борода серебрилась на солнце. Рядом с ним стояла миссис Форсайт, в розовато-лиловом цветастом крепдешиновом платье и шляпе с букетиком душистого горошка. За спинами у них маячила мисс Кловис в выходном костюме из серой фланели.

Чувствуя себя глуповато, Том с Дейдре встали.

– Двое наших молодых читателей, – продолжал, поворачиваясь к миссис Форсайт, профессор Мейнуоринг. – Мы сочли, что нам нужна небольшая комната, где антропологи – и лингвисты тоже – могли бы обсудить кое-какие проблемы, возникающие в связи с их исследованиями. Вы даже не поверите, какие проблемы в самом деле возникают, стоит двум-трем антропологам собраться вместе. Разве нет, Моллоу?

Том полностью с ним согласился.

– Уверен, миссис Форсайт будет интересно знать, что вы обсуждали, – продолжал профессор Мейнуоринг.

– Вопросы проживания по большей части, – не моргнув глазом, ответил Том и с очаровательной улыбкой повернулся к миссис Форсайт. – Когда мужчина хочет взять другую жену, он должен построить отдельную хижину, понимаете.

– Как разумно, – ответила Минни Форсайт, устремляя на него взгляд круглых голубых глаз. – Но, полагаю, вы видели там ужасные вещи, – с надеждой выдохнула она.

– Полагаю, неспециалистам они могли бы показаться таковыми, – без заминки ответил Том, – но ученым надо сохранять отстраненность.

– И никогда выражение отвращения, изумления или веселья не должно появляться на лице исследователя, – процитировала мисс Кловис фразу, которую как-то вычитала в пособии для начинающих антропологов.

На младенческом розовом личике миссис Форсайт как раз таки появились выражения разочарования и облегчения.

– Отрадно слышать. Уверена, этот молодой человек не станет писать такую статью, какую гадкий профессор Фэрфекс опубликовал в журнале, что вы мне прислали, верно? – спросила она, поворачиваясь к профессору Мейнуорингу.

– Ну конечно же нет! – весело рассмеялся профессор, резко дергая себя за бороду. – Моллоу ведет ценную работу, которую администрация находит крайне полезной. Когда он что-нибудь опубликует, – вопросительный взгляд, брошенный на Тома, отчасти сгладил словесный укол, – можете быть уверены, это будет образец скуки, совершенно неудобочитаемый, надо думать.

Том издал неуверенный смешок.

– А чем занимается милая девушка?

Порозовев, Дейдре забормотала, что она просто студентка, еще только готовящаяся получить диплом.

– И вы надеетесь поехать туда и работать среди туземцев? – спросила миссис Форсайт.

– Право, не знаю, полагаю, да.

– Женщина в экспедиции бывает большим подспорьем, – сказал профессор Мейнуоринг. – Многие исследователи находили, что наличие жены крайне полезный фактор, особенно если у нее подходящее образование.

– Мужчине нужны любовь и сочувствие, где бы он ни был, – с толикой упрека сказала миссис Форсайт, обращаясь как будто к мисс Кловис, поскольку считала, что та не разделяет такую точку зрения.

– А меня это счастье обошло стороной, – несколько высокомерно заявил профессор. – Интересно, неужели моя работа от этого пострадала?

– Ах, профессор, уверена, вы нравились многим женщинам! – игриво воскликнула миссис Форсайт. Будь у нее веер, она непременно хлопнула бы им его по руке.

– Думаю, могу сказать, что на мою долю выпала толика нежных чувств, – протянул он, как будто не отдавая себе отчет в том, что у него есть слушатели.

– Полагаю, миссис Форсайт захочет посмотреть заявки на гранты, – довольно резко вмешалась мисс Кловис. – Время идет, знаете ли.

– И как идет! – с коротким смешком откликнулся профессор и, дружески помахав молодым людям, проводил миссис Форсайт и мисс Кловис в коридор.

– Прекрасно, моя дорогая Эстер! – сиял он, пока миссис Форсайт мыла руки. – Просто замечательно, что там сидели те двое, с головой уйдя в разговор. Исключительно удачная нотка. Я видел, что на Минни это произвело большое впечатление. Моллоу очень крепкий, – добавил он, точно Том был напитком, который уже пора разливать по бутылкам, хотя сомнительно, что он уловил бы аналогию. – А, вот и вы, дорогая Минни! Как насчет скромного ленча? У вас было утомительное утро, но, надеюсь, то, что мы вам сегодня показали, вас не разочаровало?

– Нет, нет, совсем напротив. И та очаровательная пара, молодые люди, так очевидно влюбленные, во всяком случае девушка. Возможно, женщины проявляют свои чувства больше мужчин. Любовь среди всех этих книг… Сколь ни образовывай женщину, ее ведь все равно не сдержать… – На ее голубые глаза сентиментально навернулись слезы.

– Ваш шофер ждет внизу, миссис Форсайт, или вы велели ему за вами заехать? – вмешалась мисс Кловис.

– О, наверное, ждет, – отозвалась миссис Форсайт тоном туманным, но уверенным, какой свойствен тем, кому никогда не приходится беспокоиться о том, как попасть куда-то, или полагаться на превратности общественного транспорта. – Вы присоединитесь к нам за ленчем, мисс Кловис?

– Нет, у меня, право, слишком много работы, – ответила мисс Кловис, которую на ленч не пригласили.

– Тогда, наверное, нам пора. – В голосе миссис Форсайт послышалось облегчение.

Она так и не прониклась симпатией к мисс Кловис, которую считала суровой, неженственной и вечно вмешивающейся с какими-нибудь уныло практическими соображениями в то, что обещало стать очаровательной беседой с профессором Мейнуорингом.

Машина миссис Форсайт, старомодная, но лучшей марки и прекрасно ухоженная, ждала внизу на улице. Когда они спустились, шофер затолкал в карман коммунистическую газету, поспешил выйти и открыть заднюю дверцу и, хотя день был теплый, укрыл колени миссис Форсайт легкой накидкой. Заняв место рядом с ней, профессор Мейнуоринг поманил ее названиями нескольких дорогих ресторанов, чтобы она выбрала на свой вкус. Но в итоге она предпочла дамское крыло в его клубе, который был научным и закрытым и казался дверью в те увлекательные и неисследованные академические круги, в которые ее покойный супруг при всем его богатстве так и не смог проникнуть.

Машина тронулась и поехала довольно медленно, как часто приходится ездить машинам в Лондоне. Марк и Дигби, которые шли по тротуару, успели заметить, как вальяжно раскинулся профессор на фоне жемчужно-серой обивки: одна рука на шелковом шнурке, а у щеки покачивают головками гвоздики в серебряной вазе.

– Если бы он бросил в окно пригоршню монет, ты унизился бы до того, чтобы драться за них посреди дороги? – спросил Дигби.

– Сомневаюсь, что вышла бы драка, – отозвался Марк. – Англичане таких вещей стесняются. Все просто отводили бы глаза и спешили прочь. Поле битвы осталось бы за нами.