Они беседовали почти час. Звягин с первых фраз понял, что господин Бронски, сэр Джошуа Александр, является здесь кем-то вроде Якова Михайловича в Петербурге. Это было ясно даже не из того, что он говорил, а из того, как сэр Джошуа выговаривал слова, как смотрел на собеседника, вставал, садился, закуривал, — любое его движение говорило о давней причастности к клану хозяев, владельцев, господ.

Звягин умел отличать внешний понт от действительной власти, которую ох как не любят выставлять напоказ те, кто действительно ею обладает. У Бронски это было. Ну и, конечно, то, что услышал Александр Евгеньевич, было весьма интересным.

Надо сказать, что его предположения подтверждались с каждым словом, выскальзывавшим лениво из тонких губ сэра Джошуа. Очевидным становилось то, что Звягин не ошибался, когда говорил Тане, чтобы она привыкала к Америке. Исходя из сегодняшней беседы, не одну неделю и, вероятно, даже не один год им предстояло теперь пробыть в стране равных возможностей. Прав был Звягин и тогда, когда думал про себя, что эта операция — последнее его большое дело. Уж больно велик был риск, шансов остаться в живых тоже «не куча», как он любил выражаться, — слишком уж высоко тянулись ниточки дела, которое вел Бронски, слишком большая ответственность ложилась на непосредственных исполнителей, одним из которых и должен был стать Звягин. Да что говорить — уже стал. До беседы с Бронски еще можно было уйти в тень, хотя крайне сомнительна была в этом случае удача, но попробовать все же было можно. Теперь уже нет. Слишком много имен назвал сэр Джошуа, слишком очевидна стала для Звягина связь между государственными структурами США, России и теми, кто держал руки непосредственно на наркотиках. В руках их держали те, кто сидел наверху, а первичное звено — те, кто именно «держали руки на», таскали чемоданы с героином и «кислотой», — и представлял здесь Бронски. Связь с правительством была и раньше очевидна Звягину — иначе он бы и не разыскивал в свое время Сумского, — но теперь она персонифицировалась, стала ясной и понятной. С такой информацией жить так просто нельзя. Ее нужно либо отрабатывать, либо с ней умереть, причем очень быстро.

— Я знаю о вас, Александр Евгеньевич, достаточно для того, чтобы говорить с вами начистоту. С господином Сумским мы давние партнеры, и я в курсе всех его дел. Так вот. Вы, наверное, будете удивлены, но речь пойдет о вашем, вернее, одном из ваших недругов.

Звягин подобрался, словно перед боем, чуть-чуть, — так, чтобы было незаметно американцу, — задержал дыхание.

— Речь пойдет, — продолжил после короткой паузы Бронски, — о некоем господине Лебедеве. — Он пристально посмотрел в глаза Александра Евгеньевича, наблюдая за реакцией на свои слова. Судя по выражению его лица, Бронски остался удовлетворен тем, как Звягин воспринял это сообщение.

— Так вот. То, где он находится, ни для кого из нас не секрет. В данный момент в Берлине. Он отдыхает, снимает в ночных клубах мальчишек, ест, пьет, гуляет, одним словом. Вам, насколько я знаю, господин Лебедев досадил серьезно. — Лишь при этих словах Звягин не сдержался, и глаза его приобрели ледяной мертвый блеск.

Джошуа чуть ли не с испугом отметил, что взгляд у этого русского дай Бог каждому. Не позавидуешь тому, на кого этот господин Звягин вот таким взглядом будет смотреть дольше секунды, которую выдержал-таки Бронски, — одно мгновение только сверкали глаза Звягина холодным бешенством, потом быстро приняли обычное внимательное выражение.

— Но и мы пострадали. — Джошуа на всякий случай отвел глаза. Не хотелось ему опять проваливаться в бездонную яму звягинских зрачков. — На господине Лебедеве сходились самые разные наши направления. Не все, конечно, и, в принципе, не жизненно важные, но терять их из-за одного человека нам бы не хотелось. Но и с этим вопросом мы можем разобраться, это просто дело времени. Разобраться с этим можно. Как? — Он стал загибать пальцы. — Можно пустить дело на самотек. Это самый неудовлетворительный и долгосрочный вариант. Что касается его работы с антиквариатом и вообще произведениями искусства, то его клиенты, сообразив, что покупатель исчез, начнут киснуть, а мы выведем на них своего человека. Другое дело, что придется долго налаживать связи — нам не известны все, с кем он работал. Придется по-новой строить рынок сбыта… Это займет чересчур много времени… Вариант второй — напрямую надавить на господина Лебедева и заставить его выложить все карты на стол. Маловероятно, что он на это пойдет. Даже если, как принято в России, ставить на живот электроутюг. Все основано на личных отношениях Лебедева с его клиентурой. Третий вариант — устранение Лебедева. Сумской настаивал именно на третьем варианте, но потом понял, что выгоды от этого ровным счетом никакой. У Лебедева имеется приличный капитал, и я подумал, что неплохо было бы эти деньги вложить в наше дело. Не помешала бы пара-тройка миллионов, хотя наверняка у него найдется и больше. Если Лебедев разберется со всей своей недвижимостью в России и Германии, неизвестно, сколько набежит. Этим в основном вы, господин Звягин, и будете заниматься в первую очередь. Попутно я бы хотел, чтобы вы курировали поиски денег, предназначенных для отправки в Россию. Как вам уже известно, исчезли полмиллиона долларов наличными. Их розыском занимаются два достаточно опытных человека, но ваш авторитет в такого рода делах вселяет в меня уважение. Поэтому я даю вам карт-бланш. Ваши полномочия ничем и никем не ограничены. Кроме меня. Я — ваш непосредственный и единственный начальник. Сумской в наши дела не суется — ему хватает возни в России. Я иногда удивляюсь, как он справляется? Там ведь царит полный хаос…

