Глава 16
Снова проходя по просторным, роскошно обставленным комнатам и длинным коридорам Херрингтон-Холл, Бланш чувствовала, что поступила правильно, когда вернулась домой. Хотя почти в каждой комнате она проходила мимо кого-то из прислуги, здесь было тихо и спокойно, а ей сейчас, как никогда, был нужен покой. Но возвращение оказалось не таким, как она ожидала. Она почему-то думала, что, вернувшись домой, вернется и в ту жизнь, которую вела до безрассудной поездки в Лендс-Энд. Но произошло что-то странное: прежняя жизнь не вернулась, возникло только ее обманчивое подобие.
Дело было вот в чем. Хотя Бланш больше не стояла на смертельно опасном краю отвесной скалы, она остро чувствовала, что всего один неверный шаг может отбросить ее назад — на границу безумия. Она должна оставаться в сером тумане, плавать в нем, ничего не чувствуя, закутавшись в свою сдержанность, как в плащ. Она боялась почувствовать даже самый слабый намек на удовольствие или сожаление. Но чувства жили в ее сердце и громко кричали, требуя, чтобы она выпустила их на волю. Бланш знала это. Она прилагала огромные усилия, чтобы оставаться бесчувственной, и каким-то образом ей это удавалось. С тех пор как она уехала из Корнуолла, прошло три дня. За это время не было ни одного приступа воспоминаний, но ей не стало от этого спокойнее. Она твердо решила, что не позволит себе сойти с ума.
Но призраки таились в каждом углу ее дома. Каждый ее шаг, каждое движение, каждое слово, которое она произносила, напоминало ей о призраках, с которыми она не хотела встречаться. Если она проходила мимо библиотеки, она видела в ней отца. Он сидел, согнувшись, за письменным столом, как часто делал при жизни. От этого воспоминания ее сердце сжималось, но ей удавалось не подпускать к себе горе. Портрет ее матери по-прежнему висел на стене над лестницей. Стоило Бланш взглянуть на него, как она видела перед собой мать, какой та была в карете перед тем, как ее потащили на смерть. Это воспоминание тоже надо было отодвигать прочь. А в дальних уголках ее памяти таился сэр Рекс. Он тоже мог разбить броню ее спокойствия.
Теперь она выглядывала из окон своего отделанного мрамором холла. Перед крыльцом стояли в ряд восемь карет, и во всех сидели поклонники, которые дожидались, пока наступит полдень, чтобы начать визит. «Быстро же распространилась по городу новость, что я вернулась», — мрачно подумала Бланш, которая приехала домой только накануне вечером. Она привыкла к визитам. Было бы странно, если бы никто не пришел. Но должна ли она выбрать кого-то одного из этих мужчин — кандидатом в мужья? Бланш знала, что не может сделать это после того, что пережила за последние две недели. Если бы она посмела признаться кому-либо в каком-то из своих чувств, она сказала бы, что ее сердце разбито. Но она не должна говорить об этом, потому что не сможет сделать такое признание спокойно и рассудочно, ничего не чувствуя. А от одного пробитого места в броне пойдет десяток трещин. Теперь у нее была ужасная тайна, и она не хотела, чтобы эта тайна когда-нибудь открылась.
Бланш прошла через одну из трех самых больших комнат своего дома — золотой салон. Здесь она могла принять пятьдесят или шестьдесят гостей. Полы комнаты были покрыты очень светлыми обюссонскими ковриками, с высокого потолка свисали три огромные хрустальные люстры, все стулья и кушетки были окрашены в кремовые, песочные и золотые тона. Вдали на пороге появился ее дворецкий.
— Да, Джем. В чем дело?
— Миледи, пришли леди Уэверли и леди Дэгвуд. Я предположил, что вы захотите встретиться с ними наедине, перед тем как начнете принимать других гостей. Поэтому я впустил обеих дам.
Бланш было приятно услышать его слова. Она улыбнулась и поняла, что в первый раз делает это искренне со времени отъезда из Корнуолла. Бланш не ожидала, что способна на улыбку, но ей так хотелось увидеть ее лучших подруг. Образ сэра Рекса попытался войти в ее мысли, но Бланш быстро вытеснила его из своего ума. Против ее воли по ее телу пробежала неприятная легкая дрожь. Раньше она рассказала бы Бесс и Фелисии все; теперь они не должны узнать ничего.
— Ты был прав: мне действительно не терпится увидеть моих лучших подруг.
Может быть, Бесс и Фелисия помогут ей полностью вернуться в ее прежнюю жизнь — приятную и мирную, без волнений и забот.
— Они в синей комнате, — сообщил Джем и поклонился.
Бланш поблагодарила его. Бесс в красивом наряде, где сочетались бронзовый и зеленый цвета, стояла у одного из полукруглых окон маленькой гостиной с синими стенами. Фелисия устроилась на синевато-серой софе и, полулежа, мелкими глотками пила чай. Когда Бланш вошла в гостиную, Бесс резко повернулась к ней, а Фелисия встала с софы.
— Наконец-то ты вернулась! — крикнула Бесс, подбежала к Бланш и крепко ее обняла.
— Да, я вернулась. И я тоже счастлива видеть вас, — с улыбкой ответила Бланш и повернулась к Фелисии, желая ее обнять.
