— В коттедже Мэй Картер что-то происходит, — заметила Глория, когда Уилл вернулся в Гленмиур из Петалумы.

Глория сбавила скорость и медленно проехала мимо приморского бунгало. В угасающем свете дня исторический коттедж напоминал иллюстрацию из книги сказок или туристической брошюры. Окруженный покрытым мхом штакетником, с разноцветными подвесными клумбами, он обладал очарованием безвременья, которое делало его одним из самых популярных съемных коттеджей в округе.

В центре висело выцветшее овальное объявление, слегка качающееся на ветру. На объявлении было написано: «Коттедж Мэй. Построен в 1912 году. Сдается на неделю».

— Мне кажется, это очередные туристы, — сказал Уилл.

— Этот автомобиль принадлежит дочке Натаниеля Муна. Это единственный голубой «мини» в городе.

— Я созову пресс-конференцию.

— Очень смешно. — Глория глянула на него, затем повернулась обратно к дороге. — Я слышала, она одинокая.

— А я слышал, она замужем.

— Больше нет.

Уилл почти испытывал сочувствие к Саре Мун. Проблема жизни в маленьком городке заключается в том, что ничего не может случиться без того, чтобы все вокруг знали и совали свой нос в чужие дела. Секреты в Гленмиуре долго не держались.

Однако иногда бывали исключения. Он пролистал бумаги следователя по поджогам, с которым они встречались сегодня после полудня. У них было полно улик и в бумажном и в электронном виде, которые касались двух разных случаев поджога за два прошедших месяца. Но, несмотря на все улики, не хватало одной вещи — подозреваемого.

Глория следила за дорогой, хотя понимающая улыбка искривила ее рот.

— Разве вы с Сарой не были в одном классе?

— Думаю, что да, — ответил он и, хотя понимал, куда клонится разговор, добавил: — Я едва ее помню. И что?

— И ничего. Просто наблюдение. Она одинока. Ты одинок.

— Заткнись, Глория.

— А, перестань. Ты самый завидный холостяк в городе, а подходящие женщины тут не растут на деревьях.

— Может быть, поэтому мне здесь и нравится.

— Чушь. Я тебя знаю, Уилл. Ты хотел бы найти кого-нибудь. Марисоль сбежала уже много лет назад.

— Перестань, Глория. — Он старался не думать об одиноких ночах, когда его руки тосковали в жажде обнять кого-то.

— Я просто говорю, что природа не выносит пустоты. Пытаться тебя с кем-нибудь сосватать стало любимым занятием жителей здешних мест.

— Великолепно. Ну, знаешь что, Глория. Если ты не возражаешь, вычеркни меня из своего списка. Найди какого-нибудь другого холостяка.

— Кого, например?

Он мгновение подумал.

— Дэррил Килмер одинокий.

— Прошу меня уволить. У него нет этого.

— Нет чего? — удивился он в раздражении.

Она повернула машину на станционную парковку.

— У него нет стиля.

— Очень смешно, Глория.

— Не притворяйся, что ты не понимаешь.

— Я не притворяюсь. Я в самом деле не понимаю, почему люди все время пытаются найти мне пару.

Она заглушила двигатель и положила руку ему на локоть

Люди хотят для тебя самого лучшего, Уилл. Ты такой старомодный, стойкий парень, каких, кажется, сегодня не встретишь в настоящей жизни. Ты хороший человек, и твое сердце полно любви. И кажется неправильным, что ты одинок и у Авроры нет мамы.

— Черт, Глория, я хочу жениться на тебе. — Он наклонился через сиденье и поцеловал ее в щеку. — Что скажешь? Мы можем успеть в загс до заката солнца. Еще лучше, моя тетушка может за час доставить нас в Вегас. — К его удивлению, Глория потянулась и причесала челку.

Он был слишком поражен, чтобы двинуться, чтобы делать что-либо, и только смотрел. Он сглотнул, прочистил горло, едва обретая голос.

— Глория?

— Ты разбиваешь мне сердце, Уилл, — прошептала она. — Ты всегда это делаешь.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я никогда…

— Это не твоя вина. Ты ничего не можешь с собой поделать.

Он нахмурился.

— Почему ты так говоришь со мной?

— И я, и все, кто тебя знают, хотят видеть тебя счастливым Мы с Руби говорили об этом. Мы гадали, что может сделать тебя счастливым.

— Дать мне заглянуть под юбку, — предложил он.

Она оттолкнула его:

— Извращенец. Это научит меня не быть такой сентиментальной дурочкой. — Она выбралась из грузовика.

Уилл прокричал ей вслед, все еще насмехаясь:

— Как насчет меня, Глория? Как насчет того, что мое сердце полно любви?

Она оглянулась и посмотрела на него:

— Найди себе кого-нибудь, Уилл. Это просто дружеский совет.

