Глава 11

– Как же я могла ничего об этом не знать? Все происходило прямо у меня под носом, а я даже не заподозрила ничего такого. – Корделия мерила шагами гостиную. – Значит, все, кроме меня, знают об этом?

– Не все, дорогая. – Тетя Лавиния сидела на диване с чашкой чая, щедро приправленного бренди.

– Папа знает?

– Конечно, и относится к этому одобрительно.

– А мама?

– Что-то подозревает, – задумчиво протянула Лавиния. – Она до конца не уверена, но всегда была оптимистом.

– Вы тоже знали?

– Достаточно только взглянуть на Сару и Уилла, чтобы обо всем догадаться. По крайней мере заподозрить что-то.

– Мне и в голову не приходило. – Корделия была ошеломлена, когда, вернувшись днем от модистки, узнала, что Уилл вернулся из Индии и что они собираются пожениться. Значит, таинственный поклонник Сары – Уилл. Они питали друг к другу определенные чувства еще до его отъезда из Англии, а год переписки только укрепил эти чувства и превратил их в любовь. – И почему я ничего не замечала?

– Человек не всегда видит то, что не ожидает увидеть. – Тетя Лавиния сделала глоток чая. – Знаешь, в этом всегда есть доля волшебства.

– Но она моя лучшая подруга. – Корделия опустилась на диван рядом с тетей. – Мне следовало что-то заметить.

– Но ведь к тебе это не имеет никакого отношения, верно? – как бы мимоходом спросила тетя Лавиния.

– Что вы имеете в виду? – нахмурилась Корделия.

– Корделия, ты исключительная девушка – талантливая, умная и к тому же хорошенькая. Но… как бы это сказать поделикатнее? – Лавиния аккуратно подбирала слова. – Я знаю, что ты никогда не делала зла намеренно, но тебе присуще свойство не обращать внимания на положение других и думать только о своем собственном.

– Вы хотите сказать, я эгоистка? – Корделия была неприятно поражена.

– Нет, дорогая. Ты исключительно великодушная, у тебя доброе сердце. Ты просто… – тетя Лавиния поморщилась, – просто самососредоточенная. Да, именно так. Ты всегда идешь собственной дорогой. Тебе когда-нибудь приходило в голову, что другие, возможно, не хотят следовать по ней?

– Не приходило, – согласилась Корделия и задумалась над замечанием тети. Довольно трудно согласиться с таким мнением о себе, но тетя Лавиния права. Корделия искренне беспокоилась о Саре, но она, конечно, никогда не ставила интересы Сары выше своих собственных. Даже сейчас, когда ей следовало радоваться за подругу и брата – и Корделия, безусловно, радовалась, – ока расстроилась, что Сара не доверилась ей. – В будущем постараюсь стать лучше, – она взглянула в лицо тети, – но в данный момент я такая, как есть, – самососредоточенная. Я обиделась, что Сара не открыла свой секрет.

– Моя дорогая, у всех нас есть секреты. – Тетя Лавиния похлопала ее по руке. – Даже самые идеальные леди имеют секреты. Не могу назвать ни одной леди, не имеющей секретов. На самом деле подозреваю, что большинство этих секретов таковы, что если бы они раскрылись, то таких леди перестали бы считать идеальными.

– Кто же это?

– Дорогая моя, – рассмеялась тетя Лавиния, – никогда не стану раскрывать тебе чужие секреты. Они и называются секретами, поскольку не предназначены для обсуждения. Кроме того, я люблю хорошие секреты, и если мне пришлось бы рассказать даже тебе кое-что из того, что мне доверили, больше никто никогда не посвятил бы меня в свою тайну.

– Да, конечно. А у вас есть секреты?

– О да, у меня есть несколько секретов. Некоторые из них пустяковые, не приводящие ни к каким серьезным последствиям, другие – весьма неприятные; есть изрядное количество весьма сомнительных.

Корделия сделала большие глаза, хотя на самом деле это признание ее не удивило.

– Подозреваю, даже у тебя есть секреты.

– Нет, у меня нет никаких секретов, – поспешно отозвалась Корделия и, взяв бренди, налила себе в чашку с чаем изрядную порцию спиртного. – Совсем нет. Ни единого. У меня нет абсолютно никаких секретов.

