Глава 11
Сесилия боялась наступления этого дня много недель. Первое мая. Годовщина свадьбы. Год назад в этот самый день она стояла рядом с Яном перед мировым судьей и обменивалась с ним клятвой верности. За несколько минут они соединили свои жизни, как верила Сесилия, навсегда.
Беременность уже была заметной, и Сесилия считала, что надевать белое глупо. Поэтому она выбрала красивое светло-розовое платье, а подходящую фату сделала сама.
Ее мать прилетела в Вашингтон на церемонию, хотя она и была короткой, а после отвела их обоих на ужин. Бобби вручил Сесилии чек на пятьдесят долларов. Ян настаивал, чтобы у них был медовый месяц, и, несмотря на отсутствие лишних денег, нашел способ. Они провели два чудесных дня на побережье Вашингтона. Они бродили по пляжу и исследовали маленькие исторические городки — например, Остервиль и Сивью. Ночью сидели, прижавшись друг к другу, возле камина в арендованном коттедже и обсуждали будущее. Тогда все казалось идеальным. Именно во время своего медового месяца они определились с именами для их будущего ребенка, говорили о карьере Яна на флоте и о Сесилии в роли жены моряка. Она понимала далеко не все, что требовалось, но стремилась следовать за мужем даже на край земли.
Она следовала за ним, пока не пропал смысл. Сесилия не могла и предположить, что через несколько месяцев их ребенок умрет. Она не могла знать, что все радости и стремления исчезнут из ее жизни.
Год спустя первое мая было всего лишь еще одним рабочим днем. Ничего особенного. Все как обычно. Сесилия намеревалась игнорировать важность этого дня, точно так же как она пыталась игнорировать Яна.
Некоторое время они переписывались, пока Сесилия не осознала всю ситуацию. Юридически они оставались в браке, но они больше не были мужем и женой, несмотря на тот вечер, когда они занимались любовью. Их расставание длилось дольше брака. То, что она сказала Яну, было правдой — он заслуживает права быть отцом. Но как Сесилия и написала ему в последнем письме — ему нужно было принять тот факт, что она никогда вновь не рискнет пережить боль подобного рода.
В ответном письме Ян предполагал, что она отреагировала слишком остро. Он сказал, что в конечном счете Сесилия изменит свое мнение и захочет еще одного ребенка. Он не понимал. Сесилия и не старалась объяснять, потому что любой ответ мог стать для него приглашением к продолжению спора и переписки. Поэтому Сесилия перестала писать ему, перестала ездить в библиотеку, перестала заботиться о нем.
К сожалению, это совершенно не означало, что она смогла избавиться от мыслей о Яне. Написать ему было ошибкой, ошибкой было и вновь вступить с ним в связь, хоть и посредством коротких электронных писем. Нет, она приняла решение. Так скоро, как только она сможет себе позволить, Сесилия продолжит бракоразводный процесс, что будет лучшим выходом для них обоих. В свое время Ян поймет. И найдет в своем сердце силы простить ее.
Когда Сесилия как следует все обдумала, она припарковала автомобиль Яна, отказываясь водить его вновь.
Зная, какое будущее ждет их с Яном, Сесилия не могла позволить значимой дате отвлечь ее от учебы. Ранним утром первого мая она отправилась на занятия по алгебре, находясь за рулем своей машины и намереваясь как можно лучше провести этот день. Это был следующий уровень алгебры, куда сложней предыдущего. Помогало то, что его тоже преподавал мистер Кавено. Профессор очень нравился Сесилии.
Несмотря на все свои усилия сконцентрироваться во время занятий, Сесилия возвращалась в мыслях к тем самым темам, которых так стремилась избежать. Ян, ее мертвый ребенок и невозможность ускоренного изучения курса. Когда она, наконец, закончит обучение с каким-либо пригодным уровнем, ей уже будет пора на пенсию.
После занятий Сесилия направилась к мистеру Кавено, чтобы поговорить. Крепко прижав к себе книги, она прошла в переднюю часть аудитории.
— Да, Сесилия, — проговорил профессор, заметив ее.
— Я… я подумала, что вам следует знать, — я решила бросить занятия.
— Мне жаль слышать это. Существует какая-то особенная причина? — Он не скрывал разочарования.
Их было несколько, но ни одну из них Сесилия не могла упомянуть. Покачав головой, она пожала плечами.
