VIII
Дадо
Я знал и без подсказок Путинцева: октябрь в Средней Азии — один из самых приятных месяцев. Поистине золотая пора. Конечно, год на год не приходится, но нам определенно повезло. Я сразу это понял, едва мы сошли с трапа самолета в ташкентском аэропорту. Не верилось, что еще несколько часов назад приходилось поднимать воротник плаща, чтобы спастись от колючего сибирского ветра.
Здесь о плащах еще не вспоминали. Большинство мужчин щеголяли в безрукавках, а многие женщины все еще носили летние платья.
Оказавшись на твердой земле, Ирина сразу же воспряла духом и с удовольствием стянула с себя курточку, не забыв украдкой переложить письмо в сумочку.
— Ой, Димка, а мне здесь нравится! Ка-акое солнце! В этом Ак-Ляйляке такое же?
— Откуда мне знать?!
Воздух сегодня был так прозрачен, что вершины Чаткальского хребта, синеющие над городом, казались неправдоподобно близкими.
— Нам туда? — спросила Ирина.
— Не совсем. Там, куда ты показываешь, Бричмулла. Помнишь, была такая песенка: Бричмулла, Бричмулле, Бричмуллою…
Но она не помнила.
Машину я нашел в считанные минуты.
Пожилой усатый абориген согласился за доллары довезти нас до Кайраккума, назвав цифру, которая, по московским меркам, выглядела более чем скромно, да еще немало подивился, когда я кивнул, не став торговаться.
Ирина, успевшая похмелиться из припасенной бутылочки, снова задремала, разнеженная ласковым солнцем, а я во все глаза смотрел за окно. Прошло пятнадцать лет с тех пор, как я покинул Ташкент (в то время Мирзоев вкупе с Путинцевым и Джамалом вершил свои темные делишки).
И мне было любопытно наблюдать следы перемен. Но нового было мало, разве что исчезли вывески на русском языке, да среди прохожих попадалось меньше европейских лиц.
Притом дорога вела по закоулкам, мимо складов, стройуправлений и автобаз.
Наконец мы выехали на кольцевую дорогу, и водитель резко прибавил скорость. Сейчас будет мост через говорливую речушку Чирчик, сразу за которым тянутся бесконечные пригородные поселки.
Я вспомнил, что недалеко от моста располагалось корейское кафе, где подавали единственное блюдо под названием «кукси» — особо приготовленную лапшу, заливаемую холоднющим бульоном. Водочка под нее шла изумительно, даже в жаркие дни. Частенько мы собирались здесь тесной компанией. Где мои давние приятели и сослуживцы? Думали ли мы, произнося тосты за дружбу, что пройдет совсем немного времени, и судьба расшвыряет многих из нас по всей планете. Я уехал первым…
Задумавшись, я едва не прошляпил момент, когда мы проезжали мимо «Кукси». Несмотря на все потрясения, кафе уцелело и, судя по числу припаркованных у обочины машин, не утратило популярности. Но должно быть, там звучат уже другие речи…
Незаметно для себя я задремал, а когда снова открыл глаза, машина сворачивала с основной трассы на Бустон.
Характер местности резко изменился. По обе стороны дороги тянулись хлопковые плантации с четкими параллельными рядами растений, усыпанных клочковатой ватой. Вдоль рядов, согнувшись, передвигались сборщики, в основном женщины и дети, вызывая в памяти образы из «Хижины дяди Тома». И ни деревца вокруг, ни намека на тень.
Зато ничто не мешало обзору. Горы практически вкруговую синели на горизонте, их очертания дрожали в струящемся мареве. Памир. Необъятная горная страна. Где-то там тихо дремлет кишлак Ак-Ляйляк, не подозревая, что к нему приближаются искатели приключений, чтобы похитить тайну, которую он хранил столько лет.
За Бустоном — небольшим, уже таджикским, городком — пейзаж стал чуть ли не лунным. Ни плантаций, ни клочка обработанной земли. Красновато-коричневая почва напоминала спекшийся шлак. Рельеф вздыбился, то тут, то там к асфальту подступали голые скалы.
Казалось, дальше будет все хуже и хуже.
