XVII
Свадебный той
На площади перед домом Джамала пылали два огромных костра, выхватывая из темени оранжевую полусферу.
Между ними, в плотном кольце зрителей, кружились две танцовщицы, которым аккомпанировал на бубне парень в халате и тюбетейке. Ритм бубна то почти затихал, то гремел неистовой дробью, и, подчиняясь ему, девушки переходили от плавных па к стремительным пируэтам, напоминавшим вращение юлы. Тонкие, гибкие, они демонстрировали отточенную пластику, где каждое движение кисти, всякое покачивание головы имело глубокий смысл, понятный лишь тем, кто впитал эту культуру с молоком матери. Вот чередование ударов достигло некой запредельной частоты, и публика разразилась восторженными криками и шквалом аплодисментов.
Нежданно рядом появился Павел:
— Добрый вечер, друзья! Мне поручили сегодня опекать вас. Пойдемте со мной.
Мы прошли через распахнутые ворота под балаханой, где на лавочках сидели все те же седобородые аксакалы (а может, и другие). В обширном дворе (по меньшей мере втрое превышающем владения Дадо) среди цветников стояли накрытые столы, выстроенные буквой «П». За ними на специальных рамах — впритык друг к дружке — висели большие ковры, как бы образуя стены зала под открытым небом. Среди ветвей деревьев неназойливо горело несколько лампочек: их свет позволял видеть закуски и в то же время не слепил глаза.
Гости — большей частью мужчины, как в халатах, так и в костюмах, — только-только рассаживались по местам и, кажется, нас пока не замечали. Женщин было мало, но само их присутствие за общим свадебным столом свидетельствовало об определенных успехах эмансипации в этом далеком селении. Впрочем, горянки всегда отличались более свободными нравами, чем их соплеменницы из долины.
В глубине двора, возле двух огромных котлов, колдовали ошпозы — мастера готовки свадебных угощений.
Павел указал в сторонку, где на затемненной площадке под деревьями, усыпанными сочными плодами, примостились три или четыре небольших столика, тоже сервированных.
— Здесь удобнее, — сказал он, подводя нас к одному из них. — Вы не возражаете?
— Ничуть.
Я оценил дипломатичность Джамала. Приготовив нам отдельный столик, он ограждал нас от излишнего любопытства и одновременно давал возможность спокойно наблюдать за брачной церемонией.
Среди тарелок и блюдечек со сладостями и холодными закусками стояло несколько фарфоровых чайников — белых, синих и красных. Я потрогал белый — горячий, синий — то же самое. Красный был холоден, будто его держали в холодильнике. Я снял крышку и принюхался.
Павел улыбнулся:
— Разобрались? Наливайте. Нам ждать общей команды не обязательно.
Я не заставил просить себя дважды и на треть наполнил пиалы.
— Друзья! — взял слово Павел. — Я хочу выпить за то, чтобы между нами не оставалось никаких недоразумений. Вы немного сердитесь на меня, так?
— Ну что вы, Павел! — возразила Ирина.
— Спасибо, вы — добрая женщина, — ответил он, — но Дима все-таки считает, что я перехвалил своих подопечных и тем самым повлиял на вашу бдительность. Хлебом клянусь, ничего подобного! Представьте себе, что вы каждый день ходите через парк, где многие люди прогуливают собак. Обычно ничего не случается. И все же раз в году какой-нибудь глупый пес кусает прохожего. Вы же не станете из-за этого обходить парк стороной?
— Значит, нам попалась глупая змея?
— Очень глупая. Или сумасшедшая. Или же — я придерживаюсь именно этой версии — вы не заметили ее и опасно приблизились.
— Ладно, Павел, — вмешался я. — Если я и был немного взвинчен, то это прошло. Прошу меня простить за излишнюю резкость. Тем более что Ирину спасла рогатина, которой вы посоветовали обзавестись. Целиком поддерживаю ваш тост.