– Правда? – Тетя Лавиния выразительно посмотрела на чайную чашку Корделии. – Когда речь идет о секретах, на меня можно смело положиться.

– Я это учту, если у меня появятся секреты, которые нужно сохранить, – весело объявила Корделия и отпила чая.

У нее, конечно, есть огромный секрет, касающийся Уоррена. К этому времени мистер Льюис, несомненно, уже получил ее письмо. В нем она напоминала, что завтра утром будет в Британском музее и там они могут встретиться. С ее стороны это ужасно неприлично, но Корделия не хотела рисковать, позволив ему явиться к ней домой с визитом, – тем более теперь, когда она знала, что у нее нет выбора. Ей остается только выйти замуж за его работодателя. Уоррен согласился не приходить к ней домой, но у него в глазах было выражение, просто кричавшее о том, что он может сделать так, как хочется ему, – он все-таки был пиратом.

– Тогда о чем ты задумалась?

– Ни о чем существенном. – Сейчас, пожалуй, для Корделии неподходящее время обсуждать свои проблемы.

– Правда? А по-моему, у молодой женщины, которую заставляют выйти замуж за богатого американца, сына еще более богатого американца, как мне известно, в голове может быть много вопросов и забот.

– Значит, вам об этом известно?

– А разве это секрет? – удивилась тетя Лавиния.

– В семье – нет. Однако лучше, чтобы остальной мир об этом не знал. Это весьма неприятно.

– Что неприятно?

– Когда отец выбирает дочери мужа… – Корделия поежилась.

– Дорогая моя Корделия, у многих из нас не было возможности самим выбирать себе первых мужей. В былые времена считалось неслыханным, чтобы женщина сама выбирала себе мужа. Браки становились политическими или финансовыми союзами. Такого рода вещи устраивались родителями, и молодые не имели права ничего возразить.

– Слава Богу, времена изменились, – пробурчала Корделия.

– Большинство таких браков удачные. – Тетя Лавиния сделала паузу. – Ты, вероятно, этого не знаешь, потому что это произошло задолго до твоего рождения, но мой первый брак в некоторой степени организовали.

– Да-а?

– Моя семья и его семья давным-давно задумали поженить нас, но мы понятия не имели об их намерениях до самого моего первого сезона. Чарлз понравился мне сразу же, как только я его увидела, поэтому договоренность родителей не стала предметом для возражений. – Эти воспоминания вызвали у Лавинии улыбку. – Думаю, мы могли бы счастливо прожить вместе всю жизнь. К сожалению, Чарлз, красивый и очень веселый, умер при обстоятельствах не столько трагических, сколько глупых.

– И как же? – Корделия удивленно смотрела на тетю.

– Я никогда об этом не рассказываю. Даже спустя столько лет я все еще считаю это досадной случайностью. Если бы он остался жив, я, наверное, сама убила бы его за то, что он оказался таким идиотом.

– Понимаю, – протянула Корделия, подумав, не расскажет ли ей мать о том, как умер дядя Чарлз.

– Его смерть предоставила мне возможность следовать собственным желаниям. Мой второй муж – тоже до твоего появления на свет – итальянец и самый романтичный человек из всех. Выходя замуж во второй раз, я была моложе, чем ты сейчас. Марчелло был высокий и решительный, с темными глазами, таких я никогда не видела. Ты можешь представить себе темные глаза, в которых можно утонуть?

Корделия кивнула, моментально воскресив в памяти темные глаза Уоррена.

– Полагаю, мужчина никогда не хранит верность, если брак длится долго. Через полтора года после свадьбы мы попали под проливной дождь во время приема в саду на его вилле под Римом. После этого он заболел и умер. – Тетя Лавиния вздохнула, то ли сожалея о потери мужа, то ли при воспоминании о приеме – этого Корделия не поняла. – Потом я вышла замуж за Уолтера – приятного человека, отличного спутника, настоящего весельчака и любившего меня, пожалуй, больше, чем я того заслуживала.

– Дядю Уолтера я помню.

– Мы прожили почти двадцать лет, и я скучаю по нему больше, чем по кому-либо другому. Не сожалею, что у меня были другие браки и другие мужья. – Тетя Лавиния похлопала Корделию по руке. – Особенно это относится к Чарлзу, несмотря на то что решение об этом браке приняла не я.

