Книга: Убежище
Назад: Глава 10
Дальше: Глава 12

Глава 11

 

«Ты просто дура». Эти слова еще долго звучали в голове у Паркера. Он никогда раньше так не разговаривал с Лидией и, несмотря на злость, чувствовал себя виноватым. Наверное, потому, что себя он считал еще большим дураком. Он сам все это начал. Десять лет назад он принял судьбоносное решение и сейчас пожинал плоды.
Он что, считал, что можно безнаказанно украсть у матери ребенка и вечно избегать последствий?
Откинувшись в кресле и положив голову на подголовник, Паркер закрыл глаза. Через несколько секунд открыл и уставился в потолок. Что, черт возьми, ему теперь делать? Он не может позволить Хоуп одним легким движением войти в его жизнь и не может позволить ей находиться рядом с Далтоном. Не может допустить, чтобы однажды она обо всем догадалась.
Он встал, запер дверь своего кабинета, что делал очень редко, и снова сел в кресло. Может, он придает этому слишком большое значение. Может, Хоуп не такая, какой кажется. Тогда она может оказаться для Далтона плохой матерью, а его перестанут терзать угрызения совести? Ему будет за что бороться, и появится причина, оправдывающая то, что он делал — и тогда, и сейчас. Не будет же он осуждать себя за то, что забрал Далтона у женщины, которая не сможет обеспечить ему нормальную жизнь.
Ощутив мгновенный прилив энергии, он схватил трубку и набрал номер клиники «Вейли вью» в Сент-Джордже, которая была указана в резюме Хоуп. Через минуту он уже разговаривал с женщиной по имени Сандра Клири.
— А кто вы такой? — осторожно спросила Сандра. Когда Паркер назвал себя и объяснил насчет «Дома рождений», Сандра стала разговаривать значительно свободнее.
— Я звоню насчет Хоуп Теннер, — сказал Паркер. — Она хочет устроиться к нам на работу и указала вашу клинику в резюме.
— Ох, да. Конечно же. Я и не поняла, что она так далеко переехала.
Паркер задал несколько рутинных вопросов о самой больнице и о том, как долго Хоуп в ней проработала. После чего стал расспрашивать Сандру о том, что его интересовало на самом деле.
— Так, по вашему мнению, что за женщина Хоуп Теннер? — спросил он.
К его огорчению, миссис Клири ответила без каких-либо колебаний:
— Она замечательный человек. Я знала Хоуп много лет. Временами она бывает немного замкнута, но очень хороший сотрудник. Умная, честная и заботливая, на нее можно положиться. А для нашей работы это совершенно необходимые условия, так ведь?
— Определенно. — Он почирикал ручкой в лежащем перед ним желтом блокноте, раздумывая, не копнуть ли поглубже. — А… сейчас посмотрим, — сказал он, изображая, что читает резюме. — У нее стабильная личная жизнь?
— Личная жизнь?
— Я знаю, что такой вопрос для вас немного необычен. Но у нас здесь очень тесный коллектив, и необходимо, чтобы личная жизнь ни у кого не пересекалась с работой, — объяснил он.
— О, для Хоуп это не будет проблемой, — сказала Сандра. — По-моему, у нее никогда не было особой личной жизни.
— Почему вы так считаете? — спросил Паркер.
— Ну, я точно не знаю. Но не потому, что она странная или с ней трудно найти общий язык. Она просто немного отчужденная, с ней трудновато сблизиться.
— Вероятно, у нее есть вредные привычки, — сказал он, надеясь на уточнение миссис Клири.
Но ее ответ снова его разочаровал:
— Если и есть, я о них не знаю.
— Алкоголь, наркотики? Сложности с самоконтролем? Проблемы с кредитоспособностью?
— Определенно нет. Мы с Хоуп при случае иногда ходили куда-нибудь, но я никогда не видела, чтобы она пила больше одного бокала. Насколько я знаю, она никогда не принимала наркотики и… что вы еще спрашивали?
— Не важно, — сказал Паркер. Вместо облегчения, он почувствовал себя еще хуже.
— Ну, на вашем месте я бы смело взяла ее на работу, — сказала Сандра. — Она прекрасный человек, одна из лучших, кого я знаю.
— Рад это слышать. — Паркер с трудом удерживался от саркастического тона. — Спасибо.
— Нет проблем. Надеюсь, моя информация вам поможет.
Паркер подавил вздох.
— Вы даже не представляете насколько, — сказал он. Потом повесил трубку и уронил голову на руку. Как раз то, что он желал услышать: Хоуп Теннер была прямо-таки святой.

