— Что случилось?!

— Жанна, — Влад опустил руки на стол, поднял голову и посмотрел прямо в ее глаза, в которых смешивались сразу несколько чувств — удивление, испуг, ожидание того, что все его слова лишь глупый розыгрыш, просто неверие, но наиболее явно в них читался страх, тот жуткий, животный страх, от которого холодеет кожа и стучат зубы, — у меня проблемы. Я дал заемщикам кредит в полтора миллиарда под обеспечение ценными бумагами. Когда пришел срок его возвращать, клиенты исчезли, а бумаги оказались фальшивыми. В краже я абсолютно не замешан, более того, я даже, кажется, знаю, кто это все организовал, но руководство обвинило в этом меня и потребовало вернуть деньги, точно такую же сумму. Сроку дали две недели, но денег я таких не найду, да и не хочу их искать. За это время мне надо продать квартиру, прихватить еще кой-какие деньжата и отправиться куда глаза глядят начинать жизнь заново. Тебе и Никифору нужно ехать со мной — и не только потому, что я так хочу, но и потому, что в связи со всем этим вам угрожает реальная опасность. Мне так и сказали: не делайте, мол, неверных шагов, на вас лежит ответственность и за вашу будущую жену, и ее долговязого сынишку. Отца твоего, думаю, вряд ли тронут — тут смысла никакого нет.

За то время, пока он говорил, кровь то приливала к лицу Жанны, то вновь схлынывала с него.

— Я, — произнесла она, — я… Я не понимаю… Это что, все так серьезно?

— Серьезнее некуда.

— И куда именно надо ехать?

— Да еще и сам не решил. Придумаю что-нибудь.

— А как же отец, как же Кешина учеба, его жизнь, его друзья, его будущее?

— Не знаю. Но если вы будете здесь, вас в любом случае в покое не оставят.

— Боже мой, какой ужас! — Губы у Жанны задрожали. — И ничего, ничего больше нельзя сделать?

— Реально — больше ничего.

— В голове все это не укладывается! Нет, я в любом случае с тобой куда угодно, но что скажет Кеша?

— Я думаю, мы сможем ему объяснить.

— Знаешь что? Надо поговорить с отцом!

— Ну конечно, поговорим…

Влад с нескрываемой неохотой принялся собираться — было заметно, что предполагаемый разговор с Игорем Николаевичем, пусть его и было и не избежать в будущем, пусть он и был необходим, явно его тяготил. Но капризничать в его ситуации было бы смешно, надо было действовать, что-то предпринимать, не упускать любой возможности как-нибудь изменить неумолимый ход событий, хвататься за любую соломинку, однако Влад чувствовал какую-то вялость, апатию — слишком тяжела была для всякой «соломинки» ноша. Где-то глубоко в его голове даже мелькали мысли, что, останься он по-прежнему один, все было бы проще, а так по его вине, пусть и косвенной, во все это дерьмо втягивается другая семья, которая, не будь она знакома с ним, жила бы своей прежней жизнью, зная тревоги и заботы только старые, привычные, а не такие страшные и неразрешимые, которые вдруг у нее появятся.

С тяжелым сердцем вышел он из дома и, идя рядом с быстро шагающей Жанной, испытывал перед нею глубокое чувство вины за то, что взваливает на ее плечи часть проблемы, с которой должен был вроде бы справляться сам. Куда, однако, деваться…

Игорь Николаевич сам открыл дверь — из квартиры сразу вырвалась теплая волна густого табачного дыма, что выдавало присутствие в ней еще и дорогого соседа, — и, широко улыбаясь, произнес:

— Ах, как я рад! Не ожидал вашего визита, но тем он еще более приятен! Ну, проходите же!

Чувствовалось, что хозяин, как и предсказывала его дочь, был чуть нетрезв. Влад же, наоборот, прогулявшись на свежем воздухе, несколько взбодрился.