Сара открыла дверь коленом, держа в руках две сумки с продуктами, и направилась к стойке в кухне. До автоматизма отработанными движениями она убрала покупки. Молоко, бананы, «Поп-тартс», замороженные обеды, пакет новых батареек для противопожарной тревоги. Она обещала тете Мэй, что поменяет их. Местная газета писала о недавнем поджоге. Скорее всего, преступниками были какие-нибудь вандалы из местного отребья, но осторожность никогда не повредит.

По какому-то капризу Сара купила букет свежесрезанных цветов, очаровательную смесь львиных зевов, примул и бледно-зеленых ирландских колокольчиков. Вынув их из целлофановой обертки, она прочитала логотип на маленьком золотом стикере: «Цветочная ферма Боннеров».

Родители Брайди, подумала она. Родители Брайди и Уилла.

Брайди ничего не рассказала о брате, кроме того, что у него есть дочь. Сара предполагала, что он женат на какой-нибудь знаменитости и давно уехал из Гленмиура, преследуя мечту о славе в каком-нибудь гламурном местечке. Она могла представить его себе живущим в одном из таких шикарных местечек, которые привлекают профессиональных атлетов с их дорогими игрушками: яхтами и мотоциклами и самолетами «цесна»

Она поставила цветы в вазу и поставила ее на середину кухонного уголка, наслаждаясь тем, как свет из окна окружает цветы ореолом.

Она надеялась, что поступила правильно, приняв предложение тети Мэй. Если рассуждать практически, это было идеальное решение. Коттедж был превосходно оборудован, с крепкой, но уютной мебелью и набором тарелок и кухонной утвари. Сара устроила себе рабочий стол и компьютер в маленькой спальне и успевала делать свою работу в срок. Если она собиралась жить на свои средства, ей нужен был более широкий круг работодателей. Контракт со службой рассылки был самым мудрым решением на данный момент.

Но практичность никогда не была ее сильной стороной, и большую часть дня она тратила попусту, не принимая никаких решений. Она все время чувствовала себя обеспокоенной и напуганной, ее сознание разрывалось на части. Она и в самом деле оказалась сама по себе в первый раз в жизни и, к своему смятению, не слишком хорошо с этим справлялась.

Так что она была в ужасе. Она никогда не сталкивалась с будущим, полагаясь только на себя. Перспективы пугали ее, ощущение, что она неудачница, становилось все сильнее.

Рассердившись на себя, она схватила последнюю из гостевых книг с полки у окна. Это был огромный альбом, записи в нем делались в течение пары лет.

«Мы самым сказочным образом отметили двадцать пятую годовщину нашей свадьбы», — было написано крупным округлым почерком и подписано: «Дэн и Линда Дэвис».

Семейка Норвуд из Тарки сообщала, что она провела «незабываемый отпуск, просто волшебство».

«Это место, куда мы хотели бы привезти своих детей, чтобы они могли открыть красоту неиспорченной природы», — писал Рон ван дер Вин из Сиэтла.

Сара листала записи, бегло просматривая фотографии счастливых лиц, их восторженные выражения.

— Что с вами не так, граждане? — спросила она, все еще листая альбом. — Разве никто не потерял время зря? Разве не было дней, когда туман едва поднимался над землей? Солнечных ожогов? Разве вас не кусали пчелы или не хватал за ноги ядовитый плющ?

Перестаньте! А как насчет ссор? Приятный домашний диспут с побоями и пинками, кульминацией которого становится вызов полиции.

Она покачала головой и спародировала главную страницу, которая звучала как реклама: «Еда, радость, друзья и семья — ничего на свете нет лучше».

— Хотела бы я увидеть хотя бы одну честную запись, — сказала она. — Чтобы, например, какой-нибудь парень написал, что это отличное местечко, чтобы привести сюда свою любовницу и избежать опасности быть застигнутым женой. Или чтобы какая-нибудь женщина призналась, что секс был ужасным.

Она взяла индийский карандаш и написала на чистой странице каракули: «Я не буду дожидаться этого парня».

Отпуск, как предполагалось, был временем обновления и исцеления. Когда лечение Джека было окончено, они совершили поездку, которая должна была освежить их и подготовить к сияющему будущему. Они остановились в историческом отеле в Уиллоу-Лейк, в городке под названием Авалон, на севере штата Нью-Йорк. Она выбрала это место, основываясь на том факте, что местная газета печатала ее комиксы. Она нашла гостиницу в Интернете. Предполагалось, что они от всего убегут, но Джек то и дело связывался с работой по мобильному телефону и айфону. Они занимались любовью, и она осмеливалась надеяться, что забеременеет к концу поездки. Вместо этого они вернулись в Чикаго, и между ними возникла громадная, ничем не прикрытая дистанция. Джек погрузился в работу в конюшнях Шамрока. И в траханье Мими Лайтфут.

Посмотрев на страницу, она увидела, что надпись прекратилась в набросок Ширил, которая принесла домой скучающего вида золотую рыбку в пластиковом пакете. «У тебя один из таких дней?» — спрашивала рыбка. И Ширил отвечала: «У меня вся жизнь такая».