Но вот, после очередного поворота, взору предстала цветущая долина. Шоссе вывело к полноводной реке, вдоль которой раскинулся уютный зеленый город. Сыр-Дарья. Ходжент — ровесник Рима…
Мы долго ехали по широким улицам, обрамленным высоченными деревьями. Город был в основном одноэтажный, кварталы походили друг на друга, как братья-близнецы. Нет, здесь, конечно, не стреляют.
Наконец водитель свернул в тихий тенистый переулок с высокими — за два метра — глинистыми дувалами, за которыми угадывались просторные особняки. Похоже, здесь обитал состоятельный люд.
В дувалы были вмонтированы двустворчатые металлические ворота. А вот и нужный номер.
Наш молчаливый водитель повернулся ко мне и постучал полусогнутым пальцем по циферблату. Что ж, он уложился в два часа и заслужил обещанную плату.
Я потянул за рукав разомлевшую Ирину:
— Ваше величество! Извольте проснуться. Приехали.
Она сладко потянулась — «уже?» — и выбралась наружу.
Автомобиль умчался на поиски новых пассажиров, а я высмотрел рядом с воротами кнопку звонка и утопил ее.
Буквально тут же с той стороны послышались быстрые шаги.
Врезанная в ворота калитка распахнулась.
В проеме стоял плечистый, несколько грузноватый мужчина лет пятидесяти, в белой рубахе и синих шароварах. У него было широкое смуглое лицо, черные до жгучести брови и внимательные карие глаза, разделенные крючковатым тонким носом, похожим на миниатюрный ятаган. На бритой голове сидела тюбетейка.
— Здравствуйте! — сказал я. — Мы ищем Дадо-ака. Должны передать ему привет от Ярослава Гавриловича.
Он кивнул, перевел взгляд на Ирину, затем отступил в глубь двора и, прижав правую руку к груди, склонил голову.
— Ваалейкум ассалом! Здравствуйте, дорогие гости! Проходите в дом, отдохните с дороги. Как самочувствие? Как добрались? Все ли хорошо? Очень жаль, что вы не сообщили номер рейса. Счел бы за счастье встретить вас. Друзья Ярослава — желанные гости в моем доме. Извините, я хотел сказать, что теперь это ваш дом…
По-русски он говорил уверенно, почти без акцента, лишь заглатывая мягкий знак.
— Спасибо за добрые слова, — в той же манере ответил я. — Все ли у вас благополучно? Все ли здоровы?
Восточные церемонии… Весьма, кстати, симпатичные. В нашей средней полосе нечасто услышишь нечто подобное. Я понимал, что Дадо отдает дань вековой традиции, и вместе с тем чувствовал, что ему доставляет искреннее удовольствие оказать нам любезность. Друзья либо близкие бывшего сообщника, тем более исчезнувшего с горизонта на долгих двенадцать лет, вряд ли вызвали бы такой энтузиазм. Нет, Путинцев для него — не просто бывший сообщник. А может, и вовсе не сообщник. Тут что-то другое, человечное… Что же их связывает?
Между тем хозяин повел нас за собой по увлажненной бетонированной дорожке.
— Сказки Шехерезады… — восторженно прошептала мне на ушко Ирина.
Двор утопал в зелени и цветах. Дувал, оштукатуренный с улицы, внутри служил опорой для виноградника. Лозы, поднявшиеся по натянутой проволоке, были усыпаны янтарными, бордовыми и черными гроздьями. Большой дом, выстроенный буквой «П» — с относительно короткими ножками и более длинной перекладиной, — стоял в глубине двора, как бы замыкая на себя участок. Внутреннее пространство было разбито узкими кирпичными дорожками на небольшие квадраты и треугольники, в каждом из которых росло несколько деревьев определенного вида: гранаты, персики, айва, инжир, хурма… Центральную дорожку окаймляли пышные кусты роз. А посреди этого благоуханного сада высился помост с затейливым навесом, поддерживаемым резными разукрашенными столбиками. Наверх вела не менее затейливая лесенка.
Дадо сделал широкий жест, указывая в сторону помоста:
— Вы устали с дороги. Прошу вас подняться на айван и немного отдохнуть.
Почему бы и нет?
Айван в несколько слоев устилали толстые ватные одеяла, по которым были раскиданы маленькие тугие подушки. В центре красовался расписанный восточным орнаментом столик высотой в ладонь.
Разувшись на верхней ступеньке, мы с Ириной не без комфорта вытянулись на одеялах.
Тем временем Дадо что-то гортанно выкрикнул.
