Книга: Полосатые галактики
Назад: Глава 60 К Тигру в пасть
Дальше: Глава 62 Тигр! Тигр!

Часть четвёртая
В галактике Тигра

Приговор вынесен и приведён в исполнение!
Тушите свет! Такого вы ещё не видели…Уверены, что готовы на это смотреть?

Глава 61
Танцы со змеями

Эшесс старался как можно быстрее миновать императорскую стражу. Нассаримы, не переставая, салютовали ему пиками всю дорогу, от входа в галерею и до покоев императора. На кончике каждой такой пики – яд нагари…
Эшесс усмехнулся. Ему яд нагари не страшен, тем более, когда есть собственный… У заламина всегда наготове кое-что пострашнее, чем отрава. Гибкое жало. Враги презрительно, с ненавистью, а рабы, корчась от страха, называли его «колючкой».
«Небытие или блаженство?» – коронный вопрос заламина, которого все боялись до ужаса. Когда заламин так спрашивал, это означало одно из двух: смерть или вечное рабство. Именно так это и переводилось с наггеварского на все известные языки: «Смерть или рабство?». Некоторые предпочитали смерть. Избравшим второе дарили жизнь, и они попадали в пожизненное рабство… Подчинять, усмирять, порабощать, принуждать – у наггеваров в крови. Это доставляло наггам и заламинам ни с чем несравнимое удовольствие. А причина крылась в яде, сочащемся из гибкого жала… Ядом парализовали жертву, убивали или заставляли забыться в гипнотическом дурмане. Всё зависело от дозы и состояния наггевара…
Мягкий ковёр заглушал шаги. Давненько Эшесс не появлялся при дворе. А ведь он – плоть от плоти нагга-императора. Долгих три сэптимеля заламин находился в опале, будучи изгнанным из дворца. Сам император приговорил своё дитя к службе на границе у галактических ворот. Так сложились обстоятельства… Неужели его помиловали?… Гонец императора прибыл в Тигриную Пасть и сообщил, что принц-заламин прощён, а Великий Нагг желает видеть его. И вот он здесь!..
Эшесс невольно ускорил шаг. Сквозная галерея дворца тянулась почти на два акмеля вглубь. Приходилось идти внутри коридора из застывшей как изваяния императорской стражи. Нассаримы выказывали почтение, но при этом настороженно провожали его взглядами, пока он шёл между рядами. Эшесс не видел, но чувствовал – красные глаза с вертикальными зрачками упирались ему в спину и буравили ледяным подозрением… Такая у них обязанность – подозревать всех.
Принц убеждал себя, что опасаться нечего, кроме немилости императора… Хотя, когти у нассаримов выдвигались и становились как ножи. С другой стороны, куда нассариму против заламина, со своим, смешно представить, хоботком. Это сейчас, по дворцовому этикету, Эшесс был вынужден прятать гибкое жало под одеждой. Только нагг-император и прочие высокопоставленные нагги имели право демонстрировать сей орган в пределах дворца. Однако за его пределами, и особенно на границе, никто из заламинов не скрывал предмет своей гордости – непревзойдённое по степени вероломства оружие; важный орган убийства и размножения.
Нассаримы уважительно кланялись, с одинаковыми гримасами на чешуйчатых тёмно-зелёных мордах… Одна фигура отделилась от остальных и выступила ему навстречу. Эшесс от удивления приостановился.
«А этот что здесь делает?»