– Да, но вы же сами сказали, что он вам понравился.

– Из того, что сказал твой отец, у меня сложилось впечатление, что ты еще не виделась с этим Дэниелом Синклером. Откуда ты знаешь, что он тебе не понравится?

– Я не виделась с ним лично, но мы переписываемся. – Корделия прищурилась. – До сих пор он не внушил мне особой симпатии к себе. Честно говоря, я считаю его высокомерным и занудливым.

– Чудесно. Он похож на настоящего англичанина. – Тетя Лавиния налила себе еще чаю. – Я боялась, ты станешь возражать из-за того, что он американец.

– Американцы мне очень нравятся. – В голосе Корделии появилась странная тоскливая нотка. «Особенно один американец, но, к сожалению, не тот», – подумала она про себя и кашлянула.

– Все понятно. – Тетя Лавиния добавила себе в чашку бренди. – Ты уверена, что больше ни о чем не хочешь со мной поговорить?

– Уверена. – Корделия помолчала. – Нет, хочу. – Несмотря на общепризнанную способность тети хранить секреты, Корделия предпочитала свои не раскрывать. Если она доверится тете Лавинии, то поставит ее в неловкое положение. Самососредоточенная, как же! Однако совет тети очень кстати. – Я собираюсь… написать рассказ. – Да, именно так. – Не о путешествиях, а просто выдуманную историю.

– Как мистер Диккенс?

– Вот именно. Это рассказ… скорее сказка о… о принцессе, которая встречает рыцаря и по различным причинам позволяет ему принять ее за другого человека. Пожалуй, за одну из придворных дам. Вначале все совершенно невинно, не более чем просто веселая проказа, – поспешила добавить Корделия.

– Да, – кивнула тетя Лавиния, – такое часто случается.

– Но время идет, а она все продолжает встречаться с ним и постепенно открывает для себя, что он приятный рыцарь – честный и добрый. И хотя она понимает, что обязана открыть ему правду, но не в состоянии это сделать.

– Могу представить себе, насколько это трудно, – вставила тетя Лавиния.

– Все ужасно запутывается.

– Я люблю запутанные истории.

– Вообще-то она собирается выйти замуж за… герцога, неприятного типа. А рыцарь находится у него на службе.

– Действительно все запутано.

– А самое плохое в том, что, если она не выйдет замуж за герцога, ее сем… ее страна погибнет – в финансовом смысле. Эта принцесса сирота, у нее нет семьи. – Боже правый, есть ли в этом хотя бы какой-нибудь смысл? – Все это связано с национальной задолженностью и прочими подобными проблемами. Для ее страны последствия могут быть просто катастрофическими.

– Так и должно быть, – глубокомысленно кивнула тетя Лавиния. – В хорошей сказке, я имею в виду.

– Это не все.

– О, прекрасно, еще один поворот.

– Даже если финансовые трудности волшебным образом разрешатся… – Корделия на минуту задумалась. – Обнаружатся давно потерянные сокровища или что-то в этом роде. Мне это нравится. Даже если рыцарь окажется не тем человеком, за которого она может выйти замуж.

– Это почему же? Он что, злодей?

– Нет-нет, – замотала головой Корделия, – в сказке он скорее герой.

– Это правильно. Ты сказала, что он приятный и честный. Думаю, что к тому же и красивый.

– Несомненно.

– Действительно, что это за герой, если он не добр, не честен и не красив? – усмехнулась тетя Лавиния. – Продолжай.

– Ожидается, что она должна выйти замуж за герцога, если не за принца, а рыцарь на самом деле незнатного происхождения.

– Это досадно. – Тетя Лавиния наморщила лоб. – А она его любит?

– Она этого не знает. Она никогда не была влюблена.

– О, ты должна в этом разобраться. – Тетя Лавиния сделала паузу. – В сказке.

– Да, конечно, должна.

– И что будет дальше? Чем все заканчивается?

– Не знаю, – вздохнула Корделия, – я еще не написала эту историю. Боюсь, у принцессы на самом деле нет выбора. Я думала, – она взглянула на тетю, – быть может, у вас есть какие-нибудь идеи.