Фелисия сияла тем счастьем, которое Бланш сразу же узнала, — счастьем влюбленной женщины.
— Как дела у вас обеих? — спросила она. Ее сердце как-то странно качнулось в груди. Ей было трудно не думать о сэре Рексе, но она была невероятно рада, что Фелисии нравится ее новый муж.
— Мы скучали по тебе! — воскликнула Бесс. Ее зеленые глаза ярко блестели. — Бланш, что произошло в Лендс-Энде? Ты попросила сэра Рекса жениться на тебе? Я чуть не умерла, когда читала твое письмо!
Бланш почувствовала напряжение в душе, отвернулась от подруги и ответила:
— Письмо было глупое, написано сгоряча. Я забыла его.
Бесс и Фелисия переглянулись.
— Но письмо было такое, словно ты потеряла голову от любви! Бесс дала мне его прочесть! — воскликнула Фелисия.
— Я не теряла голову! — резко ответила Бланш.
Но против воли в ее уме ярко вспыхнул образ сэра Рекса. Его глаза были полны тепла и страсти, как в те минуты, когда он возвышался над ней в своей постели. Ее сердце болезненно покачнулось в груди: уже много дней она не позволяла себе такие болезненные воспоминания. А потом она вспомнила его, но разъяренного, рычащего: «Вон!»
Ее сердце как будто резко повернулось вокруг своей оси, а потом забилось с бешеной скоростью.
Комната покачнулась, боль, острая, как от раны, но порожденная горем, пронзила ей грудь. Мысли перепутались. Образы отца, матери, сэра Рекса закружились и слились в один ком.
Бланш отвернулась от подруг, схватилась ладонями за голову и закрыла глаза, борясь с горем. «Только не сейчас, когда все так чудесно! Пожалуйста, не сейчас!» Она научилась проходить, без волнения, по самым темным участкам своей жизни, но вот — такой простой момент внезапно стал опасным. «Пожалуйста, прекратите!» — мысленно крикнула она.
Ей просто нельзя ничего чувствовать — ни сейчас, ни в будущем. Сэр Рекс остался в прошлом. И там же остались отец и мать, которых она не может и не хочет вспоминать.
Она тяжело вздохнула.
— Бланш, что с тобой? — озабоченно спросила Фелисия.
Бланш почувствовала, что снова стала спокойной и сдержанной. Она словно легко покачивалась в серой пустоте. Лица, возникшие в ее уме, отступили и превратились в расплывчатые пятна. Она снова повернулась к подругам и улыбнулась.
— Я писала это письмо в спешке и необдуманно. Я не выхожу замуж за сэра Рекса.
Бесс была потрясена:
— Я получила твое письмо всего неделю назад. До него тебя не интересовал ни один мужчина. И вдруг ты его разлюбила?
— Я не желаю говорить о сэре Рексе! — заявила Бланш.
Тон этих слов был намного резче, чем ей хотелось. Но ей стало страшно, и это был очень сильный страх. Ее сердце, не желавшее подчиняться разуму, опять билось сильно и часто. Она чувствовала себя больной. Она больна, и ее сердце разбито.
Бесс обняла ее и сказала:
— Я вижу, что с тобой что-то не в порядке. У нас никогда не было тайн друг от друга…
— Со мной все в порядке! — крикнула Бланш.
Бесс вздрогнула. Фелисия беззвучно ахнула.
Бланш поняла, что прошлое победило ее — и победило очень легко. Она, неизвестно почему, снова сидела на краю отвесной скалы, и притом очень высоко.
— Мне душно! — крикнула она, бросилась к окну и стала открывать его, но не могла этого сделать. Теперь у нее ныли виски, и Бланш страшно боялась, что эта легкая боль превратится в ту головную, с которой начинались воспоминания.
— Эти окна нельзя открыть! — объяснила Бесс. — Выйдем отсюда! Фелисия, найди где-нибудь нюхательную соль.
Бланш не смела шевельнуться и сжимала виски руками.
«Вон!»
Она и представить себе не могла, что сэр Рекс когда-нибудь закричит на нее с таким гневом и ненавистью.
«Вылезайте из кареты, леди! Вон из кареты, сейчас же!»
Чудовище протянуло руки внутрь кареты и схватило маму. Бланш задрожала. Мама сжимала ее руку так крепко, что рука заболела.
— Вон из кареты, живо! — крикнул тот страшный мятежник.
Кто-то мгновенно вытащил маму из кареты. А потом чьи-то руки схватили Бланш.
— Бланш, беги! — громко крикнула мама.
Девочка как-то сумела вырваться из этих рук и упала на камни мостовой. Мама снова закричала, но теперь — от боли.
Булыжники мостовой закружились у Бланш перед глазами.
— Мама! — закричала она и поползла к ней, но мостовая накренилась так сильно, что это было ужасно. Потом улица закружилась еще быстрее, а крики мамы стали тише.
Бланш похолодела от ужаса и больше не пыталась ползти. Она свернулась калачиком, прижала ладони к ушам, стала разглядывать то, на чем лежала, — и увидела не булыжники мостовой, а пол и на нем — синие с бежевым коврики. Эти коврики кружились. Нет, это у нее кружится голова. И Бесс что-то ей говорит.