— Я не знаю, где использовать эти знания. Я — администратор в ресторане, а не гений, который мог бы сделать карьеру в математике.
— Знания никогда не бывают бесполезными. Вы правы, конечно, может, у вас и не будет возможности использовать формулу корней квадратного уравнения. Но существует особое удовлетворение от способности использовать эту самую формулу. Не согласны?
— Я не знаю.
— Понимаю.
Профессор собрал книги и положил их в портфель, а затем покинул комнату. Сесилия направилась за ним.
Какая-то часть ее сознания надеялась, что мистер Кавено попытается отговорить ее.
— Я хотела поблагодарить вас.
— А ваши остальные курсы? Что у вас в списке?
— Деловой английский, — ответила Сесилия.
— Вы намереваетесь бросить и этот курс?
Она кивнула, прижимая книги еще сильнее. Часть денег за обучение будет возвращена, если Сесилия прекратит учебу до конца недели.
— Мне жаль, Сесилия, — вновь повторил профессор.
— Мне тоже, — прошептала она, чувствуя себя еще более никчемной.
— Закончите эту неделю, хорошо?
— Хорошо, — согласилась Сесилия, но ее намерения были противоположными.
Она использует возвращенные деньги, чтобы оплатить еще одну встречу с Аланом Харрисоном. Она попросит его добиться аннулирования добрачного контракта. Адвокат упомянул, что они могут подать апелляцию, а так как Ян находился в море, это была ее единственная возможность.
После занятий Сесилия направила свой старый автомобиль к дому, надеясь поспать перед работой. Обычно в это время она с энтузиазмом занималась домашней работой, но не сегодня, когда существовала реальная вероятность того, что она не вернется в колледж после пятницы.
На автоответчике мигала лампочка. Сесилия неохотно нажала на кнопку.
— Это Кэти, — послышался радостный голос подруги. — Сегодня вечером некоторые из нас собираются на ужин. Тебе интересно это? Я принимаю гостей у себя. Надеюсь, ты приедешь. В любом случае позвони мне. Я бы очень хотела видеть тебя.
Кэти стала для нее подругой, хорошей подругой, и они виделись каждую неделю. Иногда с ними были и жены других моряков, но чаще всего они проводили время вдвоем — посещали гаражные распродажи, ходили в кино, встречались по воскресеньям за завтраком.
Но сегодня Сесилия не могла встретиться с подругой — она работала в ресторане в вечернюю смену, совпадающую с ужином. Кэти знала, как она работает, и все равно пригласила, — даже настаивала на ее приходе. Сесилии очень не нравилось, что ей придется объясняться, тем более причина ее отсутствия была очевидной.
Кэти ответила немедленно.
— Сесилия! — закричала она, ее голос действительно звучал радостно. — Скажи, что ты придешь.
— Я не могу.
— Но без тебя все будет по-другому.
— Я работаю, и уже слишком поздно искать замену. — Этой правды было достаточно.
Кэти разочарованно вздохнула.
— Может, нам всем стоит прийти и встретиться с тобой. Знаешь, как в старой поговорке: если Мохаммед не идет к горе… — Она не закончила свое высказывание, но засмеялась, будто сказала нечто забавное.
Сесилия не присоединилась к ней.
— Может, в следующий раз, — проговорила она приглушенным голосом.
Кэти помедлила.
— Все в порядке? Нет, не отвечай. Я и сама могу сказать, что нет. Что случилось?
Чтобы не говорить Кэти всей правды, Сесилия выбрала ее облегченную версию:
— Я бросаю учебу.
— Ты не можешь! Ты ведь любишь свои занятия.
— Мне нужны деньги.
— Я дам тебе взаймы.
Сесилия была шокирована тем, что подруга, с которой они познакомились совсем недавно, сделала подобное предложение.
— У тебя тоже нет денег.
— Нет, но думаю… я смогу достать немного. Не беспокойся, в худшем случае я произведу сбор пожертвований сегодня вечером, когда встречусь с остальными. Понимаешь, мы должны держаться вместе! Если мы не можем оказать друг другу эмоциональную поддержку, тогда кто сможет? Когда наши мужчины в море, мы — все, что есть друг у друга.
Настроение Сесилии поднялось, но это было неизбежно с Кэти, чей оптимизм и щедрость делали жизнь каким-то образом более обнадеживающей.
