Глава 21

Бен стоял и смотрел, как она медленно уходит — уходит из дома и, скорее всего, из его жизни. На щеке горел жгучий след ее ладони — удар был довольно серьезный. Его первым порывом было бежать за ней, пытаться объяснить…

Что объяснить? — мысленно одернул он себя. Объяснить, что не собирался ее использовать, что при всем желании разделаться с ее братом он все-таки хочет сохранить их отношения? Как бы не так. «Слушай, крошка, я только отметелю твоего братца и сдам его полиции, а потом мы с тобой заберемся в койку». Она, конечно, будет в восторге.

Прошлой ночью он совершил ошибку. Вообще, все, что он делал с Рейчел Чандлер, было ошибкой. Не то чтобы он совсем о ней не думал, но он надеялся, что секс избавит его от болезненного влечения, разрушит ее загадочную власть над ним. Но не тут-то было. Он хотел ее сильнее, чем прежде, — хотел ее с этими карими глазами, пораженно смотрящими на него, хотел ее, когда она залепила ему пощечину, когда она повернулась и ушла от него.

Его взгляд упал на фотографию Крисси. Рейчел тоже была невинной сестрой, павшей жертвой глупости и мнимого благородства. Чем он лучше Эммета Чандлера? Если задуматься, он был полностью готов пожертвовать ею во имя справедливой мести.

Далеко ей не уйти, соображал он, выходя на крыльцо. Следы ее ног вели налево, в сторону, оконечности острова. В той стороне не было жилья, один дикий каменистый берег. С ней ничего не случится, рано или поздно она повернет обратно. А он будет ее ждать.

Вздохнув, он сел на перила, закурил, глубоко затягиваясь, и в нос ударил аромат жасмина, смешанный с крепким запахом табака. Он выругался и уставился на ее следы. Луна не взойдет почти до самого утра. Хорошо, если она не боится темноты. Она боялась стольких вещей — самолетов, океана, штормов. Лишь любить его она не боялась. Может быть, стоит все-таки за ней сходить.

«Не валяй дурака, О'Хэнлон, — сказал он себе. — Только тебя ей сейчас не хватает — тебя и твоих глупых извинений. Если ты не можешь выкинуть из головы Эммета, то лучшее, что ты можешь для нее сделать, так это оставить ее в покое. Пока».

Опершись на столб, он последний раз затянулся и брезгливо отшвырнул сигарету в песок. Нет, он не побежит за ней. Он дождется ее здесь, даже если ожидание убивает его.

Рейчел скорчилась на песке среди камней, обхватив руками колени. Океан здесь был суровее, берег совсем дикий. За шумом волн, бьющихся о скалы, она не слышала собственных всхлипов. Если дальше так пойдет, нужно будет привыкать носить с собой кучу носовых платков, горестно думала она. Это грозило стать ее основным занятием в течение нескольких следующих недель. Да что там — месяцев или даже лет. Теперь, когда плотину прорвало, ей казалось, что она всю жизнь будет плакать. Початая пачка бумажных салфеток, которую она обнаружила в кармане шорт, давно закончилась, а из носа все текло. Она не знала, сколько просидела так, плача, всхлипывая и шмыгая носом, пока, наконец, не уснула, уронив голову на согнутые колени. Бен наткнулся на нее несколько часов спустя.

Луна уже взошла. В ее свете его призрачная тень вытянулась далеко позади него, а он сам казался неестественно высоким. Она взглянула на него снизу вверх, но его лицо оставалось в тени, и неясно было, о чем он думает. Хотя ей было плевать.

— Уходи. — Голос был не капризный и не детский, а сдержанный и безучастный, несмотря на отзвуки слез.

— Уже третий час, Рейчел. Идем домой.

«Поразительная забота», — с бешенством подумала она и отрезала:

— Ни за что!

— Ты не можешь сидеть здесь всю ночь, — увещевал он, — в это время года ночью становится холодно, а ты совсем раздета.

На ней были только шорты и майка с коротким рукавом, но она не замечала холода, пока он этого не сказал. Проклятье! А она ведь и вправду продрогла.

— Я останусь здесь. — Теперь это уже звучало как каприз, но она ничего не могла с собой поделать. Тело пробила дрожь.

— Нет, не останешься. Я тебе не позволю. — Он протянул руку, чтобы помочь ей встать. Его рука чудесно смотрелась в лунном свете — такие сильные руки обнимали ее прошлой ночью, довели ее до экстаза, доставили ей удовольствие…

— Не трожь меня! — отрывисто выкрикнула она.