Бланш сделала глубокий вдох и поняла, что припадок закончился. Она лежала на полу в синей комнате, свернувшись калачиком точно так же, как когда-то на улице после того, как была схвачена и вытащена из кареты. С тех пор как она уехала из Лендс-Энда, воспоминаний не было. И вот теперь, как только Бесс начала разговор о сэре Рексе, случился припадок.
Бесс обхватила подругу рукой и поднесла стакан с водой к ее рту:
— Сделай глоток.
Бланш кивнула, чувствуя на своих щеках влажные следы слез, и выпила воду. Обе подруги, должно быть, считают, что она сумасшедшая. Она медленно подняла взгляд на Бесс.
Глаза Бесс были широко раскрыты.
— Тебе лучше? — спокойно спросила она.
Бланш облизнула губы, кивнула и сказала:
— Мы никогда не должны говорить о сэре Рексе.
Глаза Бесс расширились, потом она подала подруге руку и сказала:
— Сядем на софу. Расскажи мне, что сейчас произошло.
Бланш встала и окинула взглядом очаровательную маленькую комнату. Потом она закрыла глаза и попыталась прогнать остатки тревоги и страха. Это было нелегко, в особенности потому, что новое воспоминание теперь прочно впечаталось в ее ум. Она посмотрела на Бесс. Ей была отчаянно нужна подруга, которой можно довериться, а Бесс она доверяла с самого детства.
— Я начинаю вспоминать бунт, — призналась Бланш.
Бесс, которая знала, что у Бланш была потеря памяти, тихо ахнула.
— Тот бунт, во время которого убили твою мать, когда ты была ребенком?
Бланш кивнула:
— Эти воспоминания упорно возвращаются, и, кажется, я не могу их прекратить. Они ужасные. Я не хочу это вспоминать и твердо решила сделать все, чтобы избавиться от них.
Бесс обняла ее, подвела к софе, усадила и села сама.
— Я не думала, что ты когда-нибудь это вспомнишь. И я не думала, что это важно.
— Это очень важно! Ты видела, что эти воспоминания сделали со мной?! — крикнула Бланш.
Бесс кивнула и сказала:
— Ты кричала и плакала на полу, как маленький ребенок. Фелисия ушла за солью, так что это видела только я. — Бесс была бледна. А она еще никогда не бледнела. — Слава богу, больше никто этого не видел. Что с тобой случилось?
— Это не просто воспоминания, — прошептала Бланш. — Я снова проживаю этот бунт, секунду за секундой.
Она заплакала. В ее душе больше не было стыда: Бланш слишком боялась того, что с ней происходило.
Бесс прижала ее к себе.
— Ты, конечно, имеешь в виду не то, что я подумала.
— Нет, именно это! Я снова становлюсь шестилетней девочкой. Эта комната стала лондонской улицей. Я не осознавала, что ты рядом: я была ребенком и потерялась в той толпе! — крикнула Бланш.
Бесс молчала. Бланш, которая хорошо знала свою подругу, поняла, что та в ужасе, но старается думать логично.
— Все это началось в Лендс-Энде, — прошептала Бланш и почувствовала укол острой боли в сердце. — Мы собирались пожениться, Бесс. Я полюбила его, а потом случилось это!
Бесс отодвинулась от подруги и недоверчиво посмотрела на нее.
У Бланш опять сильно заболели виски. Она крепко сжала их ладонями и сказала:
— Я хочу вернуть назад мою прежнюю жизнь. Я не хочу чувствовать ничего. И я не хочу больше вспоминать ни одну подробность того ужасного дня.
Бесс погладила ее по спине.
— Очень странно, что ты вспоминаешь его сейчас. Но я почему-то чувствую, что это реакция здорового организма. Отложим на минуту разговор об этом. Бланш, я всегда надеялась, что ты однажды полюбишь. Я даже думала, что твоей любовью может стать именно сэр Рекс.
— Ты ничего не понимаешь! — в отчаянии выдохнула Бланш. — Вместе с любовью и страстью появилась та боль, которую я сейчас снова пережила! Любовь была ошибкой. Посмотри, что она сделала со мной!
Бесс посмотрела на нее с изумлением:
— Как одно может быть связано с другим? Бланш, если тебе дорог сэр Рекс…
— Нет! Этому конец! — крикнула Бланш. И это было сказано искренне. Ее охватил панический страх.
— В городе ходят слухи, что ты и он помолвлены, — мрачно сказала Бесс. — Я встретилась на Бонд-стрит с графиней и поняла, что сэр Рекс явно написал о вашей помолвке своему брату.
Головная боль стала такой сильной, что Бланш застонала.
— Сейчас начнется новое воспоминание, я это знаю. Каждый раз, когда я чувствую счастье или печаль, из памяти выныривает наружу что-то новое. Я покончила с этим. Мне нужен покой, а не страсть! А сэр Рекс теперь ненавидит меня. Он и должен меня ненавидеть! — дрожа, крикнула Бланш. — Бесс, мы должны закончить этот разговор, пока я не свалилась на пол в новом припадке.
— Как разговор может привести к такому сильному припадку? — побледнев, спросила Бесс.