— Справляется, — рассеянно ответил Звягин на риторический вопрос сэра Джошуа. — Меня интересует вот что: с чего я могу начать разработку Лебедева?

— Безусловно, исходные документы вы получите сегодня же. Надеюсь, что быстро во всем разберетесь. Вы же, в конце концов, по образованию филолог…

Осведомленность сэра Джошуа действительно впечатляла. Значит, сильно он был здесь нужен, если этот господин так тщательно ознакомился с его, Звягина, прошлым. Вот узнать бы, что он думает насчет его будущего…

— Здесь, в Нью-Йорке, проживает некий господин, имеющий косвенное отношение к нашему делу. Зовут его Давид Ревич. Вы, Александр Евгеньевич, знакомы с его сыном.

Звягин наморщил лоб и мгновенно сообразил, что это…

— Иван?

— Да, Иван Давидович Ревич. Он работал на Лебедева, был врачом. Я не знаю, как у вас с ним разворачивались отношения…

— Знаю, знаю я этого парня. Встречались.

— Очень хорошо, очень хорошо, — успокаивающе оборвал его Бронски. — Так вот, вы должны встретиться с господином Ревичем-старшим и убедить его поговорить с Лебедевым — они старые друзья, и с этой стороны господин Лебедев подвоха не ждет, — поговорить и предложить ему войти в его дело. В его, я подчеркиваю. Ваше имя, как вы понимаете, звучать в переговорах не должно. Как вы убедите Ревича — это ваши проблемы. Можете его шантажировать, можете применять физическое воздействие, как угодно. Важен результат. Конечно, речь не идет о таких вариантах, что Лебедев сразу все свои деньги вложит в наши акции. Вернее, не в наши, а… Ну, в общем, это не очень интересно. Я от вас ничего не скрываю, обычная биржевая афера, ничего такого особенно умного в комбинации нет — просто, выражаясь языком простым, опустим мы нашего господина Лебедева, и все. Он даже и не поймет, откуда ветер дует. Это уже наша забота, у нас есть хорошие ребята, профессионалы своего дела, вы их видели. Один из них — господин Айвен Николсон, который вас встречал.

— А, да-да. Видел. Он не произвел на меня впечатления делового человека.

— Молод? Да, согласен. Но голова у него умнейшая. Мечтает стать компьютерным гангстером мирового масштаба. Ну а мы ему помогаем как можем. Вот господин Лебедев для него будет лакомым кусочком. Это, впрочем, я повторяю, дело техники. Сейчас на повестке дня у нас — господин Ревич. Разберетесь с ним — сразу переключайтесь на поиски денег, в вашем ведении будут господа Барон и Рахманинов.

— Мне говорили, что должны состояться переговоры с Мясницким…

— Безусловно, они состоятся. Но чуть позже. Вы сами поймете, когда в этом возникнет необходимость. И вообще, не думайте на эту тему. Всему свое время. Ну, — он подошел вплотную к Звягину, — вы произвели на меня крайне приятное впечатление, господин Звягин. Надеюсь, что наше сотрудничество не будет иметь характер эпизодический. Впрочем, время покажет. Документы получите у секретаря. — Он протянул руку для пожатия, и Звягин почувствовал, что она у этого холеного аристократа вполне крепкая.

— Ну что, все вчетвером полетим? — Барон расхаживал по комнате широкими хозяйскими шагами.

Клещу не нравилось, что как-то само собой так вышло, что Энтони стал негласным вожаком их команды. Он, Таккер и тот, кого Энтони назвал своим начальником, — Рахманинов — тоже русский, но вполне американизированный гангстер, неприметный с виду, но явно себе на уме, — сидели в гостиной Клеща и разрабатывали стратегический план захвата сбежавшей с деньгами девчонки. Вдруг Клещу стало смешно — четверо взрослых мужиков, двое из которых полицейские, и далеко не самые тупые в Нью-Йорке, двое гангстеров, тоже пошиба явно выше среднего, ломают головы, как найти в Америке какую-то несчастную иммигрантку, пусть и с прытким русским приятелем.