Он убрал руку.

— Хорошо. Если ты пойдешь со мной по собственной воле. Идем в коттедж, Рейчел. Обещаю, что оставлю тебя в покое. А утром я отвезу тебя куда скажешь.

— В аэропорт.

Он кивнул.

— Первый самолет вылетает в десять тридцать. Затем есть самолет в двенадцать и в два.

— Десять тридцать мне подходит.

Она поднялась и пошатнулась, потому что мышцы затекли от долгого сидения. Он протянул руку, желая поддержать ее. Она отскочила, будто от огня. Коснись он ее, и она бы не сдержалась — ей хватило бы совсем чуть-чуть, чтобы снова расплакаться, а она не хотела ни позориться у него на глазах, ни вызывать у него чувство вины. Она не нуждалась в его утешениях. Ей нужна была лишь его любовь.

— А ты хорошо себя чувствуешь? — неуверенно пробормотал он. — Я подумал…

— Я вернусь в коттедж, только если ты будешь молчать, — перебила она. — И не приближайся ко мне. — Говоря так, она мысленно умоляла его: «Не слушай, обними меня и скажи мне, что это была ошибка, что ты не желаешь зла ни моему брату, ни мне. Я люблю тебя, Бен. Не бросай меня».

— Хорошо, — согласился он, не слыша ее молчаливой мольбы. — Иди, я за тобой.

В полном молчании они прошли целую милю по пустынному берегу до тускло светящегося в темноте коттеджа. Бен шел позади, отставая на шаг. Когда она остановилась у двери своей комнаты, он тоже остановился. Она невольно обернулась, чтобы взглянуть на него. Теперь, при свете, ей удалось хорошо разглядеть его лицо. Даже несколько часов спустя щека была еще красной. В его карих глазах, смотревших на нее, не было ни настороженности, ни насмешки, ни вины. Они были полны нежного томления, которое можно было назвать только любовью.

Это стало последней каплей.

— Лжец! — прошипела она и отвернулась.

В тот же миг он схватил ее за плечи, развернул и прижал к двери спальни. Их бедра соприкасались, и она чувствовала, как он хочет ее. Кровь в ее венах запылала. Она ненавидела себя за это, но ничего не могла поделать. Когда его ладони крепко сжали ей голову, а губы впились в ее губы жгучим поцелуем, ей недостало сил подавить свой отклик.

«Держи руки по швам! — велела она себе сквозь завесу страсти, застилавшую разум. — Так будет легче сопротивляться». Но, несмотря на это, ее бедра все крепче прижимались к его бедрам, твердые соски стремились коснуться его груди, рот открылся — позволяя, нет, требуя, чтобы он вошел. Его язык скользнул мимо слабой преграды из ее зубов, желая овладеть ею и наказать. И она с готовностью отвечала на его требование подчиниться, ее руки предали ее и обхватили его шею, язык сплелся с его языком в немой дуэли гнева и любви. Она принадлежала ему, он принадлежал ей, и ничто не могло этого изменить.

И вдруг он оттолкнул ее, и она ударилась спиной о дверь, вытаращив в изумлении глаза. Его собственные глаза блеснули страстью и гневом, напряженное тело содрогнулось.

— Не заводи меня, Рейчел, — хрипло сказал он. — Ложись спать.

— Но… — Она потерянно осеклась.

— Даже не думай. Этим ты не заставишь меня простить твоего брата, и не пытайся. Ты и так меня ненавидишь, я не хочу, чтобы ты ненавидела меня еще больше.

— Но я… — Подобная вещь ей даже в голову не приходила, но такой план мести, в общем, был неплох.

— Забудь об этом. Завтра я отвезу тебя куда захочешь. А сейчас ложись спать.

Это был приказ — ясный и четкий. Ей ничего не оставалось, как только выполнять.

«Он прав», — думала она, исчезая за дверью. У нее довольно причин для ненависти. Если бы она переспала с ним еще раз, зная о его отношении к Эммету, ненависть могла бы отравить ей жизнь до конца дней.

Но только она отлично понимала, что у нее не получится возненавидеть Бена О'Хэнлона. Как бы она ни старалась разбудить в себе враждебность, как бы ни ругала себя, ни уговаривала, а все было бы без толку. Ненависть не давалась ей легко, равно как и любовь. Бен О'Хэнлон был навсегда обречен получать от нее поровну всего. Эта мысль обещала лишить ее сна.