Глава 5
Фитц сунул палец в дырку на шляпе Рафа, теперь уже окончательно испорченную.
— Расскажи все снова, — сказал он, глядя на Рафа.
— Вряд ли я смогу что-то еще добавить. Дорога с обеих сторон окружена густым лесом. И так как Бони кружил, словно дервиш, в тот момент, когда прозвучал выстрел, я не понял, с какой стороны дороги прилетела пуля.
— Значит, ты не бросился вдогонку?
— Вдогонку за кем, Фитц? — Стоя у каминной полки, Раф согревал в ладонях бокал вина. — Есть только два вывода. Либо браконьер отвратительно целился, либо кто-то пытался убить меня.
— Либо Шарлотту, — заметил Фитц, но затем покачал головой. — Нет, не ее. Скорее тебя. Ты уверен, что нет другого мужчины из семьи Дотри, который зарится на герцогство, или как там это называется? Что сказала Шарлотта?
— Она почти ничего не сказала, так как я постарался отвлечь ее, когда это случилось. Я выдал все за случайность, и мы отправились на лесопилку, чтобы шумно одобрить дисковую пилу высотой с твою кровать… так-то вот.
— И ты считаешь, что поступил разумно? Вместо того чтобы собрать пару дюжин мужчин, прочесать лес и найти того, кто стрелял в тебя?
— В меня или в кролика.
— Ты не похож на кролика. Ты выше. Хотя какое-то сходство есть… возможно, уши.
— Премного благодарен, — ухмыльнулся Раф. — В любом случае я не собираюсь терять сон, размышляя над тем, что кто-то хочет убить меня.
Немного помедлив, он решил рассказать Фитцу о том, что действительно его беспокоит.
— Сейчас есть нечто более серьезное, что не выходит у меня из головы.
— Звучит зловеще. — Фитц попытался привстать над грудой подушек, но, поморщившись, оставил эту затею. — Следует ли мне задернуть между нами полог и вступить в роль исповедника?
— Это не исповедь, Фитц. Это то, что я услышал и что предпочел бы не слышать вовсе.
Раф придвинул к себе стул с прямой спинкой, повернул и оседлал его, широко расставив ноги. Положив подбородок на скрещенные руки, он посмотрел на Друга.
— Чарли была помолвлена с моим кузеном Гарольдом незадолго до его смерти.
Фитц нахмурился, помолчал пару минут и покачал головой:
— Нет, прости. Я что-то не пойму. Эта новость расстроила тебя? Почему?
— Если б у меня был ответ на это, дружище, ты бы первым узнал его. Почему она не сказала мне об этом, Фитц? У нее было достаточно возможностей. Например, когда я спросил, почему Эммелина оставила ее в качестве компаньонки, когда уехала со своим мужем. И не только тогда. У нее было много возможностей сказать: «Знаешь, Раф, я была помолвлена с твоим кузеном, прежде чем он пошел на корм рыбам».
— И она должна была, несомненно, сказать именно так, — улыбнулся Фитц. — Помолвка гораздо лучше, чем сам брак. Ты думаешь, они… ну, ты понимаешь?
Раф оттолкнул стул и вскочил на ноги.
— Нет, Фитц, не знаю. По крайней мере, не хочу знать, и ты обяжешь меня, если не будешь больше говорить ничего подобного.
— Вот как? Знаешь, что я думаю, Раф? Я думаю, что ты… ревнуешь.
— Это смешно, — быстро ответил Раф. — Просто Гарольд был таким… нет, не буду говорить плохо о покойном.
— Даже если он был… кем? Наглецом, грубияном, тупой скотиной? Что ты еще имеешь в виду?
— Развратным, безнравственным, распущенным, испорченным, жестоким негодяем.
— Можешь остановиться, достаточно. Гнусный тип, верно?
— Именно так. На самом деле я думал, что он просто хвастун. Они с Джорджем всегда плели мне, легко верному младшему кузену, невообразимые истории о своих любовных похождениях. Но затем я поймал Гарольда в конюшне, когда он предавался своим… склонностям.
— Пожалуй, лучше бы мне этого не слышать. И все же, думаю, тебе стоит рассказать, иначе не пойму, почему эта помолвка так расстроила тебя.
— Хорошо, но это не слишком приятно. Однажды поздней ночью я возвращался из деревни и услышал, как кто-то стонет в конюшне. Я пошел разузнать, что там происходит, и обнаружил Гарольда, который оседлал одну из судомоек и хлестал ее стеком по голым ягодицам. Господи, он надел на нее узду и заставил закусить удила.
— Да, не слишком приятную картину ты нарисовал мне, дружище.
