Нет, он не разбился. Он даже не исчез из виду полностью. Короткая веревка (а точнее, выносливая горная лошадка) удерживала беднягу над бездной на уровне плеч.

Некоторое время Джамал смотрел на него, замерев, как изваяние.

— Ну что, Ярослав? — послышался наконец его злорадный голос. — Приятно повисеть над пустотой, а? Над острыми камнями, которые раздробят твои кости и порвут жилы? Приятно? Спроси об этом у меня, старый пес! По твоей милости я прошел через это испытание. Помнишь, как стоял надо мной с пистолетом?

— Вини за это себя, Джамал, — отвечал Путинцев угрюмо, но без дрожи. — Не я устроил те гонки. Ты вынудил меня защищаться. Притом ты остался жив.

— Сволочь! А мой глаз?! А моя рука?!

— И мои двенадцать лет?! Я, может, согласился бы на обмен.

— Сейчас ты получишь за все! — Внезапно Джамал выхватил здоровой рукой широкий восточный нож — пичок и занес его над туго натянутой веревкой, так, чтобы Путинцев видел это.

— А хочешь — пичок — чик — и все!

Гаврилыч весьма натурально хохотнул:

— Не смеши меня, Джамал. До тех пор, пока тайну сундучка знаю я один, ты этого не сделаешь.

— А если сделаю, Ярослав?! Если сделаю?! — В голосе Джамала прорвались истеричные нотки. — Может, месть для меня слаще всего остального?!

— Для такого жлоба, как ты, Джамал, не бывает ничего слаще звона монет.

— Ох, не серди меня, Ярослав! Аллахом клянусь! Рука сама тянется перерезать веревку!

Мне и вправду показалось, что сейчас Джамал не сдержит внутреннего порыва и полоснет по натянутым волокнам.

— Бросал бы ты свои глупые шутки, Джамал, — устало вздохнул Гаврилыч. — Хочешь говорить — давай поговорим как давние соратники. Можно и по рюмашке пропустить за встречу. А пугать меня бесполезно. Ты же знаешь.

Похоже, к Джамалу вернулось самообладание.

— Знаю, что смерти ты не боишься, Ярослав, — усмехнулся он. — Но ведь есть вещи пострашнее смерти, верно?

— Я смотрю, Джамал, ты наконец-то поумнел.

— Когда заглянешь смерти в глаза, кое-чему научишься.

— Вот и вели своему охломону вытащить меня. Спина уже затекла.

— Ладно, Ярослав. Но перед тем, как начать важный разговор, подумай, похожа ли твоя красивая дочь на птицу. — И он выразительно посмотрел вниз.

Путинцев снова рассмеялся, но на сей раз смех звучал явно фальшиво.

— Пойми простую вещь, Джамал… Если кто-нибудь из вас тронет мою Иришку хоть пальцем, слова от меня не дождетесь! Ты меня знаешь. Как и я тебя. Ну, хватит баловать!

Джамал сделал характерный жест, и нукер провел загрустившую лошадку вперед.

Оказавшись на твердой почве, Гаврилыч перекатился на бок, затем встал на колени и наконец выпрямился в полный рост.

Казалось, вот идеальная ситуация, чтобы пленить коварного главаря.

Увы, мы так и не решились на атаку.

Джамала заслонял от нас Путинцев, а нукера — конь. Используя покорное животное в качестве прикрытия, автоматчик мог запросто перещелкать нас всех. Конечно, при условии, что у него хорошая реакция и постоянная готовность умереть за хозяина. Но экспериментировать как-то не тянуло. Применить же оружие первым никто из нас тоже не отважился бы.

Притом, вытаскивая Гаврилыча наверх, вся группа сместилась еще дальше в сторону, понизив наши шансы на успех. Да мы и сами чувствовали, что самый благоприятный момент упущен.

Теперь давние враги-соратники стояли друг против друга: один крепко связанный, обреченный, второй увечный — и телом, и душой.

