Глава 13
— Когда открылось, что Марк украл из госпиталя деньги, я была настолько поражена, что это стало для меня шоком. — Суп был окончательно забыт. — Я понимала, что на это была причина. Накануне он вел себя странно, но я думала, что нервозность связана с его работой. Потом пожалела, что ни о чем его не расспросила. Должна была понять, что с ним происходит неладное, ведь тогда еще можно было выяснить, в чем дело.
— Я прекрасно понимаю вас. Как врач, я должен был подозревать, что с Ханной не все в порядке, должен был обратить внимание, но не сделал этого.
В ее глазах я увидел сочувствие.
— Но ваша вина не сравнится с моим равнодушием по отношению к Марку.
Тем не менее чувство вины перед Ханной не давало мне покоя. Я был так занят своей работой, карьерой, собственной персоной, комфортом, что мне в голову не пришло, что она больна. Долг мужа и врача требовал от меня внимания к жене, а я предал Ханну. Никогда в жизни мне не отделаться от этой тяжелой мысли, забыть чувство вины перед ней.
Ханна понимала мое состояние, вновь и вновь она повторяла, что этот вид не имеет обычных симптомов: ни необъяснимой постоянной усталости, ни боли, и у нее не было в семье подобных случаев. Никто не смог бы предположить, что она больна.
— Наверное, вы были поражены, когда Марка арестовали.
Хорошо, что не надо говорить сейчас о Ханне. Может быть, позже.
— Я просто испытала шок. Его родители тоже. Тем более что Марк всегда был предельно честным. Самым прямым и искренним из всех, кого я знала.
— Вы все еще его любите? — спросил я, хотя ответ был очевиден.
Она в замешательстве кивнула.
— Но я сопротивляюсь, не хочу его любить. Вообразите мое положение — как я была растеряна, какой испытала стыд и гнев. Он решительно отказался объяснить мне причину своего поступка. Я не нашла ничего лучшего, как подать на развод. Теперь жалею, потому что знаю правду. — Она закрыла глаза и помолчала. — Хотя… если брать во внимание последние новости, я поступила верно.
— У него кто-то был?
Вопрос оказался болезненным для нее, и по тому, как она поморщилась, я понял, что затронул больное место.
— Я уверена, что никого не было. Он мог скрыть от меня кражу денег, но только не это. — Во взгляде ее было страдание.
Я наклонился вперед, взял ее руку, сжал, потом отпустил.
— В глубине сердца я уверена, что он был верен мне в течение всего нашего брака… Но вдруг появились сомнения. Может быть, он с кем-то встречается сейчас. Впрочем, его мать мне бы рассказала. Мы с ней поддерживаем связь.
— Марк сразу согласился на развод?
Мне казалось странным, что он вместе с карьерой, свободой выбросил за борт и брачные отношения.
— Да. Он не возражал и подписал все бумаги без малейшего колебания.
Для нее это было сильным разочарованием.
— Вероятно, он хотел вас избавить от лишних неприятностей, — предложил я возможный вариант объяснения.
— Может быть. Но разве это изменило мое положение? Он был моим мужем, и я все равно увязла вместе с ним, кроме того, было невыносимо больно, как легко он расстался со мной, ушел не оглянувшись.
Я смутно помнил это дело, читал в газетах, да и Патрик рассказывал, но без деталей.
— Было следствие?
— Нет. Он признал вину. Год тюрьмы и возмещение ущерба. И плюс значительный штраф. В итоге долг составляет сорок тысяч долларов.
Мне не хотелось обсуждать проблемы Марка и его финансовые трудности. Но я должен был поддержать ее и как-то закончить тему.
— Как это могло случиться?
Странно, но из всего сказанного можно было заключить, что Марк Ланкастер порядочный, честный человек. Как он решился на хищение? Впрочем, причина могла быть скрыта от всех — наркотики, игра, да мало ли что.
— Я узнала много позже, что он взял деньги, чтобы помочь сестре. Она оказалась в отчаянном положении, не буду сейчас вдаваться в историю Дениз. Она думала, что успеет вернуть ему деньги, которые он украл для нее, но в последний момент все рухнуло.
— Он пошел на все это ради сестры? — Я был поражен. — Надеюсь, она оценила его самопожертвование.
— Они очень близки.
— И теперь?
Она кивнула.
