Глава 12
— Но я так не могу. — Тирелл нетерпеливо расхаживал по гостиной. — Я сижу дома, ничего не делаю, пока Элеонора и Шон неизвестно где и Шон рискует жизнью. — Он остановился перед камином, напротив которого на диване сидели его жена и графиня.
Лиззи встала и подошла к мужу.
— Рекс уже в Корке. Как только он что-то узнает, сразу сообщит. Клифф будет там к утру. Твой отец на полпути к Лондону с петицией о помиловании. Ти, кто-то должен оставаться здесь.
— Я понимаю, что графство не может оставаться без хозяина, — в голосе Тирелла звучала горечь, — и я снова связан долгом, как всегда.
Лиззи, и графиня переглянулись.
— Я знаю, что ты предпочел бы скакать в Корк и там обыскать каждый дом, чтобы найти их, но, пойми, графство не может остаться без присмотра. Мало ли что случится. Поверь, Шон не хотел бы тебя вмешивать, рисковать всем, что имеет семья.
— Девлин в Кобе, готовит корабль, — напомнила графиня. Лицо ее было бледным и усталым.
— Если об этом узнают, Девлин тоже потеряет все, — горячо произнес Тирелл, — а моего друга Макбейна я готов придушить собственными руками за то, что он ждал так долго, прежде чем открыться нам.
— Спасибо Рори, он помогал Шону, — прошептала графиня. — Лиззи, как твоя сестра?
Сестра Лиззи, Джорджина, была замужем за Макбейном.
— Она спокойна, но это видимость, мне кажется, она и раньше знала о делах, в которых замешан Рори.
Лиззи подошла к графине и взяла ее за руку.
— Они сильные, решительные мужчины, они все сделают как надо. Мэри, я знаю, что ты чувствуешь, и я тоже переживаю, потому что люблю Элеонору и так много слышала о Шоне. И люблю его тоже! Наши мужчины сделают все и добьются успеха. Я верю в это, и ты должна.
Мэри обняла ее.
— Тот день, когда ты стала моей дочерью, был благословением для моей семьи.
— В этом я согласен с тобой, — подал голос Тирелл.
В дверь постучали.
Вошел слуга и поклонился:
— Милорд, полковник Рид хочет вас видеть. Сказал — по делу безотлагательной важности.
Все трое переглянулись.
— Пусть войдет.
— Уже вошел. — Красивый белокурый офицер в светло-голубой форме легкой кавалерии возник перед ними. Голубые глаза его были холодны, а взгляд проницателен.
— Наконец мы встретились, лорд де Уоррен. — Офицер поклонился. Но в его словах послышалась скрытая ирония.
— Полковник. — Тирелл повернулся к дамам: — Вы позволите нам поговорить наедине?
— Разумеется. — Лиззи взяла графиню под руку, и они вышли.
— Хотите что-нибудь? — вежливо спросил Тирелл, видно было, как он напряжен. Он не знал ничего об этом офицере. И боялся, что новости, которые тот принес, будут плохими для семьи. — Вино, виски?
— Нет, благодарю. — Рид скривил тонкие губы в подобии улыбки. — Я здесь по поводу сбежавшего преступника — Шона О'Нила.
Тирелла возмутило, что Рид назвал брата преступником с такой откровенной убежденностью, но, понимая, что лучше сдерживать свои эмоции, которые не помогут Шону, скорее навредят, сдержался.
— Я это предполагал, — сухо отозвался он. — У вас есть новости?
— Пока нет. Охота продолжается. Мне бы хотелось услышать от вас, что вы о нем знаете.
— Что я знаю? — Тиреллу становилось труднее контролировать свой гнев, он постепенно накалялся. — Мой сводный брат был заточен в тюрьму на два года, и семью даже не поставили об этом в известность! Что я знаю? — повторил он уже сдержаннее. — Мой брат был обвинен в измене — но его семья ничего не слышала о суде над ним. Поэтому я ничего не знаю, сэр.
— Я уверен, что власти уже извинились перед вашей семьей за это нарушение этикета.
Тирелл даже задохнулся от возмущения.
— Бросить моего брата в тюрьму, оставить гнить в одиночке два года вы называете нарушением этикета?
