Книга: Навстречу завтрашнему дню
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9

Глава 8

Ее рука инстинктивно потянулась к выключателю, чтобы потушить свет на крыльце.
Из внезапно наступившей тьмы до нее донесся его голос с легким оттенком насмешки:
— Думаешь, за нами следят?
— Не знаю. Может такое быть?
Она скорее почувствовала, чем увидела, как он беспечно пожал плечами:
— Хочу рискнуть.
Она посторонилась и пустила его в дом. Он сделал три шага в комнату и бросил оценивающий взгляд вокруг. Кили гордилась своим домом. Еще десять лет назад беспорядочно построенное здание находилось в плачевном состоянии, но его купили и разделили на два отдельных кондоминиума, затем отреставрировали и модернизировали, а когда три года назад она купила свою половину, то декорировала ее по собственному вкусу.
Внешний вид здания служил типичным образцом раннего новоорлеанского стиля с характерным для него использованием красного кирпича, белых ставень и декоративных черных железных решеток на окнах и вокруг узкого балкончика верхнего этажа. Кили обставила его, со вкусом комбинируя старое с новым. Предметы старины из древесины фруктовых деревьев, которые она выискивала на чердаках или в магазинчиках где-нибудь на окраине, стояли вперемежку с современными изделиями. Абсолютно белые деревянные панели подчеркивали песочный цвет стен. Приглушенные оттенки розового, голубого и зеленого использовались как ударные цвета, на них делался акцент в декоративных подушках, в заключенных в рамки гравюрах и в набивной ткани, покрывавшей одну из стен в столовой. Все это производило прекрасное впечатление.
— Мне нравится твой дом, — не поворачиваясь, заметил Дакс. — Он похож на тебя.
— Неужели я похожа на стосемилетнюю старушку?
Тогда он повернулся к ней, и она увидела, как в его глазах поблескивают озорные огоньки.
— Просто поразительно, как это вы, реликвии, умудряетесь так хорошо выглядеть. — Он снял пальто и вернулся к двери, чтобы повесить его на медную напольную вешалку, затем медленно повернулся, и вот они стоят лицом к лицу.
Возможно, прошли часы, годы, даже вечность, а может, всего несколько секунд, как они смотрели друг на друга. Во всяком случае, этого оказалось достаточно, чтобы выразить страстное желание, стремление друг к другу и разочарование — словом, все чувства, испытываемые каждым из них с тех пор, как они виделись последний раз.
Иллюзия внешних приличий была отброшена, осталось только неприкрытое желание, которое они испытывали друг к другу. Не было ни сторонних наблюдателей, ни норм, ни условностей, которые необходимо соблюдать, — на какое-то мгновение остались только они, и они, отбросив угрызения совести, поддались влечению, продолжавшему преследовать их, и жили только текущим мигом.
Он медленно протянул руки и сомкнул их вокруг нее. Ее руки легли ему на плечи. Тела их слились.
Опустив голову, он уткнулся лицом в ее волосы, в ухо, в шею. Губы его заскользили по ее подбородку, затем вверх по скуле, по лбу и вниз по носу до тех пор, пока не остановились в уголке губ.
— Я не могу держаться вдали от тебя. Я пытался, но не смог.
Его губы сомкнулись вокруг ее рта, а ее губы открылись, словно цветы распустились. Казалось, он черпал из нее жизненно необходимые запасы энергии. Она гордилась своей способностью подпитывать его и надеялась, что он не пресытится ею.
Его язык привел в беспорядок ее чувства, то глубоко погружаясь, то словно поддразнивая быстрыми неуловимыми выпадами. Чувственные ласки его языка все продолжались и продолжались, лишая ее возможности дышать и в то же время возвращая ее к жизни. Каждая клеточка ее тела пробуждалась под воздействием его прикосновений, его запаха, его вкуса и тихих стонов, вырывавшихся из его горла. Ее груди наполнились желанием, словно груди матери — молоком. Они жаждали, чтобы их избавили от этого волнующего чувства. Чрево же, напротив, сжималось от неясного ощущения пустоты, которую необходимо было заполнить.
Его руки расслабились, но только для того, чтобы обхватить ладонями ее лицо, и он вгляделся в ее полные слез глаза.
— Почему ты так поступила со мной, Кили? Почему ты уехала, не попрощавшись? Неужели ты не понимаешь, как я волновался в аэропорту? Откуда мне было знать, не похитили ли тебя или не случилось ли какого-то иного несчастья? В мозгу всплывали ужасные сцены самых страшных кошмаров. Почему ты так поступила?
— Дакс, — тяжело вздохнув, сказала она, — я подумала, будет лучше, если мы никогда больше не увидимся наедине. Наши отношения… стали выходить из-под контроля.
— Я сожалею по поводу того, что произошло после того, как мы покинули Маунт-Вернон. Я никогда не сделал бы ничего такого, что могло причинить тебе боль или оскорбить тебя. Бог мой! Я просто хотел извиниться перед тобой. Я пытался, но ты сняла трубку, а на следующий день мне не представилось возможности.