В комнате он застал уже знакомую картину: на столе шахматную доску с расставленными фигурами, бутылки и кружки с пивом, очищенные куски сушеной рыбы, а за ними — Константина Сергеевича, лицо которого выражало при виде вошедших неподдельную радость. Игорь Николаевич отправился на кухню, чуть-чуть там пошумел и вернулся с новыми бутылками пива и кружкой, поставил все это на стол, наполнил емкость, подвинул ее гостю и только после этого сел рядом с уже устроившимися Жанной и Владом.

— Не говорите, — произнес он, — что просто по старику заскучали, потому и пришли, — я вам не поверю, — хотя, признаюсь, услышать подобное было бы мне весьма приятно.

— Да, пап, — ответила дочь, — мы по делу. Нам надо бы поговорить.

— Отлично, — хозяин оживился, — давайте поговорим — я с удовольствием.

Жанна переглянулась с Владом, искоса бросила взгляд на соседа и сказала:

— Пап, ты не понял. Нам очень серьезно нужно поговорить. Желательно, ну, конфиденциально. Извините нас, Константин Сергеевич.

Тот сразу вскочил:

— Нет проблем, я зайду позже. Игорь Николаевич, как только закончите, звякните мне — если, конечно, сочтете нужным.

— Ладно, — произнес несколько озадаченный хозяин. — Костя, ты уж не обижайся.

— Да что вы, — улыбнулся тот, — у вас теперь дела свои, семейные, а семья — дело святое.

Сосед развернулся и вышел — Влад расслышал, как захлопнулась за ним дверь.

— Ну, — произнес Игорь Николаевич, — выкладывайте, что там у вас стряслось, — надеюсь, не жениться замуж выходить передумали?

— Нет, — ответила Жанна, — хуже.

— Хуже? — переспросил отставной генерал и заметно напрягся. — Что-то может быть хуже?

— Еще как, — сказала его дочь. — У Влада крупные неприятности на работе, может, твои связи смогут ему помочь. Давай, — тронула она жениха за плечо, — выкладывай все, причем как можно подробней. Заодно и я послушаю.

Влад во второй раз за день изложил последние события, только в его рассказе появилась та версия происшедшего, которую предположил Михаил, и еще, как ни тяжело было ему это делать, упомянул о том намеке-угрозе Жанне и Никифору, прозвучавшем из уст Хозяина. Говорил Влад долго, почему-то виновато запинаясь, причем довольно часто, и периодически отпивая из кружки пиво, чтобы смочить горло — в буквальном смысле этого слова. В течение всего его монолога Игорь Николаевич сидел молча, не шелохнувшись и насупив брови, скрестив на груди руки. Когда Влад наконец закончил, он продолжал молчать, но на лбу у него появилась складка, а кожа лица приобрела бледный, даже какой-то сероватый оттенок. После долгой паузы он вдруг вскочил и быстро заходил туда-сюда по комнате, но по-прежнему молча. Затем сел на свой стул, залпом осушил кружку и только после этого сказал:

— Ну, дал Бог зятьков — один сам сбежал, другого вынуждают «обстоятельства»! Эх, надо было рожать не одну дочь, а трех — может, с другими повезло бы больше! Господи! Ну что мне за наказание! Да, видно, не быть мне счастливым на этом свете!

Игорь Николаевич покачал головой и добавил:

— Лет двенадцать назад, конечно, башку скрутили бы любому — сейчас времена не те, иных уж нет, а те — далече, да и сам я не у дел — простой пенсионер с газетой и в тапочках, хорошо хоть, что еще не в белых, — но сделать что-то буду пытаться очень настойчиво — кой-какие знакомства у меня все же остались, а время вопрос как-то решить у нас еще есть. Жаль, правда, что выходные завтра и послезавтра — все на дачах или просто пьют-отдыхают, — не сразу нужного и отыщешь. Надо было тебе, зятек, не с одноклассниками проблемы обсуждать, а сразу ко мне идти — лишний бы день выиграли. Кто твой друг? Простой оперативник, да еще и бывший. А кто я? — Он ткнул себя пальцем в грудь и сам ответил: — Генерал! Да, пусть тоже бывший, пусть и армейский, а не милицейский, — но службу закончивший, между прочим, не где-нибудь в Средней Азии, а в Петербурге, в подразделении Министерства обороны, а там мне с ра-азными людьми приходилось общаться. Может, они и смогут надавить на твое «руководство». Эх, а как ты мне красиво рассказывал о своей работе и о том, как крепко ты на ней сидишь! Дудки, оказывается! Нахлестали по попке, как мальчишке! Ну ничего, мы еще поборемся, есть у нас еще порох в пороховницах!

Тут он опять задумался, уставив в стену неподвижный взгляд, через минуту произнес:

— Так, больше ни с какими друзьями это не обсуждать. Я бы с большим удовольствием оставил дочь здесь, под своим присмотром, а не твоим, но, к сожалению, нужно делать вид, что все идет по-прежнему, пока ничего не решилось, поэтому сейчас идите к себе домой вместе и лучше из дому никуда не выходите — хотя тебе, Жанна, в понедельник неплохо сходить на работу, да и во все последующие дни. Раз уж начальник твоего жениха решил, что это он взял его деньги, то пусть думает, что Влад их теперь собирает, дабы вернуть. Ты, зять, никаких решений без меня не принимай — я попробую со всем этим справиться, хотя и не представляю себе достаточно точно, как это можно сделать, — ну, надеюсь, сведущие люди подскажут. Если кого отловлю за выходные, обсужу проблему сразу, если нет — в понедельник все на местах, хотя бы в общих чертах обговорить ситуацию успею. В любом случае сиди дома, жди. Никаких разговоров по телефону вести не будем — как что выясню, позвоню Жанне, приглашу вас на чай — считай, что это условный знак, — поиграем, так сказать, в разведку-контрразведку. Что касается загранпаспорта, смело его отдавай — бывшая студентка Константина Сергеевича, не зря же он стольким бестолочам пятерки ставил, в центральном ОВИРе работает — Жанне вон за три дня сей документ состряпала, даром что не пригодился, сделает и тебе, на сей счет не волнуйся. Будем надеяться, что и тебе не понадобится, но я Костю на всякий случай загружу — скажу, что ты будто свой потерял, а тебе срочно нужен. Что мне удастся решить и чем все закончится, я не знаю, так что будь, зять, начеку. Вот. Что еще? Даже не знаю — время у меня есть, что надумаю, скажу. Да-а, — и он вдруг опустил голову, — недолго длилось счастье наше. Что ж ты так, Владислав, а?

— А разве от меня здесь что-нибудь зависело? — в ответ спросил его Влад.

— Да был бы ты лучше инженером или футболистом, что ли…

— Футболистом тоже непросто, — сказал гость, — вон на чемпионате мира в Америке один колумбиец гол в свои ворота забил, так его дома разъяренные болельщики за это расстреляли из автомата…

— Ты скажешь теперь, что это твоя чертова судьба тобою так распорядилась?

— Выходит, что так.

— И что же здесь хорошего?

— Да ничего. Судьба — она и есть судьба. Сообщающиеся сосуды.

— Что? — не понял Игорь Николаевич.

— Да так… — И Влад налил себе пива.

— Ладно, — сказал хозяин, — болтовней делу не поможешь, не будем лясы точить — идите домой, а мне нужно побыть одному — посижу, подумаю, глядишь, что в голову и придет, да и все это надо хорошенько осмыслить, мне кажется, что до меня все это до конца еще не дошло, — одно дело такое по телевизору наблюдать, другое — когда с твоей семьей происходит. Ладно, идите.

Влад и Жанна поднялись, пошли к выходу.

— Пап, а где Кеша? — спросила она, пока ее жених с трудом натягивал туфли с помощью пластмассовой ложки.