Рид вздохнул:
— Произошло какое-то недоразумение. Но я здесь не затем, чтобы защищать нашу тюремную систему. О'Нил с вами связывался после побега?
— Нет.
— Но он был здесь вчера. Три сотни гостей видели его.
— Я тоже его видел. И это в первый раз после того, как он покинул дом. Впервые за четыре года. — Тирелл почувствовал, что должен немедленно смочить горло, подошел к столу и налил себе крепкого ирландского виски.
— Так вам неизвестно, что он жил в Килворе перед тем, как там произошел бунт?
— Меня информировали об этом после его побега. Понятия не имею, где этот Килвор находится.
— Это маленькая фермерская деревня в Мидланде, к югу от Дрохеды. И когда ваш брат женился, разве он не написал вам или кому-то из семьи, чтобы порадовать вас вестью?
Тирелл был поражен.
— Он женился? — И сразу подумал об Элеоноре. Как она будет несчастна, когда узнает.
— Вижу, вы искренне удивлены.
— Но мы ничего не слышали о нем с тех пор, как он покинул родной дом. Вы кажетесь мне разумным и справедливым офицером, полковник Рид. Если и был бунт в этом Килворе, то мой брат не принимал в нем участия, я в этом уверен. Он был частью аристократии здесь, в Ирландии, с тех пор как мой отец женился на его матери. Кто-то вел этих крестьян, но не он, сэр.
— Но это был именно он.
Тирелл промолчал, вспомнив, что Шон и раньше всегда был на стороне фермеров и крестьян. И теперь он опасался худшего.
Рид приподнял светлую бровь.
— Но он не аристократ по рождению, не так ли? Его отец арендовал у графа землю, разве не так? Семья католиков, никаких титулов, только сэр капитан О'Нил заслужил свой титул, служа на королевском флоте.
— Но что вы хотите этим сказать? Мой брат вырос вместе со мной, наши комнаты были рядом, он имел все, что имели мы, он воспитан джентльменом. Он не виноват в этом бунте, сэр. Нашелся другой человек, который подбил их к неповиновению.
Рид холодно улыбнулся:
— Уверяю вас, это был он. Дело в том, что я там был, лорд де Уоррен.
Тирелл потерял дар речи на мгновение.
— Вы, наверное, ошиблись, сэр. — Тирелл хотя и настаивал, но уже не был так уверен.
— Вы очень преданы брату. Но все ирландцы стоят друг за друга, и католики и протестанты? Не так ли?
Тирелл вспыхнул от плохо скрытого оскорбления.
— Вы клевещете на нас, полковник. В моем собственном доме, куда я вас вежливо пригласил.
На Рида не произвело впечатления возмущение хозяина. Он лишь извинился равнодушно:
— Я прошу прощения. У меня не было намерений вас оскорбить. А кстати, ваша сестра, леди Элеонора, могу я поговорить с ней?
— Я бы тоже хотел с ней поговорить, но вы прекрасно знаете, что ее здесь нет. — Пока такая смена темы Тирелла устраивала. Он немного успокоился.
— Так она не вернулась после того, как сбежала с вашим сводным братом?
— Она не вернулась, — кратко ответил Тирелл. Ну почему он не рассказал ей тогда, что Шон сбежал, что его разыскивают как преступника? Если бы он предупредил сестру, рассказал о Шоне, она могла заранее обдумать свои поступки, перед тем как Шон появился, и тогда, возможно, все избежали бы этой неприятной ситуации. — Она не сбежала с Шоном. Элеонора всегда была очень импульсивна, сэр. С детства была упряма и своевольна. Я уверен, что, увидев Шона, она так обрадовалась после четырехлетней разлуки, что эта радость захлестнула и лишила ее благоразумия. Вероятно, ей очень хотелось поговорить с ним, узнать, где он был, что с ним произошло, вот она и поступила подобным образом. Не задумывалась в этот момент о последствиях.
— Правда? В день своей свадьбы? — Рид почти смеялся ему в лицо.
Тирелл старался сохранить хладнокровие, хотя ему хотелось ударом кулака стереть эту ухмылку.
— Но моя сестра была влюблена в своего жениха. Это вряд ли смешно, полковник.
Рид откровенно забавлялся ситуацией.
Но снова извинился:
— О, прошу прощения. Как вы думаете, она уже встречалась с О'Нилом перед тем, как сбежать с ним? Перед тем, как они вместе вчера покинули Адер?