— Я не знаю как. Но любая мелочь становится ужасной угрозой для моего душевного покоя! — страстно крикнула Бланш.
Бесс немного помолчала, а потом сказала:
— Я никогда не видела тебя такой страстной — или такой нервной. Ты меня этим потрясла.
— Я не желаю больше никогда говорить о нем.
Бесс довольно долго и пристально смотрела на нее, а потом спросила:
— Почему ты думаешь, что сможешь избегать чувств теперь, когда ты способна плакать и горевать? Как только мы начали говорить о нем, чувства одолели тебя.
— Я должна попытаться! — воскликнула Бланш, но в ее голосе прозвучало беспокойство.
Бесс опять пристально поглядела на нее и заговорила снова:
— Чего ты по-настоящему боишься? Может быть, тебе лучше не прятаться от твоих воспоминаний. Мне все время кажется, что, если бы ты это сделала, ты смогла бы найти душевный покой и счастье, которых хочешь.
— Теперь ты сошла с ума! — гневно крикнула на нее Бланш. — Ты не знаешь, что они сделали с моей матерью!
Бесс оцепенела.
— Ты злишься!
— Да, черт возьми, злюсь! И если ты сейчас не уйдешь, я сейчас снова начну вспоминать тот проклятый день.
— Хорошо. Я спущусь вниз. Но я совсем не уверена, что ты выбрала правильный план действий.
— Разве ты не видела, что эти воспоминания делают со мной?! — крикнула Бланш. — Они превращают меня в шестилетнюю девочку, которая стоит посреди толпы лондонских бунтовщиков. Они делают меня сумасшедшей!
Бесс помрачнела и ничего не ответила.
— Часто у тебя были эти припадки?
— Четыре или пять раз. Сначала были только воспоминания. Теперь каждый раз, когда в моей памяти всплывает новая подробность, меня отбрасывает в прошлое.
— Может быть, ты права. Может быть, вспоминать тот день — действительно ужасная мысль. — Бесс внезапно замолчала.
Бланш сложила руки под грудью, обнимая себя, и спросила:
— В чем дело?
Бесс покраснела и сказала:
— Я не хочу, чтобы кто-нибудь, даже твоя личная горничная, даже Фелисия, когда-нибудь увидела тебя такой, какой только что видела я. — Она улыбнулась, но мрачно, и взяла Бланш за руку. — Никто тебя не поймет. Ты же знаешь: свет не допускает снисхождения к слабым.
— Все подумают, что я сошла с ума, и распустят сплетни об этом! — со страхом и тревогой воскликнула Бланш. — И я действительно сумасшедшая. Разве не так?
— Нет! Ты не сумасшедшая. Но ты права: твоя тайна должна остаться между нами.
— Конечно! — быстро согласилась Бланш.
— Он знает о том, что с тобой происходит?
Бланш покачала головой:
— Я два раза теряла сознание при нем. Я думаю, он считает, что я боюсь закрытых пространств или слишком мало ем.
— Тебе нужен врач, — сказала Бесс. — Такой врач, которому мы сможем довериться настолько, чтобы сказать правду. Такой, чтобы смог прописать тебе какое-нибудь лекарство против припадков. Я поищу его. Но пока я его не нашла, почему бы тебе не принять дозу лауданума и не поспать? Я уверена: когда ты проснешься, тебе будет лучше. — И Бесс улыбнулась, чтобы ободрить подругу. — Ты слишком много пережила всего за полторы недели! Ты, должно быть, переутомилась, и отдых тебе не повредит.
Бланш пристально смотрела на свою лучшую подругу и молчала.
Улыбка исчезла с лица Бесс.
— Почему у меня вдруг возникло дурное предчувствие?
— Я слышала, как один врач говорил, что не прописывает лауданум беременным женщинам. Он сказал, что одно очень непопулярное исследование показало, что это лекарство вредит младенцам в утробе.
Бесс сначала была озадачена, а потом ее глаза широко раскрылись.
— Что ты сказала? — потрясенно спросила она.
— Есть вероятность, что я могла забеременеть! — воскликнула Бланш, и слезы снова потекли по ее лицу.
— Вы с сэром Рексом были любовниками? — ахнула Бесс.
— Да, всего одну ночь — одну очень долгую и страстную ночь. Ох, Бесс! Дай бог, чтобы я оказалась беременной!
Бесс хмуро посмотрела на подругу и спросила:
— Ты понимаешь, что ты говоришь?
— Конечно, понимаю.
— Могу я предположить, что в таком случае ты скажешь об этом сэру Рексу и изменишь свое решение не выходить за него?
Бланш ответила ей пристальным взглядом. Ее сердце было полно страха и тревоги.
— Я не могу сказать ему… и не могу выйти за него… потому что это усилится.
— Ты уверена, что причина этого — твое чувство к нему? — Бесс встала. — Хотя я мало знакома с ним, я уверена, что он остался бы с тобой, даже если бы увидел твои припадки, даже если бы они начали повторяться.
Бланш вскочила со своего места. Теперь ее сердце билось часто и очень сильно.
— Никто никогда не должен этого видеть. Он не должен видеть меня такой. И он заслуживает здоровую жену, не сумасшедшую. Я думала, что держу свой ум под контролем. Но сейчас стало очевидно, что это не так. Я стану принимать гостей лишь в том случае, если не смогу этого избежать. И буду выходить из дома, только если у меня не будет выбора.