— У меня слишком много времени, — сказала Сара, закрывая альбом. Обратив внимание на покупки, она нахмурилась, роясь на дне сумки. — Не могу поверить, что я купила это. Я даже не помню, как клала это в корзинку.

Между прочим, действуя на автопилоте, она купила одну из любимых закусок Джека — банку копченой сельди и коробку крекеров «Ритц».

— Я даже не хочу думать о том, почему я это сделала. — Она выбросила покупки в мусорное ведро, но решила, что этого мало. Тогда она вышла на пляж, высоко поднимая ноги в густой траве, и пустила по ветру этикетки.

Потом, используя ключ, она открыла банку копченой селедки. Запах едва не сбил ее с ног. С момента переезда в бунгало у нее развилась особая чувствительность к запахам. Рыбный масляный дух селедки вызвал у нее тошноту.

Запах напомнил ей о Джеке, который любил есть селедку, глядя в телевизор.

Она опустошила на пляже банку селедки и банку крекеров и села, чтобы посмотреть шоу: в несколько секунд налетели чайки, крича и ругаясь, пока они боролись за угощение. У них заняло всего несколько секунд, чтобы уничтожить рыбу и расхватать все крекеры, они схарчили их прямо на месте или унесли куда подальше. Сара испытывала странное, любопытное возбуждение, холодно наблюдая за пиршеством. Прошло всего несколько минут, и на пляже не осталось ни крошки.

Она унесла пустую банку и коробку из-под крекеров и заметила знакомую пару глаз.

— Снова ты, — сказала она дворняге, которую приметила в первый день своего пребывания в Гленмиуре и видела с тех пор много раз. Собака то и дело попадалась ей на глаза, слишком осторожная, чтобы подойти, но не выпускающая ее из виду. Она подумала о собаке как о льве Андрокла и начала оставлять миску с водой и объедки на ступеньках у бунгало. Она никогда не видела там собаку, но вода и еда аккуратно исчезали. Дворняга была потерянной душой, шатающейся вокруг, словно она искала себе местечко, чтобы обосноваться.

Сара и бездомная дворняга исполнили танец доверия, словно застенчивые подростки на школьной вечеринке. Они подходили ближе, потом отходили, неспособные расслабиться в обществе друг друга, но связанные каким-то взаимным притяжением.

Сара жаловалась своему отцу, своей бабушке и двоюродной бабушке Мэй, даже Брайди, что беспокоится о дворняге. Она была в ужасе оттого, что собаку может сбить машина. В Гленмиуре не было отдела контроля за животными, но там был приют на Бранч, 62. Но эта дворняга была слишком умна для того, чтобы попасть в приют. Она обычно исчезала, стоило кому-нибудь приблизиться к ней. Один раз кому-то из добровольцев удалось отвезти животное на ферму, но через пять минут она сбежала обратно в город.

— Ну говори мне, — сказала Сара, не привыкшая к тому, что за ней следят. — Ты тоже голодна. Ты должна что-нибудь сказать.

Раздраженная Сара умудрилась выковырять крекер со дна коробки. Она протянула его собаке. Как и можно было предположить, дворняга потянулась к нему с жадностью, но отказалась брать угощение с руки. Собака поползла вперед, ее ноздри трепетали, в ее глазах было такое напряжение, словно она пыталась загипнотизировать крекер, чтобы он попал из руки прямо ей в рот.

Сара сделала шаг ближе. Собака притворилась, что отползает.

— Не кажется ли тебе, что меня уже достаточно отвергали? — нетерпеливо спросила Сара.

Собака заскулила и лизнула крекер, но была готова в любую секунду сбежать.

Сара посмотрела в ее бархатно-коричневые глаза. У нее были настоящие ресницы. Сара даже не знала, что у собак бывают ресницы.

— Давай, дворняга, — обхаживала она ее. — Ты знаешь, что ты хочешь это. И я тебя никогда не обижу.

Собака вытянула спину и обнюхала крекер, все ее тело вздрагивало от желания съесть угощение. Ближе… подходи, думала Сара. Иди сюда, иди, иди. Она наклонилась, отчаянно желая обрести в дворняге друга.

Собака дернулась назад, хвост между ног.

— Хорошо, — сказала Сара. — Как хочешь. Голодай, если тебе так угодно.

Она подбросила крекер, тот упал на землю, и Сара зашагала обратно к коттеджу. На заднем крыльце она обернулась, чтобы увидеть, как собака приканчивает крекер и потом садится, полная внимания.

Морда дворняги была наполовину белой, наполовину черной, а в ее глазах светился недюжинный ум.

Сара наполнила большую миску водой, поставила ее на ступеньки и вошла в дом, решив не беспокоиться о том, когда собака ее выпьет. Кроме того, она торопилась смыть с рук запах копченой сельди.