Глава 12

Сидя в экипаже, остановившемся неподалеку от дома, в котором Уоррен жил вместе с мистером Синклером, Корделия старалась собрать все свое мужество. Она ни в коем случае не могла допустить, чтобы он явился к ней с визитом. Ходжес, тетя Лавиния, Сара, а теперь и Уилл – кто-нибудь из них непременно скажет ему правду раньше, чем самой Корделии представится такая возможность. Все очень скверно, но может стать еще хуже. Нет, она должна все рассказать Уоррену, и рассказать сейчас – больше откладывать нельзя.

Когда из дома вышел высокий темноволосый мужчина, Корделия решила, что это, должно быть, мистер Синклер, и с неохотой призналась себе, что он действительно красив. Что ж, если ей придется выйти замуж за высокомерного самодовольного осла, то пусть он будет хотя бы внешне привлекательным. Правда, его последнее письмо написано в удивительно примирительном тоне. Корделия сделала вывод: Уоррен, возможно, прав. Мистер Синклер, вероятно, боится этого брака, как и она. Остается еще две недели до возвращения ее семьи из Брайтона и до того, как Корделия лично встретится с ним. Нужно надеяться, что к тому времени она смирится со своей неминуемой судьбой.

Сегодня вечером Корделия должна сделать то, что уже и так слишком долго откладывала. Она должна взглянуть фактам в лицо и признать, что влюблена в Уоррена Льюиса – влюблена безумно, страстно и на всю жизнь. Но сейчас она должна сказать «прощай».

Корделия могла отказаться от брака с мистером Синклером. В этом случае семейный капитал пострадал бы, но, вероятно, не был бы полностью потерян. Однако ее семья, в первую очередь отец, давала ей все, что она хотела. Отец дал ей возможность путешествовать, в широком смысле слова подарил ей весь мир. Самое меньшее, что она могла сделать в ответ, – это убрать морщины тревоги с его лица и его отчаяние. Таков долг дочери, долг взрослого человека, долг принцессы.

Она должна сказать Уоррену правду, пока он не узнал ее от кого-нибудь другого.

Когда кучер помог Корделии выйти из экипажа, она поднялась к парадной двери и постучала. Крайне неприлично приехать без сопровождения, но разве теперь это имело какое-либо значение? Сейчас Корделия меньше всего заботилась о соблюдении приличий. Она собиралась сказать любимому человеку, что она совсем не та, за кого он ее принимает, что готовится по расчету выйти замуж за другого – за его работодателя, к тому же лучшего друга. Через несколько минут Уоррен возненавидит ее, а ее сердце будет разбито – и все это натворила только она сама.

Дворецкий отворил дверь. Корделия заставила себя приветливо улыбнуться.

– Будьте добры, я хотела бы увидеться с мистером Льюисом.

Дворецкий окинул ее оценивающим взглядом, решая, к какой категории ее отнести, а затем впустил в холл.

– Сожалею, мисс. Мистера Льюиса сейчас нет.

– Вы уверены? – Корделия нахмурилась.

– Совершенно уверен. Он вышел через эту самую дверь не далее как две минуты назад.

– Вы говорите – две минуты? – Она уставилась на дворецкого. – Джентльмен, вышедший из дома, – мистер Льюис? Мистер Уоррен Льюис?

– Единственный мистер Льюис, проживающий здесь.

– Вы уверены, что это был не мистер Синклер? А вы не могли ошибиться?

– Я никогда не ошибаюсь, мисс. – Дворецкий обиженно засопел.

– И никто больше не выходил? Я имею в виду за последние несколько минут?

– Никто не входил и не выходил, мисс.

Корделии в голову пришла ужасная мысль – ее водили за нос.

– А мистер… Синклер дома?

– Да, мисс, он в конторе.

– Скажите мне, – она доверительно понизила голос, – он похож на мистера Льюиса?

– Они примерно одного роста и телосложения, и волосы у них одинакового цвета. Да, мисс, они вполне могли бы быть братьями. – Наклонив к ней голову, дворецкий тоже понизил голос: – Хотя могу авторитетно заверить вас, что не все американцы выглядят одинаково.

– Приятно это знать. – Корделия на минуту задумалась. Нет, этого, конечно, не может быть. – А мистер Синклер похож на пирата?

– На пирата, мисс?

– У него есть шрам? Вот здесь? – Она коснулась рукой своего лба над правой бровью.

– Да, мисс, есть.

– Понимаю. – От потрясения у Корделии остановилось дыхание. Мужчина, которого она знала как Уоррена Льюиса, на самом деле Дэниел Синклер… Дэниел Синклер? Тот самый человек, за которого она должна выйти замуж?

