IX
Абдунасим
Некоторое время мы с Ириной кайфовали вдвоем.
«Кайф» уверенно прижился в русском языке, но в качестве жаргонного словечка. На Востоке же — это вполне классический термин, означающий особое состояние души.
Впрочем, кайфовала в основном Ирина, мне же приходилось то и дело подальше отставлять от нее красный чайничек. Не знаю уж, что на нее накатило сегодня.
Минут через сорок вернулся Дадо в сопровождении худощавого, скорее, даже тщедушного спутника. Пышная шевелюра, визуально превосходившая по объему голову, как и тонкая шея, выступавшая из ворота слишком просторной рубашки, делали его похожим на подростка, хотя, несомненно, это был мужчина зрелых лет. Его узкое лицо, такое бледное, будто его ни разу не коснулся луч жаркого солнца, украшали большие очки с сильными линзами. В уголках тонких губ застыли резкие складки, придававшие ему выражение умудренной печали.
Оба поднялись на айван, разувшись на верхней ступеньке, и сели на скрещенные ноги.
— Знакомьтесь! — Дадо сначала представил нас, не поскупившись на комплименты, затем указал на спутника: — Абдунасим, отличный парень, весельчак и большой умелец. Он будет сопровождать вас в поездке и позаботится, чтобы все закончилось хорошо.
— Очень рад. — Абдунасим прижал правую руку к сердцу.
Я обратил внимание, какие у него маленькие и, несомненно, слабые руки. Ясно, что, если дело дойдет до драки, на помощь Абдунасима рассчитывать не придется. Впрочем, я и сам не собирался драться. Кулаками сундучок не добудешь. Абдунасим нужен мне как толмач, да еще для сбора деревенских слухов. Тихий и незаметный, он справится с этой задачей куда лучше, чем какой-нибудь громкоголосый палван. А вот на «весельчака» он и вовсе не тянет. Видимо, Дадо решил пошутить.
— Как вам понравился старый Ходжент? — спросил Абдунасим. По-русски он говорил грамотнее хозяина и, как ни странно, окал почти по-волжски.
— Мы почти не видели города, — ответила Ирина. — Только из окна машины. А в нем есть что посмотреть?
— Ходжент не очень велик, — отозвался Абдунасим, — но у него богатая история. Я покажу вам несколько интересных мест. Если мы будем располагать временем.
— Будете, — уверил Дадо. — Я займусь подготовкой, а ты — нашими гостями.
— Вы отличный организатор, Дадо. — Ирина одарила его обаятельной улыбкой.
— Я всего лишь стараюсь выполнить просьбу человека, которому многим обязан, — сдержанно ответил он.
— Не скромничайте, Дадо-ака, — заметил Абдунасим. — Пусть наши гости знают, что вы слов на ветер не бросаете.
— Абдунасим умеет говорить приятные вещи, — сощурился Дадо. — Кроме того, во всей Зеравшанской долине, а может и в Ферганской, вы не найдете другого человека, который знал бы столько анекдотов про Ходжу Насреддина.
Я мигом вспомнил Касаева. Везет мне в последнее время на знатоков фольклора!
— Дадо-ака, как всегда, преувеличивает мои скромные заслуги. — Абдунасим вступил в своеобразное состязание по деликатности. — Есть истинные знатоки устного творчества несравненного Ходжи, которого арабы называют также Джуха или Гоха, берберы — Си Джеха, а мальтийцы — Джахан. Кроме того, у таджиков очень популярны истории знаменитого шутника Мушфики, а у тюрков — остроты Бабила, шута Тамерлана. Надо быть профессором, чтобы знать все. А я просто любитель. Но две-три истории к случаю всегда могу вспомнить.
— Вот и вспомни, вместо того чтобы читать нам лекцию, — мягко упрекнул его Дадо. — Тем более что несут плов.
И в самом деле, на айван поднялась Зебиниссо с ляганом — огромным глиняным блюдом, на котором высился целый Эверест дымящегося плова с сочными кусками баранины. Следом Гульрухсор принесла большую миску салата из тончайше нарезанных помидоров и лука. Этот салат так и назывался — «чумчук тили» — «воробьиные языки». На дастархане появились и ложки — только ради гостей, ибо плов за дувалами испокон веку едят исключительно руками.
Дадо взял сильно обмелевший красный чайник и, обнеся свою пиалу, налил остальным.
— Ну, Абдунасим, скажи хороший тост, но не очень длинный.
Тот на секунду задумался и начал:
— Летел однажды Ходжа в самолете…
Дадо поморщился:
— Э, зачем эти сказки! Когда Ходжа летал в самолете? Давай нам настоящую историю.