Несколько мучительных мгновений его пальцы легко скользили по ее лицу, словно изучая его.
— Несмотря на все то, что говорят обо мне соперники, у меня в действительности есть моральные принципы. Я понимаю, что ты жена другого. Если бы ты была моей женой, я убил бы любого, кто осмелился бы прикоснуться к тебе. — Он снова обнял ее, чуть не задушив в объятиях. — Но Боже, прости меня, я так хочу тебя.
— Проси и у меня тоже прощения, Дакс.
Ему не потребовалось второго приглашения. Язык его, миновав ее губы, ворвался к ней в рот, словно опаляющий факел. Тело его плавилось, сливаясь с ее телом, и от этой близости казалось, будто сердце вот-вот остановится.
Она чувствовала, что ускользает из мира, удерживаемого гравитацией, в мир какого-то шального блаженства. Его губы уносили ее за пределы той границы, где властвовали угрызения совести и сожаления, и ей не хотелось оттуда возвращаться. Без якоря, без руля и без ветрил она носилась по морю страсти. В свои тридцать лет она никогда прежде не знала исполненной соблазна власти мужского прикосновения. Желание бушевало в ее венах, ища выхода, электризуя ее нервные окончания до тех пор, пока они не загудели.
— Ты прекрасна, — сказал он, по-прежнему прижимаясь губами к ее рту. — Когда мы танцевали, мне очень хотелось сделать так. — Его голова склонилась, и он поцеловал ложбинку между ее грудей чуть выше края бюстгальтера. Его голова чуть покачивалась, невероятно медленно, и она почти испытывала боль, когда он ласкал ее не только губами, но и носом и подбородком. Одна рука опустилась ей на грудь и принялась медленно, лениво ее массировать, одновременно осыпая поцелуями изгиб другой груди. Он целовал ее снова и снова, спускаясь все ниже и ниже до тех пор, пока…
— Кили, Кили. — Ее имя, словно исполненный страдания крик, вырвалось из его охрипшего горла. Он прижался лбом к ее лбу. — Так дальше не может продолжаться, Кили.
— Знаю.
— Я не могу этого выносить.
— Я тоже.
— Я должен уйти.
— Понимаю.
— Тебе завтра вставать в пять? — спросил он, снимая пальто с вешалки и надевая его.
— Да. — Она попыталась улыбнуться, но губы не слушались и дрожали.
Он бросил взгляд на свои изготовленные по спецзаказу часы:
— Поздно. У тебя осталось не так уж много времени на сон.
Но ей было наплевать на это.
— Ты уезжаешь сегодня вечером? В Батон-Руж?
Он покачал головой:
— Нет, у меня здесь завтра дела. Когда я приезжаю в Новый Орлеан, то останавливаюсь в Байнвил-Хаус. Знаешь его?
— Во Французском квартале на Декатур-стрит? — Он кивнул. — Знаю, но никогда не была внутри.
— Там тихо и чисто.
— Я так и думала. — Они говорили совсем не то, что хотели сказать, — просто оттягивали время расставания.
— Кто живет в другой части дома?
— Пожилая пара. Он преподает философию в университете Тулейна. С ними живет большой датский дог выше меня ростом. — Еще одна попытка улыбнуться. И снова неудача.
— Тебе повезло, что удалось… — Добродушное настроение внезапно покинуло его, и наружу вулканической лавой прорвалось раздражение. Он злобно выругался, ударив кулаком в ладонь другой руки. — Проклятье! Какого черта я здесь стою и что-то лепечу? Мне абсолютно наплевать на то, кто живет в другой половине твоего дома. Я болтаю, чтобы как-то отвлечься и держать руки подальше от тебя. Я даже не понимаю, что говорю, а думаю только о том, как мне хотелось бы заняться любовью с тобой, чтобы мы, обнаженные, свободно отдавались друг другу, как подобает взрослым людям, а не тискали друг друга по углам, словно подростки.
Мне хочется увидеть тебя обнаженной, Кили. И мне хочется лежать рядом с тобой совершенно обнаженным. Мне даже хочется, чтобы мы причинили друг другу боль… небольшую, и принесли друг другу большое успокоение. Я хочу целовать твою грудь, живот и в то же время видеть твое лицо. Мне хочется узнать, какие на ощупь твои бедра.
Если мои желания вызывают у тебя отвращение, извини, но я действительно испытываю именно эти чувства с тех самых пор, как впервые увидел тебя в этом проклятом самолете.
Его голос поднялся до неслыханной ею прежде высоты. Кулаки сжимались и разжимались, словно он пытался обуздать свой гнев, но тщетно.