– Мисс?

Ее пират – это высокомерный, самодовольный осел? И все это время он ее обманывал? Да он не только пират, но еще и негодяй.

– Вы так побледнели, мисс. Вам нехорошо? – с вежливой заботливостью спросил дворецкий.

– Мне? – рассеянно пробормотала Корделия, почти не слыша его слов.

Уоррен – или Дэниел, или кто бы он ни был – целовал ее! Какая наглость! Он ее целовал, но что еще хуже, она целовала его, даже не подозревая, что целует Дэниела Синклера, а думая, что целует Уоррена Льюиса – приятного, благородного, честного Уоррена Льюиса.

А кого целовал Дэниел Синклер? Не ту женщину, на которой собирался жениться. О нет, он целовал совершенно другую женщину! Он целовал Сару Палмер. Мерзавец! Скотина! То, что Корделия опрометчиво поцеловала не того мужчину, за которого должна выйти замуж, не шло ни в какое сравнение с его поведением. И вряд ли стоило обращать внимание на то, что она вела себя так же нечестно, как и он. Корделия пришла в ярость, она злилась и возмущалась до глубины души.

– Вам уже лучше, мисс?

– Что?

– Ваше лицо снова порозовело. Но, быть может, вам все же лучше сесть?

– Нет, благодарю вас, я прекрасно себя чувствую, – уверенно ответила Корделия, понимая, что говорит правду. Очевидно, гнев в такой степени принес с собой поразительное чувство спокойствия, что позволит лучше осмыслить неожиданное открытие, обдумать дальнейшие действия.

Слава Богу, она все-таки влюбилась в правильного американца! Какая досада, что теперь ей придется задушить его голыми руками.

Корделия для уверенности вдохнула и послала дворецкому свою самую очаровательную улыбку, которую она испробовала на портье, швейцарах и управляющих отелями, чтобы получить наилучшее обслуживание, и которая никогда не подводила ее.

– Скажите, как вас зовут?

– Гиллиам, мисс.

– Итак, Гиллиам, не окажете ли мне любезность доложить мистеру Синклеру, что мисс Палмер здесь и хочет видеть мистера Льюиса?

– Конечно, мисс, но мистера Льюиса сейчас нет.

– Я это знаю, и вы это знаете, и мистер Синклер, вероятно, это тоже знает, но чего он не знает, так это того, что я это знаю. И мне хочется, чтобы тот факт, что я это знаю, остался нашим с вами секретом.

– Как пожелаете, мисс, – в изумлении сказал дворецкий.

– И постарайтесь не показывать своего удивления, если услышите что-то странное.

– Дорогая юная леди, прошу меня простить, – Гиллиам снова засопел, – но даже в Америке я никогда не показывал своего удивления. – С этими словами он пересек холл и, остановившись у закрытой двери, постучал, затем вошел в комнату.

Корделии хотелось обладать хотя бы частицей его самообладания. Ей сейчас этого ужасно не хватало, так как последствия ее затеи трудно было предугадать.

Принцесса не только могла бы получить все, что ей хочется, принцесса получит все, что ей хочется. Как выяснилось, простолюдин все же оказался принцем. Но за такое превращение ему придется заплатить определенную цену. Корделия пока не знала, какую именно, но была уверена, что подобно многим потрясающим идеям, осенявшим ее в прошлом, нужная мысль придет ей в голову в самый нужный момент.

– Позвольте, мисс, я возьму у вас шляпу и накидку, – обратился к ней вернувшийся в холл Гиллиам.

– Благодарю вас. – Развязав ленты шляпы, Корделия отдала ее дворецкому, потом сняла короткую накидку и, немного поколебавшись, перчатки.

Гиллиам кивнул и передал вещи лакею.

– Одну минуту, мисс. – Он вернулся к двери, которая, по-видимому, вела в контору, вошел и закрыл за собой дверь, но не плотно. Корделия подошла ближе. – Каштановые, сэр, – произнес дворецкий по другую сторону двери, по-видимому, отвечая на вопрос. – Я вполне могу отличить светлые волосы от каштановых, и у мисс Палмер они, несомненно, темно-каштановые.

Уоррен – вернее, Дэниел – задал вопрос, смысл которого Корделия не могла до конца понять.

– Зеленые, сэр, – продолжал Гиллиам. – Не сомневаюсь, что зеленые. Совершенно неповторимые, сэр. – Последовало молчание. – Не уверен, что когда-нибудь видел океан перед штормом, сэр.