— Вы называете и мою сестру изменницей, сэр? — У Тирелла внутри все похолодело. Теперь он испугался за Элеонору. Этот человек угрожал не только Шону, но и сестре.
Рид перестал ухмыляться.
— О, разумеется, нет. Но я должен знать все факты. Почему леди Элеонора вдруг сбежала прямо от алтаря со своим сводным братом?
— Но я уже объяснил вам. И что касается вашего вопроса, полковник, конечно, сестра понятия ни о чем не имела, ведь от него не было ни единой весточки все четыре года, ни слова с того дня, как он ушел из дома.
— Но вопрос остается: почему О'Нил увез ее с собой?
— Я не знаю. — В ответе Тирелла прозвучало отчаяние, он говорил правду. Действия Шона не имели смысла. — Шон и Элеонора всегда были неразлучны, несмотря на шесть лет разницы в возрасте.
— Итак, они были близки, — проницательно подытожил Рид.
— Они были очень близки.
Молчание наступило вновь и затягивалось. Наконец Рид произнес:
— Два дня назад разнеслись слухи, что он похитил ее и заставил помогать покинуть страну. — Рид сверлил Тирелла пронизывающим взглядом.
— Мой брат — джентльмен, полковник. Он никогда не похитил бы собственную сестру.
— О'Нил ответствен за смерть нескольких солдат и своего собрата по заключению. И это, милорд, никак не делает его джентльменом.
— Обстоятельства иногда служат оправданием. Я уверен — Шон невиновен во всех обвинениях, выдвинутых против него. Я знаю это. — Тирелл старался придать словам уверенность, которой уже не чувствовал.
Но Рид холодно возразил:
— Но леди Элеонора ему не сестра.
— Простите?
— Даже в вашем доме и на конюшне шепчутся слуги, что леди Элеонора влюблена в него.
— Моя сестра влюблена в своего жениха, лорда Синклера, — настаивал Тирелл, стараясь говорить возмущенно и убедительно. Нельзя, чтобы Рид узнал о той великой любви, которую Элеонора всю жизнь испытывала к Шону.
Рид улыбнулся, при этом голубые глаза остались холодны.
— Увидим. Все скоро будет ясно. Если вы узнаете местонахождение О'Нила, ваш долг британского гражданина немедленно нас известить. И вы понимаете, что попытка скрыть факты приведет вас к тому, что вы будете обвинены в укрывательстве.
— О, будьте уверены, я первым делом доложу вам, — язвительно пообещал Тирелл, на что Рид рассмеялся резким безжалостным смехом и вышел.
Тирелл стоял неподвижно, пока не услышал, как закрылась входная дверь. Потом захлопнул дверь в гостиную с такой силой, что треснула планка.
Он был подавлен. Элеонора оказалась в не меньшей опасности, чем Шон.
Наступил полдень. Небо за окном было серым, обещая пролиться дождем. Элеонора сидела на кровати, обхватив колени руками. Шон отсутствовал уже несколько часов, и она не могла не волноваться за него. Он пошел взглянуть на фрегат, мачты которого возвышались над городом, выяснить, кому он принадлежит и куда направляется. И по его словам, у него было еще несколько неотложных дел.
Она побоялась спросить, что это за дела. Но предполагала. Надо было купить место на рейс до Америки. И найти провожатого, надежного человека, который сопроводит ее домой… Хотя она ни за что не оставит его одного. И что теперь делать с открытием по имени Пег?
Она страдала. Кто эта женщина, которая так захватила его мысли? Настолько, что он видит ее в своих снах.
Значит, он провел два года перед своим заключением с этой женщиной, Пег? Элеонора была растеряна и испугана. Правда, он сказал, что не любил эту женщину, но это было слабым утешением.
Она боялась и хотела узнать правду. И готовилась принять ее, какой бы она ни была. Если она потерпит поражение в битве за Шона, ему уже никто не поможет стать прежним. Она должна быть готова к борьбе за него. Он не хотел говорить о тех четырех годах, которые прошли вне дома, и всячески сопротивлялся ее настойчивым расспросам.
За окном начался дождь.