— И это не только жар, который я испытываю в чреслах, его я мог бы удовлетворить где угодно. Я испытываю его и в мозгу, и в сердце. Я пытался обмануть себя, будто смогу стать твоим приятелем, другом. Но я не могу, Кили. Не могу находиться рядом с тобой и не прикасаться к тебе. Понимаешь? Эти тайные встречи компрометируют нас обоих, а меня могут довести просто до безумия. Будет лучше для нас обоих, если мы больше не увидимся. Прощай.
Не говоря больше ни слова, он распахнул дверь и решительно закрыл ее за собой. Кили стояла неподвижно, хотя все в ней разрывалось от душевной муки.
Он прав. Он прав. Мы с самого начала знали, что ничего не получится. Так лучше. Лучше. Лучше.
Тогда почему же ее лицо залито слезами?

 

 

— Восемь пятьдесят шесть, и мы снова с вами. Я собираюсь передать смену Оливии Ньютон-Джон. А пока последнее сообщение от тебя, Кили. Как выглядит обстановка сверху?
Кили заговорила в маленький микрофончик, укрепленный у ее щеки, идущий от надетого на нее шлема.
— Похоже, все в порядке, Рон, — сказала она, обращаясь к ведущему программ в часы пик. — Полиция все еще работает на месте столкновения шести автомобилей на скоростной магистрали Пончартрейн при выезде на Брод-стрит. Открыта только одна полоса движения. Всем следующим в этом направлении стоит подумать об альтернативном пути. В целом же утро довольно спокойное.
— Спасибо, дорогая. Не выпить ли нам попозже кофе?
— Нет, благодарю тебя, Рон, но я не смогу, у меня уже все расписано на сегодня.
Он застонал так, словно был убит горем:
— Люди, у нашего ангела небесного каменное сердце.
Кили отключила микрофон, когда диджей попрощался со слушателями и включил обещанную запись. Каждый день они продолжали вести этот нелепый, с претензией на остроумие диалог по радиоканалу, и слушатели, похоже, принимали все это за чистую монету. Она часто получала письма от поклонников, призывавших ее не быть столь суровой к бедняге Рону, который явно в нее влюблен. Авторы этих писем не знали, что он был женат, имел троих детей и жил относительно спокойно под своим настоящим именем в пригороде Нового Орлеана Метэйри.
Кили вздохнула, когда Джоу Коллинз, опытный пилот вертолета, сделав вираж, изменил направление. Как обычно, суставы ее пальцев слегка побелели, когда земля закачалась. Ее муж пропал после крушения вертолета, она никогда не могла забыть об этом.
— У тебя сегодня все в порядке, ангел? — поддразнивая, поинтересовался Джоу, но глаза его с участием смотрели на пассажирку.
— Да, — криво улыбнулась Кили. — Просто плохо спала сегодня ночью. — И это была правда. После ухода Дакса она провела несколько часов в мрачных размышлениях, пока не пришло время принимать душ и одеваться, собираясь на работу.
— Ты уверена, что дело только в этом? — спросил Джоу, сажая вертолет на стоянку у огромного стадиона «Супердом», где высаживал ее каждое утро и каждый полдень.
— Да. Просто очередной приступ депрессии. Не о чем беспокоиться.
— Не могу сказать, что ты меня убедила, но не стану принуждать тебя к откровенной беседе. Увидимся днем.
— Конечно. — Она выпрыгнула из вертолета, схватила свои вещи и, захлопнув дверцу, побежала под вращающимися лопастями, а миновав их, остановилась, чтобы помахать взлетающему Джоу.
С трудом дотащившись до машины, Кили открыла дверцу. Сегодня утром она серьезно подумывала о том, чтобы сказаться больной, но, в конце концов, решила, что будет лучше пойти на работу, словно сегодня ночью ничего не случилось, чем уныло слоняться по пустому дому, думая о своей никчемной жизни.
Она ехала среди оставшегося после утреннего часа пик транспорта во Французский квартал, где всегда были пробки. В это время суток узкие улочки, не приспособленные для современного транспорта, были забиты автофургонами для доставки продуктов, постоянно останавливающимися у многочисленных ресторанов и магазинов во Вьё-Каре. Наконец она въехала на стоянку, находившуюся на крыше одного из старинных зданий, и прошла пешком квартал до студии KDIX.
Дождь прекратился, и бледное солнце сделало робкую попытку осветить все окружающее. Кили сочла эту попытку оскорбительной для себя. Ей не хотелось, чтобы что-либо наполнило радостью этот день. Она пребывала в состоянии черной меланхолии и хотела, чтобы мир об этом знал.
Она долго смотрела в окно своего кабинета, оживляя в памяти те моменты, когда Дакс держал ее в объятиях, целовал ее. Она живо помнила все, что он когда-либо говорил ей, и верила всем его словам. Вот почему она не сомневалась, что он никогда не увидится с ней снова. Они не могут быть «просто друзьями». Их взаимоотношения были слишком наэлектризованы. Встречаясь, они каждый раз предавали не только Марка, но и собственные принципы. Она не хотела пускать его в свою жизнь, усложняя и без того непростую ситуацию. Да и ему она не нужна. Его противники не упустят случая раздуть скандал, если он вступит в отношения с женой человека, пропавшего без вести, особенно с такой заметной фигурой, как она.
