Глава 20

Эммет так и не пришел. Напрасно она его ждала. Где-то в глубине сознания она все время понимала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Для этого не нужен был наследственный дар предвидения, о котором она радостно заливала отцу Фрэнку. Но в то утро она отчего-то была так уверена, так убеждала себя, что он не пропустит ее дня рождения, что хоть как-то даст о себе знать…

«Чистый самообман», — угрюмо думала Рейчел, идя к воде. Она так хотела, чтобы он появился, жаждала его прихода каждой клеточкой своего существа, что для нее это стало не просто возможностью, а верой. Ей следовало давно усвоить, что в этой жизни ничему нельзя верить.

Может быть, Эммет и вправду умер. В. ней жила глупая уверенность, что, если это случится, она сразу узнает, потому что некая часть ее существа тоже умрет вместе с ним. Однако интуиция обманула ее насчет дня рождения, могла обмануть и здесь. Смерть могла настичь его в любое время в джунглях Южной Америки, или в постели биржевого маклера, или в любом другом месте. Не было никаких гарантий, что он до сих пор жив.

С другой стороны, оставался шанс, что посылка с маленькой шелковой или фарфоровой бабочкой ожидает ее на почте в Беркли. Возможно, Эммета и близко не было возле Гавайев, и все они шли по ложному следу. Но как бы ни было приятны и утешительны такие надежды, она ни минуты им не верила. Либо Эммет был рядом, либо он был мертв.

Других вариантов она не признавала. И поскольку он не появился, это означало, что он умер.

А что скажет Бен, когда узнает? Или дядя Харрис? Они были так уверены, что Эммет где-то на острове, и ждали, что он вдруг явится из воздуха, как волшебник. Они, конечно, продолжат верить тому, чему хотят, а не ее смутным чувствам. Ей предстояло горевать о своей утрате в одиночестве, пока они будут заняты погоней за духами.

Теплый океан омыл ее ноги, погрузив их сразу в песок, глаза ее, прищурившись, уставились вдаль. Она хотела, чтобы Бен был сейчас рядом, чтобы он обнял ее, крепко прижал к своей груди. Ей хотелось уткнуться в его теплое плечо и выплакать свое горе и отчаяние. Ей нужны были его губы, его руки, его чресла, его ноги, его сердце и душа. Она нуждалась в его доверии и безусловной любви — любви, которую он не готов был ей отдать.

Бен вернулся поздно. Маленький коттедж уже погрузился в темноту, редкие звезды зажглись на чернильно-черном небе. Рейчел ждала его, забравшись в гамак и свернувшись калачиком. «Будто ты не знаешь, — твердила она, — что ожидания редко оправдываются. Эммет Чандлер впервые забыл о дне рождения своей сестры».

— Что ты здесь делаешь? — Над ней возвышался Бен с серым от усталости лицом.

Она, наверное, уснула, ожидая его, — луна уже всходила над шепчущим океаном.

Она улыбнулась ему, и эта улыбка унесла половину ее печали, каким бы неприветливым ни было его замкнутое выражение.

— Жду тебя. Как ты провел день?

Его губы изогнулись в знакомой циничной улыбке.

— Потратил время зря. Гонялся за привидениями благодаря какому-то шутнику. Похоже, твоему священнику.

— Он приходил сегодня повидать тебя.

Бен совсем не удивился.

— Ну еще бы! Велев своему садовнику послать меня в Непали. Он сказал тебе что-нибудь о брате?

Он устало свалился в ближайшее кресло и вытянул ноги. Трудно было поверить, что этот перекошенный циничный рот еще утром целовал ее и эти жестокие глаза смотрели на нее, полные тепла и нежности. И даже, можно сказать, любви. И он обнимал ее пылающее страстью тело…

Рейчел стало горько и обидно, однако виду она не подала. Никто не обещал ей, что с Беном О'Хэнлоном будет легко. Отношения с ним предъявляли много требований, но и награда обещала быть щедрой.

Она села, скрестила ноги и стала раскачиваться в гамаке.

— Он почти ничего не рассказывал, — неторопливо проговорила она. — Он не удивился, узнав, что ты не Эммет. Вообще, мы больше разговаривали обо мне, чем о моем брате. Мне кажется, отец Фрэнк встречал Эммета в последние дни, но конкретно ничего не сказал.

— Почему?

— Потому что это тайна исповеди.

Ей хотелось протянуть руку и убрать волосы с его нахмуренного лба. Ей хотелось поцеловать его веки. Но она не посмела.

— Отговорка, — вздохнул он. — Вот что я сделаю: я поставлю палатку у него на крыльце и буду в ней жить, пока он мне все не расскажет. Мне надоело гоняться за тенью.