Элеонора подошла и закрыла окно. И вдруг увидела бегущего под дождем Шона. У нее подогнулись колени, она прислонилась к стене, ослабев от радости. Через несколько мгновений раздался стук в дверь, и она поспешила открыть.
Он вошел промокший до нитки. Эль заперла за ним дверь.
— Что произошло? — Ей не терпелось узнать новости. Он стащил с себя мокрую рубашку, обнажив поджарый и, несмотря на худобу, стройный торс. Потом повернулся, чтобы бросить рубашку на стул, и она слабо вскрикнула. На спине она увидела с дюжину длинных извилистых шрамов. Эль замерла с открытым ртом, задохнувшись от ужаса.
Его жестоко высекли, причем он подвергся этой пытке не один раз. Он обернулся, услышав ее крик. Она дрожала, ей стало дурно.
— Шон! Что это?!
Он удивленно посмотрел на нее, понял, в чем дело, и сразу замкнулся.
— Тебе известно, я был в тюрьме, — холодно ответил он.
— Они тебя высекли?! — крикнула она отчаянно.
— Какое это имеет значение… Это было давно. — И снова отвернулся. Повесил мокрую рубашку на спинку стула и подвинул стул ближе к огню.
Она старалась успокоиться, но это плохо получалось.
— Но за что они тебя высекли?
Он зачерпнул воды из ведра.
— Это было испытание.
— Испытание?
Он снова взглянул на нее.
— Это не имеет теперь значения.
— Но для меня имеет! — воскликнула она.
Он вздохнул:
— Эль, это было развлечение стражников… Новый заключенный… изменник, которого скоро вздернут.
— Бедный… У тебя живого места нет на спине, — прошептала она. — Они выбрали тебя для своего развлечения? Но это жестоко! И истязание повторялось, не так ли?
Он отвернулся, помрачнев.
— Тебе не надо об этом знать.
Она вытирала слезы, но они градом катились по щекам.
— Я должна знать, Шон.
— Но какая разница? Шрамы зажили.
— А ты? Шрамы в твоей душе остались, не так ли?
Он наклонился над раковиной и стал умываться. Она подошла и положила руку на страшные шрамы.
Он не успел отстраниться.
— Почему тебя посадили в одиночку, Шон? — спросила она тихо, не убирая руки.
Он не двигался. Потом сказал:
— Я убил сокамерника.
Она задохнулась от ужаса.
Он так резко обернулся, что ее рука повисла в воздухе.
— Как… Ты убил? — прошептала она, не веря своим ушам. Он не мог!
— Не смотри на меня так…
— Но я не понимаю…
— Я защищал другого человека… юношу, совсем мальчика! — Глаза его сверкнули. — Никто не вступился за него, кроме меня.
Она закрыла рот рукой. Как много он перенес и сколько еще не рассказал. Сколько мучений может вынести человек.
— Ты защищал мальчика?
— Они приставали к нему… Я должен был это прекратить!
Она поняла скрытое значение его слов, и это было страшно.
— Он все равно умер… тот парень, Брайен. Он погиб после очередного нападения. Я не мог мириться с этим зверством и убил одного из этих ублюдков.
Она все плакала и не могла остановиться. Оплакивала мальчика по имени Брайен, плакала от жалости к Шону.
— Эль, перестань плакать, — умоляюще сказал он. Она кивнула и вытерла глаза.
Он вдруг схватил ее за руку:
— Все давно кончено… Забудь.
Его прикосновение было как удар тока. Она вдруг почувствовала его близость, видела перед собой обнаженную широкую грудь, и знакомая горячая волна прошла по телу. Подняла глаза, боясь, что выдаст себя. Как ей справиться с непреодолимым и пагубным для нее влечением?
Он выпустил ее руку и отошел.
— Начальник тюрьмы был уволен вскоре после моего заключения. Новый оказался пьяницей. Я тогда ничего не знал. Откуда мне было знать, все открылось после моего побега. — На его лице отражалась целая гамма чувств — отвращение, физическое страдание, душевная боль. — Я думал, что так и умру в этой черной яме.
— Ты хочешь сказать, что новый начальник не знал о твоем существовании?
Он кивнул:
— Но это и к лучшему. Иначе я был бы повешен.
Она представить не могла, как можно поступать так жестоко, запереть человека в каменном мешке, подвергать издевательствам, и он понятия не имеет, что ждет его, сколько продлится эта пытка.