Тотчас в дальней части дома началось движение.
Из дверей высыпала целая стайка девчушек в возрасте от семи до двенадцати лет — все в ярких платьицах из хан-атласа, с длинными черными волосами, заплетенными в множество тоненьких косичек.
Трое из них направились в нашу сторону. Первая поставила перед нами желтый металлический таз, разрисованный гвоздиками. Вторая принесла кумган — узкогорлый медный кувшин с крышкой и носиком, а третья, встав в сторонке, держала на вытянутых руках чистые полотенца.
— Можете ополоснуть руки с дороги, — дипломатично предложил Дадо, опускаясь на скрещенные ноги. — Зебиниссо!
Девочка с кувшином выступила вперед и, наклонив его, полила воду в таз.
Ирина подставила под струйку ладони.
— Какая красивая девочка! Это ваша внучка?
Вопрос был явно некорректен.
По широкому лицу хозяина пробежало чуть заметное облачко. Я уже заметил, что, несмотря на искреннюю сердечность, Дадо ни разу не улыбнулся.
— Внучка — Наргиза, — спокойно ответил он. — Та, что держит полотенца. А это мои дочери — Зебиниссо и Гульрухсор. Зебиниссо хорошо говорит по-русски, а другие все понимают. Если что понадобится — скажите, они принесут.
— О, какие красавицы! — Ирина принялась энергично заглаживать промашку. — Вы, наверное, чувствуете себя счастливым отцом?
— Конечно, — кивнул он. — Ведь у меня еще четыре сына. И три внука. Два сына уже взрослые, женаты. А двое еще учатся. Старшеклассники. Но надо думать о свадьбе…
Девчушки унесли умывальные принадлежности, но тут же появились снова с подносами в руках. Зебиниссо принесла три темно-синих с золотой росписью фарфоровых чайника и пиалы, вторая (кажется, внучка) — множество тарелочек со сладостями, третья — этакое фруктовое ассорти.
— У нас принято начинать угощение с чая, — пояснил Дадо, беря один из чайников. — Притом уважаемым гостям наливают на самое донышко, по глотку, чтобы не торопясь вести дружескую беседу.
— А малоуважаемым? — поинтересовалась Ирина.
— Им — до краев. Пейте, мол, и уходите… Попробуйте, пожалуйста, сладости. — Дадо придвинул к ней тарелочки.
Ирина тут же отведала с каждой — «вкусно!» — и следом переключилась на фрукты, сняв с подноса килограммовую кисть мускатного винограда.
Ну вот, первый глоток чая сделан, теперь не возбраняется поговорить о делах.
— Вчера вечером позвонил Ярослав, — сообщил нам Дадо. — Сказал о вашем приезде. Но не мог назвать точное время, потому что вы летели с пересадкой. Как его дела? Все хорошо? Давно не виделись. Очень давно…
— Мы привезли вам письмо от Ярослава Гавриловича. Ирина!
— Ой! — Она с трудом оторвалась от винограда. — Совсем забыла… — Порывшись в сумочке, она протянула хозяину конверт.
— Извините… — Он развернул лист и углубился в чтение.
Письмо он перечитал как минимум трижды.
— Очень хорошо. — Он сложил листок и сунул его под одеяло, затем повернулся к Ирине: — Скоро будет плов. Вы не сочтете бестактностью, если я ненадолго похищу из-за дастархана Дмитрия?
— Пожалуйста! — Она выбрала с подноса самый сочный персик и принялась его очищать.
Дадо сделал мне знак.
Мы спустились с айвана. Он провел меня к дому и открыл одну из дверей. Мы оказались в светлой комнате, обставленной по-европейски: широкая двуспальная кровать, сервант с дорогой посудой за стеклами, стол, накрытый вышитой скатертью, два кресла, телевизор, холодильник…
— Это — мехмонхана, гостевая комната, — пояснил Дадо. — Она ваша. Для вас и вашей жены.
Хм! Не помню, чтобы я представлял кому-либо Ирину в качестве законной супруги.
— Живите, сколько хотите. Вы тут полные хозяева. Но если комната кажется вам неуютной, выбирайте любую другую. Весь дом ваш.
— Уважаемый Дадо, мы до глубины души тронуты вашим гостеприимством, — церемонно ответил я. — Однако дело требует, чтобы мы как можно быстрее продолжали путь.