Корделия отошла от двери. Уоррен – Дэниел – спрашивал о цвете волос и глаз женщины, которая хотела видеть мистера Льюиса. И зачем бы ему…

И внезапно она нашла ответ. У настоящей Сары волосы светлые, а глаза карие, но Уоррен – Дэниел – никоим образом не мог этого знать, если только он не…

…если только он не видел настоящую Сару Палмер. А это значит, ему известно, кто такая Корделия на самом деле!

Корделия пришла в негодование. Все оказалось хуже, чем она думала. Теперь вопрос в том, как давно он это знает и что ей теперь делать?

Гиллиам вышел в холл, проводил ее в контору и закрыл за ней дверь.

Уоррен – нет, Дэниел, она должна привыкать думать о нем как о Дэниеле – встал из-за письменного стола и направился к ней через комнату. Без пиджака, в рубашке с расстегнутым воротом он выглядел расслабленным и довольным, если не считать удивленной и слегка испуганной улыбки на лице.

– Сара, какой приятный сюрприз!

Корделия мгновенно поняла, что ей нужно сделать – что ей хочется сделать и как правильно обойтись с ним.

– Уоррен! – Промчавшись через комнату, она бросилась ему в объятия.

– Сара, – прошептал Дэниел, едва ее губы коснулись его губ. Удивление мгновенно превратилось в удовольствие и желание – настойчивое и почти непреодолимое. Губы Корделии теплые и мягкие, а поцелуй – полный страсти. Дэниел привлек ее к себе и на секунду забыл обо всем на свете от ни с чем не сравнимого ощущения, возникшего от тепла ее тела, прильнувшего к нему, от прикосновения ее губ, требовательно прижавшихся к его губам. Дэниел хотел ее почти с самого первого мгновения их встречи, но теперь…

Теперь это колоссальная ошибка. Что он делает? О чем он думает? Нет, он вообще ни о чем не думал, и это всегда доводило его до неприятностей. Дэниел мягко разжал ее руки, обвившиеся вокруг его шеи, держа их в своих руках, отступил назад.

– Ко… Сара, – решительно произнес он, напомнив себе, что должен называть ее Сарой, хотя уже начал думать о ней как о Корделии. В это утро у него уйма времени, чтобы выучить наизусть ее полное имя. – Вам не кажется, что это не совсем прилично? Не считая того, что вам не следовало бы быть здесь одной.

– О, Уоррен, Уоррен, Уоррен. – Корделия глубоко вздохнула и, взмахнув ресницами, посмотрела на него. – Вам не кажется, что нам ни к чему слишком беспокоиться о приличиях, Уоррен?

– Не вижу почему, – осторожно ответил он.

– Господи, почти каждый раз наши встречи оставались в тайне, Уоррен, – многозначительно пояснила Корделия.

– Но они всегда происходили в общественных местах. Можно возразить против того, что в наших… случайных встречах было что-то неподобающее. – О Боже, он говорит как настоящий ханжа; наверное, он слишком долго прожил в Англии.

– Вы не думаете, что это довольно стыдно, Уоррен? – спросила Корделия, немного приблизившись к нему.

– Что вы подразумеваете под словом «стыдно»?

– Думаю, вы понимаете, Уоррен.

– Почему вы все время так произносите мое имя?

– Мне нравится произносить ваше имя. Мне нравится, как оно перекатывается на языке. Уор-р… – она набрала воздуха после первой половины слова и, медленно выдыхая, выговорила вторую половину: —…рен-н.

Дэниел с трудом сглотнул; он никогда не подозревал, что простое имя может звучать так возбуждающе.

– Да, мне нравится ваше имя. Нет, я в восторге от вашего имени, Уоррен, – мило выдохнула она его имя. – Это удивительное имя. Надежное, мужественное и честное. Вам известно, что на немецком оно означает «верный»? И вполне соответствует самому мужчине.

– Обыкновенное имя, как любое другое. Как… как, например, Дэниел. Дэниел – красивое имя. И «Дэниел» означает… – Он не мог ничего придумать.

– Оно означает «Бог мне судья». На древнееврейском языке. – Корделия невинно улыбнулась – слишком невинно, и это насторожило Дэниела.

– Полагаю, что это основа всего. Бог каждому судья, – серьезно заметил Дэниел.

– Тогда мы все, вероятно, должны зваться Дэниелами. – Корделия ослепительно улыбнулась ему. – Хотя, должна сказать, это не очень удобно. Дэниел Синклер, Дэниел Льюис, Дэниел Палмер, Дэниел здесь, Дэниел там, Дэниел всюду, куда ни глянешь. Если в толпе окликнуть Дэниела, сразу же отозвались бы все.