Ему кланялся префектор первого округа – нассарим Щитор. Тот самый нассар-нола Шэгши – его сладкой змейки… Приятные воспоминания захлестнули Эшесса, наполняя теплом жало. Оно зашевелилось, едва не выдав принца. Он сделал над собой усилие и задышал ровнее. Император ждал его… Щитор поклонился напоследок и отступил с пути заламина. Он не мог ничего знать…
Наконец, Эшесс достиг сторожевых колонн из ребристого камня, увешанных кожами последних императоров, и остановился у входа в покои Великого Нагга… Внешняя часть двери, снабжённая индикаторами крови, распахнулась перед ним, едва он ступил на линию-сенсор. Принц-заламин вздохнул, пытаясь утихомирить сердца, стучавшие наперебой, словно колокол соревновался с набатом, и вошёл, окунувшись в световую завесу…
Император стоял на ступеньках возвышения перед спальней. Такой, каким он его запомнил, после вынесения приговора… Уверенный и властный, великолепный в своей расшитой самоцветами мантии. Внушительное жало императора, украшенное итильским перламутровым жемчугом, чуть подрагивая, вытянулось навстречу вошедшему… Нагг с облегчением выдохнул, и воздух замерцал прозрачным маревом от термического дыхания…
«Тоже волнуется», – удовлетворённо отметил Эшесс, разглядывая императора.
Давненько они не виделись… Золотисто-зелёная кожа нагга – признак высокого происхождения лоснилась от ароматических растираний. Чешуя, не такая грубая, как у нассаримов, и гораздо светлее, сияла подобно измариллам. Эшесс почти и забыл лики высокорожденных. На границе приходилось иметь дело только с незнатными заламинами, нассаримами и рабами… Принц спохватился и преклонил колени.
– Ты простил меня, наггер-апа?
Император приблизится, поднял его и заключил в объятия, поглаживая по спине жалом.
– Дитя! Я твой С-Рэшаш-апа, как и раньше… Да, я простил тебя. Ты славно послужил на границе. Мне донесли. На ближайшем сэптиме императора тебя провозгласят иситар-ситом.
Эшесс недоверчиво заглянул ему в лицо:
– Ты назначил меня иситар-ситом?
Принц-заламин нахмурился, а родитель ласково улыбнулся.
– Тебя это удивляет, дитя?
– Но… Ты собирался назначить заламина своего единорожденного…
Нагг задумчиво потрогал жало.
– Планы изменились. Я не просто вернул тебя…
Эшесс отступил на шаг и поклонился, смиренно целуя руку императора.
– Благодарю, мой господин!
– … А чтобы ты защитил нас…
С-Рэшаш взял ладонь заламина и положил себе на живот. Эшесс вздрогнул от неожиданности и напряжённо сглотнул. Вот оно что!
– Когда?
Новость ошарашила принца.
– Девять сэптимов назад я ощутил его. Ты понимаешь, что это значит. Маленький нагг готов к пробуждению. Поклянись мне…
Гибкое жало императора опустилось на плечи иситар-сита, обвилось вокруг шеи, заставляя Эшесса смотреть прямо ему в глаза. Заламин повиновался, ощущая холодок в груди. Он не забыл, что случилось с предыдущим иситар-ситом императора – единокровным Эшесса от старшей адзифи-моа. И никогда не забудет…
Первое дитя императора – принц Зерасс, был наставником принца. Он рос под его присмотром… Эшесс любил единокровного и до сих пор горевал, не веря, что это произошло. Зерасс был иситар-ситом прежнего наггеши-наследника, а потом убил того, два сэпта назад.
В глубине каждого из своих сердец Эшесс одобрял поступок единокровного… Наггеши – гадёныш не многого стоил, и как нагг, и как будущий император. Именно по навету змеёныша Эшесса выгнали из дворца за абсолютно ничтожную провинность и сослали на границу. В немилости он провёл три долгих сэптимеля вдали от императора, в должности простого звёздного инспектора. Он бы собственным жалом удушил гада, если бы единокровный не опередил его. Лучше смерть, чем служить недостойному императору… Но Зерассу не позволили даже умереть. Бывшему иситар-заламину отрубили жало и отправили на каторгу, заклеймив как раба. А потомство умертвили, всех до единого. Таково наказание за убийство наследника… И Эшесса не было рядом. Под страхом смерти ему запретили приближаться к центральному округу и дворцу…
– Скашши, Эшшессс, – прошипел император.