— Ладно, Энтони, хватит суетиться. — Клещ встал с кресла. — Теперь наш ход. В Дилоне, говоришь? Очень хорошо. Завтра эта девчонка будет перед нами, а послезавтра мы вместе с ней будем снова в Нью-Йорке. Если бы майор не лез в это дело, нам бы и лететь туда не пришлось. И так бы взяли их, просто по звонку. Ну ладно. Кстати, Энтони, если не секрет, куда вы дели труп?

— Какая разница? Его не найдут, на этот счет можете быть спокойны. Значит, брать их решили вы. Знаете, у меня есть предчувствие, что так просто у нас не выйдет…

Барон вдруг словно потерял лицо, речь его стала прерывистой, неуверенной. Он почему-то огляделся по сторонам, посмотрел на стены. Потом резко поднял голову и сделал шаг в сторону, словно ожидал, что сверху на него что-то должно упасть.

Клещ и сам ощутил странное беспокойство, которое очень быстро переросло в страх. Он постарался сосредоточиться, чтобы найти причину своего нового состояния, которое напоминало панический ужас. Барон умолк, продолжая озираться. Таккер сидел совершенно бледный, вцепившись в подлокотники кресла. Рахманинов весь сжался, словно у него схватило живот, по белому, как у Милашки, лицу, градом катил пот.

— Господа, — дрожащим голосом выдавил Таккер, — не лучше ли нам выйти на свежий воздух?.. — Он вдруг вскочил и бросился к дверям.

— Стой, стой, дурак! — закричал Барон, но Милашка уже был в прихожей.

Клещу показалось, что потрескивают стены и потолок его дома, готовые в любую секунду обрушиться вниз и похоронить их всех. Он физически почувствовал на плечах тяжесть перекрытий, увидел, как крошатся его кости, лопается кожа, раскалывается череп и мозг разбрызгивается по Полу бурой липкой лужей. Стоять на месте стало решительно невозможно.

— Энтони, что происходит? — спросил он, стараясь оставаться хотя бы внешне спокойным, но голос прозвучал против воли слабо и нерешительно.

— Брюс, Брюс! — Барон весь дрожал. — Что ты чувствуешь, Брюс? — Он впервые назвал Клеща по имени. — Мне кажется, я схожу с ума!

Клещ слышал, как в прихожей Таккер возился с замком, — видимо, руки Не очень-то слушались напарника.

— Черт его знает, бред какой-то…

— Это не бред. Михаил, ты как?

— Херово… — Несмотря на ужас, почти целиком овладевший его сознанием, Барон отметил, что Рахманинов, никогда прежде не употреблявший бранных слов, сейчас позволил себе это. — Я считал, что в Нью-Йорке землетрясений не бывает… — продолжил дрожащим голосом Михаил.

— Стоп! — Барон прикрыл рукой глаза. — Парни, соберитесь! Внимание! Таккер! — снова заорал он в прихожую. — Таккёр, не двигайся! — Он кинулся к входной двери, которую Милашка наконец ухитрился открыть. — Не выходи на улицу!

Таккер, распахнув дверь настежь, не слушая Барона, выскочил на крыльцо и тут же, точно подломившись в коленях, рухнул назад, звонко стукнувшись головой о пол прихожей. Барон, прижавшись к стене, увидел, что во лбу Милашки чернела аккуратная дырочка.

— Всем сидеть на месте! — заревел Барон.

С неожиданной для его массивного тела легкостью он нырнул ласточкой через ступени крыльца. Впрочем, неожиданными его движения были только для Клеща. Рахманинов помнил, как здоровяк вел себя во время нападения на них черной шпаны.

Клещ пребывал в полной растерянности. Впервые в жизни он не знал, как действовать. Неуверенно шагнув в прихожую, он увидел лежащего на полу напарника и словно протрезвел. Так же как и Барон несколько секунд назад, он прижался к стене — в Таккера стреляли с позиции прямо напротив распахнутой двери, это было очевидно. Так же очевидно было и то, что Милашка мертв. Отверстие от пули в центре его лба не оставляло никаких сомнений.

В глазах Клеща все плыло, но вид мертвого Таккера, как ни странно, вернул его к действительности, заработали, видимо, профессиональные рефлексы. Одновременно пропал душный, липкий страх, мучивший его и путающий мысли. Выхватив пистолет, Клещ осторожно выглянул на улицу.

— Назад! — тотчас раздался крик Барона. — Иди в дом!