– Это нелепо, – улыбнулся он вопреки собственной воле.

– Но забавно. – Освободив свои руки, Корделия положила их на грудь Дэниела и взглянула вверх на него. – Однако мне гораздо больше нравится верность, чем гнев Бога.

– Вы сказали, оно означает «Бог мне судья», – нахмурился Дэниел.

– Но раз он судит, то, несомненно, будет и карать. – В подкрепление своих слов она похлопала Дэниела по груди, а потом отошла. – Хотя я считаю, что все имена одинаково хороши.

– Шекспир тоже так думал. – По-видимому, все опять возвращалось назад к верности и честности. Никто не был более честным и верным, чем Шекспир. В этот момент никто не пребывал в большем сомнении, чем сам Дэниел, как бы ни называла его Корделия. – Какое значение имеет имя? Назови мы розу как-нибудь по-другому, она все равно будет так же ароматно пахнуть.

– Вы прибегаете к Шекспиру? Мое неожиданное появление, должно быть, поставило вас в еще более неловкое положение, чем я думала. – Корделия усмехнулась. – Я нахожу это просто очаровательным. Но если вы хотите обратиться к Шекспиру… Он сказал много такого, что вполне может подойти к любому случаю. Дайте подумать. – Некоторое время она молча постукивала себя указательным пальцем по подбородку. – «Любите всех, доверяйте немногим. Никому не причиняйте зла». Это «Все хорошо, что хорошо кончается». Или: «Нет более богатого наследства, чем честность». Это опять «Все хорошо, что хорошо кончается». Итак?

– Что – итак?

– Итак, за вами очередь привести цитату. У вас есть хоть одна?

– Ничего не приходит в голову, – пробурчал Дэниел.

– Я думала, вам нравится Шекспир. – Корделия неторопливо прошлась по комнате и остановилась, рассматривая висящую на стене гравюру в раме. – Вы же сами это начали.

– Я действительно люблю Шекспира, и я не понимаю, что я начал, – сказал он, как бы защищаясь. – Просто в данный момент не могу вспомнить ничего подходящего из Шекспира. – Как она могла всерьез ожидать, что он будет вспоминать Шекспира?! Сейчас он мог думать только о том, для чего она здесь, чего она хочет, как от нее избавиться и что неизбежно произойдет, если ему не удастся этого сделать. Дэниел старался придумать, что бы такое умное сказать. – Вспомнил. «Увы, бедный Йорик, я хорошо его знал».

– Не слишком хорошо, Уоррен, – с отсутствующим видом сказала она, окидывая взглядом письменный стол Уоррена. – На самом деле это звучит так: «Увы, бедный Йорик! Я знал его, Горацио».

– Я знал, просто цитата на минуту выскользнула у меня из головы. Это из «Гамлета».

– Прекрасно, Уоррен. Конечно, из «Гамлета». Как и это: «Что-то прогнило в королевстве Датском». – Корделия взглянула на него и улыбнулась. – Нам очень повезло, что мы не в Дании.

– Да, пожалуй.

– Хотя Дания мне нравится. Я только один раз была там, но не думаю, что там что-то прогнило.

– Я никогда не…

– Это ваш стол? – Она указала на стол Уоррена.

– Да, мой.

– Разве вы сидели не за другим столом, когда я вошла? Значит, тот стол мистера Синклера?

– Я пользуюсь обоими столами, – быстро ответил Дэниел. – Перехожу от стола к столу в зависимости от того, что мне нужно сделать.

– Я, конечно, ничего не смыслю в бизнесе, но мне кажется, что это не очень удобно. – Корделия продолжила с любопытством бродить по комнате.

– На самом деле чрезвычайно удобно. Это исключает возможность потерять важные документы, потому что они остаются лежать на одном месте. – Он убежденно кивнул, полностью осознавая, насколько по-дурацки звучит его довод.

– Кто бы мог подумать!

– Сара, почему вы здесь?

– Почему? – Она провела пальцем по краю его стола.

– Почему?

– Я соскучилась по вас, Уоррен.

– Мы виделись только сегодня утром.

– И все же, – наклонив голову набок, она взглянула на Дэниела из-под опущенных ресниц, – мне кажется, прошла целая вечность.

– Тем не менее это было всего лишь сегодня утром, – сказал он более резким тоном, чем ему хотелось.

– Этого недостаточно, – отозвалась Корделия на его замечание и, помолчав, добавила: – Это только разожгло мой аппетит.

– Что сделало?

– Господи, не нужно делать такой удивленный вид. – Она мило улыбнулась, словно обсуждалось что-то гораздо меньшее, чем… в общем, гораздо меньшее. – Можно подумать, у вас никогда прежде не было женщины, которая говорила, что скучает по вас.