— Еще бы. — Раф потер виски, прогоняя всплывшую перед его мысленным взором сцену. — Гарольд был крупным парнем, но запутался в собственных штанах и не мог как следует драться. Я чуть не убил его, Фитц. Отхлестал до потери сознания его же собственным стеком. Понадобилось три конюха, чтобы оттащить меня.
— Я бы попридержал их, чтобы ты отвел душу.
Раф слабо усмехнулся.
— Не сомневаюсь, ты придержал бы, и нас бы вместе повесили. Как бы там ни было, именно после этого герцог купил мне звание. Я покинул Ашерст-Холл через день на рассвете и больше никогда не видел ни Гарольда, ни Джорджа, ни своего дядюшку.
— Знаешь, что я думаю, Раф? Я думаю, что наконец понял, почему так мало слышал о твоей семье за все эти годы. Но погоди, выходит, герцог вознаградил тебя за то, что ты отхлестал его сына?
Раф взглянул на друга.
— Нет, не совсем. Я был молодым и горячим, Фитц. Обнаружив, что конюшня часто становится игровым полем для Гарольда, я предупредил герцога, что если когда-либо снова застану Гарольда за таким занятием, то убью его. Думаю, герцог поверил мне, и он не сомневался также, что Гарольд не прекратит подобные развлечения с любой женщиной, которая ему понравится, согласится она на это или нет. Кстати, он заверил меня, что в этом нет ничего особенного для здорового молодого джентльмена и что служанка, возможно, тоже получала удовольствие. «Пора тебе повзрослеть» — вот что сказал мне герцог. Понимаешь, по мнению моего дяди, именно я был не прав. А Гарольд просто делал то, чем занимаются все мужчины.
— То есть бездушные ублюдки. Скоты. Как думаешь, Шарлотта знала о наклонностях своего жениха?
Раф вздохнул, пожав плечами:
— Наверняка ни для кого не было тайной, что и Джордж, и Гарольд недалеко ушли от своего отца. Ты сказал, ублюдки? Тебе известно, сколько бастардов Дотри вокруг Ашерст-Холл? Я знаю по крайней мере одиннадцать. Моя мать показывала их мне, предупреждая, чтобы я случайно не женился на ком-нибудь из них и не преподнес ей внука с обезьяньими ушами или еще с чем-то подобным.
— Ну, давай, дружище. — Фитц протянул бокал, чтобы Раф наполнил его. — Я действительно не знаю, что тебе сказать и что бы ты хотел услышать. Но думаю, что твоя подруга детства в чем-то разочаровала тебя. Я не прав?
— Пожалуй, прав. Она призналась, что этот брак должен был состояться в обмен на землю ее отца и гарантию ее положения. Это не был брак по любви. Я… Может быть, я просто удивлен. Поражен при мысли, что Чарли уже выросла и может… Ну, не важно.
— Продать себя в надежде однажды стать герцогиней? В конце концов, на пути оставался только Джордж. Честолюбие — черта, нередко присущая женщинам.
— Это не так, — сказал Раф, изо всех сил пытаясь уловить то, что все еще ускользало от него. — Ашерст-Холл. Она сделала это ради Ашерст-Холл. Не из-за титула и не из-за этого особняка, где мы находимся. Люди, Фитц. Она сделала это ради циркулярной пилы и… и новых тростниковых крыш для хижин работников, и… ну, не рехнулась ли она!
— Не рискну гадать о состоянии мозгов Шарлотты, — ухмыльнулся Фитц, — но думаю, у тебя самого с рассудком не все в порядке, друг мой. Ни одна женщина не выходит замуж ради возможности играть роль управляющего имением.
— Ты прав. Ей не стоило выходить за Гарольда ради этого. Гораздо удачнее для нее было бы выйти замуж за моего дядю. Он получил бы землю, которую так жаждал, а она — Ашерст-Холл, чтобы играть роль…
— Похоже, ты мало выпил, Раф. Или перебрал. В любом случае я бы сказал, что ты сейчас не в состоянии рассуждать. И еще, если ты хочешь узнать, почему Шарлотта согласилась на помолвку с твоим недоноском кузеном, то должен спросить об этом ее.
— Она отказывается обсуждать это.
— Ах, отказывается… И ты собираешься смириться с этим? И это капитан Рафаэль Дотри, который однажды повесил вверх ногами проворовавшегося интенданта, пока тот не признался, где находится провизия, без которой умирали солдаты? Капитана Рафаэля Дотри остановила женщина? Лучше бы мне сдохнуть, чем дожить до этого дня! Стыдись, Раф Дотри, стыдись!