 

— Ненавижу его, — сказала Хоуп.
— Кого? — поинтересовалась Фейт. Они сидели друг напротив друга за столиком в «Подсолнухе».
Хоуп отодвинула от себя стебли зелени, выпавшие из ее сандвича с огурцом и помидором.
— Паркера Рейнольдса.
— Того симпатичного парня, которого мы уже раньше видели? И что ты против него имеешь?
Хоуп думала о Паркере с самого отъезда из родильного центра, вот уже сорок пять минут.
— Когда Лидия брала меня на работу, он там присутствовал.
— И что? Чем он так тебя разозлил?
Хоуп сама точно не знала, не могла сформулировать. Сделанное им было слишком неуловимым. Когда-то он был ей другом, а сейчас едва разговаривает. А увидев ее, выглядел так, словно и таракану был бы рад больше. И он явно не хотел, чтобы она получила работу в родильном центре.
— Ничего, — сказала Хоуп, соломинкой помешивая лед в чашке. Ей не хотелось признавать, что ее расстроило то, что он не был ей рад. Она не хотела верить, что это может так сильно ее задевать.
— Тогда поешь. — Фейт отпила из чашки. — Ты получила желаемую работу. По-моему, это надо отпраздновать, а?
Хоуп пристально посмотрела на нее:
— Я буду праздновать, когда ты подстрижешься и сделаешь себе прическу.
Фейт закатила глаза:
— Ну и ну! Неужели это действительно для тебя так важно?
Хоуп пожала плечами:
— До рождения ребенка нет большого смысла заниматься одеждой. Но мы могли бы начать с волос.
К счастью, Инчантмент находится далеко на востоке, и вряд ли здесь кто-то может догадаться, кем была Фейт — и есть, поправила себя Хоуп. Так что можно было не слишком переживать о внешности. В западной части Соединенных Штатов было множество общин многоженцев, они встречались даже в отдельных областях Канады и Мексики. Но более всего их было в штате Юта. Хоуп знала, что для жителей Нью-Мексико Фейт выглядит просто старомодной и некрасивой. Но ее нервировало, что каждый раз при виде сестры она вспоминала об Эрвине, Боннере и бедном Оскаре.
— Я думала, ты хочешь пойти в магазин за детской кроваткой, — сказала Фейт.
— Да, но в нашем распоряжении весь оставшийся день, а делать пока практически нечего. Думаю, мы справимся и с тем и с другим.
Хоуп рассеянно потеребила волосы. Может, пришло время и ей изменить стиль? Подстричься покороче, как-нибудь посексуальнее…
От перспективы выглядеть более сексуальной по ее телу прошла дрожь. Это удивило ее почти так же сильно, как и вообще сама мысль о столь радикальной перемене. Всю свою жизнь она старалась выглядеть дурнушкой и серой мышкой. Почему же у нее сердце пустилось вскачь при одной мысли стать более привлекательной?
Она вызвала в воображении лицо Паркера Рейнольдса.
Не ради него, решила она. Паркер стал совершенно невыносим.
И еще она подумала, что не повредит заступить на новую работу с новым имиджем — смелой, уверенной в себе, привлекательной женщиной. Она покажет Паркеру, что не нуждается в его дружбе. А кроме того, будет выглядеть современной, как и другие его знакомые женщины…
— Пойдем, — сказала Хоуп, кидая в мусор недоеденный сандвич и пластиковый стаканчик. — Я тоже сделаю себе прическу.
— Но…
Хоуп уперла руки в бока.
— Ладно, не важно, — проворчала Фейт и пошла за сестрой к выходу.