— Разговор у нас будет простой, Ярослав, — начал одноглазый. — Ты отдаешь мне сундучок, а я отпускаю тебя и твою дочь. Ты мне больше не нужен. Свое желание я исполнил — подержал тебя над пропастью, увидел твой страх. С меня довольно. А теперь у нас торг. Меняю две жизни на один сундучок. Выгодная сделка, а, Ярослав?

— Красивые слова, Джамал. Только знаю я, что ты не хозяин своему слову.

— Памятью отца клянусь!

— Ты и Аллахом поклянешься — соврешь.

— Как ты смеешь, собака!

— Ты, Джамал, покрикивай на своих «шестерок», а со мной поубавь-ка гонору.

Колчерукий хотел ответить что-то резкое, но сдержался.

— Хорошо. Твои условия, Ярослав?

На протяжении всей их беседы нукер стоял в некотором отдалении, скрываясь за крупом коня и поглядывая в сторону подъема, будто и вправду ждал оттуда нападения. Автомат он держал наизготовку. В этой ситуации любая наша инициатива выглядела бы чистым самоубийством.

— Мои условия совсем простые, Джамал. Сейчас ты собираешь свою братву и внятно толкуешь им, что произошла ошибка. Мы с Ириной — не пленники, а твои дорогие гости. Ты приказываешь развязать нас, затем почтительно просишь у нас прощения за грубость. Только без фокусов, Джамал! Я ведь знаю и таджикский, и узбекский, и киргизский, и татарский. Меня ты не проведешь, понял? Любая двусмысленность, любое подмигивание с твоей стороны, и я объявляю договор недействительным.

— Так-так, — кивнул Джамал. — Дальше.

— А дальше мы с тобой садимся за дастархан и пируем. Тем временем друзья Ирины отвозят ее в долину. Пусть с ними поедет один из твоих людей. Но только один, понимаешь? Он привезет мне записку от дочери. Как только я получу эту записку, мы отправляемся за сундучком.

Настал черед смеяться Джамалу.

— Ребенком меня считаешь, Ярослав? Чтобы она привела сюда милицию или солдат?

— Хлебом клянусь, Джамал! Она тихо уедет домой.

— Ты и Богом поклянешься — соврешь.

— Ну и шакал же ты!

— Твои слова, Ярослав, дешевле гузапаи в базарный день.

— Значит, не договорились?

— Нет!

— Другого разговора не может быть, Джамал. Ты не получишь этот сундучок.

Джамал снова рассмеялся:

— Получу, Ярослав. Этой же ночью. Я слишком долго ждал, многого лишился и теперь хочу получить награду. Сказать тебе, что я сделаю?

— Ну, давай послушаем…

— Ты, Ярослав, железный человек. Но даже у железного человека сердце из обыкновенной крови и плоти. Разве оно может равнодушно смотреть на страдания родной дочери? У меня, Ярослав, есть один паренек. Говорят, он немножко больной на голову. Очень любит женские крики. Мы крепко привяжем тебя внутри кошары, а твою белую и пышную дочку отдадим этому пареньку. Надо же и ему немного развлечься. Только он будет заниматься с ней не тем, что обычно делают мужчина и женщина, оставшись наедине. Я же говорю — он больной. Ему приятнее пользоваться ножом, понимаешь? Итак, вы трое будете в кошаре, а мы расположимся снаружи. Когда ты захочешь сказать, где сундучок, — позови.

— Джамал, это бесполезно, — отвечал Гаврилыч, но дрогнувший голос выдал его.

— Нет, Ярослав, ты позовешь. Ты обязательно позовешь. Но смотри, чтобы не было слишком поздно для твоей дочери. Может, ты позовешь даже ради того, чтобы достойно похоронить то, что от нее останется. Ты позовешь! — Он перешел на исступленный крик. — Аллах свидетель, я не хочу этого! Скажи, где сундучок, и я отпущу ее! Не доводи до греха!

На некоторое время воцарилось молчание.

— Хорошо, я скажу, — удивительно спокойным тоном произнес Путинцев. Так говорит человек, принявший для себя окончательное решение. — Но сначала объясни мне, как ты догадался, что я в кишлаке? Неужто Дмитрий или Абдунасим работают на тебя?