Слушая, как друг подтрунивает над ним, Раф наконец понял, что он заметил в глазах Шарлотты. Стыд. Стыд и порядочный страх. Именно это он заметил, когда она сказала, что почти не видела Джорджа и Гарольда в последние годы. Когда бы ни упоминались имена Джорджа или Гарольда, в ее взгляде снова проскальзывал стыд, смешанный со страхом. Но почему? Почему?
— Заткнись, Фитц, я не боюсь ее.
— Да? Тогда чего же ты боишься, дружище? — на этот раз совершенно серьезно спросил Фитц.
Слова Рафа прозвучали так тихо, что Фитцу пришлось напрячься, чтобы расслышать их.
— Возможно, я боюсь услышать ее ответ…
Теперь, когда герцог возвратился в имение, Шарлотта сообщила близнецам, что они больше не нуждаются в ее опеке и она собирается возвратиться в коттедж «Роза» к своим родителям. К родителям, с которых она прошлой ночью взяла клятву держать все в секрете, когда примчалась домой за своей служанкой Мари, чтобы та упаковала ее вещи и помогла принести их в Ашерст-Холл.
Она знала сейчас, что не может оставаться в Ашерст-Холл. Прежде всего у нее не было никакой причины оставаться здесь и не было необходимости в дальнейшем обмане.
Но не потому она покинула особняк на следующее утро после поездки на лесопилку. Она ушла, бежала, потому что ей нужно было спокойно вздохнуть. Она не могла сделать это, когда Раф находился с ней в одной комнате, глядя на нее, заставляя ее рассказывать о том, о чем она не хотела не только говорить, но даже думать.
Мать Шарлотты, чей мир замыкался на ее розах и оранжерее, вряд ли заметила, что ее дочь возвратилась или что она вообще покидала дом. Но ее отец все понимал и продолжал избегать ее — так же, как избегал с того вечера, когда герцог Ашерст явился в коттедж «Роза», чтобы объяснить, почему скромное имение, которым семья Сиверс владела шесть поколений, скоро станет частью Ашерст-Холл. И почему Шарлотта станет женой Гарольда.
Пять дней Шарлотта терпела отсутствующий взгляд матери и досаду отца, прежде чем открыто поговорила с ними во время завтрака.
— Новый герцог находится в особняке около недели. Этого времени более чем достаточно, чтобы мы нанесли ему визит, выразили соболезнования по поводу утраты дяди и кузенов.
Эдвард Сиверс пробормотал что-то себе под нос. Нечто вроде: «Пока я дышу — ни за что».
Шарлотта посмотрела на отца, состарившегося за ту ночь. От удара, который он получил тогда, он не оправился даже за последние месяцы. Теперь, хотя и пытался скрыть свои чувства, он стал ее обвинителем.
— Папа, пожалуйста… все закончилось. Леди Эммелина помогла мне найти брачный контракт. Мы сожгли его в камине герцога и развеяли пепел. Коттедж «Роза» по-прежнему твой. Новый герцог не может изменить этого.
— Я дал слово и сам все подписал, — сказал отец. — Я отдал свою дочь, такой, какой она была. И я никогда не прощу себя. Коттелж «Роза» теперь ничего для меня не значит.
Шарлотта взглянула на мать, сидевшую в конце стола, и снова убедилась, что та ничего не слышит. Джорджианна Сиверс всегда была доброй душой, склонной к забывчивости и смутным страхам. Она тоже изменилась за эти месяцы, стала разговаривать сама с собой, и порой, когда Шарлотта глядела в ее выцветшие голубые глаза, она видела в них только пугающую пустоту.
— Отец, Раф не заберет коттедж «Роза». Я знаю его, он никогда не сделает этого. Мама будет жить здесь в безопасности. Я обещаю. Мы должны жить так, словно нам нечего скрывать, нечего бояться. Пожалуйста, ты мог бы пойти со мной и нанести утренний визит новому герцогу? Мама выглядела сегодня лучше и смогла выйти к столу. Сейчас самое подходящее время.
— Он Дотри. Как мы можем доверять ему?
— Я доверяю ему, папа, потому что он похож на Джорджа или Гарольда не больше, чем ты. Раф хороший человек.
— Тогда еще более важно, чтобы я рассказал ему все, чистосердечно признался во всем, — ответил отец, вздохнув. — Раз уж я пообещал себе по крайней мере оставаться человеком чести.
Шарлотта похолодела от ужаса.
— Нет, папа, ты не должен рассказывать ему! Я уничтожила брачный контракт. Нас всех могут отправить в тюрьму, если кто-то об этом узнает.
Эдвард Сиверс погрозил дочери своим длинным пальцем.
