— В этой ситуации мы начинаем выглядеть идиотами, — признал Уилл, огибая садик за школой. В их районе возник еще один пожар, и после того, как он случился, они разбирались с разрушениями.

— Может быть, мы и есть идиоты, — объяснила Глория. — Кто-то поджигает дома прямо у нас под носом, а мы не можем его остановить.

Она со злостью пнула старую банку растворителя для краски. И снова было просто удачей, что никто не пострадал от огня. Ущерб был нанесен только собственности. Уилл решил не полагаться лишь на удачу, чтобы оградить людей от огня. Он хотел прижать к ногтю этого подонка.

— Итак, как мы можем быть уверены, что это один и тот же парень?

— Мы не уверены, но я кишками чувствую, что это так. И тем не менее тут нет никакой логики, — сказал он. — Интервалы между атаками беспорядочны, катализатор всякий раз разный. Как, черт побери, детективы по поджогам собираются вычислить этого придурка?

— Это не наша проблема.

— Но это происходит здесь. В таком маленьком местечке парень не может чихнуть так, чтобы весь город это не услышал. Как кому-то удается выходить сухим из воды со всем этим дерьмом? — Он знал о поджигателях, которые делали свое дело пять, шесть, даже десять лет, и никто их не поймал.

— Мы кое-что проглядели.

— Кроме шуток… — Уилл изучил оставшиеся после пожара улики уже в тысячный раз. Техники расследования поджогов были сложными, но департамент небольшой. Пока тут только повреждения собственности, активной работы по расследованию не будет. Он изучал даты, время и детали, пока его глаза не заслезились. Он думал, что должно быть что-то, имеющее значение во всех этих случаях как в групповых. Но ничего не было. Ничего, кроме… — Каждый из этих пожаров был в нашу смену, — сказал он.

— Тут один шанс из трех, что любой пожар окажется в нашу смену.

— Но три подряд? — спросил Уилл.

— И что тебе это дает? Кто-то поджигает дома, чтобы достать одного из нас? Нас обоих?

— Тут есть над чем подумать. Итак. Кого ты в последнее время обидела?

Он шутил, но Глория покраснела, наклонила голову и пробормотала что-то.

— Что такое?

— Мой бывший, — нехотя ответила она, не глядя на него. — Наш дом наконец-то продан, и он ужасно себя вел все это время. Он оспаривал каждый грош.

Уилл встречался с Дином всего несколько раз. У него сложилось впечатление, что этот парень не ценит свою жену и не понимает, как она отчаянно несчастна.

— Ты думаешь, он занимается поджогами?

— Он ленивый сукин сын. Устраивать поджоги для него слишком много работы.

— Может быть, это не он пытается тебе навредить, — предположил Уилл, — а, например, Руби?

Глория пожала плечами:

— У нее нет бывшего. Только эта отмороженная дочка.

— Глиннис? Она никогда не казалась мне отмороженной, — удивился Уилл.

— Да уж, ну понимаешь, это не ты встречаешься с ее матерью. — Глория подняла металлический прибор, искореженный до неузнаваемости. — Пожары случались в мое дежурство, это правда, но они также случались и в твое.

— Да. — Уилл уже напрягал мозги на этот предмет.

— Твоя бывшая тоже не подарок.

Он этого не отрицал. Он не сделал этой женщине ничего плохого, он предоставил ей и ее ребенку прочный дом и обустроенную жизнь. Но этого не было достаточно для того, чтобы заставить Марисоль оставаться чистой и трезвой. Безопасность не является гарантией счастья.

— У нее руки коротки, чтобы устраивать эти поджоги, — сказал он. — И она никогда не знала моего графика, когда мы были вместе, так что я не представляю, как бы она узнала его сейчас. Кроме того, разве одним из главных мотивов поджога не является стремление привлечь к себе внимание? А я уверен, что она никогда не хотела добиться его от меня.

В поле зрения появился скиповой погрузчик службы, по контракту расчищающей завалы.