— Известно где, — буркнул Игорь Николаевич, — вертихвостка его позвонила, он вскочил и помчался, как солдат по тревоге. Это у меня еще одна радость. Да, жизнь прожить — не поле перейти. Кончатся мои заботы и тревоги только, наверное, на смертном одре. А пока… Ну ладно, позвоню, как условились. Идите.

Они вышли на улицу. Влад жадно вдохнул воздух.

— Честно говоря, — сказал он, — я от твоего отца ожидал чуть ли не нервного срыва. А он все так спокойно, рассудительно…

— Как тебе не стыдно! — ответила Жанна. — За всю свою жизнь и службу он просто научился не проявлять переживания внешне, а прятать их глубоко внутри. Ему что, нужно было, как ребенку, расплакаться? Да я и не знаю, может, как за нами дверь закрылась, он и разрыдался или принялся посуду переколачивать… Я тоже плакать не буду, хотя и мне нелегко.

— И мне нелегко, — произнес Влад.

Жанна взяла его под руку, прижалась плечом, так они и дошли до своего подъезда, не произнеся ни слова. Только в лифте она спросила:

— У нас вино есть?

Влад удивленно посмотрел на нее:

— Не знаю, надо порыться, вообще-то должно быть на случай непрошеных гостей…

— Ну и хорошо.

В квартире он, не разуваясь, сразу прошел на кухню, несколько раз хлопнул дверцами шкафчиков и крикнул раздевающейся Жанне:

— Красное сухое испанское — одна бутылка!

— Ну и хватит, — в ответ выкрикнула она.

— Только теплое, — вернувшись в коридор, сообщил Влад. — Но я под холодную воду поставил, остынет быстро.

— Угу, — кивнула она, уткнулась головою ему в грудь, затем обвила его шею руками, прижалась всем телом и произнесла: — Как же мы дальше жить будем, Владик?

— Не знаю, — ответил он, — пока нужно надеяться на твоего отца, других вариантов у нас нет. Во всяком случае, в ближайшие три дня нам ничего не станет известно, так что предлагаю во избежание лишней нервотрепки в указанный период этой темы не касаться.

Жанна быстро отпрянула от него:

— И что, ты предлагаешь делать вид, что ничего не произошло, что все идет по-прежнему?

Влад развел руками:

— Вид можешь не делать, просто давай случившееся не обсуждать.

— А что я могу обсуждать сейчас? Отпуск Ильиных в Карибском бассейне? Это когда меня, моего сына угрожают в лучшем случае похитить, если ты не достанешь неизвестно где и как триста с лишним тысяч долларов? Или, может быть, посмотрим какую-нибудь киношку, и ты будешь мне говорить о таланте режиссера, а я тебе — о сырости сценария? Да ну все это к черту!

— Десять раз.

— Да сто!

— Теплое вино будешь?

— Буду!

Влад наконец снял плащ и туфли.

— Я только халат надену, — уже нормальным тоном произнесла она.

— А я — шорты, — сказал Влад.

Они быстро переоделись и уселись за стол на кухне. Он откупорил бутылку с вином, наполнил ей бокал, себе налил пива.

— Так и знала, — взглядом указала она на свой бокал и его кружку, — что дойду с тобой до бытового пьянства.

— Но, как оказывается, теперь это далеко не самое худшее в нашей жизни.

— Ну тогда такой тост: за то, чтобы это был самый худший случай в нашей жизни и чтобы закончился он счастливо.

— Да, — поднял Влад свою кружку, чокнулся с невестой и отпил чуть-чуть.

— Если бы нам пришлось бежать от бандитов в Америке, ты бы посадил меня на «Харлей-Дэвидсон», как Брюс Виллис свою подружку, и покатили бы мы на Запад, в какой-нибудь Лос-Анджелес или Сан-Франциско.