– Меня беспокоит не то, что вы скучали, а ваш аппетит.

– Ну разве это не интересно? – Корделия покачала головой, как будто сама не могла до конца этому поверить. – Я даже не подозревала, что у меня может возникнуть аппетит, вызванный чем бы то ни было. – Она встретилась взглядом с Дэниелом. – Признаюсь, мне это очень приятно.

– Что именно? – Нахмурив брови, Дэниел озадаченно смотрел на нее.

– Уоррен, ваше лицо может остаться таким навсегда, если вы не будете следить за собой.

– Что именно вы хотите сказать?

– Хочу сказать, что вы становитесь непривлекательным. Было бы досадно, если бы вашему исключительно красивому лицу пришлось остаться…

– Я совсем не это имел в виду, и вы прекрасно все понимаете.

– Вы, быть может, и сообразительны, когда дело касается бизнеса, но, чтобы понять что-то совершенно простое, вам, очевидно, требуется ужасно много времени. Должно быть, это объясняется удивлением. Вы не ожидали моего прихода, и я застала вас врасплох. – Она задумчиво свела брови. – Тогда будем двигаться более медленными шагами.

– Двигаться к чему?

– Но сначала, – продолжила Корделия, оставив без внимания его вопрос, – я чувствую, что у меня пересохло в горле.

– Я позвоню и попрошу принести чай, – кивнул Дэниел.

– Говоря по правде, Уоррен, для такого вечера чай не слишком подходит. Думаю, бренди намного уместнее. – Она окинула взглядом комнату. – И эта контора… Уверена, вы не проводите все свое время здесь. У вас, наверное, есть гостиная? Или какое-то другое место, менее подходящее для работы и более подходящее… для расслабления. Для получения удовольствия, если хотите. Полагаю, в гостиной нам будет удобнее.

– Мои комнаты выше этажом, – не подумав, сообщил Дэниел.

– Прекрасно, – ни секунды не колеблясь, откликнулась Корделия. – Нам нужно многое обсудить, и так как речь пойдет не о бизнесе, я бы предпочла, чтобы нас окружала неделовая обстановка. Не возражаете?

– Пожалуй, нет. – Ему, вероятно, следовало бы возразить – и возразить решительно. Но Дэниел хотел понять, что она задумала. Ему было любопытно и интересно. Поэтому он не насторожился. В конце концов, перед ним хорошо воспитанная молодая леди из уважаемой семьи.

Направившись к двери, Корделия оглянулась на Дэниела и спросила низким обольстительным голосом:

– Так мы идем?

– Пожалуй, да. – И он последовал за ней – за прилично воспитанной молодой леди с независимым характером и умением всегда получать то, что хочет.

Вопрос в том, что она хотела в этот момент. Дэниел мог положить конец всему этому, поставив ее лицом к лицу перед правдой о ее и его собственном обмане. Но это могло привести к катастрофе. В музее Дэниел едва не признался ей во всем, но он согласился с предложением ее брата предоставить Корделии сделать все следующие шаги. Он также согласился с доводом, что раз она сама все это затеяла, ей и заканчивать. Это будет для нее вполне заслуженным уроком. Но при всем этом Дэниел был совершенно уверен, что ее брат не предвидел того, что теперь происходило. Однако аргумент, почему не следует открывать Корделии правду, оставался таким же веским, как и вчера, когда Дэниел, Кресуэлл и настоящая мисс Палмер обсуждали этот вопрос. И сейчас у Дэниела не было выбора, оставалось только ждать и смотреть, что будет делать Корделия.

Отдав Гиллиаму распоряжение принести бренди, они поднялись по лестнице на этаж, который англичане называют первым, и Дэниел проводил ее в гостиную – просторную, красиво обставленную комнату с диваном, креслами и небольшим письменным столом. Еще раз он отметил про себя, насколько эта комната лишена индивидуальности: ничто в ней не говорило о нем самом. Обычно он был слишком занят, чтобы обращать внимание на такие вещи. Но изредка, когда это случалось, Дэниел напоминал себе, что не один только Уоррен скучает по дому. Однако сейчас он радовался отсутствию чего бы то ни было личностного.

– А комнаты мистера Синклера тоже на этом этаже? – поинтересовалась Корделия, рассматривая комнату.

– Нет, наверху.

– Правда? Весьма необычно. Как правило, комнаты хозяина дома находятся на нижних этажах, а слуги и наемные работники располагаются выше.