— Ты сказала, что он хороший человек. Хороший человек не упрячет нас в тюрьму. Он или хороший человек, или нет, Шарлотта. Ты видела его. Я лишь помню нетерпеливого молодого парня, горячившегося по любому поводу.
— Ты не должен рассказывать ему, отец. Я знаю, у тебя добрые намерения, но подумай обо мне.
Она заметила разочарование в его глазах. Это был всего лишь миг, но она заметила это. В последние месяцы она часто видела его разочарованный взгляд.
— Ты все еще обвиняешь меня, отец?
— Нет, нет, дорогая. Конечно нет. Но если бы ты не вышла одна той ночью…
Он посмотрел на жену: Джорджианна любовалась узором на скатерти, который рисовало утреннее солнце, просвечивающее сквозь кружевные занавески. Она водила по нему пальцем, отрешенно улыбаясь.
— Давай прекратим этот разговор, Шарлотта. Все это слишком огорчительно.
— Да, конечно, — безучастно произнесла Шарлотта, понимая, что отец воспользовался ее смущением, чтобы настоять на своем.
Коттедж «Роза» не всегда был таким, как сейчас, местом позора и тайны. У Шарлотты было счастливое, даже беззаботное детство. А теперь отец смотрел на нее, словно не желая признавать. А мать? Ах, сколько раз ей хотелось подойти к ней, чтобы та обняла и утешила ее.
— Значит, ты не нанесешь утренний визит герцогу, отец?
— Передай ему наши соболезнования, если увидишь его, дорогая, и объясни, что твоя мать неважно себя чувствует.
— Да, отец. — Шарлотта поднялась из-за стола. — Я могу идти?
Эдвард взглянул на жену, которая все еще продолжала водить пальцем по кружевному солнечному узору.
— Да, дорогая, можешь. Ты сегодня вернешься в Ашерст-Холл?
— Нет, в этом нет необходимости. Думаю, я помогу маме в оранжерее.
— Она будет довольна. Джорджианна! Ты слышишь это? Шарлотта собирается помочь тебе с твоими растениями.
Джорджианна наконец подняла глаза и перевела взгляд с мужа на дочь:
— О, здравствуйте! Какая я ужасная хозяйка, не уделяю внимания своим гостям. Не хотите ли взглянуть на мои чудесные цветы?
Шарлотта моргнула, сдерживая слезы.
— Пожалуй, да, мадам, благодарю. Мне бы очень хотелось.
Она помогла матери подняться и, взяв ее за тонкую холодную руку, вывела из комнаты для завтрака.
Спустя час, когда одна из служанок пришла за Джорджианной, чтобы та приняла лекарство до полудня и немного вздремнула, Шарлотта тщательно вычистила щеткой землю из-под ногтей и переоделась в костюм для верховой езды, намереваясь прогуляться и выбросить из головы все лишнее.
Она отказалась от компании грума, пообещав, что только объедет поместье и поля Ашерст-Холл, не заезжая в деревню и не выезжая на дороги, окружающие имения. Грум знал, что ему все равно не поспеть за Федрой, и потому только кивнул, подводя кобылу к сажальному камню.
Шарлотта придерживала Федру, и та шла шагом, но, как только они выехали из двора конюшни, пустила застоявшуюся кобылу галопом, и вскоре конюшня и дом остались далеко позади.
— Давай, Федра, — подгоняла она лошадь, наклонившись вперед и шепча ей в ухо. — Быстрей!
Лошадь прядала ушами, и Шарлотта почувствовала, как напряглись ее сильные мышцы, когда она собралась перейти на быстрый галоп.
Сердце Шарлотты стучало в одном ритме со звуком подков лошади, летящей через убранное поле. Она припала к крупу кобылы, понукая ее и жадно вдыхая обжигающий холодом ноябрьский воздух, надеясь, что все ее грустные сумбурные мысли выветрятся из головы, а ветер высушит щеки, мокрые от слез.
Приближалась низкая живая изгородь, отделяющая землю коттеджа «Роза» от Ашерст-Холл, но Федра не замедлила бег. Напротив, кобыла, казалось, мчалась еще быстрее и только в последний момент выбросила себя в воздух. Они плавно перелетели через преграду и точно приземлились по другую сторону изгороди.
— Хорошая девочка! — выкрикнула Шарлотта навстречу порыву ветра. — Ты хочешь летать, да? О да, Федра! Давай улетим! Давай улетим далеко-далеко!
Еще одна изгородь, возникшая перед ними, оказалась позади, а затем еще одна, и Шарлотта неохотно сдержала Федру, переведя ее на легкий галоп, а потом — на легкий шаг. Она оглядела окрестности и помяла, что оказалась дальше, чем собиралась, и находится сейчас слишком близко к Ашерст-Холл, чтобы чувствовать себя спокойно.