— По законам жанра для начала мы должны были бы перестрелять всех главных противников, а когда отправились в путь, на мотоцикле сбоку должна быть пристегнута сумка, плотно набитая пачкой банкнот. Но, во-первых, такое бывает только в кино, во-вторых, Америку я не люблю. А в-третьих, водить я не умею.

— Видишь, с тобой совсем неинтересно. Хорошо, не Америка, но вдруг у отца не получится помочь, куда мы поедем?

— А у этой бывшей студентки Константина Сергеевича какую-нибудь визу возможности проставить нет?

— Она же в ОВИРе работает, а не в консульстве другой страны, — ответила Жанна и знаком показала, чтобы он ей еще налил вина.

— Тогда — на выбор, во все бывшие республики Союза, кроме прибалтийских, визы не требуются, — сказал он, вновь наполняя ей бокал.

— Туркменистан? Нет, спасибо. Да и, по-моему, надежнее куда подальше, чем страны СНГ.

— Времени у нас нет визы выпрашивать в посольствах, да и не везде подобным гостям рады. Всем мотивацию своего желания пребывать на их земле подавай, а какую причину назовем мы? Помогите, убивают?

— Господи, какая жуть!

— Я и сам не хочу даже думать об этом, не то что говорить. Давай подождем понедельника-вторника, пока Игорь Николаевич что-нибудь выяснит, а потом и за обсуждение примемся.

— В любом случае, — и она на секунду задумалась, — тебе придется начинать все сначала, с нуля.

— С нуля — это не так уж плохо, — ответил он, — с нуля — это просто начало новой жизни. А у меня получается минус триста — согласись, несколько от нуля отличается.

— Отличается. Ни к черту не годной оказалась твоя философия.

— Какая такая моя философия?

— «Сиди, не высовывайся, и никто тебя не тронет». Тех, кто старается сидеть как можно тише, тех и трогают. Судьба, судьба… С чего это вдруг она вела, вела тебя по одному пути, а потом мгновенно — бах! — и все?

— Но почему же? Путь у меня пока прежний, а что касается злого рока, то, может, случившееся со мною послужит предупреждением другим, и тот же Косовский уже не попадет на эту удочку, а будет стабильно работать и доживет до глубокой старости, в течение же своей жизни сочетается счастливым браком с секретаршей Наташей, и у них родится сын, который в будущем изобретет вакцину от СПИДа. А разгадай я вовремя козни управляющего, то через год Косой оказался бы на моем нынешнем месте, бежал бы в Конго, уже без Наташи, женился бы там на местной туземке, и родился бы у них блюзовый музыкант, который сам от этого СПИДа бы и помер, да еще к тому времени и вместе с половиной человечества.

— Налей еще, — подставила она бокал. — Ты лучше бы о нашем будущем думал, а не о будущем еще не родившихся детей Косовского.

— Солнышко мое, — сказал он, подливая ей вино, — ну если серьезно, откуда же мне знать, почему это произошло именно со мной? Работал, пахал, карабкаясь по служебной лестнице, никого с нее не сбрасывал, чтобы чужое место занять, и тому же Анатольевичу ничем навредить не успел, — нет у меня объяснения. Сказать, что не своим делом занимался, не могу — работа спорилась, получалось все гладко и хорошо, была какая-то перспектива, ожидание большого будущего, — почему провидению было угодно все сломать — не знаю.

— А может быть, тебя Бог наказал за то, что ты плохой христианин?

— Ты серьезно?

— Вполне.

— Почему же другие, те, кто действительно воруют, Живут весело и счастливо?

— Да потому, что им уже закрыт вход в Царство небесное, а тебе еще дается шанс исправиться.

— Хм, — искренне озадачился Влад, — об этом я не думал. Ты с Василием, случайно, поговорить не успела?