Барон откуда-то сбоку словно ввинтился в дверной проем, захлопнул дверь и, перешагнув через Таккера, направился в комнату. Клещ, сбросив с себя последние остатки этого истинно мистического наваждения — он не мог подыскать другого определения, так как видимых причин для паники, пока они сидели в комнате, не было никаких, — проследовал за ним. И то — Таккеру все равно уже ничем не поможешь, живые должны думать о живых…

— Лоханулись мы, ребята, ох купили нас по дешевке… — Энтони выложил на стол пластмассовую коробку, чьим-то сильным ударом сплющенную сбоку. Она была размером чуть меньше пачки от стирального порошка. — Вот какую пилюлю нам подложили.

— Что это? — Михаил и Клещ подошли к столу.

— Не знаю точно, я с такими вещами еще не сталкивался. Какая-то новая разработка. Думаю, что это самодельный генератор инфразвука. В принципе, о них уже давно пишут, но на практике… Психологический террор это называется. Если бы ты, — Барон посмотрел на Рахманинова, — если бы ты не сказал про землетрясение, я бы и не сообразил так быстро… Вернее, все равно оказалось поздно. Но теперь-то что уже… Так вот, один из эффектов инфразвука…

— Да знаем, знаем, — оборвал его нетерпеливо Клещ. — В замкнутом пространстве у человека создается ощущение, что стены сейчас рухнут, наступает беспричинный ужас… Да, хорошо, что я не один. Симптомы у всех пошли одинаковые, вот ты и врубился. Молодец!

— Хм, а был бы ты один, мог бы сейчас сам там лежать… — Барон посмотрел в сторону прихожей. — Может быть, сейчас там бы и лежал вместо твоего друга. Худо дело. Я-то, грешным делом, не очень верил твоим рассказам про мудацкую слежку за твоим домом. А теперь, судя по всему, психологический террор перешел в физический.

— Что предпримем? — спросил очухавшийся Рахманинов. — Нужно же что-то делать!

— Что-что? — Барон продолжал смотреть на лежащего Таккера. — Сваливать отсюда надо. Мы пока даже не знаем, откуда ждать следующей атаки. С неизвестностью бороться глупо. У них сейчас все преимущества. Так что рвем когти в Денвер, ребята. Брюс, — он положил руку на плечо Макдональда, — я тебе очень сочувствую, но это — наша работа. Я, к сожалению, знаю, что такое — терять напарника. Ставь в известность полицию и уходим. У меня есть такая думка, что полиция, если нас с Мишей здесь застукает, тут же и арестует. Эти ребята, — он кивнул в сторону входной двери, — не дураки. У них комбинации наверняка многоходовые.

— Мистика какая-то, — пробормотал Рахманинов. — Занесла нас нелегкая.

— Никакой мистики, — отрезал Барон. — Обычная уголовщина. Нам бы разок увидеть их личики, дальше будет значительно проще. Все, парни. Пошли.

Звягина разбудил телефонный звонок. Таня, лежащая рядом, проснулась одновременно.

— Алло! — В Питере он привык к неожиданным ночным звонкам, но то было в Питере. Здесь же, после беседы с Бронски, ему стало казаться, что работа будет хоть и сложной, но с каким-то оттенком респектабельности, не внешней, питерской, — настоящей. Под респектабельностью Звягин подразумевал хотя бы нормированный, так сказать, рабочий день. Во всяком случае, возможность спокойно спать по ночам.

— Господин Звягин? Прошу прощения за столь поздний звонок, но дело срочное. Сейчас за вами заедет Айвен. Вы должны немедленно приехать ко мне. Вместе с женой. Убит Мясницкий. Ситуация выходит из-под контроля. Еще раз извиняюсь, но вам придется пожертвовать отдыхом…

— Таня, одевайся. Вот черт! Который час?

— Половина пятого утра. — Таня смотрела на него с испугом. — Что случилось, Саша?

— Нам нужно вместе с тобой срочно ехать к шефу. Собирайся быстрее. Убит Мясницкий — тот, с кем я должен был вести переговоры от имени Сумского. — Он уже натягивал брюки. — Похоже, начинается передел власти, мать их… Жалко, что так скоро. Я еще не успел толком разобраться, кто есть кто. Не перепутать бы. И оружия нет, провались все к чертям…

Спустя двадцать минут в дверь позвонили. Звягин открыл и впустил Николаева, хмурого, заспанного. В руке у него был плоский и, судя по всему, увесистый кейс.

— Здравствуйте, господа. Вы готовы?

— Привет, привет. Что, едем? — Звягин разглядывал Айвена. Спеси в нем, после того как Звягин обнаружил и разбил телекамеру, явно поубавилось.