— По правде говоря, Дениз понятия не имела, откуда он взял деньги. Думала, он взял ссуду и, когда она вернет деньги, погасит ее. Пока не узнала, что его арестовали. Она умолила суд смягчить приговор. Сейчас работает, делает все, что может, чтобы вернуть долг.
Она больше не притронулась к супу. Я все-таки иногда черпал ложкой.
— Вы виделись с ним после его выхода из тюрьмы?
Она замешкалась с ответом.
— Не сразу.
Видно было, что ей трудно об этом говорить. Я не стал больше расспрашивать, пусть сама решает, продолжать или нет разговор о Марке.
— Марк говорит, что не желает больше иметь со мной ничего общего. Он хочет, чтобы я забыла о нем и начала свою жизнь заново. — Она прикусила губу. — Я встречалась с психологом, она советует то же самое.
Я вспомнил, что мы с ней говорили о советах такого рода. Все стремятся навязать свое мнение, в то время как только сам человек может решить свою дальнейшую судьбу. Даже Ханна своим письмом пыталась меня подтолкнуть к новым встречам.
— Я уже делала попытку. Было одно свидание, — призналась Линн.
— И как все прошло?
Она усмехнулась:
— Ужасно.
— Сегодня лучше?
Она снова улыбнулась, и складочки на лбу разгладились.
— Намного лучше.
Это меня обрадовало, я тоже улыбнулся в ответ.
— А вы?
— Что — я?
— Вы пытались с кем-то встречаться после смерти Ханны?
Не буду же я объяснять, что у меня не было свиданий с двадцатилетнего возраста. Я пожал плечами:
— Были попытки, не скрою.
Встреча за чашкой кофе с Уинтер.
— И как все прошло?
Я подумал.
— Ничего особенного.
— Ханна была необыкновенной женщиной.
Да, и необыкновенной, но разве можно одним словом описать мою несравненную красивую и умную жену!
— Знаете, на работе мне приходится иметь дело с пациентами, проходящими химиотерапию, я забочусь о них и всегда переживаю. Все они по-разному относятся к несчастью, кто-то злится, некоторые подавлены, но Ханна всегда была оптимисткой, всегда в хорошем настроении, даже подбадривала других, находила нужные слова. — Линн помолчала с задумчивым видом, потом продолжала: — До самого конца она не теряла присутствия духа, и знаете, когда ее не стало, многие плакали и говорили о ней с благодарностью.
— Она и меня всегда поддерживала и воодушевляла, под ее влиянием за двенадцать лет совместной жизни я стал лучше.
— Не могу выразить, как мне жаль, что не смогла быть на ее похоронах.
Я только потряс головой в ответ на ее сожаление. Тот день прошел как в тумане, я был так убит собственным горем, что не видел окружающих, ничего больше не имело значения. Помню церковь, полную народу, службу, но лица расплывались.
Я молчал. Линн наконец вспомнила о супе из моллюсков, теперь настала ее очередь поесть.
— Для вас был трудный год, — тихо сказала она.
— Хуже не бывает. — Я пытался придать голосу шутливую нотку, но получилось плохо.
— Мы с Марком развелись два года назад. Я думала, со временем будет легче.
— Но не стало?
Плохой знак. Два года.
— В какой-то степени. Когда я называю свое имя, люди больше не спрашивают, во всяком случае, не сразу, не родственница ли я тому бухгалтеру, который украл деньги госпиталя.
— Как вы справляетесь?
Я надеялся из ее опыта понять, что может заполнить, хотя бы частично, пустоту моей собственной жизни. Или перенять долю уверенности, что со временем смогу справиться с горем.
— Вы меньше теперь по нему скучаете?
— Нет, — ответила она твердо, — я каждый день думаю о нем.
Я не ожидал другого ответа, хотя мне подошел бы более утешительный.
— Я тоже безумно скучаю по Ханне.
— Развод — потеря другого рода. Но все равно больно.
С этим трудно спорить. Мы доели суп, и я отнес поднос на подсобный стол. Хотел предложить пройтись немного, но не знал, как она отнесется к продолжению нашего свидания.
— Прекрасный вечер, — сказала она, глядя на бухту со множеством огней, отражающихся в зелено-голубой воде.
Вечер казался праздничным, хотя был обычный день недели. А может быть, и не совсем обычный?
— Не хотите пройтись по набережной? — решился я, наконец, мне показалось, что ей тоже этого хотелось.
— С удовольствием.
Мы шли и молчали. Увидев по пути «Старбакс», я предложил выпить кофе для завершения вечера. Не таю, можно ли назвать этот вечер свиданием.