— Давай, девочка, — сказала она, поворачивая кобылу. — Пора домой.
Теперь не должно быть бешеного галопа, головокружительных прыжков через изгороди. В голове у нее сейчас просветлело, но было ясно, что нужно снова заполнить ее каким-то планом будущих действий. Она не могла просто взять и убежать от своих тревог, как бы ей этого ни хотелось.
Шарлотта приблизилась к первым невысоким воротам и заставила Федру подойти поближе, чтобы наклониться и снять веревочную петлю, удерживающую створки ворот. Но остановилась, услышав звук копыт и увидев Рафа, несущегося к ней галопом на своем гнедом мерине.
Она почувствовала, как внутри у нее что-то сжалось. Но отчего? Расстроилась ли она потому, что не хотела видеть его, или же намеренно направилась этим путем в надежде встретиться с ним? Она больше не верила, что знает ответ на эти вопросы. Он выглядел так красиво, сидя прямо в седле. Тень от полей шляпы падала ему на глаза, скрывая их выражение. Был ли он рад видеть ее? Или все еще имел кучу вопросов и собирался здесь, вдали от всех обитателей Ашерст-Холл, потребовать ответа на них?
Она не была готова. И никогда не будет готова. Повинуясь порыву, Шарлотта быстро сняла веревочную петлю, собираясь бежать. Она научилась жить, видя разочарование в глазах отца, но не думала, что сможет выдержать такое же разочарование во взгляде Рафа.
— Постой, Шарлотта! — окликнул он ее. — Я как раз собираюсь нанести визит тебе и твоей семье. Мы можем поехать вместе.
Шарлотта вздохнула и закрыла ворота. Пожалуй, она никогда не сможет убежать от него. Она подождала, пока он подъедет ближе, и сказала:
— Я бы попросила тебя отложить этот визит, Раф. Моя мама не совсем здорова.
— Все еще простужена?
Он наклонился, чтобы снять веревочную петлю, и лошадь открыла створки, толкнув их своей широкой грудью.
— Что? О да, — сказала Шарлотта, помогая Федре пройти в ворота и ожидая, пока Раф снова закроет их. — Но благодарю, я, разумеется, передам, что ты осведомлялся о ней.
— Да, пожалуйста. Я собирался пригласить вас на обед. Мои самые первые гости, Чарли. Я знаю, что должен устраивать званые обеды для своих соседей. Граф, сквайр, викарий. Но я решил, что начну с тебя и твоих родителей. Ведь они знают меня еще с детства.
— Ты хотел попрактиковаться на нас, Раф? — спросила Шарлотта, невольно улыбаясь. — Это такая честь.
Гримаса на его лице доставила ей удовольствие.
— Проклятье, ты подловила меня. Да, я хотел попрактиковаться. Но в основном мне хотелось увидеть тебя, поговорить с тобой, и приглашение на обед твоих родителей показалось единственной возможностью для этого. Ты избегаешь меня почти неделю, Чарли. Почему?
Стараясь не встречаться с ним взглядом, она пристально смотрела вдаль, словно что-то заметив. Наконец, она нашла, как ей показалось, подходящее объяснение.
— Чепуха, Раф. У меня нет причины оставаться в Ашерст-Холл, так как ты уже вернулся туда. Присмотра миссис Бизли за девочками вполне достаточно. Боюсь, что мое присутствие в твоем доме стало таким… таким привычным с тех пор, как Эммелина вышла замуж, что слуги могут прислушиваться ко мне больше, чем к тебе, а это неправильно. Тебе нужно утвердиться как хозяину.
— Именно этим мне и полагалось заниматься в последние дни, а не любоваться мельничными жерновами и сокрушенно цокать языком при виде заболоченных полей, делая вид, будто понимаю, что к чему. Будь оно неладно, Чарли, ты должна была оставить мне инструкции. Я ни о чем не имею понятия. Я точно пропаду без тебя.
Теперь она посмотрела на него. Его непритворная улыбка так поразила ее, что она нахмурилась и снова отвела взгляд. Ну почему он настолько для нее привлекателен? Так восхитительно безрассуден?
— У тебя есть Грейсон и миссис Пиггл.
— Да, что касается миссис Пиггл…
— Ой-ой-ой! Звучит угрожающе. Женщины иногда расстраиваются. Грейсон снова пытался посягнуть на ее главенство на кухне? С ней все в порядке?
— Расстраиваются, говоришь? Ну, знаешь, Чарли, можно подумать, что, по-твоему, когда миссис Пиггл расстраивается, то ложится в постель и отказывается вставать.
Шарлотта закусила губу, чтобы сдержать улыбку.