— О господи! — вырвалось у Бесс.
— Я не могу позволить себе ни малейшего риска! — крикнула Бланш.
— Тогда тебе лучше выбрать кого-нибудь из твоих нынешних поклонников. Если ты беременна, тебе, разумеется, надо выйти замуж. И чем скорее, тем лучше.
Бланш заломила руки. Даже она понимала, что станет отверженной, если родит внебрачного ребенка, не будучи замужем. Она пыталась не думать об этом выборе — позор или замужество, потому что вовсе еще не была уверена, что беременна. Но Бесс права: если она убедится, что носит в утробе ребенка сэра Рекса, ей придется выйти замуж.
— Раз я не буду любить этого будущего мужа, я смогу его терпеть, — сказала Бланш, но ей стало плохо от этой мысли.
У Бесс наконец показались слезы на глазах.
— Может быть, это пройдет. Может быть, воспоминания прекратятся, и припадки вместе с ними. Может быть, они не имеют никакого отношения к сэру Рексу.
— Я не могу позволить себе никаких чувств. И меньше всего могу позволить себе любовь, — возразила Бланш.
Бесс помрачнела:
— О господи, Бланш! Что ты говоришь? Как ты будешь жить?
— Не отчаивайся. Я как-нибудь справлюсь со всем этим.
— Леди Херрингтон? Вас хочет видеть мистер Картер.
Бланш в это время работала в библиотеке. Она велела убрать оттуда большой письменный стол своего отца и купила себе другой, меньше размером, в португальском стиле. Потом она переставила мебель, поместив новый стол не там, где стоял прежний. Она решила сменить в библиотеке всю обстановку и начала со смены цветов. Сегодня утром она приказала надеть на всю мебель белые льняные чехлы, а завтра поговорит с драпировщиком и маляром.
Но у нее болела грудь.
Сейчас она читала бумаги, которые оставили ей ее агенты. Она с трудом могла понять, что представляет собой последняя компания, в которую ее отец вложил свои деньги. Но это явно было очень доходное предприятие: оно приносило значительно больше тысячи фунтов в год. Надо попросить Джеффри Вильямсона, чтобы он подробно объяснил ей, чем она занимается.
С тех пор как она вернулась в город, прошла неделя. Бесс удерживала ее поклонников на почтительном расстоянии. Все это время подруги избегали разговоров о сэре Рексе и о возможной беременности Бланш. Бланш шла по жизни очень осторожно и считала каждую проведенную без забот минуту огромным достижением. За эти дни у нее не было ни печали, ни гнева, ни внезапных воспоминаний, ни припадков. Вместо всего этого в центре ее внимания находились переделки в библиотеке и в золотой комнате. Сад перед домом она тоже велела полностью перепланировать.
Поскольку дела шли так хорошо, Бесс вчера спросила ее, не хочет ли она наконец дать прием. Слухи уже бушевали. Высший свет желал знать, почему она после возвращения домой заперлась ото всех. Бесс неохотно сказала подруге, что все уже судачат о ней. Некоторые сплетники считали, что она помолвлена с сэром Рексом и готовится к свадьбе. Другие полагали, что ее сердце разбито. Несколько сплетников настаивали на том, что она просто снова надела траур. Пора было появиться на людях и прекратить все слухи.
Кладя бумаги на стол, Бланш заметила, что ее руки немного дрожат. Она очень боялась этого дня, хотя постоянно напоминала себе, что как хозяйке на приемах ей нет равных. И сейчас она была рада другому делу, которое отвлечет ее от мыслей о приеме.
— Джем, я не помню, чтобы у меня был знакомый мистер Картер. У него нет визитной карточки?
— Миледи, он из простых и ведет себя грубо. Я бы охотно велел ему уйти.
— Он сказал, что ему нужно? — спросила озадаченная Бланш.
— Он сказал, что пришел по важному делу, которое касается вашего отдыха в Лендс-Энде.
Бланш словно окаменела. Ее сердце билось сильно и неровно.
— Вели ему уйти, — приказала она наконец. Но ей невыносимо хотелось знать, чего хочет мистер Картер.
Джем поклонился и ушел. Бланш пододвинула к себе другую папку, где лежали бумаги, касавшиеся ее земельных владений. Она начала просматривать отчет о состоянии сдаваемых в аренду ферм в принадлежавшем ее семье имении в центре страны. Но тут вернулся Джем. У него был такой мрачный вид, что Бланш почувствовала: он принес плохую новость.
— Что случилось, Джем?
— Он не хочет уходить. Он сказал, что вы обязательно должны поговорить с ним. И добавил, что будет сидеть на парадном крыльце, пока вы не встретитесь с ним.
Бланш, дрожа, встала из-за стола. Какое дело может быть настолько срочным?
В ее уме возник образ сэра Рекса — мрачного, красивого и несчастного.
Она не позволяла себе думать о нем, но сейчас выбора не было. Что с ним? Он ранен? Или болен? Или много пьет? Ей не нужно беспокоиться об этом. Она не должна беспокоиться о нем. Но, о господи, она уже беспокоится. И у нее начали ныть виски — в первый раз за целую неделю.