 

— Боже мой! Я выгляжу так… по-другому, — сказала Фейт, уставившись на себя в зеркало в ванной.
Хоуп стояла у нее за спиной, наблюдая за реакцией. Она считала, что Фейт выглядит замечательно — посвежевшей и обаятельной. Подстриженные каскадом песочные волосы придавали ее лицу модный и современный вид — она стала похожа на девочек-подростков, которых Хоуп видела в молле в Сент-Джордже.
Приятно видеть, что сестра походит не на измученную домохозяйку средних лет, а на нормальную девушку.
— Тебе не нравится? — спросила Хоуп у Фейт. Фейт сморщила нос:
— Не знаю. Так я выгляжу гораздо моложе.
— Тебе всего восемнадцать.
— Но чувствую я себя гораздо старше.
Хоуп и сама не помнила, когда чувствовала себя юной.
— Возможно, мы родились уже старыми. Но не стоит обращать на это внимание. По-моему, это однозначно шаг вперед, — сказала она, хотя насчет себя не была так уж уверена.
— У вас очень красивые глаза, просто поразительные, — сказала ей парикмахер перед началом стрижки. — Вы совершенно правы, что хотите подстричься. Это придаст вам драмы.
Хоуп хотелось большей сексуальности, но драма показалась ей очень подходящей к случаю.
— Хорошо. Если вы считаете, что так будет лучше, — сказала она.
Парикмахер радостно улыбнулась и выхватила ножницы.
— О, так точно будет лучше. Вот увидите, когда я с вами закончу.
И вот теперь она могла лицезреть конечный результат.
— Тебя, по крайней мере, не так коротко подстригли, как меня, — сказала Хоуп.
Фейт перевела взгляд на ее отражение.
— Когда ты согласилась, я подумала, что ты совершаешь ошибку, — сказала она, склоняя голову к плечу. — Но сейчас понимаю, что парикмахер знала, что делает.
Хоуп пожевала губу, оценивая перемены в своем облике.
— Думаю, не так уж и плохо.
— Вообще не плохо. Хорошо. Так ты выглядишь более… изысканной.
Быть изысканной лучше, чем дурнушкой. Все, что угодно, будет лучше.
— Я в любом случае не собираюсь об этом переживать. Отрастут. — Хоуп пожала плечами и отвернулась от зеркала. — Пошли. Поможешь мне вытащить кроватку с заднего сиденья. Боюсь, мы будем собирать эту чертову штуковину до самых твоих родов.
— Мы еще собираемся в Таос за тканью? — спросила Фейт, когда они направились к холлу.
— Поскольку ты не разрешила мне купить одеяльце в детском магазине, придется поехать.
Хоуп придержала перед сестрой входную дверь и улыбнулась окутавшему ее аромату почвы и зелени. «Мы правильно сделали, что приехали сюда, — решила она. — Здесь мы сможем начать все заново. И в конце концов забудем о прошлом».
— Одеяльце было слишком дорогое, — сказала Фейт.
Хоуп пошла по широкой подстриженной лужайке, несколько затененной для хорошего газона с густой травой.
— Здешние магазины нацелены на туристов. Но оно было такое милое, с крошечными лошадками-качалками…
— Я сама могу сделать одеяльце для своего ребенка. Хоуп хорошо понимала ее чувства. У нее самой руки чесались шить, вышивать крестиком, раскрашивать и так далее. Последние десять лет она приспосабливала дом для себя, целыми часами занимаясь наведением уюта. И сейчас, когда все ее вещи стояли запакованными на складе, она лишилась этой части своей жизни. Шить детское одеяльце будет в радость им обеим.
— Завтра суббота, — сказала она Фейт. — Может, после магазина тканей поискать хорошую гаражную распродажу и…
Она замолчала, когда мимо них проехали две девочки на велосипедах. Одна светловолосая, с прической-хвостиком, а другая с темными длинными волосами. Обе девочки были по возрасту как Отем.
Хоуп слушала их веселые голоса — они смеялись и разговаривали, и нежданными пришли вспоминания о сне, что снился ей прошлой ночью…
«Мамочка! Мама!»
У Хоуп внутри все перевернулось, когда она узнала голос дочери. Она заметалась по какому-то парку, в отчаянии обыскивая каждый закоулок, пока, наконец, не увидела свою темноволосую девочку сидящей на качелях. Та отталкивалась ногами, одной рукой держалась за цепь, а другой махала Хоуп: «Здесь! Мамочка, я здесь!»
Дрожа от волнения, Хоуп заторопилась к ней и увидела, что ребенок похож на нее как две капли воды. С расстояния Отем казалась счастливой и любимой. Но, подойдя ближе, Хоуп увидела, что девочка, только что называвшая ее мамой, на самом деле грязная и растрепанная. Волосы спутались, платье порвано. И она такая худенькая, слишком худенькая…
Ее дочь росла не в любви и заботе, как она всегда верила и надеялась. Может, Отем даже жила на улице в грязи и нищете.
Хоуп испытала невероятный прилив гнева. Гнева на тех, кто плохо заботился об Отем, и на саму себя, за то, что отдала свою дочку чужим людям. Но, кроме того, она еще чувствовала облегчение, что в конце концов нашла Отем. Возможно, теперь они смогут начать все сначала. Дочка явно нуждалась в ней.
«Не волнуйся, Отем! — крикнула она. — Теперь мамочка будет рядом. Я позабочусь о тебе, малышка. С этого момента ты не будешь ни в чем нуждаться».
Но Отем только загадочно улыбалась и продолжала качаться. Хоуп стояла рядом с качелями и просила ее остановиться. Но та только качалась и что-то тихо бормотала себе под нос…
— Хоуп? Что случилось? — Фейт тряхнула ее плечо. Хоуп моргнула и увидела обеспокоенное лицо сестры.
— Ничего. Со мной все нормально, — ответила она. Только это было неправдой. Сердце Хоуп стучало, как молот, и она чувствовала такую всепоглощающую беспомощность, какой раньше не знала.
Фейт нахмурилась и посмотрела на девочек-велосипедисток:
— Это из-за них? Они тебе что-то сказали?
— Нет.
Все еще не оправившись от внутренней дрожи, Хоуп продолжила путь к своей машине. Она больше не позволит снам ее тревожить. Сон — это сон, в нем все нереально. В отличие от Эрвина.
Но эмоции от этого сна были вполне реальны. И сомнения.
«Боже, пожалуйста, пусть она будет в безопасности», — мысленно обратилась Хоуп к Всевышнему.