— Я перезвоню, — проговорила Сесилия.
А после, несмотря на свое настроение, она села за учебник алгебры и начала работать над заданием. Когда Сесилия подняла глаза и посмотрела на часы, она поняла — давно пора выезжать на работу. Сесилия забегала по квартире, переодеваясь, и вылетела за дверь, но, слава богу, прибыла в «Капитанскую галеру» точно в ту минуту, когда начиналась ее смена. И как обычно, заглянула в комнату для отдыха, чтобы поздороваться с отцом.
— Как дела? — прокричал он, увидев дочь, и поднял руку в жесте приветствия.
— Хорошо.
Нет никакого смысла объяснять ему свою депрессию. Да и сделай она это, отец не знал бы, что сказать.
— Рад слышать.
— Да, да, — пробормотала Сесилия.
Она пробыла в ресторане уже около часа, когда прибыл курьер с огромным букетом свежих цветов. Желтые маргаритки — ее любимые — вместе с розовыми тюльпанами и многими другими цветами.
— Я ищу Сесилию Рэндалл, — произнес он, читая имя на карточке.
Ошеломленная Сесилия долгую минуту молчала.
— Здесь есть миссис Рэндалл? — спросил курьер, нахмурившись.
— Я Сесилия Рэндалл, — наконец проговорила она.
Молодой парень, вероятно ученик старших классов, вручил ей корзину, наполненную цветами, и ушел. Сесилии не нужно было раскрывать целлофан и читать карточку — она и так знала, что цветы от Яна. Именно так он поступал, чтобы она почувствовала себя виноватой. Черт, но это не сработает. Сесилия отказывалась идти на поводу своих эмоций.
Поставив цветы рядом с кассой, она сняла упаковку и бросила ее в ближайшее мусорное ведро. А затем достала карточку.
«С первой годовщиной. Люблю тебя. Ян».
Ее желудок сжался, и она испугалась, что ее может стошнить. Прикусив нижнюю губу, она подождала, пока не прошло это неприятное ощущение.
— Для кого цветы? — с любопытством спросил отец, входя в ресторан.
— Мне, от Яна, — ответила она шепотом спустя мгновение.
— Понятно. А есть особая причина?
Сесилия кивнула.
— Сегодня… должна была быть наша годовщина.
— О…
По ее щекам покатились слезы. Когда Бобби заметил их, он похлопал Сесилию по спине и как можно быстрей вернулся в бар.
Джастин медленно пила вино и притворялась, будто внимательно слушает то, о чем болтает Уоррен. Она потеряла нить разговора, но от нее ответа и не требовалось. Любой комментарий, кроме похвалы или короткого светского разговора, не приветствовался. Джастин знала свою роль — она компаньонка. Раньше ее это не волновало, не особо волновало и сейчас. Она понимала Уоррена и принимала условия их соглашения.
— Еще вина? — спросил Уоррен, поднимая бутылку и наполняя ее бокал.
Ужин в пятизвездочном ресторане Сиэтла был в честь какого-то миллионного контракта Уоррена. Подобные празднования случались каждые два или три месяца.
— Итак, — сказал он, наблюдая за Джастин, — что ты думаешь?
— Думаю?
Уоррен встречался с ней не из-за интеллекта Джастин, и его абсолютно не интересовало ее мнение. Они никогда не говорили о работе Джастин — он избегал даже пользоваться ее банком.
— Джастин, ты меня слушала? — спросил Уоррен, удивленно моргая.
— Боюсь… все дело в вине. Я стала немного сонной. Прости, дорогой, о чем ты говорил? — Если она скажет, что все ее мысли сосредоточены на другом мужчине, это вряд ли вызовет симпатию Уоррена.
Мысли о Сете Гандерсоне доставали ее день и ночь, но она должна быть полной идиоткой, чтобы бросить Уоррена ради мужчины, живущего на лодке. Сет приводил ее в ярость. Он мог бы переспать с ней, да так бы и было, если бы он пошел у нее на поводу. Каждый раз, когда Джастин вспоминала о той ночи, ее одолевала злость, она чувствовала себя оскорбленной, и от этого ей хотелось биться головой о стену. Идиот! Идиот! Идиот!