Все ее тело напряглось: так силен был охвативший ее ужас.
— Он сказал что-нибудь еще?
— Да, миледи. Он сказал, что это дело касается сэра Рекса де Варена.
Бланш крепко обхватила себя руками. Она не хотела сойти с ума. А именно это может случиться, если она будет думать о сэре Рексе или чувствовать что-нибудь к нему. Но ее тревога не знала предела. А если в Лендс-Энде случилась какая-то ужасная беда?
— Впусти его, — прошептала Бланш.
Джем кивнул и быстро вышел из библиотеки.
Бланш подошла к серебряному подносу, который стоял на низком столике перед темно-зеленой полосатой софой, и налила себе чашку чаю. Это был один из травяных чаев, которые она впервые попробовала в последнее время. Раздался звук шагов. Она повернулась и вздрогнула от изумления: на пороге стоял кузнец Картер, дружок Анны.
Свою шерстяную шапку он держал в руках.
Он улыбнулся, наклонил голову и сказал:
— Спасибо, миледи.
Бланш терялась в догадках по поводу того, что может означать приход кузнеца. Она подошла к порогу, улыбнулась Джему и плотно закрыла дверь.
— Мистер Картер! Я так удивлена, что вы здесь! Здоров ли сэр Рекс?
Картер лукаво улыбнулся и ответил:
— Думаю, что да. С тех пор как вы уехали, в его усадьбе, кажется, ничего не изменилось.
Тревога и страх вонзили когти в ее душу. Правильно ли она поняла его слова?
— Анна по-прежнему служит там?
— Да, служит.
Ей стало дурно. Ноющая боль в висках стала сильнее. Сэр Рекс продолжает свою связь с Анной? Или он оставил ее у себя только как прислугу? В ее душе были жгучая ревность и горькая обида. И еще она чувствовала боль и гнев.
Через полчаса придут Бесс и Фелисия, и ее двери откроются перед поклонниками. Она должна выяснить, что нужно этому человеку; тогда она сможет отослать его прочь и отдохнуть.
— Вас, кажется, расстроили мои новости, — лукаво поинтересовался Картер.
Тон этих слов не понравился Бланш. Она взглянула на кузнеца. Картер был доволен — она увидела это в его холодных голубых глазах.
— Если я и расстроена, то это вас не касается.
— Меня — нет, в этом вы правы. Но вас — касается. Именно поэтому я здесь. — Он улыбнулся. — Я пришел поговорить о ваших… общих делах с сэром Рексом.
Бланш оцепенела.
— Прошу прощения, что вы хотите сказать? — переспросила она.
— Вот что, леди Херрингтон. Я знаю, что вы делили постель с сэром Рексом, когда приезжали к нему отдохнуть. И знаю, что вы порвали с ним. Совершенно ясно, что вы продолжаете искать себе супруга. Я не мог бы упрекнуть вас за то, что вы пожелали другого мужа — может быть, непьющего и не калеку.
И Картер ухмыльнулся.
Бланш вышла из себя.
— Как вы смеете говорить так неуважительно о сэре Рексе! — закричала она в бешеном гневе. — Он во сто раз лучше вас, и он не пьяница!
— Он напивается каждую ночь. По крайней мере, так говорит Анна, — сообщил Картер и подмигнул ей.
— Убирайтесь вон! — крикнула Бланш. Она была в такой ярости, что совершенно не могла управлять собой. И в ее череп начала вонзаться та острая, словно лезвие, боль.
«Убирайся вон!» — взревел сэр Рекс.
«Вон из этой кареты, леди!»
И мама, белая от ужаса, до боли сжала руку Бланш.
— Убирайся! — задыхаясь, в бешенстве повторила Бланш. Она отказывалась возвращаться в тот день.
Картер не сдвинулся с места.
— Я готов поспорить, что вы не желаете, чтобы ваши поклонники узнали про ваше распутство с сэром Рексом. Я буду молчать, и Анна тоже, но только если получим за это хорошее вознаграждение.
— Что?! — спросила Бланш. Она была в такой ярости, что не сразу поняла Картера.
— По сто фунтов мне и ей, и мы поклянемся, что будем хранить вашу маленькую грязную тайну до конца нашей жизни. — Он усмехнулся.
— Вы смеете меня шантажировать?! — крикнула Бланш.
— Смею.
Ее начало трясти. Она отошла в сторону, потом резко развернулась и заявила:
— Рассказывайте хоть всему миру! Мне это безразлично! Мне двадцать семь лет, через месяц будет уже двадцать восемь, поэтому никто не упрекнет меня за любовную связь.
— Ваш новый жених мог бы упрекнуть, — ответил Картер. Его глаза потемнели, предвещая опасность.
— Убирайтесь вон, — еле слышно сказала Бланш. От этого безобразного спора у нее закружилась голова.
— Вы об этом пожалеете! — ответил он.
Когда он шел к двери, Бланш смотрела ему вслед. Она сжала виски ладонями, борясь с воспоминаниями, которые заполняли ее голову. Разъяренный сэр Рекс приказывает ей уйти. Чудовище тащит маму из кареты. Мертвая лошадь, залитая кровью.