 

Паркер размышлял над тем, как ему теперь работать бок о бок с Хоуп Теннер. Плохо было уже то, что она будет приходить в центр с Фейт на дородовые осмотры. Но постоянные, ежедневные контакты были намного хуже. Прошла уже почти неделя, и все равно каждый раз, когда он слышал ее голос или видел, что она заходит к нему, у Паркера непроизвольно сжимались зубы. Он не хотел, чтобы она здесь работала. Он вообще не хотел, чтобы она была поблизости к Инчантменту — и Далтону.
— Миссис Уилсон, пойдемте со мной, — донесся до него голос Хоуп.
Паркер встал и закрыл дверь в кабинет. Будучи администратором, он занимался корреспонденцией, сбором денег от благотворителей, устраивал экскурсии по клинике, давал добро на большую часть расходов, проверял заказы, заключал сделки с поставщиками — среди миллиона других дел — и редко отвлекался. Но сегодня ему никак не удавалось сосредоточиться.
— Ты скучаешь по маме? — вчера вечером спросил Далтон, когда Паркер помогал ему с домашним заданием.
Вопрос захватил его врасплох. В определенном смысле он все еще скучал по Ванессе, но это не было острой болью.
— Скучаю, но не так уж сильно, — ответил тогда он.
— Это хорошо. Я не хочу, чтобы ты грустил. Все эти разговоры о слезах на прошлой неделе… — Он скорчил гримасу.
— Но ведь это не имело отношения к твоей матери, верно?
Паркер подумал, не сказать ли Далтону прямо здесь и сейчас, что его усыновили. Он с самого начала считал, что лучше было бы сказать ему правду. Но Ванесса этого не хотела. Она боялась, что правда об усыновлении разрушит самоуважение Далтона. Паркер с ней согласился, но в основном потому, что Далтон был еще слишком маленьким, чтобы что-то понять. А потом, когда она умерла, а Далтон стал старше, он не мог выбрать подходящего времени, чтобы рассказать, что на самом деле он родился у других людей.
В результате он настолько это затянул, что оказался в довольно скользком положении. В свои десять Далтон явно был уже достаточно большим, чтобы понять ситуацию, но Паркер сомневался, что он спокойно отнесется к тому, что отец и дед с бабушкой все это время позволяли ему жить во лжи.
Поэтому он, как всегда, решил, что лучше будет ничего не говорить сыну. Особенно в свете возвращения Хоуп. Ему просто надо перестать дергаться и подождать, пока Фейт не родит ребенка. Тогда, может быть, обе сестры Теннер покинут Инчантмент, а он сможет — или не сможет — рассказать Далтону правду.
Его мысли прервал легкий стук в дверь.
— Мистер Рейнольдс? — послышался тихий невнятный голос.
Мистер Рейнольдс? Никто в центре его так не называл.
— Войдите.
Хоуп заглянула в приоткрытую дверь, и на щеке у Паркера тут же задергался мускул.
— Да?
— Лидия спрашивает, готовы ли вы к собранию персонала.
Общее собрание персонала, Паркер совершенно забыл о нем. Триш назначила его на час дня. Заказали козий сыр и вегетарианскую пиццу, место проведения — приемная клиники.
Паркер посмотрел на разложенные на столе бумаги — работу, которую он должен был закончить еще несколько часов назад, — и сдержал расстроенный вздох. Это по вине Хоуп он не может сосредоточиться на работе. И по ее вине он чувствует себя чертовски виноватым. И по ее вине его жизнь могут спустить в унитаз в любой момент.
Паркер запустил руку в волосы. Ну ладно, в последнем пункте он сам виноват. Но во всяком случае, если бы ее не было поблизости, риск, что его жизнь будет разрушена, был бы минимален.