— Но кто-то приходил навестить тебя за эти два года? Хоть один человек? Тебе приносили какую-то еду? Как ты выжил?
Он оборвал ее:
— В двери подвала была щель. Стражники развлекались, бросая мне, как собаке, какие-то объедки, они находили это забавным. Начальник тюрьмы не знал, что меня заперли в этой яме. Я сидел в темноте, не видел никого, Эль, пока мне не удалось бежать. — Плечи его сотрясались, он вдруг яростно ударил кулаком по оловянной раковине.
Она вздрогнула:
— Мерзавцы… Но как ты смог убежать?
Она видела, что он постепенно успокаивается, дрожь проходила.
— Я взял начальника тюрьмы в заложники.
— Второго, про которого ты говорил, значит, он все же узнал о твоем существовании?
Он покачал головой:
— Нет, это был уже третий. Лорд Гарольд. Он пришел выразить сожаление и извиниться за недоразумение! Пришел извиниться! — И Шон засмеялся страшным лающим смехом. — Я был готов на все тогда.
Он стоял, опершись руками на край раковины и глядя вниз, погрузившись в воспоминания. Когда Эль положила руку ему на спину, он вздрогнул.
— Ты, должно быть, задолго составил план побега и ждал удобного случая. Например, именно такого. Ждал, что кто-нибудь все-таки придет к тебе.
Он согласился:
— Да, так и было.
Глаза его были пустыми, побелевшими от ярости, и она вздрогнула. Он прошел через ад, но сейчас его выражение действительно напугало ее. Нет, надо прогнать страх, она не должна его бояться, если поставила перед собой цель спасти его.
— Слава богу, все кончено.
Он поднял брови:
— Ты так думаешь? — И отошел от нее.
Она снова спросила, не сводя с него взгляда:
— Но когда был суд? Ведь перед тем, как заключить в тюрьму, тебе должны были вынести приговор.
— Так происходит сплошь и рядом… Ты не знала? По закону военного времени. — Он сел и в изнеможении уронил голову на руки.
Ей больше всего на свете хотелось сейчас обнять и утешить его, но она знала, что он не позволит.
— Но ведь тогда твое заключение было незаконным? И дело должно быть пересмотрено.
— Может быть. — Он поднял голову, но взгляд ничего не выражал. — А может быть, и нет.
— Ты больше никогда не будешь страдать, никогда, слышишь?
— Не надо меня жалеть.
Они встретились глазами. Как она могла остаться равнодушной, не пожалеть его? Эль понимала, что, если сейчас станет настаивать на продолжении разговора, это вызовет раздражение. Но не могла остановиться.
— Тебе снится кошмар, темнота и одиночество… Или что-то еще?
Он снова помрачнел.
— Шон. — Она все-таки сделала попытку. — Это связано с Пег? Она тебе снится?
Он вскочил.
— Ну почему ты не даешь мне покоя? Почему все время должна выпытывать?
— Потому что я хочу тебе помочь, — она пыталась говорить убедительно, — помочь забыть весь ужас последних двух лет.
— Это невозможно!
— Ты не хочешь вернуться к настоящей жизни! — воскликнула она. — Или ты предпочитаешь вспоминать Пег? — И сразу пожалела об этих словах, как только они слетели с языка.
Он был взбешен.
— Ты… никогда не прекратишь, не так ли?!
— О, не уходи… Прости меня! Я больше не буду…
Но слишком поздно — он уже выбежал за дверь.
Он остановился внизу перед лавкой сапожника, прислонился к стене, закрыл глаза и перевел дыхание. Ну почему она все время спрашивает, лезет в душу? Ей не понять, что она бередит рану и каждый раз, когда заставляет его вспоминать те события, поворачивает нож в этой ране. Пег умерла. И он не собирается о ней рассказывать. Говорить о ней с кем бы то ни было, во всяком случае, только не с Эль.
Он закрыл лицо руками. Ему захотелось вернуться и найти утешение в ее теплых объятиях. Ему иногда казалось, что, позволив ей утешать его, получив возможность принять это утешение, он сможет избавиться от демонов, мучающих его в кошмарах. Нет, нельзя поддаваться слабости, особенно после той ночи, когда он пришел в комнату Эль. Тело предаст его и, как только Эль обнимет его, отзовется вожделением на эти невинные объятия, которыми она хочет утешить его. Никогда еще Шон не чувствовал такого отчаяния и такого желания. Она превратилась в прекрасную женщину и вызывала в нем такую неистовую страсть, что это сводило его с ума.
