Книга: Я – инквизитор
Назад: Глава восемнадцатая
Дальше: Глава двадцатая

Глава девятнадцатая

Их Ласковин увидел спустя часа полтора. Трое. Толстые плечи, стриженые, сплюснутые сверху головы. Один, рыжеватый, уже наполовину лысый, с крючковатым носом и брезгливыми мокрыми губами, сунулся даже внутрь (потому-то Ласковин и разглядел его лучше, чем остальных), но войти не рискнул. Будто света боялся. Сунулся, зыркнул и прикрыл дверь. Вряд ли он засек Ласковина: не его искал. «Некому заступиться!» Так, да? Андрей с трудом удержался, чтобы не выйти прямо сейчас. Выйти и размазать по ступенькам тухлые физиономии. Удержался. Потому что могут быть и не «те». Пакости развелось, не продохнуть! Ладно, потерпим.
Ласковин отложил «Молот», рассеянно смотрел, как шурует тряпкой по линолеуму уборщица. Шлеп-шлеп. Вспомнилось, как ходил отбивать Гудимова-младшего. И оплошал. Как сто лет прошло! Ну теперь-то он не ошибется!
Кончились танцы. Потянулись на выход Наташины ученики. Проходя, вежливо прощались с вахтершей. Та так же вежливо отвечала. Не все ушли. Три женщины задержались, вероятно, поджидая свою учительницу. Поглядывали на Ласковина. Издали.
Появилась Наташа. Андрей смотрел, как она идет, легко, словно сейчас взлетит, гибкая, быстрая, в белой распахнутой шубке… Любовался.
Наташа отдала ключ, что-то сказала своим, и те ушли. Правильно. Ласковину тоже свидетели не нужны. Сама Наташа задержалась минут на пять, прихорашивалась у мутного зеркала, надевала шапочку. Если кто-то следит снаружи, пусть видит: она одна и сейчас выйдет.
Быстрый взгляд на Андрея – тот кивнул, и девушка направилась к дверям.
Ласковин мог действовать двояко: выйти сразу или выдержать паузу. В первом варианте ублюдки могли и насторожиться: что за мужик, откуда?
И отложить наезд до более подходящего случая. Во втором – Наташу могли обидеть раньше, чем он успеет вмешаться. Или, что было бы вообще скверно,– затолкать в машину и увезти. Но перед фасадом школы машин не было совсем. И сами засранцы тоже не маячили.
Андрей выбрал второй вариант.
Наташа спустилась по лестнице и пошла налево, вдоль здания. Даже не оглянулась, молодчина!
«Выскочу, как только она поравняется с углом,– подумал Ласковин.– Двенадцать – пятнадцать секунд форы».– «А ты не переигрываешь? – возник внутри сомневающийся голос.– Столько хитрожопости в простом деле? Как бы боком не вышло!»
В этом тоже было зерно. Но в голову Ласковина в свое время накрепко вбили: фактор неожиданности! Всегда и во всем. Три четверти победы.
Наташа дошла до угла и, поворачивая, успела заметить, как Андрей сбегает с лестницы. Частично успокоенная, она вошла в отбрасываемую зданием тень. Конечно, она предпочла бы, чтоб Андрей был сейчас рядом. Но раз он решил иначе – значит, так лучше. Наташа знала, что он ее не бросит.
Она чувствовала, что те – близко. Скорее всего там, за следующим углом, где части школьного здания образуют полудвор, освещенный лишь луной и тусклыми окнами коридора на третьем этаже. Наташа шла обычным шагом, даже чуть медленнее, стараясь подавить страх и напоминая себе: Андрей рядом. Он успеет ее защитить. Даже мысль о пистолете, так напугавшем ее дома, теперь, наоборот, успокаивала, подчеркивала силу ее защитника.
«Перестрелять бы их,– подумала с вдруг нахлынувшей ненавистью.– Жить невозможно!»
Где-то неподалеку сработала противоугонная система. Наташа вздрогнула. Пульсирующий звук бил по ушам, мешал сосредоточиться.