– Что ж, она может пожертвовать собственным счастьем во имя благополучия своей страны. Даже принцессы не могут иметь все, что захотят.

– Принцессы несут колоссальную ответственность, – заметила Корделия, ощущая внутри огромную тяжесть. – И моя принцесса прекрасно сознает свой долг перед страной.

– Все это, конечно, благородно, но конец не очень счастливый. Я хочу сказать, для принцессы. Быть может, ей удастся найти пропавшие сокровища?

– Боюсь, моя принцесса не столь везуча.

– Да, это проблема. – Тетя Лавиния на мгновение задумалась. – Что происходит, когда рыцарь узнает, что она не придворная леди?

– Он ужасно расстроен, потому что искренне предан герцогу. Кроме того, ему не нравится, что она его обманывала.

– Так или иначе, но он все равно все узнает. Они всегда все узнают. Возможно, – поразмышляв, предложила тетя Лавиния, – принцессе разумнее сказать ему, кто она такая.

– Разумнее, да, но принцесса боится того, что может произойти, если она все ему расскажет. – Корделия вздохнула. – Принцесса начала понимать, что и впрямь питает к нему чувства. Ей страшно не хочется потерять его, хотя она и отдает себе отчет, что он никогда не будет с ней.

– А почему бы тебе не сделать так, чтобы он нашел сокровища, а заодно и узнал, положим, что он сам некогда пропавший принц? – Тетя Лавиния торжествующе улыбнулась. – Он простит принцессе ее обман, он герой, а герои обычно великодушные. Кроме того, она продолжала свой обман, чтобы его не обидеть. И они счастливо проживут вместе всю жизнь, управляя своей страной.

– Возможно, – улыбнулась Корделия.

– Или, пожалуй, твоя принцесса может обнаружить, что герцог не так уж отвратителен.

– В этом я сомневаюсь.

– Что ж, если у принцессы нет выбора, она должна сделать то, что нужно.

– Да, – Корделия высоко вздернула подбородок, – должна.

– Моя дорогая, это же просто сказка, а в сказке можно делать все, что тебе вздумается.

– Да, конечно.

– Корделия. – Тетя долго внимательно всматривалась в нее. – Ты не обязана выходить замуж за мистера Синклера. Твой отец и прежде сталкивался с финансовыми трудностями и независимо от того, состоится или нет это деловое предприятие, в будущем снова столкнется с ними. Ты не просила моего совета, но если ты не уверена, что будешь вполне счастлива в этом браке, посоветую тебе рассказать все отцу.

– О, тетя Лавиния, я уже говорила с отцом. Ему нужен этот брак, отец уверен, что это замужество необходимо и мне тоже. Вероятно, он прав. Я хочу выйти замуж, и, возможно, это мой последний шанс на приличный брак. – Корделия изобразила веселую улыбку. – До возвращения семьи из Брайтона у меня есть неделя, потом я должна принять какое-то решение. Кто знает, что может случиться за это время.

– Может обнаружиться давно пропавшее сокровище, – усмехнулась тетя.

«И простолюдин может стать принцем».

– Можно только надеяться, – покачала головой Корделия.

– Что, моя дорогая, нелегко быть принцессой? – Тетя Лавиния накрыла рукой руку Корделии.

– Как вы сказали, тетя Лавиния, это всего лишь сказка.

– Я ничего другого и не думаю. – Тетя Лавиния взяла свою чашку. – Но все же мне кажется, если принцесса собирается сделать то, что обязана сделать, и пожертвовать собственным счастьем ради благополучия своей страны, ей нужно как можно дольше следовать велению своего сердца и наслаждаться обществом рыцаря. – Тетя Лавиния встретилась взглядом с Корделией. – Но так, чтобы не произошло ничего недопустимого для леди, скандального и непристойного. Вполне приемлемы встречи в королевском парке, на коронационных балах или в других публичных местах. Даже принцессам нужно немножко свободы и приятных воспоминаний. Но нельзя допустить, чтобы пострадала репутация нашей принцессы.

– Да, конечно, – кивнула Корделия.