— Одну минуту. — Николаев положил на стол кейс и открыл его. — Это для вас. — В кейсе кроме толстой пачки документов лежали два полицейских револьвера и две коробки с патронами. — Разрешения. — Николаев вынул из внутреннего кармана пиджака две маленькие книжечки. — Пока рекомендую ими не светить. Америка — страна бюрократическая. Чтобы спокойно ходить по улицам с оружием, еще предстоит миновать массу формальностей. В общем, оружие можете использовать лишь в экстремальном случае. Считайте, что оно у вас полулегально…

— Не волнуйся, Ваня. Нам не впервой. — Звягин осмотрел револьверы. Зарядив оба, протянул один Тане, второй сунул себе за пояс. Надел пиджак, поправил перед зеркалом галстук, одернул манжеты рубашки. — Двигаемся, а, Ваня?

— Вы, между прочим, зря веселитесь, — сказал Айвен уже в лифте, покосившись на странную улыбку, чуть искривившую тонкие губы Звягина. — Веселого мало.

— Понимаю, Ваня. Просто у тебя ширинка расстегнута. Извини.

Николаев покраснел, привел брюки в порядок и больше за всю дорогу не проронил ни слова.

Сэр Джошуа в витиевато-вежливом стиле долго рассказывал им о последнем дне Мясницкого. Информация была достаточно полная: Бронски уже побеседовал с половиной сотрудников фирмы, общавшихся с шефом, благо весь день тот находился в офисе своей компьютерной фирмы.

— Под вечер у него был неизвестный посетитель, зарегистрировавшийся как Майкл Берд, представитель какой-то религиозной общины, вернее, даже не религиозной, а оккультной. Он записался на прием на прошлой неделе, вид имел вполне респектабельный. Его секта, или, как Берд отрекомендовался, община, хочет завести плотные контакты с Россией — ну, очередные миссионеры, потрошители кошельков верующих налогоплательщиков. Вы же, наверное, знаете эту схему? Вкратце, — отвечая на отрицательные движения головами Айвена и Звягина, пояснил Бронски, — система до смешного примитивна, да и что еще эти аферисты от религии могут придумать? Сплошное надувательство. Собираются пожертвования, на них устраивается миссия в какую-нибудь Богом, как они считают, забытую страну. Обычно миссия выколачивает себе серьезные налоговые льготы, большинство пожертвований вообще идет наличными деньгами и не фиксируется нигде. Надо ли говорить, что стоимость экспедиции не идет, как правило, ни в какое сравнение с собранной суммой. Но для успеха предприятия, как и в любом бизнесе, нужна серьезная реклама. Здесь жадничать нельзя, они понимают, что рекламы никогда не бывает много.

Вот этот, с позволения сказать, деятель, говорил об Интернете, о русских сетях, о предоставлении полиграфических и еще каких-то там услуг в обмен на услуги по сбору информации непосредственно в России, так как в силу бедности и общей технической отсталости многие религиозные общества в этой стране не имеют выхода в Интернет. В общем, вся беседа, как и любая беседа Мясницкого с посетителями, записана — он сам давно завел такой порядок, если были интересные предложения, он потом анализировал их на свежую голову… Так вот, посетитель ушел, ни о чем конкретно не договорившись, они перенесли встречу на следующую неделю, чтобы более детально обсудить все, — деятель хотел что-то там еще купить, поставлять в качестве благотворительности компьютеры бедным общинам в России, в общем, обычная чушь. А Мясницкий после его ухода попросил принести в кабинет кофе, попил, послушал музыку у себя в кабинете, а потом взял да и сиганул из окна на асфальт. Ну, как вы понимаете, всмятку. Да если бы и не сразу, то все равно бы не выходили его — пожилой все-таки человек, сердце уже не железное… Да, что интересно — мы проверили рекомендательные письма этого оккультного джентльмена — все они чистая липа. Рекомендации от каких-то несуществующих организаций, от давно обанкротившихся фирм, от одного банкира, который сейчас в сумасшедшем доме на излечении… Обычно такого рода бумагам у нас не придавали значения. Мясницкий рано или поздно принимал всех, кто записывался на прием, просто долго нужно было ждать. И правильно, весь его штат набран из людей безо всяких письменных рекомендаций. Вот мне и кажется подозрительным этот господин. Не знаю отчего. В словах Берда не было ни угроз, ни скрытого шантажа, никаких намеков ни на прошлое, ни на будущее. Чисто деловая, скорее даже местами бестолковая речь дилетанта, желающего урвать деньжат. Он оставил свой адрес — естественно, мы проверили — такого дома в Нью-Йорке нет. Вот я и думаю, нет ли здесь какой-либо связи. И это вопрос, как ни странно, Таня, к вам. Я знаю от Сумского, что вы обладаете некоторыми способностями в психиатрии, скажем так, — возможно, вы нам поможете?

— Если он говорил об электронной почте, то адрес в Интернете, наверное, оставил? — спросил Айвен.

Сэр Джошуа досадливо отмахнулся, прерывая дальнейшие расспросы молодого компьютерщика.

— Мы, конечно, по этому пути вам, Айвен, даем зеленый свет. А вы, Таня, скажите, можете ли вы сделать по этому поводу какие-либо комментарии?

— Ну разве что комментарии.