— Не успела. Моя мысль — в русле твоих размышлений — «почему» и «за что». А за что меня эта самая судьба в семнадцать лет с ребенком на руках оставила, маму отняла, а когда по прошествии времени я себе, как мне казалось, наконец нормального мужика, такого, какого хотела, нашла, вдруг оказалось, что ему какая-то мафия угрожает и что, если я хочу с ним остаться, мне нужно бежать с ним в Конго, потому что Африка ему милее Америки? Мне такая радость за что? Разглаживала бы себе по-прежнему морщины на шеях старых богатых теток, втирала бы им крем в отвисшие щеки, растила бы сына, болтала бы с Зиной да Мариной, готовила бы отцу — а так нужно бежать, да еще и неизвестно куда. Кто виноват? Ты? Нет — тебя, видите ли, подставили. Я сама? Тогда в чем именно? Семнадцатилетний мальчик — муж, променявший меня и ребенка на сытую буржуйскую жизнь, как говорил отец, два гамбургера и бутылку пива? Кто?

Влад встал со своего места, подошел к Жанне, наклонился к ней, обнял, произнес:

— Ну-ну, милая, не надо, еще расплачешься.

Она отстранилась, сделала большой глоток вина и сказала:

— Не бойся, не расплачусь — все слезы давно уж выплаканы. Хорошо было прятаться еще два века назад — ни самолетов, ни телефонов, гоняется за тобой полиция по Европе, а ты сел на корабль — и в Америку, там построил себе ферму и паси скот да множь детей.

— Ну, там тоже все не так просто было. Во-первых, всегда «нужон был пачпорт», а без него многие европейские границы пересечь было сложно. Во-вторых, даже если бы ты и добрался хотя бы до Восточного побережья, то пришли бы какие-нибудь воинственно настроенные ирокезы или апачи, дом бы сожгли, скот угнали, а с нас сняли на память скальпы.

— Вряд ли, — улыбнулась Жанна, — я надеюсь, что уж в то время ты точно был бы не скромным банковским служащим — потенциальным претендентом на роль козла отпущения, — а каким-нибудь Клинтом Иствудом или Грегори Пеком и потому сумел бы перестрелять всех врагов, и белых, и краснокожих.

— Или «Верной рукой — другом индейцев» — тогда бы я с ними поддерживал добрые дипломатические связи.

— Придется тебе, зверобой, наверное, еще за одной бутылкой вина идти, — сказала Жанна, самостоятельно перевернув бутылку над бокалом и старательно потрясывая ее, дабы в ней не осталось ни единой капли.

— А может, не стоит, может, пойдем посмотрим телевизор. — И он кивнул в сторону комнаты. — Я вот тоже пива больше не хочу.

— Вот все вы, мужики, такие, — хитро прищурившись, посмотрела она на него, — сначала напоят девушку, потом поездят по ушам, увлекут будто телевизор смотреть да музыку слушать, а сами…

— Глупая, — произнес Влад, — ты радуйся, дорожи моментом, а то после того, как поженимся, я тебе просто буду давать команду — и все.

— Какую команду?

— «В койку»!

— Забавно. Вообще-то, у меня отец генерал, а не у тебя, потому еще неизвестно, кто командовать будет. Кстати, а ты уверен, что мы успеем пожениться?

— Ну, — он пожал плечами, — расписаться-то можно в любом случае. Тихо, спокойно, без шума — будем ощущать себя полноценными супругами. Если у твоего отца ничего не получится, то хотя бы сможем без проблем селиться в отелях в одном номере…

— А когда я успею документы на твою фамилию поменять?

— А мы не будем их менять — ты получишь штампик в общегражданском паспорте, и все — замужняя жена. Не семнадцать-то лет — фамилию менять, видимо, уже к своей привыкла?

— Да я, — серьезно ответила Жанна, — если честно, ко многому тому привыкла, что уже пришлось поменять благодаря знакомству с тобой и еще, не дай Бог, придется. Ладно, пойдем смотреть телевизор, только давай сначала душ примем.

— Конечно, как же иначе, — только и ответил Влад.