– Что ж, давай теперь поговорим о книге. Ты не против? Твой отец сказал, что издатель проявляет к ней интерес. Как продвигаются у тебя дела? Корделия, не забывай о своем чае, он принесет тебе огромную пользу. – Тетя Лавиния бросила ей насмешливую улыбку.

– Возникает ли у вас ощущение, словно вы опять в Египте? – прозвучал позади нее голос Уоррена.

Но еще до того, как он произнес первое слово, Корделия необъяснимым образом почувствовала – он рядом.

Странно, как в огромной Египетской галерее Британского музея с множеством монументальных скульптур и фрагментов статуй, с незримым присутствием монархов и священнослужителей, высеченных из холодного камня, она прочувствовала реальное присутствие Уоррена. Что делает с ней этот мужчина?

– К сожалению, нет, хотя мне этого хотелось бы. Я люблю Египет, пожалуй, гораздо больше других мест, где побывала. Хотя… – Оглянувшись на Уоррена, она увидела, что он с улыбкой смотрит на нее темными глазами, и ее сердце подпрыгнуло. – Вы когда-нибудь слышали о Петре?

– Нет.

– Она в Аравии, и это самое замечательное место из всех, что я видела. Город состоит из могильников и дворцов, высеченных в стене розовой скальной породы. В определенное время дня, в зависимости от положения солнца, он по-настоящему светится. Туда трудно добраться, но в подобных местах веришь в волшебство.

– Вы верите в волшебство, Сара?

Господи, он называет ее Сарой так запросто и спокойно, словно на свете нет ничего более естественного. А почему бы и нет? Он ее целовал и просил разрешения увидеться с ней. И она сама думает о нем как об Уоррене – и думает о нем очень много.

– Волшебство, Уоррен, это больше чем способность видеть то, что ожидаешь увидеть, и не видеть того, чего не ждешь. Неправильное восприятие, так сказать. – Она не успела до конца договорить фразу, как ей уже захотелось взять свои слова обратно. Они прозвучали слишком чопорно, как из уст гувернантки. – И все же в мире существуют места, где волшебство не только возможно, но и неизбежно.

– Неизбежное волшебство – мне это нравится, – рассмеялся Дэниел. Немного помолчав, он спросил: – А что вы думаете о волшебстве в отношениях между людьми?

– В отношениях между людьми? – Она постаралась, чтобы голос прозвучал как можно беспечнее. – Вы говорите о любви?

– Не совсем уверен, – растерянно ответил Дэниел, и по его взгляду Корделия поняла, что он, как и она, не знает, происходит ли между ними что-то или нет.

– Вы любите историю, Уоррен? – резко сменила она тему, чтобы избавиться от повисшей в воздухе напряженности.

– Нравится ли мне изучать имена тех, кто давно умер, и даты битв, оставшихся в далеком прошлом? Не особенно. Это довольно скучное занятие. Но это… – он обвел рукой окружавших их египетских королей и королев, – это совсем другое. Это… не знаю, как выразиться… живое, что ли.

– Думаю, поэтому я люблю путешествовать. Во многих частях света жизнь осталась такой же, какой была на протяжении многих столетий, и возникает ощущение, будто идешь сквозь историю.

– Значит, вы любите историю?

– Да. Я всегда увлекалась прошлым, даже до того, как впервые покинула Англию. – Корделия взглянула на него. – Вы же знаете, что у нашей страны впечатляющая история.

– Об этом я хорошо осведомлен. Не знать этого практически невозможно. Лондон древний город, и, несмотря на суматоху на современных улицах, у любого человека возникает ощущение, что он окружен историей. И этого нельзя не ценить.

– К сожалению, мистер Синклер смотрит на это по-другому, – сухо заметила Корделия. – Из его писем леди Корделии видно, что он не ценит ни историю, ни национальное наследие, не уважает ее мнение.

– Знаете, он притворяется, – после долгого молчания объявил Дэниел.

– Сомневаюсь.

– Вы должны понимать, что мистер Синклер напуган.

– Напуган? Чем? Конечно же, не леди Корделией.

– Сложившейся ситуацией, для него столь же неприятной, как и для леди Корделии.

– Ей предстоит брак с мужчиной, которого она никогда не видела, и еще необходимость покинуть родину, чтобы жить в чужой стране.