Мы выпили. Водочка оказалась самого высокого качества.
— Павел, а вы, наверное, потомственный змеелов? — поинтересовалась Ирина.
Он грустно покачал головой:
— Увы! Жизнь заставила. Еще семь лет назад я относился к этим изящным созданиям с тем же ужасом и отвращением, что и большинство людей.
— Всего лишь семь лет?
— Это весьма поучительная история. Могу рассказать, если есть желание слушать.
— Расскажите.
Павел плеснул нам из того же чайничка и начал:
— Если бы кто-нибудь раньше нагадал мне, что я буду змей ловить, рассмеялся бы в лицо этому человеку. Только никому не дано знать своей судьбы…
Я, вообще-то, кадровый военный. Капитан. Служил здесь, в ТуркВО. Здесь же, под Ленинабадом, получил квартиру, надеялся дорасти до больших звездочек. А оно вон как обернулось. После развала Союза остался я не у дел. Специальности никакой, а семью кормить надо. У меня жена и двое сыновей. Жена тоже осталась без работы, предприятия закрывались одно за другим. Словом, бедствовали мы по-черному. А главное — никаких перспектив. Притом, подняли голову националисты. Был момент, в автобус не войдешь, чтобы тебя не обозвали по-всякому. Вот и решили мы на семейном совете перебраться в Россию, хотя никакой родни там не имели. Все наши корни здесь, в Средней Азии.
Ну, продали кое-какие вещички, собрали деньжат, сколько могли, и отправился я на разведку. А тогда прошел слух, что некоторые области Центральной России принимают переселенцев и даже выделяют им стройматериалы… — Он махнул рукой. — Чего там долго рассказывать! Направили меня в один колхоз… Глухомань, бездорожье, грязь, дожди, болота… Да оно бы и ничего, выдюжил бы как-нибудь. А хуже всего — местные мужики, свой же брат русак. Косятся так, будто я у них хлеб со стола краду. Пьянство, мордобой, лень беспросветная… Покрутился я так целый год, пока не понял: там я чужой, но и здесь родным не стану, хоть вывернусь наизнанку. Так чего шило на мыло менять? На старом месте у меня, по крайней мере, крыша над головой есть. А на своей исторической родине никому мы не нужны — ни я, ни мои дети.
Может, кому-то больше повезло, не знаю, многие ведь уехали, дай им Бог удачи!
Ну вот. Вернулся, значит… А в поезде разговорился с одним старичком, он меня и надоумил. Змеиный яд всегда в цене, говорит. Та же самая валюта. Работа непыльная, на свежем воздухе, и никакого начальства. На кусок хлеба всегда будешь иметь, а со временем и на домик в России скопишь, не с протянутой рукой приедешь, а барином.
Да я же не знаю, с какой стороны к этим тварям подходить, отвечаю, а у самого — душа в пятки. От одного слова «змея» меня в дрожь бросало.
Ничего, усмехается он, голь на выдумку хитра. А для начала достань книги по герпетологии, ты человек грамотный, разберешься. Зайди в серпентарий, разыщи опытных змееловов, посоветуйся… Ну вот! Переборол я свой страх и теперь ни о чем не жалею. Мази разные научился делать, притирания… Клиентов — хоть отбавляй… — Он умолк и залпом осушил свою порцию.
— А в Россию не тянет?
— Кто меня там ждет?! Никому мы не нужны… А здесь — почет, уважение. В одном только Ак-Ляйляке у меня полсотни клиентов, и в каждом доме я желанный гость. От добра добра не ищут. Впрочем, если дети решат перебраться, я им помогу, устрою…
— Спасибо, что оказали честь моему дому! — послышался рядом знакомый голос. Из темноты выступил Джамал. — Как успехи, дорогой профессор? Все ли хорошо у ваших уважаемых спутников? Вы уже нашли место для плотины?
— Благодарю вас. Раскручиваемся потихоньку.
Он присел и налил себе глоток чаю.