Звягин посмотрел на нее и остался очень доволен.

Таня не выказала никаких признаков удивления осведомленностью Бронски о ее способностях Впрочем, он сам почти полностью передал ей содержание своего разговора с новым начальством.

— Кроме комментариев, боюсь, ничем не могу помочь. Нужно бы взглянуть на кабинет…

— Это хоть сейчас. Там никто ничего не трогал, пойдемте поднимемся и посмотрим.

— …И послушать запись разговора с этим господином Бердом.

Она смотрела на распахнутое окно в кабинете Мясницкого. «Господин Берд. Берд. Птица, по-русски». Ей казалось, что она сейчас нащупает ниточку, связывающую таинственного посетителя с самоубийством Мясницкого.

Включите, пожалуйста, запись!

Джошуа внимательно следил, как Таня прикрыла глаза и стала медленно покачивать головой. Разговор, записанный на пленке, продолжался двадцать минут. Все это время она не двигалась, слушала молча, не шевелясь. Только голова ее по-прежнему покачивалась в такт речи Берда. Тот говорил по-русски с небольшим английским акцентом — американец во втором поколении, как он представился. Впрочем, исходя из того, что все его бумаги оказались фальшивками, и это вызывало большие сомнения.

— Что скажете? — спросил Джошуа, выключив замолчавший магнитофон.

Таня открыла глаза и посмотрела на Звягина. Он вдруг увидел на лице жены беспомощное, детское выражение.

— Саша, дай, пожалуйста, сигарету.

Он протянул ей «Мальборо», щелкнул зажигалкой. Сэр Джошуа пристально наблюдал за каждым движением.

— Мне нужно подумать. Сейчас я ничего вам сказать не могу. Каких-то подозрительных моментов я не заметила. Если вы предполагаете, что имел место гипноз, то мне кажется, вы заблуждаетесь. Либо их ранее связывали какие-то отношения, которые Мясницкий скрывал и не обозначил даже сейчас, либо этот Берд вообще не замешан в случившемся. Почему вы склонны считать, что это — убийство?

— Мне так кажется, — просто сказал Джошуа.

— В любом случае мне нужно подумать, — повторила Таня.

— Хорошо. — Взгляд Бронски утратил цепкость и смягчился. — Тогда не смею вас больше задерживать, господа. Может быть, в скором времени что-нибудь прояснится. Извините за беспокойство. Днем я вас жду здесь, вернее, не здесь, конечно, а у меня — на втором этаже, для инструктажа. Айвен, голубчик, вы не будете столь любезны, чтобы доставить наших гостей домой?.. Кстати, сегодня решится вопрос с вашей личной машиной. — Он одними глазами улыбнулся Звягину.

— Конечно, сэр Джошуа. — Айвен шагнул к дверям. — Пойдемте, господа?

Когда они вернулись обратно, ложиться спать было уже поздно. Таня принялась варить кофе, Звягин присел рядом, за кухонный стол, закурил.

— Таня, мне показалось, ты его узнала?

— Кого?

Звягин удивленно поднял брови.

— Со мной ты, надеюсь, можешь быть откровенной? Кто такой Берд? Я же заметил, как ты побледнела, когда он заговорил.

— Мне страшно, Саша. — Она поставила джезву на стол. — Я даже себе боюсь в этом признаться… Да, я узнала голос. Это невозможно. Я видела, как он разбился. Он был мертвый, совсем мертвый!..

— Кто, кто мертвый?!

— Маратик. Он выбросился из окна, с пятого этажа. На Васильевском. Я тебе не рассказывала, потому что думала…

— Что это меня не касается?

— Можно сказать и так. И потом, мне слишком тяжело было лишний раз вспоминать. Я думала, все позади. Но Берд… Если бы я не видела своими глазами труп Маратика, я сказала бы, что это он. — Она помолчала. — За всю свою жизнь я лишь однажды встретила человека, который столь виртуозно владел искусством гипноза, чтобы заставить другого покончить с собой. Все, что об этом пишут в прессе, все, что показывают по телевизору, — журнальчики, так называемые научно-популярные передачи, — чистая спекуляция. Девяносто девять процентов тех, кто занимается экстрасенсорикой, гипнозом и другими видами воздействия на психику, — шарлатаны. Я уже не говорю про кодировки и тому подобные глупости. Это все липа. Чтобы достичь такого уровня воздействия, надо обладать совершенно особыми данными. Ими владеют считанные единицы. Я в недоумении, Саша. Понимаешь, голос очень похож. Маратику по плечу было такое, но я еще раз говорю — его нет в живых. В этом я уверена на все сто процентов. Каким бы он ни был талантливым человеком, упасть с пятого этажа на асфальт, раскроить себе череп, сломать позвоночник и остаться живым — не в его силах. Я же видела, как он лежал, я в этом кое-что понимаю. Чудес, Саша, не бывает. И Маратик не был чудотворцем. Но даже если допустить… Как он мог в Америке оказаться? С фальшивыми рекомендациями… Секта какая-то… Нет, это просто совпадение.