– Я польщён оказанной честью, мой господин, – так полагалось ответить, чтобы не придушили. – И не обману доверие. Клянусь!
– Бесспорно, дитя.
С-Рэшаш сильнее проявлял змеиную сущность, когда зародыш дремал в нём, ожидая нужного гормона. Маленький нагг развивался только после спаривания нагга с нагари…
Эшесс отогнал неприятную мысль и спросил, уже зная ответ:
– Кому из нагари-нагарати посчастливилось на этот раз, С-Рэшаш-апа?
Император убрал жало и отошёл, важно покачивая им при ходьбе. Уселся на мягком возвышении, жестом приглашая иситар-сита расположиться на ступеньках, чуть ниже.
– Прекрасная Шэгши из семейства Шуон-чи.
Дышать стало больно, словно в глотку насыпали колотого льда. Эшесс стиснул зубы, стараясь хранить спокойствие.
– Ты проводишь её ко мне, когда наступит вечер…
– Слушаюсь, мой господин…
Император благосклонно кивнул.
– С-Рэшаш-апа, дитя.
– Конечно, наггер-апа.
Эшесс не расслаблялся. Он понимал, что там, где стелют нагги, и особенно император, чересчур жёстко спать…
– Ступай, иситар-сит. Навести адзифи-моа. Она ждёт. А мне надобно совершить омовение с молоком и цветочной пыльцой перед таинством пробуждения…
Эшесс с поклоном вышел и, не помня себя, преодолел обратный путь между шпалерами почётного караула. Внешне он казался спокойным, а внутри него всё клокотало от ярости. Принц-заламин жалел, что у него нет клыков, как у нагари или, на худой конец, когтей, как у нассаримов, чтобы вцепиться в кого-нибудь и разодрать…
«Шэгши – моя! И только моя!» – пронеслась в голове ревнивая мысль.
Никакой нагг-император ему не помеха. Даже теперь… Там, на границе, он постоянно думал о возлюбленной нагари, вспоминая её змеиные ласки… Нет, Эшесс не жил затворником, используя любую возможность насладиться восхитительно дикими, необузданными меднокожими тигримками. Сколько же их перебывало на его ложе! Не сосчитать. И всё же, они не смогли затмить Шэгши… Пожалуй, только одна – руннэ… Но память о ней причиняла ему боль…
Эшесс вернулся мыслями к своей знойной змейке. Но если бы змейка узнала о сопернице, то проглотила бы целиком и без перца. Он усмехнулся.
«Шэгши! Демоница! Как тебя угораздило?! Стать донором-посредником императора в такой неподходящий момент…».
Иситар-сит недолго колебался, стоя на развилке… С вызовом глянул на портрет С-Рэшаша, выложенный в простенке окон из тигримских измариллов… Эшесс не хотел неприятностей. Однако искушение оказалось сильнее осторожности, а страсть – неуправляемой.
С галереи нужно было спуститься по лестнице, чтобы попасть в апартаменты принцев-заламинов, а оттуда по правому коридору в адзифират, но Эшесс свернул налево – в гостевые палаты… Заламин не успел одуматься, как уже бежал по коридору к залу с горячими бассейнами… По его расчётам Шэгши сейчас находилась там, одна… У двери, разумеется, караулили нассаримы Щитора. Входить туда, где избранная нагари-нагарати совершала ритуальное омовение запрещалось даже нассар-ноле. И заламин иситар-сит не исключение. Эшесс это знал, но у него, выросшего во дворце, были свои пути.
В одном из пустынных тупичков, Эшесс уверенно приблизился к мозаичной стене и надавил в специальном порядке фрагменты мозаики. Изображение утратило чёткость, стена изменила структуру, став проницаемой для твёрдых объектов. Но едва заламин прошёл сквозь неё, как вновь обрела плотность и прежнюю форму.