— Давай все упакуем и пошлем в лабораторию, капитан. Я хочу вовремя закончить дежурство и смыть дым со своих волос. У меня сегодня вечером встреча группы поддержки.

— Что за группа поддержки?

— Я хочу сказать, если ты не возражаешь задержаться.

Он нахмурился.

— Точно.

Она пожала плечами:

— У меня все еще есть проблемы. Разве не у всех у нас так?

— Я бы лучше провел время с Авророй.

Она посмотрела на него, словно собиралась сказать что-то еще. Вместо этого она двинулась к душу, стаскивая с себя одежду.

В увитом розами коттедже у моря Сара Мун медленно распутывала клубок своих мыслей и чувств. Она поняла, что теряет разум. Словно жертва прогрессирующего слабоумия, она могла мысленно наблюдать этот процесс. Она даже сфокусировала его на своих комиксах, когда вспоминала о том, что нужно рисовать, и каждую неделю посылала их по электронной почте.

Она не была бредовой сумасшедшей, что стало для нее источником огромного облегчения и неуместной гордости. Она была тихой, ненавязчивой сумасшедшей. Даже тонкой в своем роде. Она вставала посреди ночи, чтобы поесть взбитых сливок, и слушала коллекцию Эдит Пиаф, принадлежащую ее тетушке, она пела в одиночку на гнусавом французском — а ведь она даже не говорила по-французски. Она залила растения в оконных ящиках до смерти, она утопила их в своем гипервнимании.

Иногда ее безумие не было таким безобидным, понимала она со вздохом, стоя у витрины «Магического боба». Кафе и газетный киоск были на расстоянии десятиминутной прогулки от ее дома, и она ходила туда ежедневно, чтобы купить газеты, журналы и романы в бумажных обложках.

В это утро она поднялась рано, намеренная провести нормальный день. Она приняла душ, сделала макияж и надела подходящую одежду — черные джинсы, полуботинки и бежевый свитер — и двинулась в город за латтте, ячменной лепешкой и газетой. У кассы она заметила, что клерк смотрит на нее со странным выражением на лице.

— Вы в порядке? — спросил он.

— Да, все просто отлично. — Сара расплатилась и вышла наружу. В этот момент она поймала свое отражение в окне магазина и разинула рот. На ней все еще было полотенце, намотанное на голову как тюрбан.

— Блестяще, — пробормотала Сара. — О, это просто блестяще.

Она попыталась восстановить чувство собственного достоинства, размотав полотенце. Что за идиотка. Что за совершеннейшая дура.

Снимая полотенце с головы, она уже мысленно рисовала новый комикс. У Ширил на этом фоне пройдет весь день. Была ли это очередная стадия утраты ею контроля над собой? Умственного расстройства? Раннего слабоумия?

Сара прошла к парку Санрайз, маленькому оазису со скамейками в тени деревьев с видом на бухту. Вокруг не было ни души, что ее вполне устраивало. Сделав глоток из бумажного стаканчика, она закрыла глаза. Бабушка и тетя Мэй настаивали на том, что она будет счастлива в бунгало, что это будет отличный способ снова встать на ноги.

К сожалению, она все еще, спотыкаясь, бродила по округе с полотенцем на голове.

Ее пронзил холод. Она стояла с закрытыми глазами, и ее вдруг охватило нехорошее предчувствие.

Кто-то смотрел на нее.

Она приоткрыла глаза, чтобы встретить душевный взгляд коричневых глаз.

— Чего ты от меня хочешь? — спросила она.

Эти добрые и одновременно молящие глаза смотрели встревоженно, так что между ними залегла морщинка. Сара вздохнула и присела на скамейку.

— Ты просто не хочешь отвечать, не так ли?

С жалобным подвыванием дворняга села перед ней. Несмотря на то что Сара притворялась, будто эта дворняга ее достала, она втайне находила ее поведение очаровательным, ее внимание ей льстило.