Решив выбросить Дакса из головы, она направилась к своему столу и принялась машинально отвечать на письма и телефонные звонки и, наконец, подробно побеседовала с продюсером утреннего шоу. Поскольку у нее был скользящий график работы, и она должна была освещать состояние транспорта и в середине дня, она обычно делала перерыв в полдень. У нее не было никаких обязанностей до половины четвертого, когда она снова встречалась с Джоу у «Супердома».
Кили уже собиралась уходить, когда дверь ее кабинета распахнулась и вбежала Николь.
— Слава богу, ты здесь, — запыхавшись, сказала она. — Ты просто спасла мне жизнь.
Кили не смогла удержаться от смеха при виде столь преувеличенной демонстрации облегчения со стороны подруги. Ее унизанная кольцами рука в благодарственном жесте была прижата к тяжело вздымающейся груди.
— Скажи мне поскорее, что же такого я сделала, — попросила Кили.
— Ты будешь давать интервью в прямом эфире для дневных новостей.
— Сделай еще одну попытку.
— Кили, не упражняйся на мне в остроумии. Я не шучу. Намеченный по плану гость только что позвонил и сообщил, что заболел и не сможет прийти. Если ты не хочешь, чтобы наши зрители пятнадцать минут смотрели на слайды, снятые во время моего отпуска, тебе придется занять его место. Я возьму у тебя интервью по поводу военнопленных и расспрошу о том, что произошло в Вашингтоне на прошлой неделе. Это свежая новость, вполне достойная освещения. Так что в чем проблема?
Проблема состояла в том, что ей не хотелось жить, не то, что выступать по телевидению.
— Николь, в любой другой день я выступила бы, но сегодня я плохо себя чувствую, а выгляжу еще хуже.
— Чушь собачья! Ты выглядишь, как всегда, великолепно.
— У меня круги под глазами! — воскликнула Кили.
— У меня тоже, — возразила Николь. — Но косметика творит чудеса. К тому же ты ведь не позволишь своим темным кружочкам под глазами погубить меня, не правда ли?
— Николь, если ты как следует подумаешь, то сможешь призвать на помощь кого-нибудь другого. Как насчет мэра? Он никогда не отказывается.
— Но он чертовски скучный. А у тебя интересные новости, Кили. Соберись. Мы выходим в эфир через десять минут, — сказала она, посмотрев на часы. — Господи, а я еще не просмотрела сценарий. Давай. — Она подошла к столу Кили и, схватив ее за руку, потянула и заставила встать.
— У меня спазмы, — пожаловалась Кили.
— Прими аспирин.
— Это платье…
— Очень красивое.
Они подошли к двери.
— О, черт, почему бы и нет? — чуть слышно спросила Кили сама себя.
— Вот это характер, — заметила Николь, тащившая Кили за собой по коридору. У двери дамской комнаты она остановилась. — Делай, что сочтешь нужным, а затем приходи. Интервью будет после прогноза погоды, примерно в двенадцать минут первого, но приходи пораньше, чтобы успеть установить микрофон. А если я начну задавать глупые вопросы, прерви меня пространным объяснением. Я не слишком хорошо разобралась в этой теме. — Она подтолкнула Кили к двери туалета.
Пристально всматриваясь в рифленое зеркало, висевшее над закапанной водой раковиной, Кили старалась изо всех сил придать выражению своего лица хоть какое-то подобие жизнерадостности. Добавила немного румян на щеки, сделала более насыщенным тон помады, причесалась. Отрезное шелковое платье цвета нефрита будет хорошо смотреться перед камерой. По крайней мере, на ней не полоска и не клетка, которые могут перекоситься.
Посмотрев на часы, она обнаружила, что уже почти полдень, вышла из туалета и спустилась по бетонной лестнице к широким толстым дверям студии. Горело красное табло с надписью «Идет передача», но она, приоткрыв дверь, проскользнула внутрь. Студия была погружена во тьму, за исключением круга света вокруг стола новостей, откуда Николь и молодой человек, ее соведущий, читали информацию.
Она немного постояла, давая глазам привыкнуть к окружающей темноте, прежде чем осторожно перешагнуть через протянутые по полу студии кабели. Когда на мониторах появилась реклама, главный оператор отсоединил свой шлем от одной из камер и, подойдя к ней, взял ее за руку.
— Привет, красавица, — жизнерадостно бросил он. — Позволь мне сопроводить тебя к месту интервью. Не хочешь завести роман со мной?
— Только если позволит твоя жена, Ранди, — засмеялась она. — Как дела?
— Как всегда, хаос. Спасибо, что выручила нас сегодня. Немногие захотели бы выступить в паре с Деверексом.