Она поощряла его из-за собственной слабости, и это была ужасная ошибка. Сет верил, что она оставит Уоррена ради него. Джастин не могла. Она нужна Уоррену, и он нужен ей.
— Я говорил о нас, — повторил Уоррен.
Разговор становился странным. Джастин, наконец, почувствовала это.
— Уоррен, ты действительно думаешь, что сейчас подходящее время? — очень мило надула губы она.
— Да. Сегодня праздник.
— Я так горжусь тобой.
Он подарил ей улыбку, а затем перегнулся через стол и сжал ее пальцы. Поглаживая тыльную сторону ее ладони, Уоррен встретился с Джастин взглядом.
— Ты знаешь, что я чувствую к тебе.
Конечно, Джастин знала. Она могла обладать различными качествами, но среди них точно не было глупости.
— Переезжай ко мне.
— О, Уоррен.
Два или три раза в год он убеждал ее принять это решение. Пока Джастин могла сменить тему, уводя его в сторону от настойчивого требования «сделать следующий шаг». Встречаться с Уорреном — это одно, но жить с ним — абсолютно другое. Она никогда не планировала, что их отношения зайдут так далеко.
— Пока ты не ответила, — проговорил Уоррен, — посмотри на это.
Он отвел взгляд, засунул руку в карман и вытащил бархатную коробочку для драгоценностей.
— Уоррен?
Значит, давление станет сильней. Но это не важно. Она не хотела ограничивать свою свободу, несмотря на то, что он предлагал.
— До того как я покажу тебе это, я хочу объясниться. — Уоррен вновь взял ее за руку, взгляд его был крайне серьезным. — Ты никогда не просила больше, чем я могу дать.
Под этим он имел в виду, что она принимает его неспособность заниматься сексом. И вообще-то Джастин не возражала, даже предпочитала отсутствие физических отношений. Джастин хранила его секрет, должна была делать это. Она подозревала, что почти никто не знает о проблемах Уоррена. Очевидно, они были настолько серьезны, что даже маленькие голубые таблеточки не помогали.
— Мне нравится моя свобода, — ласковым голосом напомнила Джастин, не желая обижать Уоррена.
— Детка, ты сможешь сохранять свою свободу.
— Это не одно и то же.
— Конечно одно и то же! — заспорил он. — Если хочешь, у тебя будет собственная комната.
Уоррен уже предлагал нечто подобное, когда последний раз поднималась тема переезда. Джастин не была заинтересована в этом тогда, и сейчас ее мнение не поменялось.
— Это все из-за твоей матери, да? — спросил Уоррен.
— Нет.
Джастин знала — сейчас очень легко переложить вину на плечи матери. Она была судьей, важным членом общества, но и Джастин была самостоятельной личностью. И то, что она делает со своей жизнью, никоим образом не касается карьеры матери.
— Ты отвергаешь меня? — На лице Уоррена появилось выражение маленького мальчика, которое могло бы умилить в двадцать лет, но в его возрасте оно выглядело жалко.
— Прости. Ты знаешь, я никогда не сделаю ничего, что причинило бы тебе боль.
— Хорошо. — Уоррен широко ей улыбнулся и открыл бархатную коробочку.
Джастин задохнулась. Там лежало кольцо с самым огромным бриллиантом, который она видела в своей жизни. Три или четыре карата. Она беззвучно подняла руку к губам.
— Оно прекрасно, верно? — Джастин могла только кивнуть. — Я хочу, чтобы мы поженились, Джастин. Это твое обручальное кольцо.
— Поженились? — Ей показалось, что в комнате поднялся гул, и Джастин почувствовала легкое головокружение.
— Ты красивая и утонченная женщина. Когда мужчины видят тебя со мной, я чувствую себя на миллион долларов. Детка, мы отлично подходим друг другу.
Джастин посмотрела на него. Его бестактность была почти забавной. Он убеждал ее стать его женой, говоря, что она прекрасно дополняет его имидж. И это должно было убедить ее выйти замуж?
— Ты говорила мне как-то, что не хочешь семьи, — произнес Уоррен.
— Так и есть.
— Это прекрасно подходит нам обоим.
Джастин с трудом сглотнула. Уоррен оглянулся, а затем заговорил тише:
— Если ты захочешь спать в собственной спальне, когда мы поженимся, я не против.
— Ох, Уоррен.
— Подумай об этом, — проговорил он. — Возьми кольцо. Примерь.