Следуя потайной галереей, Эшесс незаметно проник в зал для омовений. Поначалу, из-за разноцветного пара, поднимавшегося от горячих камней, не удавалось что-либо рассмотреть… Глаза иситар-сита замерцали, и взгляд постепенно проник сквозь испарения. Он медленно двинулся вперёд, высматривая желанную цель…
Громадный зал для омовений занимал одну сотую часть исполинского дворца. Высокий залитый светом потолок аккумулировал тепловую энергию. Горячие водопады обрушивались оттуда в резервуары и заполняли их. Или стекали по вогнутым стенам, облицованным драгоценными камнями. Наверху вода искрилась и переливалась в потоках света, отражаясь от стен всеми цветами радуги, образуя внизу множество бассейнов и водоёмов, разбросанных на любой вкус. Тут были и тёплые ванны с цветочной эссенцией, источающие дивный аромат. Глубокие бурлящие чаны с молоком фанаги – лунных коров. Чёрные и коричневые грязевые ямы. Искусственные озёра с прозрачной горной водой, куда спускались крутые горки. Между бассейнами – скамеечки для массажа, столики с напитками и яствами, положенными в период купания…
В другие сэптимы здесь отдыхали гости императора и придворные. А сегодня… Одинокая нагари возлежала среди жемчужной пены, нежась на мелководье. Хвост она вытащила на поверхность, разложив на горячих плитах. Узрев роскошный шлейф, облепленный и унизанный драгоценностями Эшесс замер от восхищения. Рубиновые броши, вделанные прямо в чешуйки, и хвостовые браслеты подчёркивали изящную прелесть стройных ног, изгибы эластичного узорчатого тела. Шэгши небрежно тряхнула копной мелких блестящих кудряшек. Взгляд заламина, прикованный к ней, вскипятил бы и студёную воду. Нагари внезапно почувствовала его и обернулась.
– Эшшш?
Золотые глаза на чёрном, точёном как у эбеновой статуэтки лице, вспыхнули. Вертикальные зрачки расширились.
– Эшшш!
Хорошо, что он сразу освободил жало, как вошёл, иначе конец кожаным поножам и праздничному кафтану, так любовно расшитому адзифой-моа.
– Эшшесс… – она томно прикрыла глаза, наблюдая, как он идёт к ней, срывая на ходу одежду, и нетерпеливо подалась навстречу. Едва заламин коснулся нагари – она обвила его хвостом. Эшесс требовательно провёл кончиком затвердевшего жала по влажным губам Шэгши.
– Удовольствие или смерть? – задыхаясь от желания, спросил он.
– Смерь от удовольствия… – с придыханием ответила она и вонзила клыки ему в жало.
Эшесс застонал от наслаждения, а жало моментально сделалось гибким. Два тела, выгибаясь, переплелись на мелководье в клубах разноцветного пара. Тонкое и грациозное – нагари, мускулистое и сильное – заламина. Узорчатое и чуть шершавое с гладким и нежно-зеленоватым, слабо фосфоресцирующим ажурной сеточкой рисунка. Любовники будто танцевали в объятиях друг друга, покрытые блестящими капельками воды…
Утолив первый порыв страсти после долгой разлуки, они лежали, ленясь пошевелиться или освободиться. Гибкое жало заламина скользило по талии, животу и спине нагари. Шэгши сладко шевелила хвостом у него между ног… Говорить не было сил. Они просто слушали плеск воды и вдыхали аромат испарений…
Шэгши первой нарушила молчание.
– Я ждала тебя, – призналась она.
– Знаю, – ответил Эшесс, покусывая и целуя ей плечи. – Я тоже скучал.
Жало невольно затвердевало всякий раз, когда хвост бугрился от его прикосновений.
– Ты сбрасывала кожу?
Она кокетливо улыбнулась.
– Конечно. И как тебе?
– Восхитительно!.. Но прежняя мне тоже нравилась.
– Правда? Я приберегла её для праздничного кафтана своему первенцу и на ремень тебе, – Шэгши взъерошила ему волосы. – Я переживала за тебя, Эшши, очень.