— Я приду через минуту, — пробормотал он, но Хоуп и не думала уходить. Она проскользнула в кабинет, закрыла за собой дверь и встала напротив его стола. — Я сказал, что сейчас приду, — повторил Паркер, пряча за раздражением дискомфорт, который испытывал от ее столь близкого присутствия.
— Я слышала, что вы сказали, — ответила Хоуп. — Но мне кажется, нам лучше поговорить, пока враждебность между нами не стала еще сильнее.
Паркер встал и начал с умным видом раскладывать бумаги.
— Какая еще враждебность?
— Вы шутите? Вам не нравится мое присутствие, и я хочу знать почему. Я не сделала ничего плохого, только вернулась в город, который с нежностью вспоминала. Что не так? Инчантмент вполне вместит нас обоих.
Паркер не поднимал на нее взгляда. Частично потому, что она выглядела очень изысканно, особенно со своей новой стрижкой, а ему не хотелось характеризовать Хоуп Теннер этим словом. А частично потому, что она призывала его поговорить о вещах, которые он был не готов обсуждать. Это было нечестно с его стороны. Но самая большая ирония состояла в том, что у него не было к ней неприязни. Ему не нравилось то, как он сам с ней поступил и как она могла бы поступить с ним.
— Между нами нет никаких проблем, — сказал он, но ответ получился чересчур сжатым.
— Когда я уезжала отсюда, думала, что мы друзья.
— Мы едва друг друга знали.
Признаться в чем-то большем означало сделать совершенное им десять лет назад еще более предосудительным.
— Ну хорошо. — Она подняла руки. — Не важно, почему вы не хотите считать меня своим другом. Я это переживу. Но мне хочется, чтобы между нами не было напряженности. Я что, прошу слишком многого?
Паркер взял со стола папку и стал ее просматривать.
— Вы собираетесь мне отвечать?
— Я же сказал, у нас нет проблем. У тебя нет причин чувствовать в моем присутствии напряженность.
— Речь не обо мне.
— А с чего ты взяла, что напряженность испытываю я?
— Вы имеете в виду, помимо того, что вы хмуритесь каждый раз, когда меня видите? Или отворачивайтесь.
Он поднял на нее взгляд, и ему бросилось в глаза, что она сейчас выглядит гораздо лучше, чем перед отъездом из города. Бледная худая девочка исчезла, и на ее месте появилась девушка с сияющей кожей и приятными округлостями в нужных местах. А еще ее отличала впечатляющая уверенность в себе, особенно учитывая, что ей пришлось пережить.
Паркер внезапно смягчился. Она так хотела мирных отношений, что он не мог сказать ей «нет».
«Но я не должен становиться ей другом», — сказал он самому себе. Надо просто быть с ней вежливым, как и с остальными сотрудниками. Вот только ему хотелось, чтобы это не казалось таким… лицемерием.
— Ну вот, вы опять хмуритесь, — сказала Хоуп.
— Извини. — Паркер быстро расслабил мышцы лица. — Ты права.
Хоуп удивленно посмотрела на него:
— Что?
— Ты права. Я относился к тебе по-скотски.
Она явно заколебалась.
— И все?
— По-моему, это и так прогресс.
— Ну… — Она обернулась на закрытую дверь, словно подумала, что ошиблась кабинетом. — В каком-то смысле да, я полагаю. Хотя вы могли бы объяснить, почему именно так относились.
Паркер показал на заваленный бумагами стол:
— Напряженной работы достаточно?
Хоуп улыбнулась, и на ее щеках появились такие ямочки, что он просто не мог не улыбнуться в ответ. Она так похожа на Далтона. Паркер видел сходство во множестве мелочей — широкий лоб, губы сердечком, выражение глаз. Правда, он сомневался, что это замечает кто-то, кроме него.
— Вот это уже Паркер Рейнольдс, которого я помню. Давайте и дальше в том же духе, — сказала Хоуп и вышла.

