Глава 26
Покидая Мэйси, я был убежден, что и без меня с ней будет все в порядке. Никаких признаков сотрясения мозга не обнаружилось, на следующей неделе она окончательно поправится, останется лишь несколько маленьких шрамов как напоминание о несчастном случае. Я настоял, чтобы пару дней она провела дома, и предупредил, чтобы не волновалась по поводу своей незаконченной настенной росписи в нашей клинике.
Я просто сбежал от нее — потому что испытывал большое искушение поцеловать ее снова. Не понимал, почему меня тянуло к ней. Несколько раз за ночь я подходил и смотрел, как она спит. Один раз я приложил губы к ее лбу целомудренным поцелуем, каким обычно целуют детей на ночь, и поспешил отойти с чувством вины.
Сначала я заехал в экспресс-кафе, где можно не выходя из машины получить кофе, взял двойной эспрессо и, чуть отъехав, выпил, нуждаясь в дополнительной порции кофеина, чтобы прийти в себя. Сказывалась ночь, проведенная на софе с двумя кошками на груди, и третьей над моей головой, и собакой внизу, на ковре. Что не способствовало и без того прерывистому сну. Ко всему прочему, пес еще и храпел.
Кофе меня взбодрил. Закрыв глаза, я вспоминал свою реакцию на звонок из госпиталя, когда узнал, что с Мэйси произошел несчастный случай. Они не вдавались в детали. Я прекрасно знал, что не принято рассказывать по телефону подробности состояния больного, и все же пытался выяснить, что с ней. Они, естественно, мне ничего не сказали.
Кроме нескольких случаев, уже в конце жизни Ханны, не помню, чтобы я так несся в госпиталь за все десять лет своей практики. Мое сердце бешено колотилось к тому времени, когда я прибыл в приемное отделение. Вначале я испытывал страх, что Мэйси пострадала серьезно, но, прочитав результаты обследования, убедившись, что все обошлось без серьезных травм, вдруг дико на нее разозлился. Хорошо, что она не могла видеть моей реакции. Хотелось схватить ее за плечи и потрясти как следует за то, что она ездит на велосипеде по улицам Сиэтла с его сумасшедшим движением, да еще в час пик. Где ее разум?
Шок, страх, злость и, наконец, облегчение. Такого взрыва эмоций я не испытывал с тех пор, как потерял Ханну. Классическая реакция на плохие новости, будь то несчастный случай или болезнь. Я часто встречал такую реакцию людей во время своей врачебной практики. И прошел через это сам, когда Ханне поставили страшный диагноз. Но был совершенно не готов испытать такой взрыв снова по поводу случая с Мэйси… И тем не менее испытал.
Сегодня ночью я установил будильник в мобильном телефоне, чтобы он будил меня каждые два часа, надо было проверять ее ночью на признаки сотрясения мозга. Слава богу, таковых не оказалось. Ее состояние больше не внушало опасения.
Кажется, я обратился к Богу с благодарностью.
Обратился, хотя не считал себя верующим. Ханна не была религиозной, но всегда верила. В то же время я был воспитан религиозными родителями, которые таскали меня в церковь. Я не испытал приливов религиозности, когда заболела Ханна.
Я тогда был зол на Бога. Зол на весь мир. Особенно когда Ханна умерла. Она была самым добрым, лучшим человеком из всех, кого я знал. Почему вместо нее не умер какой-нибудь подонок, который не вызвал бы сожаления? Но нет, Он забрал Ханну. И я не склонен был прощать Его. До вчерашнего случая. Теперь я благодарю Его за спасение Мэйси.
Меня не покидало беспокойство. Я не мог до конца определить свое отношение к Мэйси. Мы были такими разными, и я не понимал, почему меня так влекло к ней. Это не приносило мне счастья, но тем не менее это влечение набирало силу.
Я глотал остывший кофе, про который забыл. Сколько же я просидел здесь, погруженный в свои мысли и перебирая события ночи? Почему вдруг так изменилось мое отношение к ней? От полного отторжения до принятия этой женщины в свою жизнь. От раздражения до… восхищения?
Приехав домой, я прочитал газету, потом надел спортивный костюм и отправился на пробежку. Физическая нагрузка всегда помогает при душевных проблемах.
Но на этот раз правило не сработало. Я не мог думать ни о чем, кроме Мэйси. Как она там совсем одна со своими кошками и Сэмми? Как там старик? Нельзя было ее оставлять. Надо позвонить и узнать, как она.
Мэйси. Мэйси. Мэйси.
Имя с каждым моим шагом стучало в голове. И как бы быстро я ни бежал, не мог ее выкинуть из головы.
Вернувшись домой, потный и усталый, я сразу бросился к телефону. Набрал номер, все еще не отдышавшись.
Ответил Харви.
— Как там Мэйси?
Я сразу встревожился. Почему сосед пришел так рано? Не было еще и девяти.
— Вы удрали от нее со всех ног. Что с вами случилось?
— У меня была назначена встреча, — солгал я.