Она сделала, как он сказал, просто потому, что хотела посмотреть, как будет выглядеть бриллиант на четыре карата на ее пальце. Мужчина с романтическими намерениями воспользовался бы возможностью и сам надел бы кольцо ей на палец. Сет сделал бы это, Джастин была уверена, но он не может позволить себе бриллиант такого размера… сейчас, да и вряд ли когда-нибудь.
Кольцо село на ее палец так, будто было создано именно для Джастин. Это была самая удивительная драгоценность, которую она когда-либо видела.
— Поноси его, — убеждал Уоррен. — Оно застраховано.
Джастин взглянула на бриллиант, а затем неохотно сняла кольцо с пальца.
— Я как следует обдумаю твое предложение, — ответила она, и именно это собиралась сделать.
— Послушай, если мнение родителей так заботит тебя, я поговорю с ними.
— Я сама принимаю решения, Уоррен.
Джастин поежилась при мысли о том, как Уоррен стоит лицом к лицу с кем-нибудь из ее родителей. Она могла гарантировать на сто процентов, что это будет столкновение миров.
— Когда ты ответишь мне? — спросил Уоррен, всегда оставаясь деловым человеком.
Он не мог позволить ей долго держать себя в неведении.
— На следующей неделе, — проговорила Джастин.
Даже если она отвергнет его предложение, в их отношениях ничего не изменится. Это знали они оба.
Сет позвонил Джастин с Аляски следующим вечером. Ей не стоило удивляться. Казалось, он всегда знает, когда она меньше всего хочет услышать его голос.
— Привет, — проговорил Сет. Его ясный голос звучал так, будто он находился на улице напротив, а не в тысяче милях на севере.
— Привет, Сет.
После приветствия повисло недолгое молчание.
— Кажется, ты не рада слышать меня.
— Знаешь, не особо.
— У тебя есть какие-то причины на это?
Джастин закрыла глаза и вздохнула. Она вполне могла бы ему рассказать. Чем раньше Сет узнает, тем лучше для них обоих.
— Вчера вечером Уоррен предложил мне выйти за него замуж.
Еще одно краткое колебание, а затем Сет спросил:
— Ты приняла его предложение?
— Пока нет.
— А собираешься?
— Я не знаю. — На самом деле Джастин не собиралась, но рассказывать Сету о своих намерениях было бы излишне.
— А когда узнаешь?
— Скоро.
Сет не спорил с ней и не старался убедить ее отвергнуть соперника. Кроме того, он не стал говорить, что Джастин сглупит, если примет предложение Уоррена.
— Ты любишь его? — вместо этого спросил Сет.
Он выдерживал тон легкой заинтересованности, будто они обсуждали вопрос, который ни в коей мере его не волновал.
— Это я тоже пока не решила. — Джастин испытывала нежные чувства к Уоррену, но по сравнению с огнем, который накрывал ее с головой рядом с Сетом, те нежные чувства казались его слабым отблеском.
— Ты ждешь, что я приму решение за тебя? — спросил Сет.
— Не будь смешным.
— Мне так показалось.
— Я рассказала об этом, потому что думаю — тебе стоит знать, — громко вздохнула Джастин.
Сет засмеялся, раздражая ее еще сильней.
— И к чему это ты? — проворчала она.
— Ты рассказала своему жениху, как практически затащила меня в свою постель?
Это был удар ниже пояса, и Джастин не собиралась ему спускать.
— Уоррен знает о тебе.
Джастин была абсолютно уверена, что это — правда, у нее были собственные предположения по этому поводу. Скорей всего, ее видели с Сетом, и именно это толкнуло Уоррена сделать ей предложение.
Злость Сета исчезла так же быстро, как и появилась.
— Значит, тебе предстоит принять серьезное решение.
— Ты прав.
— Позвони мне, когда сделаешь это.
Джастин чувствовала, что Сет собирается повесить трубку, но она не хотела, чтобы их разговор закончился. Только не так! И все же она ничего не могла сделать, поэтому согласилась.
— Хорошо, — прошептала Джастин, чувствуя себя жалкой, но в то же время в ее душе поднимался гнев.
— А впрочем, — проговорил Сет, и она услышала в его голосе чуть ли не пренебрежение, — не обременяй себя. Мы оба знаем, как ты поступишь.