Она отломила кусок ячменной лепешки и бросила его дворняге. Это стало их ежедневным ритуалом, и каждое утро собака становилась немного смелее и подходила поближе. Сегодня собака поднялась и сделала шаг навстречу Саре, виляя хвостом. Затем она отступила, снова тихонько скуля. Стайка чаек, более алчных, чем собака, подлетела поближе в ожидании крошек.

— О, перестань, — пробормотала Сара. — Когда ты перестанешь копировать «Танцы с волками»?

Собака лизнула кусок лепешки и вожделенно уставилась на еду. Изо рта ее капала слюна.

— Ты знаешь, — сказала Сара, раскрывая ладонь, — мы в самом деле должны перестать так встречаться. Люди начнут сплетничать.

Собака не отвела взгляда, она улеглась, вытянув передние лапы.

Это был шаг вперед, осознала Сара. Она изучала собак и понимала, что эта более расслабленная поза свидетельствует о доверии.

— Я достаточно долго была терпеливой, — сказала Сара. — И я не знаю, зачем я теряю время. В любом случае у меня есть проблемы посерьезней, чем ты. Мой брак разрушен. Моя карьера под угрозой. Я только что купила кофе с полотенцем на голове. У меня умственное расстройство. Так что общение с тобой ничему не поможет.

Собака была хорошим слушателем. Сара это оценила.

Все еще держа угощение в руке, она поймала себя на том, что, как обычно, думает о Джеке.

— Мой муж был плохим слушателем, — сказала она собаке. — Сейчас, оглядываясь назад, я не знаю, слышал ли он хоть слово из того, что я говорила. И может быть, я тоже его не слушала. Может быть, я была настолько одержима идеей беременности, что перестала его слушать. Я размышляла, сможем ли мы снова стать счастливой парой, счастливой семьей. Глупо, а? А предполагается, что я — умная женщина. Ты можешь подумать, что я была бы способна увидеть, что мы теряем друг друга.

Она почувствовала, как ее обдало ужасным жаром. На мгновение ей показалось, что она задыхается, неспособная вдохнуть воздух. Затем, наконец, она осознала, что в ее горле застряли рыдания, а слезы текут по лицу.

В первый раз после Чикаго она плакала. По-настоящему плакала. Горе поднялось из самых глубин ее сердца, из колодца боли, который делал болезненным каждый вздох. Слезы обжигали ей лицо, они оказались неожиданно солеными. Она не могла контролировать этого и не могла утишить боль. Это была сила природы, жестокая и неотвратимая, ее несло горьким приливом. Она не знала, как долго она сидела в одиночестве и рыдала. Она не могла остановиться. Она никогда не остановится, потому что она никогда, никогда не преодолеет агонию разрушенного брака.

Собака выбрала момент, чтобы обнюхать ее руку, затем лизнула ее. Однако Сара больше не верила в чудеса. Она знала, что собака просто нацелилась на кусок ячменной лепешки, зажатой у нее в кулаке. И тем не менее это был первый контакт между ней и дворнягой. Медленно, глядя на ее розовый язык, она разжала пальцы и позволила собаке слизать крошки с ее руки.

— Я утратила контроль над собой, — сказала она и предложила собаке разломанную лепешку. — Ты можешь доесть это. Я не хочу есть, во всяком случае, теперь у меня грязные руки.

Она разломила лепешку, собака подошла близко, и Сара увидела, что это сука. Она принимала пищу с неожиданной грацией и осторожностью. Она не хватала куски, но брала их аккуратно и элегантно, пока последний кусок не исчез в ее пасти. После этого она не убежала, но села рядом с Сарой, так что она смогла коснуться рукой ее шерсти, собака не возражала. Она виляла кончиком хвоста.

Сара вытерла слезы сырым полотенцем. Ее кофе остыл, и она выбросила стаканчик, несколько салфеток и пакет в мусорку. Обычно на этом этапе собака убегала, но сегодня она последовала за Сарой.

Возвращаясь домой, Сара могла слышать стук собачьих когтей на мостовой позади себя. Утренний туман рассеивался и распадался на части, открывая куски голубого неба. Она подняла голову к небу, чтобы поймать первый луч солнца.