Правда была в том, что по субботам я бегал, а если совсем честно, то не каждую субботу.
— Дайте мне поговорить с Мэйси.
— Не могу.
— Почему?
— Она в душе.
— Дверь туда открыта?
Я знал, что у Харви неважно со слухом, поэтому, если Мэйси упадет в обморок, он не сразу заметит и не скоро позовет на помощь.
Я немедленно задал следующий вопрос:
— Она смотрит, чтобы на швы не попала вода?
Я ей говорил об этом прошлым вечером, но в ее состоянии она могла забыть. Надо было повторить все утром, но я слишком спешил.
— Не кричите на меня! — огрызнулся Харви.
— Я не кричу.
— Кричите. Я буду отвечать на вопросы по очереди, не на все сразу. Нет, дверь в ванную закрыта. Я не из тех, кто подглядывает.
— Она может потерять сознание.
— Мэйси? Она не из таких.
— При чем тут ее характер? У нее тяжелый ушиб головы.
— Если вы так о ней беспокоитесь, почему тогда бросили ее и ушли?
— Наверное, не надо было, — согласился я.
К моему удивлению, Харви рассмеялся.
— Она вас достала.
— Что вы сказали? — Я не понял сразу, что он имел в виду.
— Мэйси, — объяснил он, — она и вас утомила. Когда она обосновалась по соседству, я делал все, чтобы от нее отделаться. Я не хотел с ней дружить. Ничего с ней общего, с этой чокнутой. Даже отгородил свой участок изгородью. Но она ни на что не реагировала. Я молчал, с ней не разговаривал, когда она заходила навестить меня, но знаете что? Сомневаюсь, что она это замечала. Болтала обо всем на свете. Если я указывал ей на дверь, она исчезала только затем, чтобы появиться вновь, и приносила мне что-нибудь поесть. При этом объясняла, что тоже раздражается, когда голодная. Но эта девица никогда не бывает раздраженной. Не была ни разу в жизни.
Можно было расслышать в его голосе любовь. И еще — для Харви это был необыкновенно длинный монолог.
— Как вы себя чувствуете?
Он фыркнул в ответ.
— Не меняйте тему.
Я начал уже беспокоиться о старом ворчуне. Он ставил смерти свои условия, но это не значит, что она должна быть болезненна или прийти скорее, чем наступит срок. Я должен уговорить его показаться терапевту.
— Мэйси вас утомляет, как и меня, — настаивал он. — Я видел это в ваших глазах. Вы в нее влюбились, и да поможет вам Бог.
— Не будьте смешны.
— Не бойтесь, я ей ничего не скажу.
— Как она там?
— Ее трудно удержать в постели.
— Постарайтесь. — Я отнюдь не позавидовал его участи.
— Вы вернетесь или нет? — спросил он.
Я мгновенно оценил предложение и решил не в его пользу.
— Нет.
Он скрипуче засмеялся.
— Да, я так и думал. Она обвела вас вокруг своего мизинца, как и меня. Можете сопротивляться сколько угодно, только это не поможет. — И прежде, чем я успел возразить, отсоединился.
Я хотел перезвонить и немедленно опровергнуть его, но, к счастью, разум возобладал. Тоже отправился в душ. После душа, чувствуя себя освеженным, я принял решение избегать Мэйси. И Харви тоже. Она закончит свою работу, я расплачусь и больше ее не увижу. Сделав выбор, я испытал громадное облегчение. Ни одна женщина после Ханны не может и не должна владеть моими мыслями. Особенно такая взбалмошная и непредсказуемая особа, как Мэйси.
Я договорился встретиться с Линн в шесть. Хорошо, что была причина уйти из дому. Два-три раза за день, несмотря на занятость, я подавлял порывы позвонить и узнать, как там Мэйси. Эта женщина стала для меня уже привычкой, наваждением, и я должен это прекратить.
Линн была готова к выходу и, открывая дверь, встретила меня улыбкой.
— Как твой пострадавший друг?
— Лучше, спасибо. — Я не стал вдаваться в детали.
Улыбка очень красила ее, и я вспомнил, насколько она привлекательна. Опять решил про себя пригласить ее на званый банкет, но промолчал. До этого события еще две недели. Никакой спешки нет.
— Ты уже выбрала фильм?
Мне было безразлично, что смотреть. Мы с Ханной обычно выбирали по очереди, мне нравились боевики с погонями и стрельбой, она любила психологические триллеры.
— Давай выберем вместе.
На кухонном столе была расстелена газета с киноафишей, и мы стали выбирать.
Остановились на новом фильме, номинированном на премию киноакадемии. Фильм имел успех, и стоило посмотреть, что в нем нашли зрители.
Мы договорились, что после сеанса решим, где пообедать. В кинотеатре я купил билеты и простоял длинную очередь за попкорном. Мы смотрели фильм, действие которого проходило в Индии, куда я часто мечтал поехать после моей практики волонтером помогать странам третьего мира. Когда фильм кончился и мы вышли из кинотеатра, я спросил, куда она хочет пойти.