Но он был уверен в одном — если еще раз поддастся влечению, будет жалеть всю оставшуюся жизнь. Теряя остатки разума, он сгорал от желания немедленно вернуться. Он сбежал от вопросов, вызывавших воспоминания о Пег, его вине перед Пег, от прошлого. И появилось навязчивое желание, одержимость избавиться от своих мук совести. Напряжение усиливалось из-за неудовлетворенной страсти, и он надеялся, что после того, как он удовлетворит ее, придет долгожданное освобождение.
Этим утром он пошел на берег реки и рассмотрел в подзорную трубу королевский фрегат. Боевой корабль внушительных размеров, с тяжелым вооружением в девять двадцативосьмидюймовых пушек, но тем не менее быстроходный. Потом зашел к фермеру, О'Коннору, который согласился с ним, что будет лучше всего, если в Адер Элеонору отвезет Макбейн. Он — джентльмен и сможет защитить ее даже ценой собственной жизни. О'Коннор пообещал встретиться с Макбейном и договориться. Если Макбейн не сможет, он сам отвезет Эль домой.
— Джон?
Нежный женский голосок прервал его мысли.
Он обернулся.
У входа под навесом стояла Кейт. Она ласково улыбнулась:
— Дождь идет. Что ты там делаешь?
Действительно, моросящий дождик перешел почти в ливень. Он понимал, что ей нужно. Он всегда знал, когда женщина его хочет, с юных лет. Стоило девушке взглянуть на него, она начинала его домогаться, преследовать, поэтому он никогда не страдал от одиночества. В четырнадцать лет он потерял невинность, и с тех пор не было недостатка в женском внимании. Как все в роду О'Нилов, он обладал сильным мужским началом, женщины льнули к нему, от простолюдинок до аристократок. Он менял их не задумываясь, сам никогда не испытывая привязанности ни к одной из них. Потом были два года вынужденного воздержания. И неудивительно, что он не устоял перед искушением, когда Эль предложила провести ночь в ее спальне, овладел ею, зная, что она предназначена другому. Кейт приблизилась, капли дождя скатывались по открытой груди, выступавшей из выреза платья с кружевной отделкой.
— Почему ты здесь стоишь? Что случилось? — спросила она.
Он знал, чего она хочет, и хотел того же. Ему нужна была женщина, все мысли были об этом, восставшая плоть требовала немедленного удовлетворения. Кейт идеально подходила ему в данный момент, она удовлетворится сексом и не станет требовать заверений в любви. Он может прямо сейчас пойти с ней в конюшню, найти чистое пустое стойло…
— Ничего не случилось, все в порядке. — Он не сдвинулся с места.
Она заглянула ему в лицо черными живыми глазами:
— Я рада, что у тебя все в порядке, — и, подняв руку, погладила его по щеке.
Оставалось взять ее руку и переместить вниз, туда, где она могла почувствовать, как он готов заняться с ней любовью, такое подтверждение не требовало слов. Но что-то сдерживало. Он понял — это Эль, она ждет его наверху. И как только он явится после свидания, она немедленно поймет, что произошло. Один взгляд — и она догадается и станет страдать. Он уже ненавидел себя за ту боль, что причинил ей раньше. И не может снова обидеть ее.
Кейт тем временем провела рукой по его груди, просунула руку за распахнутый ворот. Он терял над собой контроль. И вдруг понял, что останавливает его — эту страсть не сможет удовлетворить Кейт, ему нужна другая женщина, та, которая вызвала такое чувство, которого он не знал раньше. Тем временем Кейт с многозначительной улыбкой перевела руку ниже, пальцы ее скользнули за пояс бриджей.
Он вдруг резко отвел ее руку, и Кейт подняла на него удивленный взгляд, потом вспыхнула. Он уже открыл рот, чтобы извиниться перед девушкой, как вдруг увидел, что они не одни. Элеонора стояла у входа под навесом, глаза ее сверкали гневом, щеки пылали. Шон оттолкнул Кейт, он хотел крикнуть, что леди не должны подглядывать, но не мог вымолвить ни слова. Несколько мгновений продолжалась немая сцена, потом она развернулась и побежала обратно в дом.