Она слабо улыбнулась:

— Тебе это не удастся. Завтра он улетает в Сальвадор.

— В Сальвадор? Какого черта он там забыл? — Бен, кажется, воспринял эту новость как личное оскорбление.

— Он хотел туда уехать, и его начальство дало добро. Он там нужен.

— Да у него просто комплекс мученика, — ухмыльнулся Бен. — Какие грехи он, интересно, едет замаливать?

— Никакие! — взорвалась Рейчел. — Он хочет помочь людям. Что тут странного?

— Я знаю по опыту, что это неспроста. — Бен откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Следы драки со Стивеном Эймсом четко проступали на его изнуренном лице. — Особенно если с риском для жизни.

— Может быть, у тебя был иного рода опыт.

— Может быть. Что ж, я могу предоставить этому священномученику безопасный для жизни способ помочь людям. Я попрошу его рассказать, где и когда он в последний раз видел Эммета Чандлера. Когда у него самолет?

Она хотела было соврать, но почти сразу отказалась от этой идеи. По вине Бена в их отношениях и так было много обмана. Не стоит усугублять, дабы совсем не запутаться в паутине лжи.

— В два часа, — ответила она наконец. — Но тебе не стоит беспокоиться: Эммет умер. — Эти слова дались ей на удивление легко, учитывая ее страх перед ними. Она могла произнести их. Лишь принять их она не могла.

— С чего ты взяла?

— А почему я отпустила тебя в Непали одного, как ты думаешь? — ответила она вопросом на вопрос. — Я знала, что ты уходишь… Я могла бы увязаться с тобой.

— Тебе не удалось бы заставить меня делать что-то против воли, — возразил он. — Ладно, почему ты мне ничего не сказала?

— Потому что я знала, что ты его не найдешь. Если бы Эммет был жив, он пришел бы ко мне сегодня, а не болтался среди скал.

— Почему?

— Потому что сегодня у меня день рождения, а за пятнадцать лет он не пропустил ни одного, — объясняла она тихим, полным боли голосом, — до сегодняшнего дня.

Некоторое время на крыльце царила мертвая тишина.

Затем он заговорил, но так холодно и отстраненно, что ей захотелось оплакать двойную утрату — она потеряла брата и человека, который любил ее прошлой ночью. Вместо него появился хорошо знакомый садист.

— И ты не сочла нужным сказать мне об этом?

— Я хотела встретить Эммета одна.

— Ты хотела убедиться, что я для него буду безопасен, — возразил Бен. — Ты до сих пор мне не доверяешь. — В его голосе не было ни удивления, ни упрека. Простое утверждение.

Рейчел открыла было рот, собираясь сказать, что это не так, но ничего не сказала. Он был прав. При всем своем желании она ему не доверяла. Пока.

— Какое это имеет значение? — Она тихой сапой переменила тему. — Эммет — просто мелкая сошка по сравнению с другими террористами, кто до сих пор в бегах. Он случайно там оказался. Чисто случайно. Он не совершал никаких преступлений. Просто невезение.

Бен сидел с каменным лицом и смотрел на нее, как на мелкую букашку, будто она была одной из тех бабочек, что посылал ей Эммет ко дню рождения.

— Убийство — это, по-твоему, невезение? Тебе не кажется, что это как-то слишком мягко сказано?

— Это был несчастный случай. Разве он мог предугадать, что будет, когда он привел ее туда? Он просто шел в гости к друзьям.

— И он бросил ее одну умирать в развалинах, а сам отправился за пиццей.

Голос Бена был полон отвращения.

— Откуда ты знаешь? — вытаращила глаза Рейчел. — Про пиццу не было в газетах.

— Журналисту не нужно читать газеты, чтобы что-то узнать, — презрительным тоном отвечал Бен.

— Но какое это имеет значение? Почему ты помнишь такие мелочи? — не унималась она. Что-то было не так. Что-то страшное крылось в его словах. Она почувствовала, как внутри у нее растет темный ужас.

— Что? Мелочи? Да это стоило жизни невинной девятнадцатилетней девочке. — Что-то в ее пораженном лице пробило толщу его гнева, и он как-то сразу сдулся, негодование сменилось непередаваемой усталостью. Медленно проведя рукой по своим взъерошенным волосам, он прибавил: — Слушай, давай не будем об этом спорить. Я устал как собака, и у меня плохое настроение. Пойду лучше приму душ. Ты ужинала? — Она продолжала молча таращить глаза. Он коротко и грубо выругался. — Послушай, извини, что я сорвался. Я стану больше похож на человека, когда приму душ и выпью чего-нибудь. Извини.

Рейчел опять ничего не сказала.