– Его положение не менее тягостное. Помимо всего прочего, он оказался на этом месте не по своей воле, а потому что его отец дал слово. Независимо от его собственных чувств, он не может изменить обещания, данного его отцом. Он чувствует примерно то же самое, что и она. Он боится – что еще мягко сказано – брака с женщиной, которую совсем не знает, боится привезти ее в страну, разительно отличающуюся от ее собственной, и еще он не уверен, сможет ли сделать счастливой будущую жену.

– Мистера Синклера волнует ее счастье?

– О да, очень. Он глубоко задумывается, может ли со временем возникнуть симпатия между ними, или они проведут остаток жизни, ненавидя друг друга. Это не слишком приятная перспектива и веская причина для беспокойства. У него нет желания ни самому быть несчастным до конца своих дней, ни видеть несчастной ее. Но он человек чести и ничего не может с этим поделать – я говорю о женитьбе. Решение в руках леди Корделии. Выбор за ней.

– Даже принцессы не могут иметь все, что захотят, – прошептала Корделия.

– Простите, вы что-то сказали?

– Нет, – со вздохом ответила Корделия. – У неё нет выбора. Пункты делового соглашения между ее отцом и старшим мистером Синклером плюс на карту поставлены семейные финансы. Все это означает, что она не может отказаться от этого брака. Разве можно пойти на это?

– А какие у нее желания?

– Ей хочется того же, что и любой другой женщине. Она мечтает выйти замуж по любви.

– Правда? Мне кажется, вы говорили, что в данной ситуации любовь не имеет особого значения?

– Не имеет, но по мере того, как неизбежная встреча между ними становится все ближе, леди Корделия осознает, что любовь все-таки чрезвычайно важна.

– А если из соглашения их отцов убрать условие брака… – после долгого молчания заговорил Дэниел.

– Она бы плясала на улицах от безмерной радости и невероятного облегчения, – не задумываясь, перебила его Корделия. – Разве мистер Синклер не был бы так же доволен?

– Не знаю, – задумчиво протянул он. – Мне кажется, она начинает ему нравиться.

– Нравиться? – В его письмах она не чувствует никакого восхищения.

– Иногда он бывает не таким красноречивым, как следовало бы.

– Только иногда?

– Он понимает, что оказался в трудном положении, и прилагает неимоверные усилия из него выбраться.

– Тогда они, пожалуй, вполне подходят друг другу, – отозвалась Корделия.

– А мы с вами? – Он встретился с ней взглядом. Его глаза… темные и бездонные. Корделия снова почувствовала себя так, словно она падает. Понимая, что поступает неправильно, она все же решила на этот раз не спасать себя. – Подходим ли мы друг другу?

– Честно говоря, я об этом совсем не думала.

– Полагаю, у нас много общего.

– Вот как?

– Мне кажется, я влюблен в вас.

У Корделии перехватило дыхание.

– Более того, думаю, и вы влюблены в меня.

– Мистер Льюис, с вашей стороны это весьма… самоуверенное предположение.

– Или точное? – усмехнулся он.

– А если и так? – Корделия вздернула подбородок.

– Тогда нам следует об этом поговорить. Вы так не думаете?

– Говорить вовсе не о чем.

– Тем не менее я не слышу, чтобы вы меня опровергли.

Ей следовало опровергнуть, но почему-то нужные слова не приходили на ум.

– На самом деле мы ничего не знаем друг о друге.

– Знаем вполне достаточно, – объявил он с видом человека, уже сделавшего для себя необходимые выводы.

– Я понятия не имею, что вы любите, что не любите и все такое прочее, – продолжала Корделия, оставив без внимания его замечание.

– Отлично! Я люблю сладости, хорошие сигары, отборный коньяк. Люблю историю, когда она меня окружает, но значительно меньше, когда я ее читаю.

– Это я знаю, – улыбнулась Корделия.

– Люблю путешествовать, но всегда готов вернуться домой. Я родился в маленьком городке Сент-Деннисе, и дом моей семьи еще там. Но теперь, много лет живя в Балтиморе, я понял, что скучаю по тому дому. Люблю театр и по-настоящему восхищаюсь Шекспиром. Меня можно уговорить пойти в оперу, но она меня не увлекает. Правда, я мог бы изменить свое мнение. Люблю большие семьи и огромных собак. По-моему, маленькие собаки – это пустая трата времени.