Обрадованный смирением грозного врага, Джамал весело рассмеялся:

— Эх, Ярослав, а еще вздумал перехитрить меня! Какой же ты… как это по-русски? Забыл! Ну, не важно! Не-ет, Ярослав… Твоя хитрость против моей не годится! Неужели ты мог подумать, будто я поверю, что за сундучком приедет чужой человек?! Такую тайну не доверяют даже родному брату. Я сердцем чуял, что ты приедешь сам. Именно сам возьмешь сундук из тайника. Да еще захочешь подшутить над старым Джамалом, показать приманку. Тогда и я решил подшутить. Показать свою приманку. Все эти годы, Ярослав, я молился о твоем здоровье. Чтобы ты не заболел, не умер, чтобы тебя никто не зарезал… Аллах услышал мои молитвы! Ты вышел на свободу здоровым и полным сил. Я послал человека и велел ему не спускать с тебя глаз. Вскоре он узнал, что ты купил билет на самолет в наши края, и сообщил мне дату… Один из моих племянников давно хотел жениться и просил денег на свадьбу. Я назначил той на тот самый день, когда ты должен был появиться в Ак-Ляйляке. Расчет был правильный: ты воспользуешься сумятицей и достанешь сундучок. Когда же мне описали женщину, которая приехала с геодезистами, я понял весь твой замысел от начала до конца. Я догадался, что ты находишься внутри вагончика и постараешься этой же ночью исчезнуть с дочерью и сундучком. Через горы на лошадях, потому как это единственный безопасный путь.

Я мог бы захватить тебя сразу. Но зачем? Вдруг тебя разобьет инсульт? Или ты умрешь от огорчения? Я решил позволить тебе взять сундучок, а в нужный момент спокойно завладеть им. Один ловкий паренек должен был проследить за тобой. Но тут тебе повезло. Паренек оказался слишком суеверным. Когда в ущелье завыл призрак Гафура — ты ведь не забыл Гафура, а, Ярослав? Он, наверное, приходит к тебе по ночам? Так вот, когда в ущелье завыл призрак Гафура, паренек перепугался и потерял твой след. Паренька я наказал, но его промашка не очень меня огорчила. Я-то знал, что дочку ты не оставишь. Мои люди стали следить за ней. Наконец мне передали, что ты встретился с ней в вагончике, но сундучка при тебе нет. Значит, успел где-то спрятать, подумал я. Затем ты покинул вагончик и направился в тутовую рощу. Ирина осталась. Это я тоже понимал. Она должна была отравить профессора, чтобы он не поднял шуму раньше времени. Наконец профессор появился. Вскоре Ирина выбежала наружу и кинулась на встречу с тобой. К этому моменту я уже собрал несколько преданных людей. Мы находились в ореховой роще. Оставалось дождаться, когда вы двинетесь наверх, настигнуть вас и отнять сундучок. Я подослал к вам второго ловкого паренька, но, должен признать, сделал крупную ошибку. Паренек-то ловкий, да вот по-русски не понимает ни слова. Он слышал ваш разговор, но передать мне ничего не смог. Я тоже наказал его — пусть знает языки.

Притом я был уверен, что сундучок с вами.

Но время шло, а вы с дочкой не спешили подняться на пастбище. У меня не оставалось сил ждать. Мы двинулись вперед. Что было дальше, ты знаешь…

Ярослав, я сдержал свое слово. Рассказал тебе все. Очередь за тобой. Где ты спрятал сундук? — Голос Джамала сделался почти ласковым. Очевидно, в глубине души он праздновал победу.

— Да-а, ловко ты меня провел, — ответил Гаврилыч с подозрительнейшей покорностью. — На этот раз, Джамал, ты выиграл по всем позициям. А помнишь, как продувал мне в нарды?

— Жизнь — не нарды, Ярослав.

— Мудро, Джамал. Пожалуй, сундучок должен достаться тебе. Ты лучше распорядишься им.

— В том-то и дело, Ярослав. Я знаю, куда ты хочешь его продать. А я позабочусь, чтобы он приносил доход здесь… Ну ладно! Довольно разговоров! Давай сундучок!

— Сейчас, Джамал… И все-таки я прошу тебя выполнить несколько мелких условий.