 

Господи, они уже стали друзьями.
Глядя на удаляющуюся Хоуп, Паркер сказал себе, что надо просто обращаться с ней повежливей, а не принимать на свой счет ее сексуальную улыбку. Или считать, что они с Хоуп могут легко и просто вернуться к тем естественно-дружественным отношениям, которые были у них десять лет назад. Он перед ней извинился, и теперь они вернулись туда, откуда начали.
Где Паркер выглядел просто мерзким пресмыкающимся. Десять лет назад, притворяясь другом Хоуп, он предал ее доверие. И сейчас он снова делает то же самое.
Он сжал переносицу, желая, чтобы Хоуп не ставила его в такое затруднительное положение. Почему бы ей просто…
— Паркер? — В кабинет заглянула Лидия. — Ты идешь или нет?
— Зачем ты разрешила ей здесь работать? — резко спросил Паркер.
Она с минуту изучала его лицо.
— Что случилось?
— Ничего.
— Тогда просто забудь, кто она такая, и живи нормальной жизнью. Это будет проще всего.
— Ты что, шутишь?
— Нет, конечно.
— И что будет, когда Далтон зайдет сюда, в центр?
— Ты представишь его Хоуп как своего сына. Паркер обошел стол, сократив расстояние между ними, и понизил голос:
— И тебя не мучает совесть?
— Мучает, и сильно. — Она высоко подняла голову, как всегда делала. Все та же гордая и надменная женщина, которая почти двенадцать лет назад принимала его на работу. — А ты бы предпочел, чтобы мы сказали ей правду?
— Боже, нет, конечно.
— Тогда какой у нас выбор?
— Можно уволить ее, сказать, что у нас не так много работы, как мы думали. А если она не сможет найти работу, им с Фейт придется уехать отсюда.
— И ты считаешь, что это будет лучше по отношению к ней? — потрясенно спросила Лидия.
Паркера накрыло чувство вины. Конечно, не лучше. Но это означало, что ему не придется почти ежедневно встречаться с ней.
— Сколько бы самоконтроля и спокойствия она ни демонстрировала, ей пришлось очень много вынести. Гораздо больше, чем нам известно, — продолжила Лидия. — Ты хочешь добавить ей страданий, лишив ее работы?
Паркер вздохнул, смиряясь с положением.
— Не сейчас, полагаю.
— Хорошо, — сказала Лидия и развернулась на каблуках.
Хорошо? Они не могут сказать Хоуп правду и не могут услать ее. Они просто в безвыходном положении. Паркер выругался и пошел за Лидией на собрание.

 

Назад: Глава 10
Дальше: Глава 12