Закончив эту фразу, Сет положил трубку. Джастин осталась стоять с телефоном в руке, из которого раздавались раздражающие короткие гудки.
Солнце отражалось в яркой зеленой воде залива Пьюджет-Саунд, когда паром отчалил от Бремертонского дока и спокойно поплыл. Это была часовая прогулка до Сиэтла. Стоя у перил, Оливия повернулась к Джеку и улыбнулась. Ветер развевал ее темные волосы, а при дыхании на языке оставался соленый привкус моря.
— Сегодняшний день просто чудесен.
— Эй, — засмеялся он, — я специально заказал такую погоду.
Оливия закатила глаза.
— Это не шутка, — настаивал Джек, он выглядел так серьезно, что она была готова рассмеяться. — Я сказал: «Господи, в воскресенье у меня такая важная встреча, и я был бы безмерно благодарен твоей помощи по части погоды!»
— Мне кажется, ты сказал, что сделал все сам?
— Так и есть.
Оливия вновь повернулась к перилам, положив на них локти и терпеливо ожидая появления очертаний Сиэтла. Сын Джека Эрик должен встретить их на пристани, и они планировали втроем поужинать у береговой линии. Оливия впервые увидит Эрика, но казалось, Джек волнуется больше ее.
— За последние годы я брала несколько отпусков, — обратилась к Джеку Оливия. — И посещала разные страны, но никогда не видела более красивого места, нежели Сиэтл, когда светит солнце.
— В нем много зелени, — недовольно ответил Джек. — Он должен быть таким после трех месяцев проливного дождя.
— Не пришло ли время сесть под счастливый свет? — спросила Оливия, задавая ему вопрос так, как когда-то спрашивала своих детей.
Когда день был особенно мрачным, а они ругались и жаловались на то, что не могут играть на улице, Оливия заставляла их садиться под светом лампы и читать. Джеймс назвал это счастливым светом, потому что, пока он не улыбнется, мама не позволит ему встать со стула.
— Счастливый свет?
Оливия объяснила, и они шутили на эту тему несколько минут. Когда они замолчали, Оливия заметила, как напряжен Джек. Он оставил ее у перил и прошел на другую сторону парома. Джек выпил уже три чашки кофе и дергался всю дорогу от полуострова Китсап до бухты Элиот.
Оливия узнала Эрика, как только увидела. Такой высокий, как отец, с атлетическим строением тела и, несмотря на выбор одежды, очень похож на Джека.
— Привет, Эрик, — сказала Оливия, протягивая руку.
— Это Оливия Локхарт, — представил ее Джек.
Отец и сын не обнялись и даже не обменялись рукопожатиями. Стэн всегда был импульсивным, поэтому такая сдержанность поразила Оливию.
— Как прошла поездка на пароме? — спросил Эрик, когда они начали прогуливаться вдоль побережья.
— Отлично, — с энтузиазмом отозвался Джек, будто они только что сошли с трапа круизного судна, а не просто плыли по заливу Пьюджет-Саунд в течение часа.
— Есть хотите? — спросил Эрик.
— Умираем от голода.
Оливия взглянула на сына и отца, удивленная неловкостью, которая все еще витала в воздухе. Эрик сказал им, что выбрал ресторан и заказал столик заранее.
— Надеюсь, вы любите крабов, — сказал он, прокладывая себе путь.
— Я люблю, — заверила его Оливия.
Эрик повернулся к отцу.
— Я присоединяюсь, — пробормотал Джек.
Очевидно, Эрик не был знаком со вкусами отца. И это тоже было странно. Ресторан, на котором остановил свой выбор Эрик, специализировался на свежеприготовленных крабах. Каждому клиенту предоставляли деревянный молоточек. К тому времени, как они закончили разделывать горячих крабов и опускать кусочки в расплавленное масло, разговор протекал с легкостью, и периодически в него вплетался смех.
Все, что касалось еды, было просто великолепно. А после ужина Эрик проводил их обратно на пристань. И он вновь казался таким официальным, и разговор, который так свободно тек во время ужина, неожиданно стал каким-то неловким. Руки Джека продолжали лежать в карманах пальто.
— Я хорошо провел время, — произнес Эрик. Было ли это воображение Оливии, или он действительно был удивлен этим открытием?
— Я тоже, — ответил Джек.