Дверь за ним захлопнулась, и через минуту она услышала, как в душе полилась вода. Очень медленно она встала из гамака и подошла к перилам. Колени дрожали.

Рейчел видела ее лишь однажды, когда Эммет привозил ее к ним на выходные. Это совпало с демонстрацией в Беркли. Рейчел даже толком не помнила, как ее звали. Кейти? Касси? Что-то в этом роде. Ей было девятнадцать лет, и она обожала Эммета, не отходила от него ни на минуту, и двенадцатилетняя Рейчел страшно злилась и ревновала.

Крисси. Вот как ее звали. Красивая, девятнадцатилетняя Крисси. За два дня она сумела подружиться с Рейчел, рассказав ей, сколько у них общего. Они обе потеряли родителей и были очень преданы своим старшим братьям. Брат Крисси учился в Колумбийском университете на факультете журналистики. Она тоже выросла с бабушкой и дедушкой, которые ее очень любили. Ревность Рейчел почти прошла. На следующий день они уехали, а два месяца спустя она погибла, а Эммет ударился в бега.

Она вошла в дом, двигаясь как зомби — мимо ванной, где до сих пор шумела вода, в открытую дверь комнаты Бена. Фотография лежала там, где она ее оставила, — в верхнем ящике стола. Она выдвинула ящик и взглянула в лицо Крисси О'Хэнлон, смотревшей с фотографии пятнадцатилетней давности.

Она не слышала, как он выключил воду и открыл дверь ванной. Она не слышала его приближающихся шагов. Но она почувствовала, что он смотрит на нее, и повернулась.

Его бедра были обернуты толстым банным полотенцем, капли воды поблескивали на волосатой груди. Волосы были мокрые и взъерошенные, а взгляд — настороженный. Теперь она поняла причину этой вечной настороженности.

— Это твоя сестра, — услышала она свой хриплый и скрипучий голос.

— Да.

— Ты ищешь Эммета не для интервью, верно? Ты хочешь отомстить ему.

— Да.

Каждый слог гвоздем вонзался в гроб ее сердца.

— Ты хотел его убить? Или просто сдать в полицию?

Он так долго молчал, что ей уже показалось, что ответа она не дождется. Он подошел и вынул фотографию из ее безжизненных рук.

— Я хотел отделать его как следует, а потом сдать властям. Он не стоил той цены, которую я заплатил бы за его убийство. Он разрушил достаточно жизней — я не собирался позволить ему портить мою.

— Он ее уже испортил, — тихо заметила она. — Ну а я тут при чем? — Он стоял рядом, жаркий и мокрый, пахнущий мылом, и смотрел на нее пустыми глазами. Уголки ее губ едва заметно дрогнули в улыбке. — Или ты подумал, что раз Эммет убил твою сестру, то ты воспользуешься случаем и отплатишь ему за эту услугу, когда я неожиданно свалилась тебе на голову. Но ты не собирался тупо убивать меня, не правда ли? Так — прицельным ударом хлопнуть мою душу и сердце. Этого достаточно. Око за око, зуб за зуб. Как романтично! — Он ничего не ответил, даже не пошевелился. Ни единый мускул не дрогнул на его холодном лице. — Ну что ты на это скажешь? — не выдержала давящей тишины Рейчел. — Разве не так? Разве ты будешь отрицать, что когда ты меня впервые увидел, то все детали твоего плана мести встали на свои места?

«Скажи, что это не так, — мысленно умоляла она, — скажи, что я сошла с ума, что ты любишь меня, что не желаешь зла моему брату».

— Не буду, — произнес он глухим, бесцветным голосом, — я не отрицаю. — Он как будто собирался что-то добавить, и она затаила дыхание, цепляясь за последнюю надежду. И он произнес самое худшее, что можно было придумать: — Извини.

Тогда она залепила ему пощечину — так сильно, что рука сразу онемела. Звук удара потряс тихую комнату. Она со смутным удивлением уставилась на него — она даже не помнила, как подняла руку.

Затем она повернулась и вышла — из гостиной, из коттеджа, размеренной и спокойной походкой. Когда она прошла несколько ярдов по пляжу, что-то в ней надломилось и она бросилась бежать. Сердце уже больно колотилось в груди, ноги сводило судорогой, пересохшее горло хрипело, а она все не останавливалась. Она бежала, пока не споткнулась и не упала, растянувшись на песке где-то на пустынном пляже.

Там она лежала и плакала — оплакивая свою злосчастную мать, своего отца, которого не знала, своих бабушку и дедушку, своего брата и Крисси О'Хэнлон, всех, кто оставил ее и кого оставила она. Но больше всего она оплакивала Бена О'Хэнлона, который лгал, и лгал, и лгал. И еще Рейчел.