— Я знаю, — кивнул Дадо. — Но то, о чем просит Ярослав, требует подготовки.
— Как долго она продлится?
— Сейчас трудно сказать. Думаю, завтра к вечеру все закончу. Но для этого я должен отлучиться. Прямо сейчас.
— Поступайте как лучше для дела, Дадо.
Он ненадолго задумался.
— Вы немножко знаете наши обычаи?
— Именно немножко.
— Но ваша уважаемая супруга впервые в Средней Азии?
— Совершенно верно.
— Тогда вы не обидитесь, если я позволю себе дать несколько советов? Это на пользу.
— Конечно, Дадо. Буду рад.
— Во-первых, не нужно бояться. Моя несчастная республика переживает трудные времена, и все же здесь, в Зеравшанской долине, пока спокойно. Вам нужно в Ак-Ляйляк, да?
— Верно.
— Это глухой горный кишлак. Русских там нет совсем. Но вас никто не тронет. Только не забывайте, что в таких горных кишлаках рано встают. А еще есть люди, которые страдают бессонницей и все замечают, даже в безлунную ночь. Нужно быть осторожным. Старайтесь выказывать уважение старикам. Пусть ваша жена оденется скромнее и повяжет волосы. Обязательно спросите у властей, где поставить вагончик. Это мелочи, но не забывайте про них.
— Очень важные мелочи, Дадо.
— Сейчас я привезу сюда Абдунасима. Хороший парень, поговорите с ним. Он будет сопровождать вас в Ак-Ляйляк и находиться рядом. Он вам понравится.
— Дадо, вы нам тоже нравитесь. Вы чрезвычайно оперативны.
— Делаю, что могу. А теперь вам лучше вернуться к дастархану. Отдыхайте. Скоро подадут плов. Сейчас я распоряжусь и поеду.
Когда я вернулся на айван, Ирина доедала последний персик.
— Ну ты даешь, подруга! — не сдержался я. — Что подумают хозяева?
— Дима, они такие вкусные! — Она сделала вид, что смущена. — Зачем он тебя звал?
— Намекнул, чтобы ты оделась скромнее. Иначе могут быть неприятности с местными джигитами.
— Хорошо, я постараюсь выглядеть поуродливей. Ты хочешь?
— Скоро будет плов. — Я дипломатично ушел от ответа.
— А выпить нам дадут?
— Не исключено, что здесь сухой закон.
— Фи! Сразу стало скучно…
Я полагал, что Дадо уже отправился по делам — по нашим делам, но он снова появился у айвана с ярко-красным пузатым чайником.
— Попробуйте чай другого сорта. А мне пора. Сейчас привезу Абдунасима. — И он удалился.
— Кого он обещал привезти? — спросила Ирина, вытягиваясь на одеялах.
— Нашего будущего спутника. Тебе налить чаю?
— Спасибо, что-то не хочется…
Я налил себе из красного чайника, пригубил и едва не поперхнулся.
Это был отличный коньяк.
Я плеснул во вторую пиалу и протянул ее Ирине:
— Все же попробуй, не пожалеешь. Классный чай!
Она неохотно сделала глоток и тут же резво выпрямилась.
— Дима, а почему так мало?
— Тебе же объяснили, что уважаемым гостям наливают на донышко.
— Я смотрю, тебе нравится быть восточным деспотом.
— Не спорю, есть свои прелести.
Пока, пикируясь, мы дегустировали напиток, Дадо распахнул ворота и вывел из гаража вишневый «форд».
Я уже не сомневался, что наш хозяин — далеко не последняя фигура в здешних краях. Неужели он тоже участвует в наркобизнесе? Но иного объяснения их нервущаяся связь с Путинцевым не имела. Однако же он бросил все свои дела и занимается только нами. Еще одна загадка…
У айвана появилась Зебиниссо. Она принесла второй поднос с фруктами.
Ирина тут же придвинула его к себе.
— Милая, ты не боишься лопнуть? — довольно бесцеремонно поинтересовался я.
— Ну, Дима, не будь занудой. Дай хоть раз отвести душу. Все так вкусно! Не могу удержаться. Еще неизвестно, что нас ждет в этом противном кишлаке. И подлей мне чаю. Из красного чайника. А с завтрашнего дня — все, сухой закон.
— Свежо предание…