— Говори, — снисходительно разрешил колчерукий.

— Прямо сейчас ты освободишь Ирину и извинишься перед ней. Она ведь не моя дочь, ты спутал, понимаешь, Джамал? Ты скажешь об этом своим орлам.

— Ладно… Что еще?

— Затем ты потребуешь от них клятвы именем Аллаха, что они никогда не причинят этой женщине ни малейшего вреда. И поклянешься сам.

— Ладно…

— За сундучком надо спуститься вниз.

— Ты не врешь? — сразу же насторожился Джамал.

— Ну сам подумай, смог бы я в мои годы дважды подняться на эту чертову крутизну? До сей поры отдышаться не могу…

— Ладно…

— Как только спустимся вниз, Ирина пойдет к себе в вагончик, и ты о ней забудешь, ясно? А мы направимся за сундучком.

— Где же он? — Голос Джамала выдавал нетерпение.

— Недалеко от кишлака. Я его перепрятал.

— Ладно… Но имей в виду, Ярослав, ты пойдешь связанным.

Пусть так. Я готов. Идем!

— Постой-ка! — удивился Джамал, будто сделав нежданное открытие. — Ты ничего не просишь для себя?

— Ты ведь не захочешь обидеть старого соратника, когда получишь сундучок? — спросил Гаврилыч, и в его тоне мне почудилась насмешка.

— Имей в виду, если ты захочешь привести нас к какой-нибудь расщелине, где прячешь оружие…

— Джамал, не будь ребенком! Посмотри, я и пальцем не могу пошевелить. Какое оружие! Мой пистолет вы забрали еще внизу.

Главарь надолго задумался, затем бодро воскликнул:

— Ладно! Пошли!

Живописная группа направилась к костру у кошары.

Едва они отошли на значительное расстояние, Боки горячо зашептал:

— Нельзя, чтобы сундук попал в руки Джамала. Мы должны принять бой. Здесь, когда они начнут спуск.

— Ни в коем случае! — решительно возразил я. — В темноте мы попросту перестреляем и пленников, и друг друга.

— Что вы предлагаете?

— Следовать за ними. Я уверен, что Путинцев вовсе не собирается делиться своей тайной с Джамалом. Он что-то задумал.

— Почему вы так решили?

— Чутье подсказывает. Кроме того, свадебный той, кажется, закончился. Музыка уже не играет, и костры погасли. А это значит, что в кишлаке услышат выстрелы. Не успеем мы спуститься, как внизу соберутся все мужчины.

Мои аргументы заставили Боки призадуматься.

— И все-таки сундук не должен достаться Джамалу, — упрямо повторил он.

— Не волнуйтесь, он ему не достанется.

— А если что-то случится с Путинцевым?

— Я уверен, что он успел шепнуть словечко Ирине. От нее мы все и узнаем.

— Я дал слово Дадо-ака, что никто из гостей не пострадает, — сообщил из темноты Абдунасим.

— Но двое непострадавших гостей лучше, чем четыре трупа, — заметил я.

— Ответ, достойный Ходжи Насреддина… — пробормотал славный малый.

— Если они и вправду отпустят Ирину, предлагаю сразу же укрыть ее у Мумина-бобо, — произнес Павел. — Старика уважают в кишлаке, силой туда никто не посмеет войти.

— Дельное предложение, — кивнул я. — Спасибо, Павел. Но кто-то из нас должен сопроводить ее.

— Возьмите это на себя, Дмитрий.

А что? Прекрасный вариант выпутаться из заварушки, не потеряв лица.

Однако же я опасался, что в мое отсутствие Боки примется слишком ревностно выполнять свой служебный долг, последствия чего могут стать самыми печальными.

Конечно, после освобождения Ирины я сумел бы шепнуть ему, что содержимое сундучка у меня, но интуиция подсказывала, что, несмотря на риск, торопиться не стоит. Не хочу грешить на Боки, но не могу и полностью исключить, что, узнав о закопанном мешке, агент моментально охладеет к Путинцеву. Но ведь еще неизвестно, как повернется. Вдруг Гаврилычу не удастся та задумка, благодаря которой он собрал свою волю в кулак? Тогда Джамал снова пошлет за Ириной. Он — хозяин слова. Захотел — дал, захотел — взял обратно. И плевать ему на вековые обычаи. Надо — ворвутся к гадальщику и вобьют его в стенку вместе с бобами.