Наташа дошла до угла. За ним тень лежала еще гуще. Она пересекла эту четкую линию раздела серого и черного… и тотчас громоздкая фигура преградила ей путь.
«Бежать!» – мелькнула паническая мысль. Но за спиной ее возник второй, больно схватил за локоть и молча потащил налево, к большой квадратной машине с открытыми дверцами. Всё – в полной тишине, если не считать отдаленного воя сирены.
Это молчание было страшнее угроз.
Наташа (так же молча) рванулась назад. Ее тут же схватил за вторую руку Третий. Тогда она стала вырываться, яростно, ожесточенно. Не для того чтобы выиграть время, а просто повинуясь инстинк-ту самосохранения…
Андрей побежал по дорожке вдоль фасада… и понял, что допустил ошибку. Лед. Он не догонит Наташу за пятнадцать секунд! Ему не хватит их даже, чтобы добежать до угла.
Андрей проехался по бугристому льду на повороте… Наташи впереди не было!
Ласковин сразу взмок. Следующие двадцать метров он пробежал так, как раньше не бегал и по гаревой дорожке.
Двое бандитов волокли упирающуюся Наташу к машине. Третий уже придерживал дверцу, чтобы сподручней было затолкать девушку внутрь. Он-то первым и заметил Ласковина – завопил, предупреждая своих. Андрей тут же доказал, что умеет бегать быстрей, чем ублюдки – соображать. Четыре прыжка, рубящий удар по сгибу руки правого. Рука тут же разжалась, освободив Наташин локоть. Еще бы. После такого секунд на двадцать можно вообще забыть, что у тебя есть рука. Второму Ласковин, не мудрствуя, с той же руки влепил уракен в затылок. Колени ублюдка подогнулись, и он шмякнулся носом в снег.
Андрей перемахнул через него, оказавшись между Наташей и третьим, поймал левой летящий навстречу кулак, чуть довернул и мощным блоком переломил локоть бандита. Хруст сустава был за-глушен пронзительным ласковинским «Тое!» Вопль ублюдка хотя и был на порядок тише, зато намного продолжительнее. Не выпуская его руки, Ласковин ударил, вложившись, ногой снизу, в живот, и крик пресекся, будто повернули выключатель.
Ласковин ушел еще вперед, с разворотом, от возможной атаки сзади, обнаружил, что сбитый с ног бандит только-только поднялся на четвереньки, и тут же впечатал ему в физиономию твердый носок специально сшитого ботинка. И, добивая,– сверху, каблуком по позвоночнику. Удар: «Никогда больше так не делай!» «Лежачего не бьют, лежачего убивают!» – сказал однажды «большой сэнсэй». Нет, Андрей не убил. Но с рэкетом засранцу придется завязывать. Ему и головой-то вертеть будет о-очень больно!
Оставался третий, крючконосый, тот, что заглядывал в вестибюль школы. Этот уже копался под курткой. Да, братан, левой рукой «ствол» вытаскивать не очень удобно.
– Наташа, к стене, ложись! – крикнул Ласковин и двинулся на последнего бандита. Тот пятился, увеличивая дистанцию. Наконец-то вытащил свой пистолет (давай-давай! – подбадривал его Ласковин). Вытащил и немедленно выстрелил. Андрей, опережая, на автомате, выполнил уход и… Блин! Пистолет оказался пневматической пукалкой. «Бей в глаз – не порти шкуру!»
Ласковин с колена рванулся вперед. Крючконосый шарахнулся, попытался треснуть Андрея бесполезной железкой, поскользнулся, выронил пистолет, грохнувшись на спину, избежал удара коленом, сам дрыгнул ногой в сторону Ласковина… и взвыл от ужаса…
Увидев, как стоявшая с притушенными фарами «Нива» вдруг ожила, рявкнула двигателем и ринулась на дерущихся, Наташа хотела закричать, но у нее перехватило горло. Она уже видела, как бампер «Нивы» ударяет в спину Андрея… И тут он взвился вверх, будто подброшенный подкидной доской, перевернулся в воздухе (сначала Наташе показалось, что это машина ударила его) и твердо встал на ноги.