— Можно подумать — да. Если не знать миссис Пиггл. Случилось что-то ужасное?
Раф протянул руку и ухватил поводья Федры.
— Давай остановимся ненадолго, хорошо? Позволь, я помогу тебе, и мы прогуляемся и поговорим.
Он спешился первым, повел обеих лошадей к ближайшему дереву, обмотал поводья вокруг двух низких ветвей, затем подошел к Шарлотте и протянул к ней руки. Она позволила ему взять ее за талию, оперлась руками о его плечи и подняла ногу над лукой седла. Раф, все еще прижимая Шарлотту к себе, медленно опустил ее, пока ее ноги не коснулись земли.
Сейчас он глядел на нее как-то странно. Казалось, он может заглянуть ей в самую душу, если только сделает достаточное усилие. Она не решилась сказать, что вряд ли ему понравилось бы то, что он увидит!
— Благодарю, — сказала она, быстро убрав руки с его плеч и отступив на шаг.
Ее каблук попал на шаткий камень, и она упала бы, если б Раф снова не подхватил ее за талию и не притянул к себе.
— Осторожнее! — сказал он, глядя ей в лицо. — Фитц предупреждал меня, что теперь, когда я стал герцогом, прекрасные женщины будут бросаться к моим ногам, но я и не предполагал, что ты будешь одной из них.
— Очень смешно, Раф. — Шарлотта попыталась убрать его руки. — Совсем так же, как ты не так давно упал к моим ногам. Надеюсь, теперь мы квиты.
— Да, но только если я сниму эту очаровательную шляпку с твоей головы, швырну ее на землю и спляшу на ней джигу.
Его улыбка погасла.
— Чарли… Шарлотта… я действительно скучал по тебе все эти дни.
Они стояли так близко друг к другу, и она чувствовала его руки на своей талии, свежесть его дыхания.
— Я… мне жаль…
— Ах, ты извиняешься. Значит, ты намеренно избегала меня. Почему, Шарлотта? Что я сделал не так?
Она взглянула на него с некоторым удивлением:
— Ты? Ты не сделал ничего плохого.
Он снова усмехнулся:
— Прекрасно. Значит, во всем виновата ты.
Шарлотта знала, что он дразнит ее, но все же едва не расплакалась. Он продолжал держать ее, и она положила руки ему на плечи, не зная, что делать дальше.
— Ты хочешь узнать о Гарольде, но я не хочу говорить о нем. Да, думаю, в этом вся моя вина, что я не собираюсь потакать твоему праздному любопытству.
— Удар в цель! — Раф склонил голову набок, оценивающе глядя на нее, а затем кивнул: — Хорошо, Шарлотта — заметь, я называю тебя Шарлоттой, как ты и просила. В моей жизни есть вещи, события, поступки, которые я совершал, но я предпочел бы, чтобы ты никогда не узнала о них. Чтобы все было честно, предлагаю тебе также воспользоваться этим правом.
Шарлотта едва удержалась на ногах от облегчения, ощутив слабость в коленях.
— Правда, Раф? Ты согласен, что нам не стоит обсуждать мою помолвку с твоим кузеном?
— Я лучше забуду, что она вообще была.
— Спасибо, — спокойно произнесла Шарлотта. — Правда, Раф, спасибо тебе за понимание.
Он покачал головой:
— Нет, Шарлотта, ты ошибаешься. Я ничего не понимаю. Я просто знаю, что, если буду требовать объяснений, ты станешь избегать меня. Поэтому я постараюсь никогда не поднимать этот вопрос.
— О, Раф, мне так жаль…
— Нет, больше никаких «мне жаль». У меня есть идея. Думаю, мы уже достаточно поспорили и повоевали. Теперь мы, так сказать, расставили все по местам и должны снова скрепить нашу дружбу.
— Ты в своем уме? Если ты думаешь, что я снова позволю уговорить себя проколоть палец и смешать нашу кровь, как ты уже сделал, когда мне было десять, то должна сказать тебе, Раф Дотри, что я уже не настолько…
Его поцелуй захватил ее врасплох, теплые губы прижались к ее рту, и она умолкла, чувствуя, как везде, где соприкасаются их тела, словно вспыхивают искры.
Он убрал руки с ее талии, обнял и крепче прижал к себе, и она, вдруг ощутив такую легкость и свободу, словно сейчас воспарит в небеса, ухватилась за его плечи, чтобы удержаться.
Он попытался протолкнуть язык ей в рот, но Шарлотта застыла в панике, все ее тело сжалось, и она отпрянула, отталкивая его.
— Шарлотта! — окликнул он ее.