Дуэль Гаврилыч — Джамал должна чем-то завершишься. И все это время я обязан находиться поблизости от эпицентра событий. А они еще весьма далеки от финала. Быть может, основные события этой ночи еще не начинались.

Вот только рассчитывать на стремительный вертолетный десант лучше не надо. Рассчитывать мы можем только на собственные мозги и толику удачи.

— Нет, Абдунасим, — заявил я. — Прошу вас лично проводить Ирину к старому гадальщику, тем более что я и языка не знаю. А затем возвращайтесь к вагончику. Ваша помощь еще может понадобиться.

— И последнее, — напомнил змеелов. — Когда начнем спуск, чтобы никто не пикнул. Не забывайте про эхо! И не думайте, что спуск легче подъема.

(Вот это, называется, обрадовал!)

— Все, тише! Они приближаются.

Мы затаились в своем укрытии.

Впрочем, после того как луна зашла за тучу, а на холме присыпали костер, вокруг стало так же темно, как и в глубине ущелья. Однако проплывавший мимо нас караван мы все же разглядели. Нукеры шли пешком, держа коней на поводу. Я различил двух всадников. Наверняка это были Гаврилыч и Ирина.

Вдруг одна из лошадей заржала. Мы вжались в землю, но отряд Джамала проследовал мимо без остановки.

Выждав для верности несколько минут, мы двинулись вниз. Так же гуськом, ведущий — Павел — впереди.

Я не сказал бы, что спуск равносилен подъему: дыхалка работала ровно, вот только ноги гудели от перенапряжения, поскольку каждый шаг был своеобразной лотереей — а вдруг ухнешь в пустоту или долбанешься косточкой о камень? Попробуй тогда удержать язык за зубами.

Опять тот же непроницаемый мрак, притом и селение ничем себя не обозначало — ни огоньком, ни звуком. Невидимая опора под ногами, абсолютная чернота вокруг…

Идущие впереди оживленно переговаривались между собой, и я мог по достоинству оценить акустические особенности этой гигантской выемки. Каждое словечко будто звучало над ухом. Вот только я не понимал ни бельмеса — точь-в-точь как тот ловкий паренек, которого Джамал послал на встречу отца с дочерью. Я совсем уж собрался узнать у шагающего за спиной Абдунасима, о чем разговор, когда до меня дошло, что мой вопрос услышат и ниже. Вот это бы я удружил! Пришлось, как говорится, набрать в рот воды. В отличие от моих товарищей, долгий спуск не обогатил меня информацией.

Впрочем, болтовня аборигенов имела и ту пользу, что позволяла контролировать дистанцию.

Наконец отряд Джамала достиг тутовых посадок. Вспыхнули фонарики.

По какой-то причине нукеры не зажигали их во время спуска. Видимо, Джамал не хотел, чтобы кто-нибудь в кишлаке заметил поздних путников.

Мы оказались в довольно щекотливой ситуации. Если бы внизу догадались направить луч фонарика в нашу сторону, боюсь, мы не остались бы незамеченными. К счастью, мысль о преследователях не возникла ни в одной голове.

Световые пятнышки не удалялись. Видимо, там проходило совещание. Но теперь эхо пропало, и речи стали неразборчивыми не только для меня, но и для моих спутников.

Меня вдруг кольнуло беспокойство. Что, если чутье подвело и у Гаврилыча нет никакого особого плана? Вот сейчас полезет он на тутовник за мешком, а там пусто. Джамал, разумеется, ему не поверит. И карусель закрутится заново.

Но нет, напрасно я сомневался. Отряд двинулся дальше, взяв в сторону Змеиного ущелья, а один из фонариков поплыл прямо, держа курс на вагончик.

Значит, Джамал сдержал слово и отпустил Ирину. Надолго ли?

Через несколько минут мы тоже были внизу.