Корделия рассмеялась.

– Мне нравится, как складывается моя жизнь, нравится мое представление о будущем. Мне нравится думать о вагонах, о своих вагонах, соединенных вместе, чтобы быстро, легко и с удобствами доставлять людей и грузы из одной точки в другую. Даже вы должны согласиться со мной, что один из самых неприятных моментов посещения новых мест – трудность добраться туда.

– Да, хотя это тоже может быть своеобразным приключением.

– Кто-то путешествует для развлечения, но если человек едет по делам, то приключений должно быть меньше, а удобств больше.

– Могу согласиться с вами, – кивнула она.

– Мне нравится… – сосредоточенно нахмурившись, он устремил взгляд в дальний конец галереи, – нравится, как пахнет воздух перед тем, как начнется снегопад. Снег такой чистый и свежий, кажется, его можно попробовать на вкус. И мне нравятся штормы в океане, похожие на гнев Бога. Мне нравятся… – он поймал взгляд Корделии, – зеленые глаза цвета морской воды перед штормом, губы, выглядящие так, словно не знают, надуться им или раскрыться.

Она едва справилась с сильным желанием закусить губу.

– Мне нравится, как нелепые шляпки, которые выглядели бы смешно на любой другой женщине, совсем не кажутся смешными на вас. Мне нравится ваша прическа. – Он протянул руку и заправил Корделии за ухо выбившуюся прядь волос. – Кажется, они хотят убежать из-под этой шляпы, но нельзя их за это винить.

– Она по самой последней моде, – в оправдание себе пояснила Корделия.

– Мне нравится, как вы решительно расправляете плечи и дерзко вздергиваете подбородок. Нравится упрямое выражение ваших глаз. – Он снова наклонился к ней и тихо продолжил: – И мне очень понравилось вас целовать, вы оказались в моих объятиях, словно именно там и должны быть.

Корделия ошеломленно смотрела на него.

– А что любите вы, мисс Палмер?

– Я люблю… люблю… – Она с трудом перевела дыхание. Это нелепость. Какая разница, что она любит и чего не любит? – Путешествия, конечно. И историю, а еще… м-м… шляпы. – Боже правый, Корделия с трудом могла мыслить здраво. Сейчас ей больше всего на свете хотелось броситься к Уоррену в объятия, не обращая внимания ни на туристов в галерее, ни на Осириса, Хора и всех остальных египетских богов, возможно, наблюдавших за ней. Но ей следовало сделать одно – уйти. Прямо сейчас повернуться и, промчавшись по священным залам музея мимо всего великолепия Древнего Египта, не останавливаясь бежать, пока не окажется далеко-далеко от темных глаз пирата и обещаний, светившихся в них.

Но даже принцессе нужны приятные воспоминания.

– Я люблю осень, шампанское и шоколад. Мне нравится, когда я не знаю, что ожидает меня за следующим углом в городе, в котором раньше не бывала, или за следующим поворотом дороги в стране, которую прежде не посещала. Люблю бродить по новым местам, не до конца отдавая себе отчет в том, где нахожусь, а потом неожиданно обнаружить, что я в Афинах, или в Риме, или в Вене и что просто-напросто начинается новый великолепный день путешествия. Люблю смотреть, как солнце встает из моря и как оно в море опускается. Люблю бывать в таких местах, как это, и чувствовать себя ничтожной по сравнению с теми, кто существовал до меня. Люблю стоять на краю бесконечной пустыни и понимать, что я самое малое из огромного числа Божьих созданий. – Она мечтательно улыбнулась. – И я люблю штормы в океане.

– И?.. – многозначительным тоном тихо спросил Дэниел.

– И… – она вдохнула поглубже и отбросила все мысли об осторожности, – и мне нравится, как вы смотрите на меня – словно вы голодны и утолить этот голод могу только я одна. Мне нравится темное богатство ваших глаз. Нравится заглянуть в них и что для этого нужно посмотреть вверх. Нравится, что когда я это делаю, то ощущаю, как внутри у меня что-то тает. Нравится ваш смех. Нравится, что я узнаю о вашем приближении, еще не видя вас. Нравится, что, когда вы меня целовали, остальной мир исчез. – Корделия смело взглянула ему в глаза, стараясь выдержать их темный огонь. – Нравится, что в ваших объятиях я чувствовала себя так, словно именно там мне и положено быть.