Она опустила голову, пряча глаза, учащенно и тяжело дыша.
— Что не так, дорогая? Неужели Гарольд…
При этих словах, означавших, что он почти не сомневался, что она целовалась не раз, и, возможно, не только целовалась, Шарлотта закрыла лицо руками и отвернулась.
— О господи, я идиот. — Раф положил руки ей на плечи, но тут же отдернул их, когда она отшатнулась. — Мне нужно встретиться с Фитцем, чтоб он отвесил мне хорошего пинка и спустил с лестницы. Шарлотта… Чарли… я обещал, что мы никогда не будем говорить о Гарольде, и тут же нарушил слово. Наверное, ты… любила его. Ты можешь простить меня?
Шарлотта уронила руки и повернулась к Рафу, глядя на него в крайнем изумлении.
— Любила? Ты так думаешь? Это самое большое твое заблуждение. Я ненавидела его. Черт побери, Раф, можем мы просто не говорить больше об этом? Он мертв, он больше ничего не значит для нас.
— Он кое-что значит, Шарлотта, — тихо произнес Раф. — Он оставит нас, только когда ты решишь довериться мне, чтобы я мог помочь тебе забыть его. Но сейчас мы будем притворяться, что дела обстоят именно так, как ты хочешь, и столь долго, сколько захочешь. Поэтому… позволь рассказать тебе о Грейсоне и миссис Пиггл.
Она поблагодарила его одними глазами, глубоко вздохнула, успокаиваясь.
— Так что же они натворили?
— Ага, так ты знаешь, что она способна кое-что натворить! И все же не предупредила меня.
— Я предупреждала, что ты должен взяться за Грейсона, иначе будут проблемы.
Они оставили лошадей щипать траву и прогуливались сейчас вдоль изгороди. Шарлотта действительно начала успокаиваться. Как Рафу удалось так легко возвратиться к их прежним, непринужденным дружеским отношениям? Она не знала. Но если он постарался, то и она тоже должна это сделать.
— Проблемы, да. Вернее, крупные неприятности, сегодня утром она подожгла его постель.
Шарлотта остановилась, изумленно глядя на Рафа.
— Что она сделала? О господи, ведь мог сгореть весь дом! Что с ней случилось?
— В ее оправдание скажу тебе, что она не собиралась сжигать весь дом. По словам Николь, которую я, струсив, послал к миссис Пиггл узнать, что та скажет по этому поводу, Грейсон якобы подорвал ее авторитет, нагло вмешавшись в составление недельного меню.
— Но он делает это не впервые, — вздохнула Шарлотта.
— Итак, миссис Пиггл ворвалась к нему в комнату, чтобы разобраться с ним. Грейсон возмутился — могу себе представить как: ведь она застала его, когда он менял подштанники. Я не должен произносить при тебе слово «подштанники», да? Извини, я гораздо дольше был солдатом, чем герцогом.
Шарлотта попыталась сдержать улыбку, но тщетно.
— Не важно. Так что было дальше?
— Дальше разгневанный Грейсон швырнул эти самые подштанники прямо ей в голову. Она в долгу не осталась: схватила небольшой канделябр, оказавшийся у нее под рукой, и запустила ему в голову. Грейсон погасил пламя своими подштанниками, а я оказался перед выбором: либо уволить их обоих, либо потребовать, чтобы они немедленно поженились, так как считаю, что мужчина, представший перед женщиной без подштанников, скомпрометировал ее. Ну, что скажешь?
Слушая Рафа, Шарлотта медленно качала головой. Его вопрос заставил ее внутренне сжаться при одном воспоминании.
— Я бы сочла, что вид Грейсона без подштанников — достаточное наказание для женщины, — откровенно сказала она. — Но отнесись к этому серьезно, Раф. Ты должен что-то сделать. Эта вражда станет непримиримой, если ее не прекратить.
— Я знаю. Если бы они были под моим командованием, то, думаю, смог бы устроить им военный трибунал. Но при том, что Николь и Лидия полностью на стороне миссис Пиггл, я не имею ни малейшего понятия, как мне быть. И Грейсон находится в Ашерст-Холл все время, сколько я себя помню. Когда мой дядя был жив, они не сражались подобным образом. Он бы не позволил.
— Все порядком боялись твоего дядю, у которого в Ашерст-Холл все шло как по маслу, хотя и не так уж весело, — сказала Шарлотта. — После его смерти все они словно почувствовали себя свободными. Как тебе известно, слуги обожали Эммелину и сохраняли по крайней мере видимость мирных отношений, пока она оставалась в имении. Но с тех пор, как ты говоришь, неприятностей столько, что мало не покажется. Думаю, ты должен отпустить одного из них. Или обоих. Ясно, что эта вражда никогда не утихнет.