— С Дев… — Имя замерло на ее губах, когда она ступила на съемочную площадку под руку с Ранди и увидела, что Дакс уже сидит на маленьком диванчике, с подключенным микрофоном.
— Кажется, вы знакомы, — сказал Ранди, мягко подталкивая Кили к диванчику и протягивая ей микрофон. — Смотри не зацепи свой шелк, — предостерег он.
— Ранди, — окликнул его один из операторов, — мы запаздываем на тридцать секунд.
— Мы вернемся к вам после следующего перерыва, — бросил он, возвращаясь к своей камере и надевая наушники.
— Почему ты не сказал мне? — уголком губ спросила Кили.
— Я не знал, — шепотом ответил он, делая вид, будто поправляет галстук.
Она резко повернула голову:
— Не знал?
— Не знал до сегодняшнего утра. Николь позвонила мне рано утром с извинениями и попросила приехать в полдень. Вот я и здесь.
Кили устроилась поудобнее, ощущая так близко от себя на маленьком диванчике тепло его тела. Расправляя подол юбки, она пробормотала:
— Она обманула нас обоих. Со мной разыграла ту же сцену. Я не знала, что ты будешь здесь. Она умоляла меня спасти программу, потому что их гость, с которым намечалось интервью, будто бы не смог прийти. Мне очень жаль.
— А мне — нет.
Она снова посмотрела на него, но прежде, чем успела заговорить, огни в студии зажглись, ярко осветив площадку.
— Привет, сексуальная красотка! — прогремел над их головами из стеклянной будки, подвешенной над площадкой, голос звукорежиссера. Кили поняла, что наступил второй перерыв на рекламу. Операторы проворно подкатывали к ним три громоздкие камеры, направляя их на нее и Дакса. — О, извините, конгрессмен, я обращался к нашей Кили.
— Привет, Дейв, — отозвалась Кили, прикрывая глаза от яркого света, и помахала человеку, сидевшему в будке за панелью управления. Ее голос неожиданно раскатисто прокатился по студии.
— Установите уровень, пожалуйста, — услышали они голос Дейва. Затем, обращаясь к Кили, в микрофон: — Попытайся еще раз, на этот раз проверим микрофон.
— Привет, Дейв. Это Кили Престон. Проверка микрофона. Один, два, три.
— Звучит потр-р-рясающе, сладкоголосая наша. Конгрессмен Деверекс, будьте добры.
— Привет, Дейв. Как малыш?
— Будь я проклят! Верно! В последний раз, когда вы здесь были, моя жена лежала в роддоме. Спасибо, что не забыли. С обоими все в порядке.
— Хорошо, — заметил Дакс.
Какой-то лишенный тела голос с раздражением произнес:
— Николь, когда ты, наконец, изволишь принести свою милейшую задницу на площадку? У нас осталось шестьдесят секунд.
Кили видела, как Николь соскочила с площадки, откуда передавали новости, и подбежала к студийному зеркалу, чтобы подправить свои идеально уложенные волосы. Теперь же она поспешно пересекла похожую на пещеру комнату и, плюхнувшись на стул, стоящий напротив диванчика, прикрепила микрофон к своему воротнику.
— Силы небесные! — запыхавшись, произнесла она. — Ну и денек сегодня! Здравствуйте еще раз, конгрессмен Деверекс. — Она старательно избегала Кили, и та почувствовала, как взволнована подруга. С каких это пор Николь призывает «силы небесные»?
— Пожалуйста, называйте меня Даксом, — попросил он.
Николь улыбнулась:
— Хорошо, буду, но только не во время интервью.
— На тебя направлена вторая камера, Николь, — тихо сообщил Ранди, ниспровергая громогласные указания Дейва. — Пятнадцать секунд.
— Вы готовы? — спросила Николь и, не дождавшись ответа, повернулась к камере, облизнула губы и улыбнулась. Когда на камере зажегся красный огонек, она произнесла: — Сегодня в разделе интервью нашей программы встречаются наша сотрудница Кили Престон и конгрессмен Дакс Деверекс.
В течение следующих семи минут Дакс и Кили отвечали на вопросы Николь и поднимали упущенные ею темы. Интервью проходило гладко. Кили и Дакс, казалось, испытывали друг к другу интерес, связанный только с обсуждаемым предметом.
Один раз, когда он что-то говорил своим хорошо поставленным, способным убеждать голосом, Кили повернула голову и посмотрела на него. Он жестикулировал, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, и ей вдруг пришло в голову, насколько знакомы ей его жесты. Каждое его утверждение было кратким, четким и ясным. Он всегда говорил прямо, когда дело касалось благополучия людей. Кто-то мог назвать его фанатиком, Кили же восхищалась им как человеком, стойко придерживающимся своих убеждений.