– Должен сказать, мы много знаем друг о друге, мисс Палмер.

– Возможно, и так, мистер Льюис.

– Хотя существует еще много такого, что нужно узнать.

– Несомненно.

– На это может потребоваться уйма времени. Возможно, годы.

– Времени предостаточно. – Если он собирался сказать то, о чем она думала, то он, вероятно, хотел сказать, что время бежит быстро. Корделия сделала глубокий вдох. – Мистер Льюис.

– Мисс Палмер, – в один голос с ней произнес Дэниел, а затем кивнул. – Я пришел к выводу…

– На самом деле я должна сказать вам…

– Я думаю, это единственно правильное…

– Пока мы не зашли слишком далеко… – Корделия замолчала. – Если мы оба будем говорить одновременно, то никогда ни в чем не разберемся.

– А разобраться необходимо во многом. Но, пожалуй, сейчас не время и не место.

– Пожалуй, так. – Она окинула взглядом каменные фигуры, продолжавшие хранить свои тайны и после тысячелетий молчания.

– Я понимаю ваше нежелание позволить мне навестить вас и объясняю его вашим положением в доме.

– Да, конечно, из-за моего положения это несколько неудобно, – охотно согласилась Корделия.

– Тем не менее завтра я приду к вам с визитом. – Он решительно встретился с ней взглядом. – Честно говоря, мне надоела та игра, в которую мы играем.

– Правда? – Она с трудом заставила себя улыбнуться. – Я считала это своего рода приключением. Мне не хотелось бы, чтобы оно закончилось.

– Думаю, вы правы, и мне тоже не хотелось бы, чтобы все закончилось. Однако мне пришло в голову, что самое интересное из приключений как раз только начинается. – Дэниел с улыбкой предложил ей руку. – Но хватит говорить о настоящем. Полагаю, вы знаете обо всем этом гораздо больше, чем я.

– О чем – об этом? – У нее округлились глаза.

– О статуях, о скульптурах, о реликвиях Древнего Египта. – Он пристально посмотрел на Корделию. – А вы подумали, о чем я говорю?

– Я подумала, вы говорите обо всем том, что имеет отношение к… характеру приключения, которое я, возможно, затеяла. – Она молча выругала себя. Как может умная женщина выставлять себя настоящей идиоткой? – О Древнем Египте я тоже, пожалуй, немало знаю, но о современном Египте знаю намного больше.

– Тогда, мисс Палмер, – он сделал выразительную паузу, – не окажете ли мне большую честь стать… – она с испугом взглянула на него, а Дэниел улыбнулся ей, – моим гидом?

Долгое мгновение они молча смотрели друг другу в глаза, затем Корделия тоже улыбнулась:

– С огромным удовольствием, мистер Льюис. – Взяв его под руку, она указала на ближайшую скульптуру: – Давайте начнем отсюда. Эта огромная голова найдена в Карнаке и, как уверяют, принадлежала Тутмосу Третьему.

На протяжении нескольких следующих часов Корделия водила Уоррена по галереям, отведенным египетским божествам и правителям, и показывала ему сфинксов с человеческими головами и с головами ястребов и львов. Они побывали в зале, посвященном Ликее, и посмотрели скульптуры Ксантина, обсуждали различия между египетскими скульптурами и более утонченными произведениями греков. И Корделия не могла припомнить, когда последний раз так приятно проводила утро. Вопросы Уоррена были умные, его наблюдения глубокие, а его чувство юмора занятное. Корделия поняла, что они действительно подходят друг другу – но это не имело значения.

Сегодня она и Уоррен странствовали по прошлому, а завтра, она не сомневалась в этом, он заговорит о будущем. Значит, ей остается только этот вечер, чтобы исправить всю эту путаницу, во всем признаться и сказать Уоррену, что у них нет общего будущего. И кто-то, несомненно, будет страдать. Сердце Корделии сжалось от страха, что она может разбить Уоррену сердце и что разобьется сердце не только у него.