Пистолет уже был в руке Ласковина, когда машина, наклонившись, боком, наехала на сугроб, плюнула снегом из-под колес… Ласковин разглядел внутри голову водителя, но нажать на спуск не успел. «Нива» подпрыгнула, кашлянула выхлопом и унеслась.
И, словно по команде, оборвался скулеж сирены у дома напротив.
Крючконосый, по которому прошлись два из четырех «вездеходных» колес, скорчился, вдавленный в сугроб.
Ласковин сунул пистолет обратно в кобуру, медленно выдохнул, сбрасывая напряжение. Руки его дрожали, а голова немного кружилась: реакция на стремительный выплеск сил. Это нормально, пройдет минут через десять.
Наташа встала рядом. Она смотрела на неподвижное тело с отпечатками протекторов на одежде. Андрей обнял девушку и почувствовал, как она напряжена.
– Пойдем,– тихо сказал он.– А то еще милиция нагрянет.
– А они? Так и бросим? Холодно же – все-таки люди!
– Нет,– отрезал Ласковин, мгновенно наливаясь ненавистью.
Но потом смягчился:
– Позвоним в «скорую». По дороге… А то и впрямь подохнут!
Крючконосый не шевелился. Может, притворялся. Но скорее всего был без сознания. Если не отдал концы.
«Не знаю, как он,– подумал Ласковин,– а двое других, будут их лечить или нет, еще долго не смогут пакостить!»
– Андрей,– сказала Наташа.– Застегни куртку, ты же весь мокрый.
Андрей дернул вверх молнию, осмотрелся – никого. Три тела и пистолет, лежащий прямо на дорожке. Ласковин пнул его ногой к стене. Милиция найдет, а случайный прохожий – вряд ли. Хотя… Такую игрушку в магазине купить – без проблем.
Андрей посмотрел на часы: 22.12. Быстро он управился.
– Ладно, пошли,– сказал он.– Что-то я проголодался.
Из автомата на углу Ласковин позвонил сначала в «скорую», потом – 02. В милиции поинтересовались, кто звонит, а в «скорой» – кто встретит машину?
– Три трупа,– сказал Ласковин.– Если не поторопитесь!
И повесил трубку.
Ночевал он у Наташи. На кухне, чтобы не смущать ни себя, ни девушку. Нельзя сказать, что необходимость воздержания стоила Ласковину больших усилий. Чувство, которое он испытывал к Наташе, нельзя было назвать вожделением. Андрей очень надеялся, что будет понят правильно, но никаких объяснений дать Наташе не мог, не знал, как о таком говорить. Абсурдная ситуация. Для него.
Воскресенье они тоже провели вместе. Сходили в церковь (по предложению Ласковина – Наташа, хоть и крещеная, истовой религиозностью не отличалась), потом съездили в Гатчину, гуляли по парку меж замерзших озер, катались с ледяной горки. Ласковин демонстрировал чудеса равновесия, восхищая местную пацанву. Играли в снежки, ели горячие пирожки с капустой, танцевали под «Агату Кристи» вместе с тусовкой шестнадцатилетних школяров – словом, вели себя не по возрасту жизнерадостно. Под конец заблудились и добирались до станции уже в полной темноте.
Домой приехали жутко голодные и безумно счаст-ливые.
«Лучший мой день за последние десять лет!» – признался Андрей.
«И мой!» – сказала Наташа. Но спали они опять врозь.
– Ты такой… деликатный,– сказала Наташа утром, когда они завтракали. Андрей промолчал.
По понедельникам у Наташи были тренировки. Были, потому что Ласковин сказал: хватит, никакого каратэ. «Того, что умею я, достанет на пятерых. Если хочешь, куплю тебе газовый баллончик на всякий случай, а рэкетиров больше не будет. Это я тебе обещаю!»
И, чтобы избежать подобных «недоразумений» раз и навсегда, позвонил своему бывшему начальнику, Коню.
Конь ускакал. В Египет, погреться на солнышке. Зато Абрек, заправлявший в его отсутствие, звонку Ласковина явно обрадовался:
– А, Андрюха! Здорово! Заглянешь?