Кейт застыла, она не могла понять, что происходит, потом удивление в ее глазах сменила догадка.
— Прости, — растерянно сказал он.
— Она тебе не сестра! — выдохнула Кейт.
Но он ее уже не слышал, бросившись догонять Эль.
Она ворвалась в комнату и заперла дверь на оба засова. Ее колотила дрожь, перед глазами стояла картина — Шон и Кейт, сгорающие от страсти. Он уже спал с Кейт, а если нет, собирался сделать это сейчас. Раньше она столько раз подглядывала за ним, что безошибочно могла определить признаки. Но какое ей дело? Тогда, в детстве и юности, она любила другого Шона, не этого незнакомца. Да, она хотела его вернуть, но как своего друга. И у него в дальнейшем все равно будет еще много женщин. Шон всегда имел успех, девушки и женщины вешались на него, и сам он не отличался разборчивостью. С этим все равно придется мириться в будущем, почему бы не начать сейчас?
Она слышала, как он колотит в дверь:
— Эль! Открой!
Она отозвалась по-детски обидчивым голосом:
— Не открою!
Несмотря на свои рассуждения, она ненавидела его сейчас за то, что он предпочел другую. Ненавидела его и всех этих девиц, преследующих его чуть ли не с детства.
— Эль, открой дверь и впусти меня. Я весь промок… мне холодно!
— Сомневаюсь, — отозвалась она, — мне кажется, ты слишком разгорячился! — И, несмотря на свою обиду, кажется, уже готова была простить его. Потому что ей самой хотелось быть его женщиной, она любила его, несмотря ни на что, а после той ночи сгорала от страсти!
Ему нужна женщина, и она готова стать ею. Она смутилась от собственных мыслей. Ну почему ее тело не слушается разума? И почему она горит как в лихорадке, стоит ему взглянуть или дотронуться до ее руки?
— Открой дверь… Проклятье… Нам надо поговорить!
Она подошла к двери, отодвинула засовы и отступила назад.
Он вошел, мрачно взглянул на нее и снова закрыл и запер дверь.
— Послушай, ты уже взрослая… Сколько можно шпионить за мной?
— Я не шпионила, — солгала она, но тут же увидела из окна Кейт, и ноги сами понесли ее вниз во двор. — Нам нужна вода, ты забыл ведро, и я решила спуститься, чтобы принести тебе его.
— Нет, ты за мной следила.
Он скрестил руки на груди, а Элеонора не могла не думать о том, как он хорош сейчас, в этой рубашке с распахнутым воротом, облепившей его стройный торс. Она понимала, что неприлично долго смотрит на него, но не могла отвести взгляд. Что, если она снова ляжет с ним в постель? Поможет это прогнать демонов, терзающих его во сне? Ведь если не она, будет другая, а поскольку она все равно уже потеряла невинность…
— Послушай, — хрипло произнес он, — я не хочу Кейт.
Она взглянула на него:
— Нет, хочешь, я видела.
Он вдруг покраснел:
— Нет, я хочу не Кейт.
Наступило молчание, она слышала пульсирующий шум крови в ушах.
— Что ты хочешь сказать? — тихо спросила она.
Он беспомощно махнул рукой. И взглядом, от которого у нее забилось сердце, окинул ее фигуру. Потом закрыл глаза, как будто запрещая себе смотреть на нее так.
Она перевела дыхание. Он намекает на то, что хочет ее? Его взгляд на этот раз был слишком красноречив. Она понимала, что не станет противиться, потому что сама сгорает от желания, еще сильнее, чем раньше.
Он явно был смущен, в нем шла борьба.
— Эль, послушай… Я не спал с Кейт… Не спал и не собираюсь.
— Почему? Раньше ты не был столь разборчив.
Он стоял спиной, опустив голову на грудь, и молчал.
Она глубоко вздохнула, чувствуя, что дрожь не прекращается. Она подошла и положила руку на сплетение шрамов.
— Не понимаю. Ты мог с ней сейчас заниматься любовью.