— Хорошо. Однажды Тамерлан пригласил Ходжу Насреддина на пир. Владыка похвалялся, что собирается в поход на соседей, и спросил Ходжу, о чем тот думает. «О, повелитель! — ответил Ходжа. — Я думаю о том, чем ты займешься, когда разобьешь врагов?» — «Начну новый поход!» — «А после?» — «Снова в поход!» — «Ну а потом, когда ты завоюешь всю Вселенную?» — «А вот тогда мы будем проводить время в пирах и приятных беседах». — «Но, повелитель, — удивился Ходжа, — ведь мы и так пируем и приятно беседуем, так зачем же ради этого еще воевать?» — Абдунасим тонко улыбнулся: — Давайте выпьем за мир и согласие и чтобы никто и никогда не ходил ни в какие походы.
Впервые я увидел, как смеется Дадо.
— Молодец! — Характерным жестом он ударил кончиками пальцев по пальцам Абдунасима. — За сказанное! — Затем выпил глоток чаю, проглотил несколько ложек плова и поднялся: — Ну, мне пора. Вернусь к вечеру. Абдунасим, остаешься за хозяина. Добавку знаешь, где взять. Не давай скучать нашим гостям… — Обувшись, он спустился с айвана и исчез за калиткой.
Некоторое время за дастарханом царило молчание. Мы угощались.
Казалось бы, не так уж сложен рецепт приготовления плова. Мне кто-то рассказывал, что само его название происходит от цифры «пять», по числу основных ингредиентов: мясо, масло, рис, морковь, лук. Но только на Востоке умеют по-настоящему готовить это блюдо. В прочих же регионах почему-то всегда получается рисовая каша с мясом, хотя вроде бы соблюдались все требования рецептуры. Основное отличие настоящего плова: из перевернутой ложки каждая рисинка падает отдельно, а не комком. Но ни у наших домохозяек, ни у ресторанных поваров почему-то не получается. Какой-то секрет.
Ирина, у которой плов ассоциировался, конечно же, именно с рисовой кашей, поначалу отнеслась к угощению прохладно. Но, отведав ложку-другую, она быстро вошла во вкус и придвинулась поближе.
Абдунасим, заметив, что красный чайник опустел, сбегал в дом и вскоре вернулся с полным.
— А почему коньяк подают в чайнике? — поинтересовалась Ирина.
— Дело в том, что у нас пить вино считается большим грехом, — серьезно ответил Абдунасим. — Но если сделать вид, что пьешь чай, то Аллах может сделать вид, что ничего не заметил, и не станет наказывать грешника.
Ничего себе, договорчик со Всевышним! Да и само бравирование якобы извечной восточной трезвостью никогда меня не умиляло, ибо я-то знал, что тут всегда существовал заменитель вина — более оглушающий и разрушительный: наркотики. Должно быть, у курильщиков опия и анашистов тоже имелись приемчики, с помощью которых они надеялись отвести от себя всевидящее око. Однако кокаин… Этот чертов кокаин никак не выходил у меня из головы, абсолютно не привязываясь к цели моей поездки. А что за таинственный «город в кишлаке»? Обычно, внедряясь в новое дело, я распутывал клубок — узелок за узелком, но на сей раз происходило обратное: загадки множились.
Абдунасим снова налил коньяк, хотя и не на самое донышко, но без намека.
— Однажды Ходжа Насреддин вернулся из длительного путешествия в Мекку и попал в гости к богатому торговцу, — начал он очередной тост. — Его спросили: «Как будет по-арабски „холодный плов“?» — «Не знаю, — честно ответил Ходжа, — арабы никогда не дают кушанью остыть». Давайте же последуем примеру добрых арабов!
Впрочем, в отличие от добрых арабов (и от Ирины!), Абдунасим угощался как птичка, отдавая предпочтение «чумчук тили».
Похоже, настал благоприятный момент для неторопливой беседы, в которой может кое-что проясниться.
— Абдунасим, вам уже приходилось бывать в Ак-Ляйляке? — спросил я.
— Ни разу. — Он покачал своей опахалообразной шевелюрой. — Я ведь в Ходженте недавно. Раньше жил в Душанбе, но там, знаете, происходили разные невеселые события. А здесь у меня родственники. Пригласили временно пожить у них, почему не согласиться?
Что ж, попробую подойти с другого боку.
— Вы работаете вместе с Дадо?