– И потому решила отложить яйца? Или Щитор вынудил?
Она усмехнулась.
– Нет, я ему позволила. Когда тебя отослали, я не находила себе места от тоски… Тогда всё и случилось. Зато целых два сэптимеля я ни о чём не думала – питалась и неслась. Потом сбросила кожу и восстановилась…
– Ты стала ещё красивее!
Шэгши игриво повела кончиком хвоста, вызвав у Эшесса новый прилив возбуждения, и полюбовалась на драгоценные камни, так удачно сочетавшиеся с естественным узором.
– Теперь на церемониях и праздниках шлейф носят двое рабов, а не один… Кстати, прежнего хвостоносца я съела первым… Вкус был потрясающий! Так я поняла, что скоро первая волна нессета.
– Сейчас ты ещё прекраснее, нагарати, – прошептал Эшесс. – Но почему император выбрал тебя? Это так неожиданно.
– Отчего же? – она даже слегка обиделась. – Моя семья, мой род чрезвычайно знатный и древний. Мой нассар-нола префектор самого единорожденного С-Рэшшаша…
Эшесса передёрнуло, когда она назвала Великого Нагга по имени.
– Почему нет, Эшши? Хоть мне и жаль первого наследника, я счастлива, что стану донором для нового наггешши.
– Слишком легко согласилась, – ревниво заметил принц-заламин.
– Я не посмела отказать императору, – она слегка отстранилась и смущённо опустила глаза.
Тень от длиннющих ресниц упала на блестящие щёчки, а Шэгши призывно облизнула губы раздвоенным язычком. Эшесс почувствовал, как напряглись оба органа… Так блаженно, мучительно и невыносимо, что требовало немедленной разрядки – любовной пляски в горячих брызгах воды. Но Эшесс подавил желание полностью овладеть Шэгши и спросил, надеясь остудить пыл:
– Сколько у вас детёнышей?
– Ни одного, – ответила нагари, прерывисто дыша. – Зато более пятидесяти яиц. Великий Нагг обещал, что после нашего единения разбудит десяток, не дожидаясь Праздника Пробуждения.
– Щщедрое предлошшение, – Эшесс даже зашипел и засвистел от ревности, – дессяток от ссамого императора.
– Это честь для семьи, – улыбнулась она. – А когда родится наггеши-наследник, меня приблизят ко двору. Мы сможем всегда быть вместе!
– Если тебя не поглотят заботы о детях…
В ответ Шэгши недовольно прошипела:
– Заботы начнутсся у нассар-нола.
– И правда, – рассмеялся Эшесс. – А ты создана только для удовольствия, моя змейка.
Он сжал её крепче, но потом спохватился и отпрянул.
– Что с тобой? – удивилась она.
– Не стоит продолжать сегодня. Лучше завтра… А сегодня ты идёшь к императору.
Она вцепилась в него, обхватив хвостом и ногами.
– Не уходи!.. Эшшии! Великий Нагг и так получит гормон, его у меня в избытке… Я хочу быть только с тобой!
– Не говори так, пока не встретилась с наггом.
– И что? Хотя, я слышала, что это очень… впечатляюще. Я не против разнообразия и новых ощущений, но…
– Шэгши! – он ревниво притиснул её к себе. – Замолчи, искусительница… А то я тебя украду. Император останется ни с чем.
Нагари улыбнулась. Она знала, как раздразнить милого.
– Не спешши… С-Рэшашш – твой родитель, дитя императора. Ты обязан исполнять все его прихоти.
Гибкое жало возмущённо дёрнулось и взметнулось.
Шэгши поймала его и сдавила так, что на кончике заблестела капля жёлто-зелёного яда. Эшесс вскрикнул, не в силах противостоять напору змейки.
– Шэгшии… Пуссти.
– Нет! Я хочу тебя… Омовение длится до вечера… Совершим его вместе.
– Если император учует…
– Не учует, – жарко возразила она. – Я ошеломлю его раньше.