Эрик ничего не говорил в течение минуты, а потом спросил:
— Не хочешь встретиться еще разок?
— С удовольствием, — серьезно проговорил Джек.
— Я тоже.
Эрик обаятельно улыбнулся Оливии:
— Было очень приятно с вами познакомиться.
— Да, мне тоже, Эрик.
Пришло время подняться на борт.
— Я буду на связи, — сказал Джек, ведя Оливию к терминалу и киоску с билетами для посетителей, которые были без машин.
Эрик помахал рукой и неторопливой походкой отправился назад.
Джек приобрел билеты и, когда они попали на пристань, сказал:
— Все прошло неплохо, верно?
— Даже очень хорошо.
Оливия могла почувствовать его облегчение, и эта реакция и его отношение к сыну казались ей слегка странными. Все еще размышляя на эту тему, она последовала за Джеком по ступеням к главному доку. Джек быстро шел впереди Оливии и, подойдя к перилам, остановился. Он подставил лицо ветру и смотрел на береговую линию Сиэтла.
— Вот он! — крикнул Джек.
Он положил пальцы в рот и пронзительно свистнул. Эрик оглянулся, увидел их и махнул еще раз.
— Твой сын — настоящий мужчина, — пробормотала Оливия.
— За это надо поблагодарить его мать.
— Ты не был частью его жизни, пока Эрик был ребенком? — Это объяснило бы неловкость в общении между ними.
— Я был рядом, но… Я был не слишком хорошим отцом.
Оливия понимала, о чем говорит Джек. За годы обучения на юридическом факультете и из-за всего остального, чем она занималась, пока ее дети были маленькими, Оливия и сама страдала из-за подобных сожалений. Она хотела быть хорошей матерью, очень хотела, но в сутках так мало часов, чтобы все успеть.
— Я горжусь, что я — его отец.
Вероятно, это лучший комплимент, который отец может высказать своему сыну, но, к сожалению, Эрика не было рядом, чтобы он мог услышать эти слова.
— Ты часто видишь его? — спросила Оливия, пытаясь разобраться в их отношениях.
— Мы пытаемся встречаться чаще, — признался Джек. — Однако есть много вопросов, которые нам необходимо уладить.
Оливия улыбнулась. Ей импонировало его отвращение к тому, что он называл пустой болтовней. Джек не раз говорил ей, что предпочитает говорить прямо.
— Но вы оба стремитесь к этому, — тихо проговорила Оливия.
— Да, мы оба, — кивнул Джек. А затем, будто стараясь сменить тему, проговорил: — Как там Джастин?
Оливии захотелось громко застонать. Сейчас дочь была для нее главным источником беспокойства. Хотя Джастин ничего не говорила матери, но по городу прошел слух о ней и Сете Гандерсоне. Оливии хотелось захлопать в ладоши. Сет был именно таким мужчиной, которого она рисовала в своих мыслях для своей упрямой дочери.
А после Сет отправился на Аляску, и следующие слухи говорили уже об Уоррене Сагете, который заказал кольцо с огромным бриллиантом. Уоррен намеренно выбрал местный ювелирный магазин, и это не ускользнуло от понимания Оливии. Он хотел, чтобы она знала. Какой же он трус, у него даже не хватило мужества встретиться с ней лицом к лицу! Уоррен предоставил разглашать свои намерения сплетницам Кедровой Бухты.
— Ты слышал? — спросила Оливия.
Джек равнодушно пожал плечами.
— Она сказала «да»?
— Не имею представления. — Было больно признавать, что единственная дочь даже не обсудила с матерью предложение о замужестве.
— Если она согласится, что будешь делать? — спросил Джек, внимательно наблюдая за Оливией.
— Делать? — Будто у нее был выбор. — Что я могу сделать? Мне придется смириться с этим, но понадобится очень много времени, чтобы назвать Уоррена зятем. Учитывая, что мы практически одного возраста.
— А Сет Гандерсон в курсе… предложения?
— Хотела бы я знать! — Это и была главная загадка.
— Ты беспокоишься? — спросил Джек.
— Чертовски, — хмуро ответила Оливия.
— Все уладится, просто подожди, и увидишь, — попытался утешить ее Джек, обнимая за плечи.
Оливия старалась думать о позитивных вещах, но ее разбирало любопытство — Джек искренне беспокоился о ее ситуации либо же думал о себе.