— Благодарю вас обоих, — сказала Николь, завершая интервью и подводя итог программы новостей. Она встала и сняла микрофон. — У меня нет слов, чтобы выразить, как я ценю то, что вы бросили все и сделали это для меня.
— Рада, что смогла сделать это, — произнесла Кили, едва сдерживая ярость и пытаясь высвободиться из путаницы проводов микрофона. Она прекрасно понимала, какой мыслью руководствовалась Николь, приглашая их обоих в программу. Кили отрицала, что испытывает какой-либо чрезмерный интерес к Даксу, когда Николь «с пристрастием» допрашивала ее по поводу него прошлым вечером. Ей следовало знать, что Николь не дурочка и особенно пристрастна к тому, что касается взаимоотношений мужчин и женщин. — А теперь извините, у меня еще много дел. — Не сказав больше ни слова никому из них, Кили прошмыгнула мимо Дакса и выскочила из студии.
Она вся дрожала, поднимаясь по лестнице на второй этаж и направляясь по лабиринту коридоров к своему уединенному кабинету. Опустившись в кресло, Кили закрыла лицо руками, тяжело дыша. На этот раз судьба помогла, но она свела их с Даксом вместе снова. А она-то уже примирилась с мыслью о том, что Даксу нет места в ее жизни.
Прошлой ночью, охваченный разочарованием и гневом, он, проявив больше выдержки, чем было присуще ей, пришел к заключению, что им не стоит больше встречаться. А теперь, всего несколько часов спустя, они оказались вместе, сидели рядышком на одном диване, дышали одним и тем же воздухом, и было так непросто сидеть столь близко и притворяться равнодушными друг к другу.
Но она не намерена сидеть в этом мрачном кабинете, баюкая свои раны. Чем скорее она выберется из этого здания, тем лучше.
Она уже снимала пальто с крючка со стены, когда дверь тихо отворилась, и в комнату проскользнул Дакс, закрыв ее за собой.
Они долго безмолвно смотрели друг на друга, руки Кили, протянутые к пальто, замерли. Он прислонился спиной к двери, словно для того, чтобы не впускать сюда враждебные силы.
— Куда ты собралась? — спросил он, наконец.
Она надела пальто. Защитный механизм? Да. Без него она ощущала себя слишком незащищенной, уязвимой. Совершенно иррационально сердце сильно колотилось в груди, и это раздражало ее.
— На улицу. У меня несколько свободных часов в середине дня.
— О, — произнес он, но не сдвинулся с места, чтобы дать ей дорогу.
Боже, до чего же она красивая, — думал он. Ночью он говорил совершенно искренне. Было бы безумием продолжать эти тайные встречи. Он терпеть не мог лгать и делать что-то украдкой. И это привносило нечто нездоровое в то чувство, которое он испытывал по отношению к Кили. Именно по этой причине он хотел положить конец их тайным свиданиям.
Поскольку он не мог подавить свое желание обладать ею, надо было устранить источник соблазна. Полный разрыв. Радикальная операция. Резкое прекращение употребления наркотиков. Не слишком уверенный, но полный решимости, он вошел в телестудию, но, увидев ее, тотчас же лишился малейшей крупицы этой решимости.
Исполненный чувства собственного достоинства, он сел и отвечал на вопросы Николь логично и кратко, но все это время мысленно занимался любовью с этой женщиной. Он не мог оставаться равнодушным, когда она была рядом. От ее тела исходил жар, находивший отклик и в его теле. Он чувствовал каждое ее движение, каким бы легким оно ни было. Видя, как тихо поднимается и опускается ее грудь, он мог, казалось, отметить каждый ее вздох.
— Я пришел сказать тебе, что я не знал о твоем участии в сегодняшней программе. Я был так же изумлен, когда увидел тебя, как и ты, увидев меня.
— Я не думала, что ты имеешь к этому какое-то отношение. От всего этого попахивает проделками Николь. Она все подстроила.
— Зачем? Я хочу сказать, какие у нее были мотивы помимо того, что она могла надеяться на интересное интервью?
— Не думаю, что у нее возникли бы подобные планы, если бы она не увидела, как мы танцевали вчера вечером. — Кили отвернулась от него. — Она… она стала потом задавать мне наводящие вопросы. — Понимая, что просто уйти, выкинув все из головы, не удастся, она сняла пальто, снова повесила его на крючок на стене, положила сумочку на стол и села на скрипучий стул.
— Какие вопросы? — стал допытываться он, подойдя к ее столу и облокачиваясь бедром на угол.
— О тебе. Насколько близко мы познакомились в Вашингтоне.
— И что ты ответила?
— Что мы едва знакомы.
— А что сказала она?
Кили подняла на него глаза и мрачно ответила:
— Она сказала, что не может в это поверить после того, как увидела, как мы танцевали.
Он склонился к ней и взял ее за руку. Его большой палец поглаживал каждый удлиненный, овальный наманикюренный ноготь.