Она водила хвостом между ног заламина, заставляя набухать и дрожать не только жало…
– Моего гормона хватит и на сотню наггов… – пылко шептала она. – Моя главная сладость ты – драгоценный Эшши. Сопроводи меня в страну наслашшдения, подальше отссюда, – страстное шипение перешло в посвистывание. После этого Эшесс больше не мог противиться. И не хотел…
Вечер нагрянул роковой неизбежностью. Красноватый закат проникал в галереи, играя самоцветами на стенах и расцвечивая немыслимыми красками портреты императоров… Молчаливый и грустный иситар-сит провёл благоухающую аромаслами и нарядную Шэгши мимо императорской стражи. Холодно, отчуждённо, словно они и вовсе не были знакомы, и оставил её у покоев Великого Нагга. Шэгши порывисто обернулась, улыбнулась ему напоследок, дверь ненадолго отворилась, пропуская её и смыкаясь за ней. С этого момента туда никто не мог войти, до утра.
Вечер Эшесс провёл у адзифи-моа, завалившей его подарками и окружившей вниманием. Потом всю ночь принц-заламин метался по своим апартаментам. Жало он засунул под ремень, чтобы не пронзить ненароком кого-нибудь из рабов… Еле дождался утра, когда нагг-император призвал его к себе, засвидетельствовать пробуждение наггеша-наследника и проводить нагари-нагарати к нассар-нола…
Эшесс не шёл, а почти летел, не помня, как очутился в императорской спальне, и в нос ему ударил резкий запах крови и яда нагари. Дыхание едва не прервалось, когда он увидел её… Шэгши разметалась на подушках, уставившись незрячими глазами в потолок… Крови было так много, что она ещё не успела впитаться в простыни, и нагари плавала в ядовито-зелёной луже, а вместо сердец в груди у неё зияли дыры… Через них навсегда ушла жизнь. Принц застыл в ужасе и перевёл взгляд на императора. Тот брезгливо омывал в чаше с водой гибкое жало…
– За что? – хрипло спросил иситар-сит. – Чем она не угодила тебе, наггер-апа?
– Накануне священного таинства её отымел заламин, – безжалостно сказал С-Рэшаш.
– Как ты определил? – Эшессу казалось, что он бредит.
– Она не была девственна и не откликалась, как положено…
– Это могло оказаться случайностью. Иногда…
– Она буквально истекала его ядом…
У принца зашумело в ушах… Как Эшесс не осторожничал, как они не предохранялись, а скрыть не получилось. Жало самопроизвольно выделяло яд при возбуждении. Это было невыразимо приятно, и заламин часто терял контроль… Слишком мало времени прошло… Он переоценил её и себя, а она – недооценила императора. Эшесс едва не застонал от горя, но опомнился под пристальным взглядом нагга, и поспешно спросил, замирая от страха:
– Кто он?
– Пока неизвестно, – С-Рэшаш обтёр жало вышитым полотном и побрызгал фруктовой эссенцией. – Их никто не видел… Однажды я узнаю и распну изменника на городской стене, отрублю ему жало, а после утоплю в холодной воде, предварительно засыпав в глотку колотый лёд…
Эшесс вздрогнул.
– А что с наггеши?
– С ним всё хорошо. Я чувствую, как маленький нагг растёт во мне и скоро зашевелится.
С-Рэшаш выразительно коснулся живота. А Эшесс всеми сердцами возненавидел императора и захотел вонзить в него жало, но сдержался… Ради будущего наследника, который хранил в себе частичку Шэгши… А ещё больше заламин ненавидел себя.
Великий Нагг по-своему истолковал его замешательство.
– Я не смог остановиться, – пояснил он, опоясывая себя жалом. – Она была такой соблазнительной и сладкой. Я ощутил слишком поздно. И зачем отказываться от превосходных гормонов из-за неверности донора? Нагари совершила противоестественный акт и наказана смертью, но не в ущерб моим интересам… Можешь сейчас же приступать к обязанностям иситар-сита.