— Я не верю в совпадения, — задумчиво сказал Звягин.

— Но ты же знаешь, что вообще существует несколько морфологических типов людей, что многие люди похожи друг на друга как родные братья, похожи и внешне, и голосом, и манерами. Я не о двойниках говорю — о модификациях…

— Знаю, конечно. И все равно, я не верю в банальные совпадения. Жизнь меня научила, что их не бывает. Точно так же, как и чудес.

Звягин прихлебывал кофе, молча. Нет покоя, даже здесь заносит его в какие-то очередные передряги. И этот Бронски — определенно он был растерян сегодня. Убийство явно не входило в его планы. Кто-то еще, значит, претендует на долю в фирме. Александр Евгеньевич был почти уверен, что рано или поздно Бронски устроит так, что ему, Звягину, пришлось бы принять дела от Мясницкого, — Сумской в Питере говорил об этом. Выходит, загадочный господин Берд и с ним рано или поздно будет искать встречи. Вполне возможно, что очень скоро. А он-то уже расслабился, решил, что на горизонте спокойная жизнь замаячила. Как же… Жди.

— Птица! — вдруг воскликнула Таня. — Не смогу успокоиться, пока не увижу этого Берда. Птица… Один представляется птицей — другой после этого как птичка вылетает в окно.

— Ты все же считаешь, что между Бердом и смертью Мясницкого есть какая-то связь? — Звягин и сам почему-то был в этом уверен, просто ему хотелось развеять сомнения. В Танин здравый смысл он всегда верил.

— Во всяком случае, ее нельзя отрицать. Один раз прослушав запись, сложно делать определенные выводы. Известных мне приемов внушения не было, но вполне могут быть в арсенале Берда и те, о которых я ничего не знаю. Необходимо тщательно проанализировать беседу, В любой методике существуют стандартные ходы. Если найти их, то появится ключ к разгадке, все станет яснее и проще. Тогда и самого Берда можно будет попробовать вычислить. Не все так плохо.

— Я разве сказал, что все плохо? По-моему, ничего страшного с нами не происходит. Смерть Мясницкого — не наша проблема. У нас есть другие дела.

Дел действительно было достаточно, и все скорее приятные, чем отягощающие. Главное — это разработка «подставы» этого подонка Лебедева. «Сволочь, — думал Звягин. — Это же надо, сколько лет работали вместе… а так банально и подло он со мной обошелся. Изнасиловать жену — что уж может быть гаже? Впрочем, чего еще от пидора ждать? Ну ничего. Нужно, — думал Звягин, — суметь занять такое положение, приобрести здесь такой статус, стать настолько нужным, чтобы ко мне не предъявили, во всяком случае, официальных претензий, когда я прикончу ублюдка». В том, что он убьет Лебедева, Звягин не сомневался. Сначала, конечно, выполнит задание Бронски — работа есть работа, — а потом спокойно и с удовольствием прикончит сволочь. И пусть кто-нибудь попробует ему слово сказать. Это — первое. Второе — поиск пропавших денег. Задача, возможно, более сложная, ведь он не знает страны, не знает, где искать беглецов, но зацепка — дилонский адресок — у него имеется. Это — печка, от которой можно плясать. Ничего, найдутся и деньги.

Чем больше проходило времени с последней, не самой удачной питерской операции — той, лесной, где погиб в кровавой разборке его приятель Железный, тем меньше злости оставалось у Звягина на Трофейщика, сорвавшего им все дело. Вернее, операция не сорвалась, просто пошла иным путем: деньги оказались в других руках. Звягин не остался внакладе, но первоначальный план парнишка им все же сломал. Шустрый мальчик, ничего не скажешь. Звягин сравнил его мысленно с надутым Айвеном Николаевым — сравнение вышло не в пользу последнего. Питерский этот паренек отлично вписался бы в его команду, думал Александр Евгеньевич. Хотя кто их разберет, этих новых молодых людей… Странные они. Иногда Звягин, при всей его лихой жизни и боевом опыте, полученном за время пребывания в самых разных бандитских группировках, поражался жестокости и полному отсутствию осторожности молодняка. Совсем зеленые подростки запросто могли из-за паршивой десятки забить на улице до смерти какого-нибудь несчастного, могли резать людей на куски за ерунду. Все эти паяльники в задницу, утюги на живот — все это ведь молодежь ввела в обращение. Звягин мог пристрелить человека, но проделывать такие штуки — увольте… С другой стороны, какие-то немыслимые принципы вдруг проснулись. Этот, из леса, тоже, похоже, был принципиальный. Такого в банду втянуть — еще постараться надо… А боец из Трофейщика, конечно, мог неплохой получиться. Опыта, правда, маловато. Везло ему просто, могли его при первой встрече в лесу укокошить, но получилось так, что парень вывернулся, а потери понесли в конечном счете они. Между прочим, Таня на него какие-то виды имеет. Неужели хочет в упряжку Сумского запрячь? Нет уж, лучше он, Звягин, сам им займется. Жалко мальчишку. Так хоть польза от него будет. А у Сумского сделают из него банального стукача да и шлепнут потом по ненадобности где-нибудь в подворотне…