– Мистеру Синклеру нравится вид с верхних этажей, – поспешно пояснил Дэниел. – Американец в чужом городе предпочитает красивый вид соблюдению ограничений социального характера. Дэниел Синклер считает меня во многом таким же, как он сам, за исключением, быть может, полного капитала.

– Он настоящий демократ, – улыбнулась Корделия.

В гостиную вошел Гиллиам, поставил на стол поднос с бренди и бокалами, затем вышел, намеренно не закрыв за собой дверь. Дэниел отметил про себя, что за это дворецкого следует премировать.

– Однако, – подойдя к столу, Дэниел наполнил бокалы, – я должен добавить, что в предстоящие годы благодаря успешному развитию американских железных дорог неравенство в размере наших капиталов будет уменьшаться.

– Ваших капиталов? – Подойдя, Корделия взяла у него бокал. – Я думала, у вас нет капитала, Уоррен, – она сделала глоток и взглянула на Дэниела поверх бокала, – а есть только перспектива.

– Превосходная перспектива, – убежденно подтвердил он.

– Разумеется, – прокомментировала Корделия. – А что вы скажете о своем будущем, Уоррен, если не говорить об этой перспективе?

– О моем будущем? Никто не может предсказать будущее.

– Но у вас, безусловно, есть какие-то мечты? – Она не торопясь отошла от него. – Вдобавок к перспективе.

– Мечты?

– Да, мечты. Чего вы хотите добиться в жизни, кроме того, чтобы стать железнодорожным магнатом? – Подойдя к двери, она ногой плотно закрыла ее.

– Что вы делаете?

– Ничего. – Она прислонилась к двери и отпила бренди. – Абсолютно ничего.

– Если вы не заботитесь о своей репутации…

– Я – нет. – Она медленно улыбнулась. – А вы?

– Конечно же, забочусь. Могут пойти разговоры.

– О секретаре мистера Синклера и компаньонке леди Корделии? – Она небрежно повела плечами. – По-моему, такие разговоры ни для кого не представляют интереса.

– Тем не менее я полагаю…

– Вы просто стараетесь сменить тему. – Она вытянула в его сторону руку с бокалом. – Ничего не выйдет.

Ее глаза блестели, но Дэниел не мог с уверенностью сказать, что они выражали: возможно, упрямство, возможно, решимость или желание. Однако от этого взгляда у него внутри все сжалось. Одним глотком он допил свое бренди.

– Чего вы хотите, Уоррен? – Корделия неторопливой походкой вернулась к нему. – Какие у вас мечты, какие желания?

«Я хочу, чтобы вы перестали называть меня Уоррен!» Дэниел снова наполнил свой бокал.

– Каковы ваши мечты? – остановившись перед ним, повторила Корделия тихо и чувственно. – Ваши желания?

– Мои желания? – На этом слове его голос сломался.

– Чего вы хотите, Уоррен? – Потянувшись за него, Корделия поставила на стол бокал.

– Вы уже спрашивали об этом.

– Приходится повторять. – Она взяла у него из руки бокал, сделала глоток и потерлась губами о губы Дэниела.

Жар спиртного и тепло женщины слились воедино и обожгли его. Дэниел уперся руками в стол не столько для того, чтобы не упасть, сколько для того, чтобы удержаться и не потянуться к этой женщине. Уже через мгновение даже неискушенной леди Корделии стало бы совершенно ясно, чего он хочет.

– Вы пытаетесь соблазнить меня, мисс Палмер?

– Это не входило в мой первоначальный план. – Ее зеленые глаза выражали удивление, как будто она вообще не думала о соблазнении. Но соблазнение уже витало в комнате. – Возможно, такая мысль у меня и была – глубоко в подсознании. – Она долго смотрела на Дэниела, затем шаловливо улыбнулась. – По-моему, эта идея на удивление хороша.

– Даже не думайте об этом. – Он протяжно прерывисто вздохнул.

– Честно говоря, Уоррен, я только и делаю, что думаю, и я от этого устала. Я думаю, куда я отправлюсь в следующее путешествие. Я пишу… Я помогаю леди Корделии работать над описанием тех мест, где мы были. Хотите знать, о чем я думаю сейчас?

– Не уверен.

– Я думаю, что впервые за свои почти двадцать шесть лет оказалась одна в комнате с джентльменом, который мне не родня, – она сделала большой глоток бренди из его бокала, – с бокалом изумительно вкусного и крепкого бренди в руке и малой вероятностью, что появится еще кто-нибудь.