— Что еще она говорила? — Он поднял глаза, и они оказались на уровне ее губ, и, словно желая вызвать его одобрение, промелькнул, облизывая губы, ее язычок — изящная розовая полосочка, обладающая такой властью над ним, что при виде ее все у него внутри задрожало.
— Интересовалась, считаю ли я тебя мужиком «что надо». — Улыбка появилась в уголке ее рта.
Гладкая черная бровь дугой приподнялась над удивленным глазом.
— Мужик «что надо»? Ну-ну, это становится интересным. С нетерпением жажду услышать, что ты ответила на это. — Он придвинулся к ней еще ближе, склонился над ней.
Ей пришлось откинуть голову назад, чтобы посмотреть ему в лицо.
— Я ей сказала: да, тебя можно назвать мужиком «что надо».
Он склонил голову набок и, поддразнивая, переспросил:
— Ты так сказала обо мне?
Его улыбка была такой заразительной, что она не могла не ответить на нее, и кокетливо произнесла:
— В минуту слабости.
Они тихо засмеялись. Его указательный палец потянулся к приподнятому уголку ее рта, лениво заскользил по нижней губе, нашел противоположный уголок столь же интригующим. Его рука оставила ее рот только для того, чтобы обхватить пальцами ее шею пониже воротничка и притянуть ее к своим губам. Другая рука, чуть касаясь, скользнула по ее груди, под руку и, упершись в спину, притянула к себе.
Щелчок дверной ручки прогремел, словно выстрел, и они отпрянули друг от друга. Кили вскочила со стула, а Дакс встал перед ней лицом к двери, словно пытаясь загородить ее собой, защитить. Они вздохнули с облегчением, когда увидели в дверях Николь. Она поспешно закрыла ее за собой.
— Боже мой! Ну, вы и чудаки! Неужели вам не понятно, что, если вы решили заняться этим во время ланча, вам следовало запереть дверь кабинета? — Уперев руки в бока, она отчитывала их, словно рассерженная мамаша.
Оттолкнув Дакса, Кили обошла вокруг стола.
— Николь, я готова тебя задушить за ту шутку, что ты сыграла со мной сегодня. Зачем ты это сделала?
Совершенно не обращая внимания на гнев подруги, Николь вскочила на стол диджея, снова уронив бедную Сидни.
— Только не делайте вид, будто сердитесь из-за того, что вы снова встретились. Вчера вечером мне стало ясно, что вы оба до смерти желаете переспать друг с другом, так что я сама назначила себя свахой, вот и все, — с довольным видом призналась она. — И судя по той картине, которую я застала, придя сюда, моя идея сработала. Я только разочарована из-за того, что не застала вас в более компрометирующей позе.
— Николь! — воскликнула Кили. Щеки ее горели. — Дакс… Я хочу сказать… мы…
Дакс приблизился к ней сзади и успокаивающе обнял за плечи.
— Николь, — спокойно произнес он, — ты, очевидно, заметила, что нас с Кили тянет друг к другу после поездки в Вашингтон. Это произошло совершенно случайно, ни один из нас не планировал ничего подобного. Но это произошло. Мы оба понимаем невозможность дальнейшего развития наших отношений. Она замужем. — Он с грустью посмотрел на Кили. — А я баллотируюсь в Сенат. Роман с замужней женщиной не пошел бы на пользу моей политической деятельности, даже если бы Кили согласилась, чего она никогда не сделает. Вчера ночью после праздничного вечера мы решили, что нам не следует больше встречаться ни наедине, ни публично, если этого можно будет избежать. Вот почему сегодня мы оба пришли в некоторое замешательство при виде друг друга.
— Вчера ночью? — резко спросила Николь, вставая со стола. — После вечера? Где?
Дакс вопросительно посмотрел на Кили и, когда она кивнула, пояснил:
— У нее дома.
Николь снова тяжело опустилась на стол.
— Черт побери-и-и! Кто-нибудь видел вас там?
— Почему ты спрашиваешь? — поинтересовалась Кили, которой совсем не нравилось то, как Николь покусывает нижнюю губу.
— Я не единственная, кто заметил… то теплое отношение, с которым вы друг к другу относитесь, когда вы танцевали. Вот почему я пришла сюда. Это первое издание вечерней газеты. Я подумала, что вам следует его увидеть.
Только теперь они заметили сложенную газету в ее руках. Николь протянула ее Кили. С чувством тяжести, возникшим где-то в глубине живота, Кили развернула первую страницу со светской хроникой. На самом видном месте была помешена фотография, запечатлевшая их с Даксом танец. Они крепко обнимали друг друга, его лицо было склонено над ней, а ее лицо обращено к нему, словно цветок, тянущийся к солнцу. А улыбки были способны сказать о них больше, чем их объятия. Надпись под фотографией гласила: «Конгрессмен Деверекс и Кили Престон, жена пропавшего без вести. Их выход на танцпол способен вскружить головы».