— Да, я знал, что ты скажешь это, — произнес Раф, когда они повернули назад к лошадям. — Фитц говорит почти то же самое. Ты поможешь мне, Чарли?
— Ты хочешь, чтобы я уволила их? — скептически спросила она.
— Нет, конечно нет! Но Эммелина уехала, а у меня нет ни единой мысли о том, что требуется от экономки такого большого дома. Я могу нанять кого-то еще менее подходящего, чем миссис Пиггл.
— Знаешь, по зрелом размышлении, мне не хотелось бы, чтобы ее уволили, — сказала Шарлотта, искренне сочувствуя экономке. — И она действительно не виновата. В конце концов, Грейсон сам спровоцировал ее, настаивая, что кухня находится в его ведении. Все, что спучилось после, было просто… ну, неудачей.
— Иерархия слуг, как я начинаю понимать, еще более строгая, чем иерархия общества в целом. В ней существуют определенные ранги, сейчас мне это ясно. Однако миссис Пиггл устроила пожар.
— Не предумышленно, — почти сердито возразила Шарлотта. Она перевела дыхание, напомнив себе, что они с Рафом говорят о миссис Пиггл, а не о ней. — Грейсон виноват не меньше. Хотя я знаю, что всегда легче обвинить женщину во всем дурном в этом мире.
Раф взял ее за руку и повернул к себе.
— Неужели? Ты видишь этот мир таким, Шарлотта?
— Я вижу мир таким, глядя на него, Раф. Не потому ли вы, мужчины, не допускаете, чтобы мы владели собственностью, высказывали свое мнение о политике или зарабатывали на кусок хлеба не каким-либо самым подневольным трудом…
— Или выбирали в мужья того, кого хотите?
Сейчас она словно вела одновременно два разговора: один с Рафом, другой — с самой собой.
— Да, если желаешь — и выбирали в мужья кого хотим. Наверное, мы, женщины, очень опасные существа, если вы, мужчины, чувствуете необходимость держать нас так крепко под своим башмаком.
— Тебе нужно побеседовать с моим камердинером. Он говорит прямо противоположное. Но оставим это на потом. Так ты поможешь мне?
— Я… думаю, смогу поговорить с миссис Пиггл вместо тебя.
— Я бы хотел, чтобы ты возвратилась в Ашерст-Холл. Никакие постели не горели, когда ты находилась там, чтобы присматривать за близнецами. Хотя бы пока я все не улажу.
Ей следовало это помнить. Раф никогда легко не отступал. Он давил и давил на нее, и, так как ей было не безразлично, что он о ней думает, она в конце концов уступала и делала то, что он хотел. Но не без борьбы.
— В такой крайности нет необходимости. Я могу приезжать каждый день. Кроме того, с Грейсоном должен разобраться именно ты.
— Нет, так не пойдет. Мне нужно, чтобы ты находилась там, пока я со всем не определюсь. Пожалуйста! Ведь ты мой друг? Если я соглашусь решить вопрос с Грейсоном, ты возвратишься в Ашерст-Холл? Миссис Пиггл находится там лишь для виду — по крайней мере, пока. Кстати, если подумать, я не видел женского общества и не сидел за приличным обеденным столом шесть лет. Не думаю, что смогу выдержать еще один обед с Николь и Лидией, если рядом не будет кого-либо, чтобы можно было поговорить не только о том, как я весной возьму их с собой в Лондон — что, впрочем, вряд ли.
— Ах, так вот почему ты собирался пригласить моих родителей на обед! Ты хотел использовать их для защиты от двух девчонок, едва вышедших из детской.
— Я знаю. Мне так стыдно. — Раф улыбнулся, уже не сомневаясь, что выиграл их поединок. — Я никудышный герцог, малодушный трус, полностью заслуживающий твоего презрения. Так ты сделаешь это? Пожалуйста! Я действительно скорее бы возвратился на поле боя. По крайней мере, тогда я знал бы, кто враг, и он не носил бы юбки.
— Ох, ладно. — Шарлотта демонстративно вздохнула. — Не стоило бы, но сделаю. Но только для того, чтобы ты уделял внимание более важным делам в имении, а не домашним проблемам со своими слугами.
— Нет, ты делаешь это только потому, что знаешь: и буду изводить тебя до умопомрачения, пока ты не согласишься. И все же мне так стыдно!
— Нет, тебе не бывает стыдно. И каким-то образом ты всегда добиваешься своего.
— Не всегда, Чарли, — спокойно произнес он, подставив ей сцепленные руки, чтобы она могла взобраться на лошадь. — Но я никогда не сдаюсь.