— Я так наелась попкорна, что совершенно не хочу есть.
Я тоже принимал участие в поедании попкорна и теперь не был голоден. Но мне не хотелось заканчивать наш вечер, и причина была не только в Линн. Я боялся, что, придя домой, не смогу удержаться от звонка Мэйси.
— Может быть, выпьем по чашке кофе? Хотелось бы поговорить и узнать твое мнение, — предложила Линн.
— Мнение? О чем?
— О фильме.
— О… разумеется.
У меня не было никакого определенного мнения. Я смотрел не очень внимательно и не старался вникать в детали.
Мы нашли кафе со столиками на улице, заказали капучино и немного поболтали о всякой всячине, пока ждали кофе.
— Мне фильм очень понравился, — сказала Линн. — Качественно снято, ты заметил, что места, где происходило действие, подчеркивали одиночество героя?
Я кивнул, хотя ничего не заметил.
Она очень хорошо разбиралась в кино и со знанием дела принялась обсуждать образ героя и сценарий. Но через несколько минут вдруг смущенно замолчала.
— О, Майкл, извини, — пробормотала она, потупившись, не глядя на меня.
— За что?
— За то, что болтаю без остановки, не даю тебе возможности вставить слово.
Я, улыбаясь, дотронулся до ее руки.
— Мне доставило удовольствие слушать тебя, и рад, что тебе понравилась картина.
В отличие от меня она была искушенный зритель. И Ханна тоже.
Она тоже разбиралась в тонкостях построения сценария, в подборе актеров, и посмеивалась надо мной, говоря, что я предпочитаю погони и взрывы.
Линн с облегчением вздохнула, радуясь, что я не обиделся.
— Мы с Марком часто ходили в кино. Он знал и помнил всех актеров, даже черно-белого кино, где кто играл, знал режиссеров и сценаристов. Его знания были гораздо глубже, он превосходил меня. — Глаза ее стали печальными. — Не знаю, показывают ли фильмы в Афганистане. Впрочем, если да, он вряд ли имеет к ним доступ. И мне этого никогда не узнать.
Я, не зная, что ответить, поменял тему, но не совсем удачно.
— Знаешь, Ханна часто любила всплакнуть в кино. Мне этого было не понять. Если конец счастливый — плакала от радости, что все хорошо кончилось. Если события развивались драматически, она могла проплакать на всю пачку салфеток.
Линн улыбнулась:
— Так похоже на Ханну.
— А ты сентиментальна?
— Нет, пожалуй, я не очень люблю плакать.
Мы еще посидели, приятно беседуя, и через час решили уходить.
Поскольку наш заказ состоял только из кофе, я оставил щедрые чаевые официанту. Хотел предложить Линн прогуляться по набережной или съездить на монорельсе в Сиэтл-Центр, где проходила Всемирная выставка 1962 года. Это событие, по словам моего отца, привело к тому, что люди стали узнавать Сиэтл на карте мира. Но, заметив, что Линн тихонько зевнула, я понял сигнал — она хочет домой. Может быть, я не разбирался в тонкостях киносценария, но зато мог определить, когда женщине доставляет удовольствие моя компания, а когда нет.
Мы прогулялись до места, где я оставил машину. Было еще светло, в это время года солнце садится не раньше девяти тридцати.
Когда мы подъезжали к ее дому, она повернулась ко мне со словами:
— Тебе не обязательно провожать меня до двери.
— Хочешь, чтобы я просто высадил тебя?
— Конечно. Не о чем беспокоиться, я сама дойду.
Она давала понять, что хочет от меня поскорее избавиться. Солгал бы, если бы сказал, что это не задело мое самолюбие. Я не думал, что меня пригласят провести вместе ночь, но неплохо было бы с ее стороны хотя бы сделать вид, что я ей небезразличен.
— Высади меня у подъезда.
— Хорошо.
Она наверняка уловила скрытую обиду.
— Майкл, прости меня! Я веду себя невежливо. Прости, пожалуйста. Может быть, хочешь зайти?
— Нет, все в порядке. У меня еще есть кое-какие дела.
Еще одна ложь.
— Не знаю, что со мной. Сама удивляюсь своему поведению.
— Линн, все в порядке. Правда.
Я был искренен. Если бы она пригласила меня и я принял бы приглашение, это было бы неправильно и нечестно с моей стороны. Я ухаживал за Линн только потому, что хотел избавиться от наваждения по имени Мэйси.
Мы подъехали к подъезду ее дома.
— Я замечательно провела время. — В голосе было слишком много энтузиазма, чтобы высказанное было правдой.
— Я тоже.
Начал открывать дверь, чтобы выйти и помочь ей, но она остановила меня.
Я обернулся. Линн смотрела на меня с улыбкой, потом обвила руками мою шею и поцеловала в губы. Поцелуй был продолжителен, как будто она старалась показать мне свою признательность и доказать, что ей было со мной хорошо. Когда он кончился, мы оба поняли, что ищем то, чего на самом деле не было.
Она знала это.
Я тоже.