— Мне передали, у вас возникли неприятности?
Его взгляд прожигал меня как лазерный луч.
— Настолько мелкие, что из-за них стыдно отнимать время у такого уважаемого человека, как вы, почтенный Джамал-ака, — витиевато ответил я.
— В горах не бывает мелких неприятностей, — назидательно проговорил он. — Это я виноват, что не оградил от них таких высоких гостей. Совсем закрутился с этой свадьбой, знаете ли. Да-а, нехорошо получилось… И мне позор, и всему кишлаку позор. Но мы исправим ошибку. — Не оборачиваясь, он прищелкнул в воздухе пальцами: — Фархад!
Тотчас у стола возник плечистый молодой человек с тоненькой ниточкой щегольских усиков.
— С завтрашнего утра будешь повсюду сопровождать наших драгоценных гостей, — распорядился Джамал. — Головой отвечаешь за каждый их волосок, понял?
— Но, хозяин, что я должен делать, если они направятся в разные стороны?
— Мы позаботимся об этом, — величественно кивнул Джамал. — Иди.
Итак, к нам приставили соглядатая. Похоже, самый благоприятный момент был упущен.
Джамал поднялся:
— Отдыхайте, дорогие гости, веселитесь. А я должен похлопотать по хозяйству.
Когда он ушел, я в упор посмотрел на Ирину.
Ее взор был безмятежен.
А между тем веселье разгоралось.
Бразды правления за столом взял в свои руки вальяжный мужчина средних лет с холеным подвижным лицом. От основной массы гостей — как на подбор сухощавых, стройных, жилистых, словом, истинных горцев — его отличал необъятнейший живот, начинавшийся едва не от подбородка. Чтобы как-то уравновесить его, толстяку приходилось отклонять корпус назад.
— Это Тура, знаменитый кишлачный тамада, — пояснил Павел. — Его даже в город приглашают. За свою жизнь провел, наверное, не одну тысячу тоев. Только этим и занимается, никогда нигде не работал, даже в собственном огороде.
Надо сказать, что Тура делал свое дело мастерски. Обладая звучным, раскатистым голосом, он, видимо, весьма широко варьировал тематику — от возвышенной патетики до забористой шутки, потому что гости то трепетно замирали, внимая ему, то надрывались от хохота.
— А где же жених и невеста? — удивилась Ирина. — Что за свадьба без молодых?
— Они будут позднее, — со знанием дела объяснил Абдунасим. — Сейчас мулла скрепляет их союз именем Аллаха, затем они получат наставления от близких родственников, после чего присоединятся к гостям.
К нашему столу подлетел худенький паренек, заменил опустевший красный чайник полным, затем принес стопку пышущих жаром лепешек и ляган с пловом.
— Ну-ка отведаем свадебный плов… — Абдунасим взял ложку, подавая пример.
— Он чем-то отличается от обычного? — поинтересовалась Ирина.
— Хм! — Абдунасим даже подпрыгнул на стуле. — Что значит — обычный плов? Готовят плов по-фергански и плов по-бухарски, плов по-самаркандски и плов по-хорезмски, плов с курдючной оболочкой, с казы, с тыквой и даже плов из пшеницы. В состоятельных семьях делают плов с голубцами из виноградных листьев, плов с фазаньей грудкой и плов с фаршированными перепелками. В принципе в каждом районе и даже в каждом кишлаке — свой рецепт. Свадебный плов в Ак-Ляйляке, как видите, приготовлен с добавлением гороха, но гороха особого, изюма, айвы, яиц и головок чеснока. Кстати, чеснок, истомившийся в массе плова, утрачивает запах, но приобретает неповторимый вкус. Рекомендую!
— Боже мой! — воскликнула потрясенная Ирина. — Вы, Абдунасим, непревзойденный знаток национальной кухни!