– Загляну. Прямо сегодня. Как бизнес?
– Цветем! Успеешь до обеда?
– Через час буду!
– Давай, жду!
В «Шлеме» Ласковина приветствовали, как близкого родственника. «Подвиги» его обросли мифическими подробностями, и сам он стал вроде живой легенды.
Пылкая женщина Фарида угостила белым крем-ликером из заветной бутылочки, «агенты» похлопывали по плечам: «Как дела, Андрей Александрович?»
«Вот уже и Александрович»,– думал Ласковин. Даже мадам «Главный Бухгалтер» соизволила оторваться от кресла и почтить вниманием бывшего работника.
– Ну,– сказал Абрек, когда они наконец уединились в сипякинском кабинете.– Ты ведь по делу пришел, по глазам вижу!
– Не то чтобы по делу, но… да! – согласился Ласковин.– Ты не в курсе, этот район кто курирует? – Он показал пальцем на карте Петербурга, висевшей на стене.
– За спорткомплексом? Знаю. В основном там Шига пасет. Но не он один, место богатое. А что?
– Девушка моя там танцы преподает, прикрыть хочу.
– Что, эротическое шоу? – усмехнулся Абрек.
– Да нет, обычные танцы. В школе.
– Так за каким хреном ей крыша? – удивился Абрек.– Ласковин, ты мне туфту не гони!
– Наезд уже был,– сказал Андрей сухо.– Четыре мудилы. Троих я урезонил, четвертый успел удрать.– И в двух словах описал ситуацию.– Не хочу, чтобы повторилось! – заявил он.– Поэтому и говорю: надо, чтоб ее кто-то из местных авторитетов прикрыл.
– Нет проблем,– ответил Абрек.– Счас сделаем.– Полистав книжку, набрал номер.
– Челепнова – Абрек,– сказал в трубку. И после паузы: – Шига, ты? Абрек. Просьба у меня.
У вас там школа есть… Средняя. Ну. В школе – девушка, танцы преподает. Нет, без стриптиза. Так вот, девушка эта – Спортсмена. Да, его. На нее наехали… (Прикрыв трубку, Андрею: «Это не его бойцы».) Понимаю, нет проблем, он сам уже разобрался, но, сам прикинь, что же ему, так и мочить каждого? Ты уж пусти слушок… Адрес школы? – спросил у Ласковина.
Тот пожал плечами.
– Направо от угла с Бассейной,– сказал он.– Дома два-три.
Абрек повторил.
– Ну, извини,– сказал он чуть позже и засмеялся: – Он сказал: ты такой крутой, неудобно! Ну, будь!
Положив трубку, все еще улыбаясь, сказал Ласковину:
– Шига спросил: почему ты сам к нему не обратился. Как авторитет к авторитету?
– С каких пор я в авторитетах хожу? – поинтересовался Ласковин.
– Не прибедняйся. Кто Крепленого замочил?
Глаза у Ласковина округлились:
– Я?
– Конечно, не ты! – Абрек подмигнул.– И Грише яйца надраил тоже не ты! Расслабься, я не следователь! Короче, Шига все сделает, не волнуйся. Кстати, Конь тут вознамерился филиал открыть. Не хочешь на себя взять?
– Пока нет,– усмехнулся Ласковин.– Спасибо за предложение.
– Ты подумай, не торопись, а пока давай-ка дернем за встречу!
Он нажал кнопку, и зеркальная панель справа отошла в сторону, открывая внутренность бара.
– Коньячок,– сказал Абрек, вынимая бутылку.– Настоящий армянский, еще с «красных» времен. Знаю, ты любишь!
– Люблю! – согласился Ласковин.– С меня причитается.
– О чем ты? – удивился Абрек.– Это с нас причитается. Мы на тебе хорошие деньги сделали!
– Это как? – насторожился Ласковин.
– Ну, Конь своего не упустит. И… я же тебя предупреждал, верно?
– Просветил бы? – сказал Андрей.
– Не могу! – Абрек развел руками.– Не велено! На, чокнемся! Чтоб хотелось и моглось…
Назад: Глава восемнадцатая
Дальше: Глава двадцатая