— Да, в его конторе. По заготовкам. Приходится много ездить — и по республике, и к соседям. В России часто бываю… — Он улыбнулся: — А вот в Ак-Ляйляк не попадал, хотя это недалеко. Просто не наш участок… Но, думаю, Дадо-ака сегодня встретится с нужными людьми и узнает последние кишлачные новости.
Так они — заготовители? Прекрасная «крыша» для наркодельцов…
— Мне очень понравился Дадо, — продолжал я. — Надежный человек. Он…
— Ой, мне тоже! — вклинилась Ирина. — Такая душка!
— Особенно приятно… — Я попытался завладеть вниманием, но Ирина снова перебила:
— Не пойму, а кто же готовил плов? — Она посмотрела на нас с таким видом, будто сделала грандиозное открытие. — Не девочки ведь?
— Плов на Востоке обычно готовит мужчина, — принялся объяснять Абдунасим. — Вообще, существует старинный обычай. Пайшанба. Что в переводе означает — «четверг». В этот день недели глава семьи готовит плов и проводит вечер с домашними, а после наступления ночи уединяется с женой. Но, знаете, Ирина-ханум, в наше неспокойное время очень трудно соблюдать обычаи… Я думаю, что этот плов готовила Мавлюда, младшая невестка Дадо-ака. Она мастерица по этой части.
— Мавлюда? — переспросила Ирина, окончательно уводя намеченный мною разговор в сторону. — Какое интересное имя… А где же она?
— У себя, на женской половине.
— Позовите ее! — капризно потребовала Ирина. — Пусть посидит с нами.
— Э-э… Она стесняется, — нашелся Абдунасим.
— Не верю! Значит, это правда, что вы тираните своих женщин?
— Послушай, милая, в чужой монастырь со своим уставом не суются. — Я попытался урезонить ее, но она вдруг разошлась не на шутку:
— Тогда проводите меня к ней! Пусть она сама скажет, почему не хочет посидеть с гостями!
Кажется, Ирочке пора бай-бай. Должно быть, перемена климата пошла ей не на пользу. Как и содержимое красного чайника.
— Ирина, это невозможно.
— Но почему, почему?!
— Пойдем, я тебе кое-что объясню, заодно покажу наши покои.
Поднимаясь, она едва не угодила на дастархан, но я вовремя ее удержал.
Абдунасим дипломатично разглядывал гранатовое дерево за своей спиной.
С немалыми ухищрениями я все же свел Ирину с айвана.
Когда мы вошли в мехмонхану, она уже забыла о своих феминистских намерениях и вдруг принялась хихикать, поглядывая на меня.
— Ой, Димка, какой же ты простофиля!
— Ну, куда мне до тебя!
— Вот будет потеха! — Она легла на спину поперек кровати, запрокинув руки за голову.
— Говори, что вы там затеяли со своим дядюшкой?
— Дядюшкой — ха-ха-ха! — Она развеселилась еще пуще, тело сотрясалось от хохота, это походило на истерику.
Я резко повернул ее на бок.
Она вдруг умолкла и, прежде чем я успел задать очередной вопрос, крепко уснула.
Я разул ее, раздел до белья, уложил поудобнее и накрыл одеялом. Она чему-то сладко улыбалась во сне.
Какие же слова вертелись у нее на язычке? По крайней мере, с Ириной я не ошибся. Еще тот хамелеон! Мне стало предельно ясно, что координаты тайника никто мне не сообщит. Меня используют в качестве подсадной утки. Я должен привлекать к себе внимание Джамала, а тем временем кто-то другой заберет сундучок. Кто? Ирина? Нереально. Уж ее-то Джамал тоже не упустит из виду. Абдунасим? Тихий, незаметный человечек, легкий, как тень, как бесплотный дух… Вполне возможно…
Впрочем, не исключен и другой вариант. Мне таки позволят раздобыть сундучок, а затем подсыплют клофелинчику, после чего я отключусь на несколько часов. Они спокойно смотаются (Ирина в сговоре с Абдунасимом), а меня оставят расхлебывать кашу с душкой Джамалом. И если даже мне удастся вырваться из цепких лап местного мафиози, след милого дядюшки и его драгоценной племянницы затеряется к тому времени очень далеко. Может, за океаном. Да, славная семейка!
Но не будем торопиться с выводами. Однако же принять кое-какие меры не помешает.
Ирина спала как младенец.
Я взял ее сумочку, достал из-под прокладки клофелин и, аккуратно распечатав упаковку, заменил опасные таблетки на безвредные — от кашля, которые купил в аэропорту, пока мы поджидали багаж.