— Не в обиду будет сказано Абдунасиму, — заметил я, — но непревзойденнейшим знатоком кухни среди присутствующих является, несомненно, Тура. Полагаю, в его брюхе побывали все те разновидности плова, о которых мы сейчас узнали.
— Это точно, — поддакнул Павел.
Ложками пользовались только мы, остальные ели руками, священнодействуя. Плов со своего конца блюда сначала утрамбовывался, затем набирался в щепоть и отправлялся в рот. Тамада, по-моему, орудовал всей пятерней.
— Между прочим, самых дорогих гостей хозяин потчует из своих рук, — сообщил змеелов. — Трамбует рисинки плотнее и вталкивает в гостя. У радушного хозяина эта порция вмещает добрых полкило. Проглотить нужно мгновенно, иначе страшная обида.
— Вы шутите, — побледнела Ирина.
— Не волнуйтесь, в Ак-Ляйляке этот обычай не соблюдается, — успокоил ее Павел.
На некоторое время голоса умолкли. Ляганы пустели с космической скоростью.
Но вот тамада вновь, приступил к исполнению своих обязанностей.
Однако на этот раз его монолог состоял из одной фразы. Ее продолжил кто-то из гостей, за ним второй, третий… Почти каждая реплика сопровождалась бурным взрывом хохота.
— Что происходит? — недоуменно спросила Ирина у Абдунасима, который тоже принялся улыбаться. — Чему они смеются?
— Это аския — состязание острословов, — пояснил он. — Нужно на лету подхватить шутку соседа и продолжить ее еще остроумнее. Кто промедлит хоть секунду — проиграл.
Проигравших пока не было. Шутки сыпались одна за другой как горошины из пакета.
— Вы можете перевести? — Ирина выглядела явно заинтригованной.
— О, это очень трудно! — покачал головой Абдунасим. — Аския во многом построена на игре слов, при переводе суть теряется. Однако сейчас прозвучала очень известная на Востоке поговорка, и я вспомнил связанную с ней любопытную историю. Могу рассказать.
— С удовольствием послушаем.
— А что за поговорка?
Я невольно вспомнил Касаева.
— «Головы двух баранов в одном котле не варятся», — продекламировал Абдунасим.
Ирина сделала гримаску:
— Что же она означает?
— Э-э… — задумался Абдунасим. — Сейчас…
— «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань», — подсказал я.
— Да! — кивнул Абдунасим. — Примерно так. Понимаете, уважаемая Ирина-ханум, у нас вареная баранья голова считается настолько изысканным лакомством, что ее обязательно готовят отдельно, чтобы не перебивать вкуса.
— Это я понимаю, но почему нельзя варить вместе две головы?
— Таков обычай, — лаконично заключил Абдунасим. — Даже для падишаха варили только одну голову. Две головы в одном котле — то же самое, что два носа у одного человека. Излишество. Смысл поговорки в этом, понимаете?
— Ага, — кивнула Ирина, но без особой уверенности.
Я усмехнулся. Ох, уж эти тонкости!
— Ну вот, — продолжал Абдунасим. — Лет двадцать назад, еще при старой власти, одно из наших издательств выпустило красочную детскую книжку. На русском языке. Вроде бы народную сказку про белого царя и Ленина. Белый царь пригласил к себе Ленина и говорит ему: «Давай править вместе! Тогда наша власть будет непобедима!» На что Ленин гордо отвечает: «Головы двух баранов в одном котле не варятся!» Да-а, много было шуму. Весь тираж пустили под нож, издательство едва не разогнали… Но по сути, ни один восточный человек не увидел бы в этой фразе ничего криминального. То есть я клоню к тому, что буквальный перевод очень часто не отражает сути и даже искажает ее, понимаете?
Ответить Ирина не успела.
На улице громко заиграла музыка, во двор, кружась, влетели танцовщицы и расступились, усыпая дорожку цветами. На нее ступили молодые — довольно симпатичная пара.
…Последующие два-три часа, что мы провели на тое, принесли нам массу впечатлений, которые, пожалуй, я здесь опущу.