Анна знает про болезнь.
Анна видела ее во время припадка.
— Подожди! — крикнула она.
Картер повернулся.
Ей было бы неприятно, если бы ее личная жизнь стала известна всем, однако эта неприятность была не слишком велика и не стоила цены, назначенной Картером. Но вдруг он вместе с этими секретами раскроет всем и ее самую мерзкую тайну — то, что она медленно, но верно сходит с ума? Сейчас он вернется домой и скажет Анне, что Бланш отказалась платить им за молчание. Анна возненавидит ее, захочет отомстить и сделает все возможное, чтобы повредить ей. В этом Бланш была уверена. Анне понадобится всего две минуты, чтобы рассказать кому-нибудь правду о здоровье Бланш.
— Хорошо. Приходи завтра, и я заплачу тебе наличными.
Картер улыбнулся ей.
Бланш выпила три чашки успокоительного чая и сейчас была окружена своими поклонниками — вернее, щеголями и плутами, которые очень любят ее деньги. Перед чаем Бланш полчаса пролежала неподвижно в постели, не думая о шантаже и представляя себе, что покачивается на поверхности пруда с неподвижной водой. Сейчас она словно висела в этой воде. Она была идеально спокойна и знала, что сможет пройти через этот день, ни разу не оступившись.
— Отдых в Корнуолле пошел вам на пользу, леди Херрингтон, — сказал очень красивый молодой джентльмен — рослый, каштановые волосы, глаза серые, взгляд прямой. Бланш попыталась вспомнить его имя, но вспомнила только, что он третий сын графа, беден и известный распутник. Однако Бесс говорила, что распутство — его единственный недостаток: он не игрок и не проматывает чужие деньги. — Вы никогда не выглядели так чудесно, — договорил он и улыбнулся. На щеках стали видны ямки.
Бланш улыбнулась ему в ответ и вспомнила его имя — Джеймс Монтроз. Она внимательно взглянула на этого поклонника. Красивый. И хорошо сложен: высокий, но мускулистый. Теперь она могла представить себе, какое тело скрывается под его одеждой. На этом теле нет ни одной лишней капли жира. Должно быть, он много ездит верхом. Но она была холодна: все это не вызывало у нее даже слабого намека на желание.
— Мне было приятно там отдыхать, — тоном легкой беседы сказала она. — Я в первый раз была так далеко на юге. Это просто чудесные места.
— А на севере — на крайнем севере нашей страны — вы бывали? — Он озорно улыбнулся. — У моего отца есть охотничий дом в Горной Шотландии. Я был бы счастлив отвезти вас туда.
— Я никогда не бывала севернее Стирлинга, — ответила Бланш.
И тут она похолодела: в ее гостиную вошла графиня Эдер. За графиней следовали ее падчерица Элеонора О'Нил и Лизи.
— Что-то не так? — спросил Монтроз и повернулся в ту сторону, куда смотрела она.
Считают ли эти три женщины, что она невеста сэра Рекса? Бесс целую неделю говорила всем и каждому, что этой помолвки никогда не было. И Бесс сказала ей, что она должна упорно повторять то же самое. Иначе начнутся вопросы, которые могут «расстроить» ее. Теперь уже никто не задавал вопросов, а у Бланш было горько на душе.
У нее заныли виски.
«Пожалуйста, не сейчас», — мысленно попросила она.
— Леди Херрингтон, что с вами? Не хотите ли сесть? — спросил ее Монтроз. В его голосе были слышны доброта и забота.
Бланш мгновенно почувствовала, что он не подойдет ей в мужья.
— Я в полном порядке. Пришла леди Эдер, и я должна поздороваться с ней, — ответила она и улыбнулась Монтрозу — или попыталась улыбнуться, стараясь не замечать его взгляд, внезапно ставший острым и проницательным.
Она сделала глубокий вдох, завернулась в свое спокойствие, как в тяжелый шерстяной плащ, и пошла вперед.
— Здравствуйте, Мэри!
Мэри де Варен ответила на приветствие сияющей улыбкой, обняла Бланш и воскликнула:
— Я так ждала дня, когда вы будете принимать! Едва не послала вам записку!
Бланш попыталась улыбнуться графине. Может ли Мэри еще считать ее невестой своего сына? Сердце Бланш бешено стучало в груди. Она повернулась к Лизи, обняла ее и спросила:
— Как у вас дела?
— Мои дела идут прекрасно, хотя, может быть, не так прекрасно, как ваши, — ответила Лизи и улыбнулась так же радостно, как графиня.
Оказавшись перед Элеонорой, рослой женщиной с величавой осанкой, волосами цвета меда и глазами цвета янтаря, Бланш не смогла снова заставить себя улыбнуться.
— Дорогая, я не знала, что вы приехали в город. Как ваши дела? Как поживают Шон и ваши мальчики?
— У Шона все прекрасно, и у мальчиков тоже. — Элеонора крепко сжала руки Бланш.
Бланш охватило такое невыносимое горе, что она могла только молча смотреть на Элеонору.
А та, по-прежнему сжимая ладони Бланш в своих руках, воскликнула:
— Рекс написал Таю, что вы с ним помолвлены. Это секрет? Когда Рекс приедет в город? Вот это чудо! Вы, должно быть, влюблены в моего хмурого брата, иначе вы не смогли бы завлечь его в свои сети.