Приятных снов, милая. Еще посмотрим, кто кого переиграет.
Затем я вернулся к Абдунасиму:
— Извините, пожалуйста, мою жену — бессонная ночь, утомительные перелеты, волнения, — сами понимаете…
— Что вы! Ваша уважаемая супруга не нуждается ни в чьих извинениях…
Я уселся на свое место и возобновил разговор, столь некстати прерванный Ириной.
— Абдунасим, я хотел сказать о том, что мне больше всего понравилось в Дадо. Верность дружбе! Столько лет прошло, а он старается для друга, как иной не старался бы и для себя. Такое нечасто встретишь, а? Неплохой повод для тоста.
— В этом доме Ярослава Гавриловича чтут как святого, кивнул Абдунасим, склонив над моей пиалой носик хитрого чайничка.
— Видимо, к тому есть веские причины?
— А вы разве не знаете? — удивился он.
— Не-ет, — осторожно ответил я. — Ярослав Гаврилович не очень любит говорить о своем прошлом.
— Ну, тогда я вам расскажу. — Абдунасим плеснул чуть-чуть себе — лишь бы поддержать компанию — и поерзал, устраиваясь поудобнее. — Эта история достойна быть повторенной много раз. Конечно, сам я не был ее свидетелем, но слышал и от Дадо-ака, и от его уважаемых родственников, и от соседей.
Семнадцать лет назад здесь произошло сильное землетрясение. Подземная волна почти не задела Ленинабад, обрушив всю свою мощь на Кайраккум. Основной удар пришелся как раз на эту улицу, где мы с вами сейчас находимся. Несчастье случилось днем, когда многие находились вне помещений, не то жертв было бы гораздо больше, потому что едва ли не половина городка в считанные секунды превратилась в развалины.
Дом Дадо-ака, но не этот, а другой, правда на этом же фундаменте, рухнул сразу. Обвалилась одна из стен и просела крыша. Погибли его старушка-мать и первая жена. Дети чудом уцелели, но выбраться из дому не могли — и двери, и окна оказались заваленными, притом детишки-то были совсем крохотные: младший еще лежал в колыбели, а второму едва исполнилось три годика. Старшие дети гостили у родственников, а сам Дадо-ака буквально накануне уехал в дальнюю командировку.
На крики сбежались некоторые соседи у многих ведь тоже случилось несчастье, но проникнуть в дом никто не решался. Земля под ногами подрагивала, в любой момент мог повториться сильный толчок, и тогда уцелевшие стены, покрытые сетью широких трещин, сложились бы как гармошка, похоронив под собой смельчака. У собравшихся сердце разрывалось на части, они громко причитали, но ничего поделать не могли и только уповали на милость Аллаха.
Наконец кто-то решился приблизиться к завалу, но тут последовал второй сильный толчок. На глазах у всех полуразрушенный дом зашатался, как на шарнирах, трещины углубились и расширились, сверху посыпались комья глины — дом был построен из саманного кирпича. А внутри плакали и звали маму малютки. Многие опустили голову и закрыли уши, чтобы не видеть и не слышать, как погибнут невинные дети. Но каким-то чудом стены устояли, хотя и растрескались на отдельные куски, которые висели буквально на волоске. Теперь даже порыв сильного ветра мог опрокинуть их.
К великому счастью для семьи Дадо-ака, в этот момент по улице проезжал Ярослав Гаврилович. Увидев через обрушившийся дувал горестную толпу и груду развалин, он мгновенно понял, что произошло, и поспешил во двор. «Кто остался в доме?» — спросил он у собравшихся. Ему ответили, что там старуха, молодая женщина и два малыша, — никто ведь не знал, что женщины уже присоединились к своим предкам. Ярослав-ака огляделся и, заметив в углу, возле сарая, ломик, схватил его и бросился к стене. Несколько ударов, и он выбил кусок стены, после чего без колебаний пролез в образовавшееся отверстие. Вскоре он подал через эту дыру младенца, затем второго мальчика и, наконец, вылез сам, сообщив, что женщины придавлены рухнувшей стеной и извлечь их из-под обломков сейчас невозможно. Не успел он еще отряхнуть пыль с колен, как земля снова содрогнулась и все, что еще уцелело от дома, сложилось в одну общую кучу.
Рассказывают, что все произошло именно так.
Узнав о счастливом спасении сыновей, Дадо-ака поклялся на Коране, что и самой жизни не пожалеет для своего друга и брата, каковым стал ему теперь Ярослав Путинцев. А слово у Дадо-ака твердое, — закончил свой рассказ Абдунасим.