Упомяну лишь о тех, что имеют непосредственное отношение к моей миссии.
Торжество было в самом разгаре, когда в стороне Змеиного ущелья раздался низкий звук, похожий на хрип смертельно раненного человека. Актер, читавший в этот момент стихи, поперхнулся на полуслове. Тамада качнулся и едва не упал. Танцовщицы сбились в пугливую стайку.
— Что это? — побледнела Ирина.
— Утверждают, что так воет призрак Гафура, — сощурился змеелов. — Однако давненько не было его слышно! Видимо, кто-то опять собирается потревожить его покой…
— Умоляю, что это на самом деле?
— Ветер, конечно, — ободряюще улыбнулся Павел.
— Как — ветер? Ни один листочек не шелохнется.
— Вы забываете, Ирина, что мы находимся на дне гигантской пропасти. Здесь может стоять полная тишина, а наверху бушует ураган. Иногда, впрочем, случается наоборот. Ведь это ущелье, по сути, представляет собой изогнутую аэродинамическую трубу. При определенном направлении ветра тут иногда такое начинается! Однажды при мне на Ак-Ляйляк обрушился смерч. Представляете, поднял в воздух отару овец и аккуратно перенес ее на верхнее пастбище. Ни один ягненок не пострадал. А вот чабан сломал ногу.
— Видимо, Ак-Ляйляк расположен в некой аномальной зоне, — предположил я.
— Не исключено…
Вой прекратился так же внезапно, как и начался. Заметив, что гости из местных быстро забыли о нем, я сказал об этом Ирине, которая выглядела не на шутку встревоженной. Похоже, в глубине души она была подвержена суевериям.
Второй важный эпизод произошел ближе к полуночи, когда канатоходцы устроили гала-представление на площади и туда высыпал весь люд.
Задрав головы, мы наблюдали за палваном в золотистом трико, который балансировал на высоте, удерживая на каждом плече по Шехерезаде. И тут я ощутил на себе чей-то тяжелый взгляд, такой магнетический, что нетрудно было угадать его направление.
Резко повернув голову, я увидел дервиша, взирающего на меня глазами непримиримого душмана. В следующую секунду он отступил в густую тень.
…Перед уходом нам вручили подарки. Таков обычай, отказываться нельзя, шепнул Абдунасим. Мужчины получили по халату, а Ирина — отрез хан-атласа.
Хоть выпито было немало, я без опаски сел за руль. Улицы кишлака были совершенно пустынными.
— Давайте заглянем к Мумину-бобо, — предложил Павел.
— Не поздновато ли?
— Ночью он никогда не спит. Беседует со звездами. А Костю мы не потревожим.
— Только сначала отвезите меня, — потребовала Ирина.
— Как, ты не желаешь узнать свою судьбу?
— Что-то голова разболелась… Хочу прилечь. Но вы не долго, ладно?
— От силы четверть часа, — заверил ее Павел.
Подрулив к вагончику, я быстро выпрыгнул наружу и бросился открывать дверь, запертую на обычный висячий замок. Моя торопливость имела смысл: внизу я прилепил неприметную ниточку и испытывал острое желание быстрее увидеть ее. Ниточка была на месте.
Открыв наружную дверь, я подошел ко второй, ведущей в наш с Ириной «кубрик». Она не имела замка, но закрывалась достаточно плотно. На всякий случай я прилепил ниточку и здесь.
И вот, включив свет, я с изумлением обнаружил, что моя вторая «пломба» сорвана.
Кто-то побывал в наше отсутствие в вагончике. Кто-то настолько опытный, что обнаружил «пломбу» на входной двери и позже восстановил ее. Но на второй он прокололся.
Итак, нас брали под плотный колпак…
Заверив Ирину, что вернусь не позднее чем через двадцать минут, я спустился к своим спутникам, и мы направились к кишлачному гадальщику.