— Таня, слушай-ка. — Прервав размышления, Звягин повернулся к жене. — Как ты смотришь на то, чтобы слетать в Колорадо? Адрес-то у нас есть… Сначала выясним, там ли объект. Аккуратно провентилируем, наведем справки…

— Не спугнем? Парень-то не дурак.

— Не дурак. В противном случае интереса к нему бы не было.

— Кстати, об интересе. Чего Якову Михалычу от Трофейщика нужно?

— Яков Михалыч все под себя гребет. Он сам не знает, что ему нужно. Есть все, а хочется еще больше. Куда уж вроде — вся страна его, — нет, подавай еще… На этом, мне кажется, они все и погорят.

— Они — это…

— Бывшая партноменклатура. Новые их съедят.

— Новые — это кто?

— Да тот же Джошуа. Сумской ведь сейчас занят работой с этими националистами, сошедшими с ума на своей русской идее. Он и сам начинает мыслить их категориями. А Джошуа — у него ведь вообще нет национальности. В том смысле, что он — настоящий гражданин мира. Бронски не ограничивает себя ни идеей, ни нацией, ни географией. И таких много, и в Питере сейчас вовсю работают такие люди. Я, кстати, такое отношение к жизни поддерживаю, другое дело, что у них все это идет в свете ограбления не одной отдельно взятой страны, а всего мира.

В дверь позвонили.

— Да что сегодня за утро такое сумасшедшее? — Звягин пошел открывать и снова увидел стоящего на пороге Айвена. — Ну что на этот раз случилось? — спросил он у Николаева, выглядевшего смущенным. — Кого еще убили? Могу я, наконец, с женой спокойно поговорить?

— Александр Евгеньевич, я понимаю, вы устали. — Звягин заметил, что тон Николаева, прежде высокомерный и ленивый, хотя и вежливый — не подкопаешься, — изменился и стал печально послушным, смиренным. — Вам нужно срочно принимать дела. Правление компании решило, что вы должны занять место Мясницкого. Работа не может стоять.

Звягин, обернувшись, посмотрел на жену.

— Что-то больно быстро у вас кадровые вопросы решаются. Но в общем, я готов. Я ведь, дружище, — он хлопнул Николаева по плечу, — за этим сюда и приехал.

Айвен улыбнулся:

— Вы извините, и вы… — он посмотрел в глубь квартиры, ища взглядом Таню, — и вы тоже. Я вас немного за других принял сначала. Думал, обыкновенные, извините, хамы. «Новые русские».

Звягин слушал Николаева внимательно, но в комнату все еще не приглашал.

— …А вы вполне интеллигентные люди, — продолжал Айвен.

— Из чего такие выводы?

— А ни из чего. Такие вещи просто чувствуются. Я к вам присмотрелся за это время: как вы разговариваете, как отдыхаете… — Он смущенно запнулся.

— Ничего, ничего, продолжай, Ваня. А за камеру разбитую, я же сказал, вычтете из моего жалованья.

Сводя весь разговор к шутке, Николаев заметил:

— Из жалованья теперь вы, я думаю, будете у меня вычитать… По своему положению в фирме…

— Ваня, пройди-ка на кухню, выпей с нами кофейку, заодно расскажешь нам о городе. Мы же здесь так еще ничего толком и не поняли. А дела я принять успею, ничего тут у вас не произойдет. А что до моего нового положения, то… Я, Ваня, не люблю быть начальником. Не умею. Лучше считай, что мы с тобой партнеры. Тем более что одно дельце у нас будет сейчас напрямую с тобой связано. Вернее, с твоей профессиональной смекалкой.

— Какое дельце?

— По компьютерной части. Одного персонажа надо обмануть немножко. Сумеешь?

— Мне нужна подробная информация… — Щеки Николаева вспыхнули, глаза азартно блеснули.

Звягин понял, что этот парень вовсе не безнадежен, как показалось сначала. Просто скучает без настоящего дела. А работать, видимо, любит. Ишь, как встрепенулся.

— Все будет, всему свое время. Работы предстоит нам с тобой столько, что скучать будет некогда. Тебе кофе с молоком?

— Черный. И покрепче, — весело ответил Иван Николаев. — Мне это американское пойло, которое они называют кофе, уже в горло не лезет.

— Мы всегда пьем крепкий, — сказала Таня, ставя чашку для гостя. — У нас так принято. По-другому не бывает.