– Я позову префектора, – только и сумел выдавить из себя Эшесс. – Убрать тут… Выбросить кровать, сжечь труп.
– Оставь, – отмахнулся император. – Префектора уже оповестили. Он скоро придёт. А ты отправляйся в дом Щитора и уничтожь яйца. Ни одно дитя порочной нагари не должно уцелеть.
Эшесс тяжело сглотнул.
– Но я не…
– Я снимаю табу! Чтобы не пачкать руки самому, возьми отряд убийц. От моего имени… Иситари-сит! Отныне, ты предан наследнику.
Нагг посмотрел на живот.
– Нельзя, чтобы моему наггеши угрожали отмщением. Если не убить потомство нагари, Щитор пробудит их от другого нагга и тогда… Ступай!
Император устало прикрыл глаза.
Эшесс кинул прощальный взгляд на некогда желанное, а теперь мёртвое тело… Лицо Шэгши было по-прежнему прекрасным… Принц отвернулся и вышел.
В гостевых покоях он немедленно разыскал Щитора и предупредил его:
– У тебя мало времени. Поспеши домой, унеси часть яиц и спрячь.
Лицо нассарима покрылось бурыми пятнами.
– Что случилось? Где Шэгши?!
– Мертва, – коротко бросил Эшесс.
– Нет! – Щитор не поверил.
– Её убил император, – с каменным лицом пояснил иситар-сит.
– За что? Чем она не угодила ему?!
– Тсс, тихо… Она предавалась разврату с неизвестным заламином, перед тем как…
Щитор взвыл и устремился прочь из дворца.
«Только бы успел», – думал Эшесс, глядя ему след и остро переживая свою вину. Погибла не только Шэгши, добавив ещё одну боль его сердцам, но и потомство. У Щитора не будет второго шанса…
Иситари-сит, как мог, оттягивал неминуемое, а когда понял, что медлить и дальше нельзя, возглавил отряд императорских убийц. Вместе они ворвались в дом Щитора, разогнали охрану, слуг и спустились в подвал. Там, на сухом песке, среди аккумулирующих камней, в специальных углублениях лежали яйца всевозможных расцветок… Светящиеся красным, зелёным и золотым узором – нагари, чёрные – нассаримов.
Эшесс шёл впереди и, прежде чем запустить убийц, осмотрелся… Разноцветные все на месте, не хватало лишь дюжины чёрных. Наверное, столько унёс в спешке Щитор со своими рабами… Он забрал только будущих нассаримов, а нагари оставил умирать, презрев таким образом бывшую нагарати за неверность… И весь пол нагари… Одно яйцо целиком повторяло расцветку Шэгши… Сердца Эшесса отчаянно забились. Когда-нибудь из него вылупится маленькая копия его бедной змейки – родоначальница новой семьи нагари… Если… Заламин схватил яйцо и завернул в полу кафтана.
«На память о тебе, – прошептал он. – Обещаю, я сохраню его».
И отворил убийцам дверь. Он не рискнул ослушаться императора. С-Рэшаш обязательно пошлёт кого-нибудь, того же префектора, узнать, как выполняются приказы… Вполне вероятно, что и убийцы получили инструкцию: убить иситар-сита, если тот проявит слабость.
Эшесс вышел и закрыл дверь. Чтобы не видеть, как имперские псы раскалывают и крошат яйца, заливая подвал кровью невинных зародышей…
Когда всё закончилось, он вернулся к себе, заперся в спальне, затопил камин и сидел всю ночь у огня, положив на колени яйцо нагари – всё, что осталось от его возлюбленной Шэгши. Эшесс понимал – оставлять яйцо, особенно с такими приметами, во дворце опасно. И чуть забрезжил рассвет, принц завернул яйцо в полотно, выскользнул из дворца через потайной ход и отправился к дому клана нагари.
Назад: Глава 60 К Тигру в пасть
Дальше: Глава 62 Тигр! Тигр!