— Перестань…
Она провела рукой вдоль спины и почувствовала, как он вздрогнул. И вдруг прижалась губами к затвердевшим полоскам вздувшейся кожи под мокрой рубашкой.
Он замер и, понимая, что его сопротивление сломлено, она прислонилась к нему грудью и, обнажив его спину, начала покрывать ее частыми поцелуями. Он задрожал и прошептал:
— Ты что?.. Хочешь, чтобы я опять сделал тебе больно?
Она, не прекращая целовать его, ответила:
— Нет, ты не сможешь сделать мне больнее, чем сделал.
И стала целовать его шею, кожа там по сравнению со шрамами на спине была гладкой и нежной.
Он развернулся к ней лицом, глаза лихорадочно блестели.
— Почему? Зачем ты пытаешься меня соблазнить снова?
В его голосе слышалась паника. И он уже не мог скрыть сжигавшего желания.
— Потому что я тоже хочу этого! Я, наверное, тоже обладаю диким темпераментом! — И потому что я люблю тебя, — подумала она, но не сказала вслух. — Ты изменился. Но я все равно люблю, и принимаю тебя таким, и хочу быть с тобой. Даже больше, чем раньше.
В нем явно происходила борьба.
— Но ты понимаешь, что я груб, несдержан и не могу дать тебе любви, снова принесу тебе только страдания.
— Нет, это не так. — И понимала, что он прав. Но это не имело значения. Все планы, все рассуждения улетучились, и осталась лишь эта убогая комната и Шон рядом.
— Тебе надо вернуться в Адер, — он отвернулся, — ты должна выйти за Синклера.
— А ты должен покинуть страну. Я все это знаю. Но какое отношение это имеет к нашей страсти и любви сегодня?
Она слышала его тяжелое дыхание.
— Шон?
Тон его стал умоляющим.
— Я не могу дать тебе любви.
— Я ничего не прошу у тебя сейчас. Кроме того наслаждения, которое ты мне дашь. И именно это я имела в виду.
Он вспыхнул от ее откровенности.
— Я прошу тебя доставить мне наслаждение, Шон. И немедленно.
По блеску его серых глаз она поняла, что победила. И вот уже она в его объятиях, их губы слились, поцелуй был длительным, оба дрожали от нетерпения.
— Эль, — прошептал он, — Эль.
Он нетерпеливо расстегивал на ней рубашку и, оторвавшись от ее губ, вопросительно заглянул в глаза. Потом поднял и отнес на постель. На этот раз он не спешил, и его опытные ласки подняли ее на пик наслаждения. Она и не подозревала, что можно испытывать такое блаженство в объятиях мужчины. Он еще колебался, прежде чем овладеть ею, но она торопила сама:
— Скорее, Шон. Я люблю тебя…
Их тела соединились, долгожданное ощущение пришло, подхватило и понесло, в комнате раздавались страстные стоны, и наконец их крик вознесся к потолку, когда оба достигли кульминации. И наступило блаженное изнеможение.
Когда пелена рассеялась, она увидела, что он смотрит на нее вопросительно, и успокоила его улыбкой.
Как она могла любить его так сильно? Этого чужого, незнакомого Шона, который причинил ей столько страданий? Его страсть ничего не значила, это не было любовью, и хотя перед этим она уверяла себя, что больше не станет добиваться его любви, поняла, что все равно ждет его признания.
Она села и набросила на себя край простыни.
— Эль?
— Все в порядке. Это было… потрясающе.
Он внимательно смотрел на нее, она постаралась беззаботно улыбнуться.
— Как это прекрасно, оказывается, заниматься с тобой любовью — это все, что мне нужно от тебя.
Он смотрел на нее как на лохнесское чудовище.
— Но ты хочешь того же, правда? Страсть, постель, пылкая любовница.
Он сел и отвернулся.
Потом встал с постели, приводя в порядок одежду.
— Я пойду за водой, чтобы ты могла помыться.
Она не хотела мыться. У двери он обернулся:
— Ты так прекрасна, Элеонора…
Ей не понравилось ни выражение его лица, ни тон, которым он это произнес, как будто за этим дальше должно было последовать но…
— Но ты заслуживаешь большего, чем просто постель. — И добавил: — Прости меня.
Она лишь натянула выше простыню и молча смотрела, как он вышел за дверь.