— Мне так спокойно и хорошо с вами, — сказал я, когда мы шли мимо здания океанариума.
— Спасибо. Мне тоже. — Она взглянула на меня и улыбнулась.
У нее была чудесная улыбка, и я вдруг понял, что смотрю на нее неприлично долгим взглядом. Мелькнула мысль: что будет, если ее поцеловать? Но нет, разумеется, я не собирался этого делать, мы оба не были готовы к физическому контакту. Но мысль о поцелуе, хоть и мимолетная, все же посетила меня. И при этом я почему-то не испытал чувства вины. Прогресс был налицо.
Потом я проводил Линн до гаража-паркинга, где она оставила машину, несмотря на ее протест. Совесть не позволила отправить ее одну в гараж, практически пустой к тому времени.
— Отвезти вас к машине? — предложила она.
— Нет, спасибо. Лишняя прогулка пешком мне не повредит.
Я спустился по лестнице, вышел из паркинга и начал подъем вверх, к центру. Моя машина находилась в десяти кварталах. Я неторопливо шел по тротуару, засунув руки в карманы, потом остановился и посмотрел вверх, на ночное небо.
«Ну что скажешь? — обратился я к Ханне. — Кажется, все прошло неплохо, не так ли?»
Иногда я ощущал ее присутствие рядом, а сейчас был именно такой момент.
«Надеюсь, ты довольна. Я встретился с двумя женщинами из твоего списка».
Почему-то не мог сразу вспомнить имя третьей, той, которую я, кажется, никогда не встречал. Ее кузину я знал хорошо, хотя мы не виделись со дня похорон. Линн Ланкастер я встречал в госпитале, а Мэйси… Мэйси Роз — вот ее имя. О ней я не знал абсолютно ничего.
«Скажи, почему Мэйси?» — спросил я.
Тишина была ответом.
«Ладно, ты права. Я встречусь с ней. Только еще не придумал, как это сделать. Может быть, у тебя есть идея? Ведь это ты хотела, чтобы я встретился с мисс Роз, так подскажи, как лучше это сделать».
Ответа не было.
«Я не могу позвонить просто так, вдруг, незнакомой женщине. Что я ей скажу? Если хочешь, чтобы я позвонил, то должна подсказать, как это сделать. Но знай — я решительно против».
Сегодня ночью в гараже дежурил мой знакомый — пожилой негр по имени Поль, который работал с начала моей практики в этом офисе. Давненько мы с ним не говорили о жизни.
— Добрый вечер, доктор Эверетт.
— Привет, Поль.
— Сегодня задержались.
— Немного, — согласился я и, пожелав спокойного дежурства, направился к выходу.
— Доктор Эверетт, — окликнул Поль.
Я остановился:
— Да?
Улыбаясь, с ноткой одобрения в голосе он произнес:
— Позвольте мне вам сказать, что вы выглядите гораздо лучше.
— Что вы имеете в виду?
— Вы выздоравливаете. Когда вы потеряли свою хозяйку, я серьезно тревожился за вас. Но сейчас вы оживаете, вон, даже походка изменилась.
Я с улыбкой поблагодарил его.
А ведь он прав, кажется, действительно мне становится легче.
— Вы думаете?
— Я знаю. Потерял свою Люсиль три года назад.
— Простите, Поль, я не знал.
— Откуда вам было знать? Я не стал бы рассказывать докторам и медработникам о своих проблемах, у них хватает забот.
Мне стало не по себе. Он пережил все в одиночку.
— Вы… снова женились?
— Нет. Но у меня есть подруга. Мы играем в бинго по субботам, и еще она уговорила меня брать уроки танцев. — Он рассмеялся тихонько и покачал кудрявой головой с прядками седины. — Если бы Люсиль могла меня видеть! Она получила бы удовольствие, глядя, как я выкаблучиваю на танцевальной площадке.
— Так вы участвуете в «Танцах со звездами»! — пошутил я.
Он расхохотался.
— Не думаю, что продюсеры на телевидении заинтересуются моей особой.
Я поднял руку, прощаясь.
— Приятно было с вами поболтать, доктор Эверетт.
— И мне тоже, Поль.
Я пошел к своей машине и случайно увидел в стекле свою улыбку. Взглянул вверх и представил, как Ханна тоже довольно улыбается.
«Кажется, и этот разговор тоже твоих рук дело».