Голова Бланш гудела как от тяжелого удара. Новый порыв горя обжег ей душу. Она любила сэра Рекса, по-прежнему любит его и всегда будет любить. Бланш попробовала вздохнуть и попыталась вынуть свои ладони из ладоней Элеоноры.
— Дорогая, ты огорчаешь Бланш, — спокойно, с серьезным выражением лица сказала Мэри.
— Это была ошибка, — сумела прошептать Бланш, и ее глаза наполнились слезами. Краем глаза она увидела Бесс, которая наблюдала за ней. Бесс была бледна и широко раскрыла глаза. Потом Бланш почувствовала, что по ее лицу текут слезы. — Простите меня, но мы с ним не помолвлены.
Все три дамы ошеломленно и разочарованно посмотрели на нее.
«Это была ошибка».
«Вон! Вон из кареты, леди!»
Невидимый нож жестоко пронзил ее голову. И зазвучали крики.
Комната резко накренилась. Воздух наполнили полные страха и муки вопли ее матери. Толпа хорошо одетых гостей превратилась в толпу простых рабочих. Люстры исчезли, на их месте возникло серое небо. Крики были полны боли и ужаса.
Бланш знала, что не должна превращаться в шестилетнюю девочку. Только не сейчас, когда вокруг стоят ее гости! Но крики не прекращались, и покрытые ковриками деревянные полы превратились в булыжную мостовую. Золотая комната полностью исчезла, ее сменили лондонская улица и бешеная разъяренная толпа. Бланш зажала уши ладонями и побежала.
— Бланш, беги! — крикнула мама. А потом стала кричать иначе.
Бланш увидела, как мама упала, а эти люди столпились над мамой и начали колоть ее вилами и пиками. Она закричала. Ей было страшно убежать и страшно остаться на месте. Они делали больно маме. Мамины крики прекратились как раз в ту секунду, когда чьи-то руки схватили Бланш…
Она всхлипывала и извивалась, пытаясь защититься от этих мужчин. Но руки подняли ее вверх, и она увидела белые глаза чудовища. Ее ужас стал еще сильнее, и тут стало темно.
Бланш долго плыла среди серых туч, понимая, что просыпается, и не желая просыпаться. Если бы она могла, навсегда осталась бы в этом блаженном полусне. Но тучи исчезли, и яркий свет обжег ее закрытые веки. Бланш вдохнула воздух, закашлялась от отвратительного запаха нюхательной соли, вздрогнула и полностью пришла в себя.
Она лежала на софе в синей комнате. Рядом с ней стояли Бесс и Фелисия. Дверь была плотно закрыта. Бланш услышала за этой дверью голоса своих гостей и вспомнила, что произошло.
— О господи! — беззвучно простонала она, садясь на софе.
Бесс, бледная и мрачная как смерть, не позволила ей встать.
— Ты всего лишь на минуту потеряла сознание. Ляг снова как лежала.
Бланш сделала вид, что не слышала ее.
— Пожалуйста, скажи мне, что я не сделала ничего, о чем буду жалеть.
Позади Бесс стояла потрясенная Фелисия. Ее глаза были широко раскрыты от ужаса и изумления.
— Ты начала кричать так, словно тебя убивают, потом побежала по комнате и упала. После этого ты свернулась калачиком на полу, кричала и плакала!
Бланш сидела неподвижно и даже не пыталась ничего не чувствовать.
— Я погибла, — сказала она наконец.
— Леди де Варен успокаивает твоих гостей и следит, чтобы они все ушли, — заверила ее Бесс.
Бланш заметила, что Бесс старается не смотреть ей в глаза, взяла ее за руку и спросила:
— Это было очень плохо?
Подруга наконец взглянула на нее. Было похоже, что Бесс готова заплакать и не в силах говорить, а она очень редко теряла дар речи.
— Бланш, это было просто жутко! — почти выкрикнула Фелисия. — Что происходит? Это был припадок сумасшествия?
Бланш попыталась найти немного достоинства и гордости.
— Значит, вот на что это было похоже?
— Я никогда не видела, чтобы человек вел себя так, — ответила Фелисия, придвинула к софе оттоманку, села и взяла Бланш за руку.
— У Бланш была мигрень, — внезапно сказала Бесс. — Эти мигрени начались недавно, и они отнимают очень много сил. Ты видела, к чему это привело.
Бесс вышла из комнаты. Когда она открыла дверь, Бланш увидела в коридоре графиню Эдер. Графиня, Лизи и Элеонора стояли вместе в коридоре, и у всех трех лица были серые как пепел. Все ее поклонники, кажется, ушли — кроме одного. Джеймс Монтроз стоял рядом с дамами, прислонившись к стене и засунув руки в карманы пиджака. Вид у него был задумчивый. Бесс подошла к этой маленькой группе, и все четверо сосредоточили свое внимание на ней. Когда она заговорила, все они повернулись и заглянули в синюю комнату.
Бланш отвела взгляд в сторону и тихо шепнула:
— Фелисия, закрой дверь.
Она молилась, чтобы Бесс убедила всех, что она больна, а не сошла с ума.