— Черт, — тихо выругался Дакс и бросил газету на пол. — Черт!
Кили сложила руки на груди и, отойдя к подоконнику, устремила взгляд в окно.
Николь откашлялась.
— Вам стоит продумать объяснение, — посоветовала она. — Надо каким-то образом спасать положение. Дакс, кто-нибудь видел вас у дома Кили?
— Не думаю. Я оставил машину у ресторана на Сент-Чарлз, а дальше шел пешком.
Кили развернулась и пристально посмотрела на него:
— Правда? Я этого не знала.
— Не знала? А как, по-твоему, я попал туда?
Они медленно двинулись навстречу друг другу. Она пожала плечами:
— Я не думала об этом. Просто ты оказался там. — Она сняла пушинку с лацкана его пиджака. — Тебе не следовало так поступать. С наступлением темноты там становится опасно. На тебя могли напасть.
— Я же мужик «что надо». Забыла?
— Я не шучу, — серьезно заметила она. — Ты, наверное, замерз?
Он откинул прядь ее волос.
— Когда я ушел от тебя? Смеешься?
Они засмеялись глубоко личной шутке.
— Эй вы! Обо мне не забыли? — бросила Николь, и они с удивлением повернулись к ней, словно и вправду забыли о ее присутствии. — Лично я только порадовалась бы, если бы вы сказали всем, чтобы они занимались своими делами и не совали нос в чужие дела. Я ничего бы так не хотела, как того, чтобы между вами начался… или продолжился страстный роман. Но если для вас важнее не вожделение, а какие-то иные ценности, а я с грустью подозреваю, что это именно так, то вам следует подготовиться к последствиям, которые непременно вызовет эта фотография. Кстати, ее сопровождает не прочитанная вами статья, которая решительно намекает на то, что в Вашингтоне между вами, возможно, было больше встреч, чем только на слушаниях подкомиссии. Судя по виноватому выражению ваших лиц, полагаю, что их предположения недалеки от истины.
Она направилась к двери со словами:
— Пожалуйста, помните, что я вам не враг. Я друг. И я сожалею о том, что совершила сегодня. Если бы я увидела газету раньше, то, наверное, придумала бы что-нибудь другое, менее публичное, чтобы свести вас. — Она посмотрела искоса и добавила: — С другой стороны, это может послужить оправданием вчерашней встречи. Вас пригласили в сегодняшнюю программу поговорить на тему пропавших без вести, и вы всего лишь обсуждали события, произошедшие в Вашингтоне. Не слишком убедительное объяснение, но это, пожалуй, все, что у вас есть.
С этим она ушла. Дакс и Кили еще долго смотрели на закрывшуюся дверь. Наконец повернулись друг к другу. Он вздохнул и потер шею сзади.
— Что ж, похоже, решение приняли за нас.
— Похоже, да. Мне очень жаль, Дакс. Ни за что на свете не хотела бы я поставить под угрозу результаты твоей предвыборной борьбы за место в Сенате.
— Знаю. И я ясно отдавал себе отчет в своих поступках, когда приглашал тебя на танец. Но я обманул себя, когда думал, что смогу обнимать тебя и испытывать платонические чувства. — Он жестом показал на газету, лежавшую у ног. — Фотография говорит больше, чем тысяча слов.
— Нам просто нужно позаботиться о том, чтобы не давать им больше поводов. Прошлой ночью ты сам сказал, что нам не следует… что мы не можем больше встречаться, какими бы невинными ни были эти встречи. То, что произошло сегодня, должно укрепить нас в своем решении. — Она подняла на него глаза. — Я по-прежнему замужем, Дакс. Какими бы ни были сопутствующие факторы, этот остается неизменным и делает все прочие столь жизненно важными. Я замужем.
Он направился к двери, но прежде, чем открыть ее, повернулся и обратился к ней:
— С тобой будет все в порядке? Что, если тебя загонят в угол и заставят комментировать эту фотографию?
— Прикинусь дурочкой — мы познакомились в Вашингтоне, принимали участие в ланче вместе с группой конгрессменов, известным журналистом и еще одной участницей ПРНС. Я ценю ту поддержку, которую ты оказал нашему делу, и всецело поддерживаю твою кандидатуру на пост в Сенат. А кроме этого — ничего.
Дакс уныло кивнул. Он походил на человека, приговоренного к виселице, который всеми возможными способами откладывает казнь.
— Если я тебе когда-нибудь понадоблюсь…
Ее глаза ответили за нее.
Он ушел, и боль стала совершенно невыносимой. Ничего не видя перед собой, она ощупью нашла дорогу к своему столу и села, опустив голову на руки. Резкий телефонный звонок грубо ворвался в ее тихие всхлипывания.
— Да, — с раздражением сказала она в трубку.
— Миссис Престон, это Грейди Сирз из «Таймс-Пикайюн».
Она крепче сжала трубку и заручилась всей своей выдержкой.
— Да?
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9