– Наверное, нам нужно что-то с этим делать. – Что нужно было сделать Дэниелу, так это открыть дверь или отправить отсюда эту женщину. Во всяком случае, ему следовало держаться от нее на расстоянии, превышающем несколько дюймов. Но зеленые глаза Корделии таили обещание, против которого – Дэниел это чувствовал – он не устоит и сопротивляться которому ему с каждой секундой хотелось все меньше. Забрав у Корделии свой бокал, он допил остаток бренди и поставил пустой бокал на стол.

Не важно, что она задумала, но весь воздух определенно стал насыщен обольщением, и до такой степени, что его, казалось, можно потрогать и попробовать на вкус.

– И что же нам нужно с этим делать? – Корделия снова обвила руками его шею и потерлась губами о его губы.

– Нам нужно открыть дверь. Нужно проводить вас домой. – Его руки сомкнулись вокруг нее. – Нам нужно прийти в себя.

– Зачем? – выдохнула она у самых его губ.

– Действительно, зачем? – пробормотал Дэниел и крепко поцеловал ее. Долгое мгновение он упивался ощущением ее рта под своими губами, пьянящим вкусом бренди и легким ароматом роз. На некоторое время ему было достаточно просто наслаждаться вкусом, ароматом и ощущением. Ее рот приоткрылся, их языки встретились, Дэниел почувствовал несказанное удовольствие, его тело напряглось от желания. Оторвавшись от ее губ, Дэниел покрыл поцелуями ее щеку, потом слегка прикусил мочку уха. Корделия, вздохнув, откинула назад голову, предоставляя ему для поцелуев шею, и вцепилась руками в его плечи. Он почувствовал, что ее желание такое же сильное, как и его. Дэниел крепче прижал к себе Корделию и снова накрыл ее рот своим – на этот раз более жестко, настойчиво и требовательно. Она, запустив пальцы в волосы у него на затылке, ответила ему с той же страстью.

– Я не собираюсь открывать дверь, – отодвинувшись от его губ, прошептала Корделия ему на ухо.

– И не нужно, – после некоторого колебания произнес Дэниел, ибо был не в силах сопротивляться слишком долго.

Он твердо решил жениться на этой девушке, поэтому какая разница, будут ли они впервые близки сегодня вечером, завтра или в следующем месяце? Он коснулся впадинки у нее между шеей и плечом и почувствовал, как Корделия затрепетала.

– Я не собираюсь возвращаться домой.

– Решение за вами, – ответил Дэниел, задыхаясь, как и она. Безусловно, он завтра же женится на ней, если они станут близки. Внезапно он понял: независимо от того, что случится, когда Корделия узнает правду, ей придется выйти за него замуж. Да, она будет обесчещена, и обесчещена им – обесчещена пиратом. А сейчас, когда его руки скользили по ее спине, Дэниел на самом деле почувствовал себя пиратом.

– И у меня нет желания приходить в себя.

– А я не смог бы, даже если бы захотел.

Тихий голос из какой-то части его сознания, не полностью затуманенной страстью, потребностью и желанием, обратил внимание Дэниела на то, что Корделию, похоже, совсем не пугает отсутствие выбора и необходимость выйти за него замуж. Но у нее – во всяком случае, в этот момент – на самом деле не было выбора: ее обязательство перед семьей повелевало ей выйти за него замуж. Тот же настойчивый голос добавил: она принимает мужчину, чью постель, очевидно, собирается разделить с ним, за кого-то другого. Но Дэниел не стал прислушиваться к этому голосу. Его губы вернулись к ее губам дерзко и требовательно, но Дэниелу этого было мало. Ответ Корделии был близок к неистовству, словно она не могла обуздать вырвавшуюся на волю страсть. Наконец она оторвала свои губы от его рта и вздохнула.

– На мне слишком много одежды. Вы должны помочь мне разделаться с ней.

– С превеликим удовольствием. – Дэниел мгновенно развернул Корделию и быстро расстегнул застежку на лифе ее платья. – Мне следовало бы возразить… – Обычно он плохо справлялся с такой работой. – Встать на защиту своей чести и тому подобное… – Но в этот вечер его пальцы действовали уверенно, ловко, проворно. – Устоять против вашего соблазнения…

– Это я соблазняю вас? – Корделия рассмеялась тихим чувственным смехом.

– Несомненно. – Ее расстегнутое платье Дэниел спустил с плеч. Оно, скользнув по ее бедрам, упало на пол к ногам. – Вы не думаете, что вам следует изменить свое намерение? – Он развязал ее нижнюю юбку, расстегнул панталоны, и это белье последовало за платьем.

– Соблазнить вас? – усмехнулась Корделия. – Ничего подобного. – Она возилась с крючками спереди на корсете. – На самом деле все выглядит так, как будто вы больше стремитесь к соблазнению, чем я. У меня нет опыта в соблазнении.

– Тем не менее вы чрезвычайно преуспели в этом. – Дэниел стянул через голову свою рубашку и отбросил в сторону.

– Нет, совсем нет. Всю свою жизнь я каждый день снимала и надевала этот проклятый корсет, – ее голос зазвенел от раздражения, – а сегодня, кажется, не могу даже расстегнуть эту чертову штуку!

– Позвольте мне. – Опустившись перед ней на колени, Дэниел расстегнул оставшиеся крючки, и корсет упал на пол.

Нижняя сорочка Корделии была из такого тонкого материала, что Дэниел мог видеть темные круги сосков и темное пятно между бедер. Обхватив Корделию за талию, он притянул ее ближе к себе, наклонившись, запечатлел поцелуй в ложбинке между грудей. Его руки медленно двигались по ягодицам к задней части бедер и вниз по ногам, пока не добрались до подола сорочки и обнаженной кожи. У Корделии перехватило дыхание от его прикосновений.

– Вы весьма искусны в этом. Должно быть, у вас есть большой опыт.

Дэниел ничего на это не ответил. Оставив ее замечание без внимания, он скользнул руками вверх по ее бедрам к очаровательной круглой попке и пришел в восторг от шелковой нежности женской кожи, от бархатистой гладкости тела под своими пальцами. Потом провел руками еще выше по бокам. Его большие пальцы нежно коснулись нижней части грудей.

Дыхание Корделии перешло в короткие вздохи, но она стояла не шевелясь, в ожидании и предвкушении дальнейшего. Накрыв ладонями ее груди под сорочкой, Дэниел с удовольствием ощутил в своих руках их тяжесть и зрелость. Его руки накрывали ее груди под тонкой тканью нижней сорочки, и в этом было нечто чрезвычайно возбуждающее. Большими пальцами Дэниел обвел ее соски, чувствуя, как они твердеют под его прикосновениями. Положив одну руку сзади на талию Корделии, он наклонился, взял в рот сосок вместе с тканью и медленно, нежно посасывал его, пока она не застонала от удовольствия, а пальцы ее у него на плечах не впились в тело. Он обратился ко второй груди и играл с ней, дразня Корделию. Ей стало казаться, что она вот-вот упадет прямо рядом с ним. Потом он выпрямился и посмотрел на Корделию:

– Есть у вас какие-нибудь мысли о браке?

– В последние несколько минут нет. – Ее глаза затуманились от страсти, и она, протянув руку, провела пальцами по его голой груди.

Дэниел расстегнул брюки и сбросил их.

– Быть может, вы…

– В последнее время я только и делала, что думала о браке. Сегодня вечером я не желаю думать ни о чем другом, кроме вас и меня. – Она провела рукой вниз по его животу, откровенно изучая тело Дэниела. Он едва устоял против желания прикрыться руками. – Знаете, вы ведь голый.

– Да, я это заметил. – Он с трудом сдерживал чувства, вызванные ее прикосновениями.

Дразня его, она одним пальцем рисовала линии, круги и бог знает что еще у него на животе всего на дюйм выше его мужского достоинства, а Дэниел изо всех сил сопротивлялся желанию схватить ее за руку. Для женщины, не имевшей ни малейшего представления о том, что делать, Корделия, по-видимому, обладала врожденным талантом к этому.

– Вы знаете, в мире много мест, где жители вообще не носят почти никакой одежды. – Она говорила отсутствующим тоном и легко с любопытством и без стеснения касалась его.

– Подозреваю, что у них зимы мягче наших.

– Наверное, причина в этом. – Ее взгляд остановился на его возбужденной плоти. – Я сказала вам, что вы голый?

– Да. – Слово получилось похожим на протяжное шипение.

– Пожалуй, это несправедливо, верно? – Встретившись взглядом с Дэниелом, Корделия порочно улыбнулась ему и сняла через голову свою сорочку. – Так лучше?

– Лучше? – У нее были изгибы именно в тех местах, где он предпочитал их видеть, а ее светлая кожа имела персиковый оттенок. И ему хотелось только… О нет, ему хотелось много, много большего.

– Ну вот, теперь я тоже голая.

– На вас еще остались чулки. – Он подхватил ее на руки и понес в спальню. – Знаете, это только усложнит все.

– Тогда я с удовольствием сниму их.

– Я совсем не это имел в виду, и вы прекрасно все понимаете. – Он ногой распахнул дверь в спальню.

– Возможно. Вернее, догадываюсь. – Она, шутя, укусила его за мочку уха, и Дэниела пронзило желание. – Это будет великолепное осложнение.