Глава 10
Несколько минут спустя Паркер сидел у себя за столом, смотрел на предоставленную Ким Ширман таблицу и ничего в ней не видел. Ему нужно было сосредоточиться на кампании по сбору средств для исследований по СВМС — синдрому внезапной младенческой смерти. Они устраивали это мероприятие каждое лето, и сейчас ему было нужно составлять предварительный бюджет. Оставалось всего шесть недель, время и так поджимало, а им еще надо было разобраться с определенными помехами.
Но ему не удавалось отвлечься от Хоуп Теннер. Она больше не была сбежавшей из дома девочкой. Она стала взрослой женщиной и показалась ему на удивление компетентной и уверенной в себе. И только глаза выдавали то, что ей пришлось пережить в прошлом. Они показались Паркеру глубокими темными озерами — ровная гладь и мощные подводные течения. Он чувствовал, что за ее настороженным взглядом стоит больше, чем просто неудачи и трудности. И его тревожило, что он мог усугубить ее страдания…
«Она все равно собиралась отдать ребенка», — сказал он себе. Лидия начала заниматься этим даже раньше, чем он привлек своего тестя.
Но вот вопрос, отказалась бы Хоуп от своего малыша, если бы знала, что это мальчик, буквально преследовал Паркера. Может, она решила бы, что мальчика она сможет воспитать сама, — с ним уже не было того риска, который так пугал ее в рождении девочки. И возможно, она бы с этим действительно справилась. А в таком случае это означало, что он украл у нее Далтона.
Паркер представил себе Далтона пухленьким малышом, засовывающим в рот палец. Потом постарше — крошечный мальчик бегает по дому и переворачивает все вверх дном. Далтон-дошкольник учится читать и интересуется простейшими вещами, такими как пчелка или бабочка. Эти воспоминания были ему очень дороги. Незаменимы. А у Хоуп их не было.
Несмотря на строгую секретность, в которой происходило усыновление, Паркер влюбился в Далтона в тот самый момент, когда взял его на руки в кабинете Лидии. Взял на руки и посмотрел на него. А после смерти Ванессы Далтон смягчил для него боль потери. Все последние десять лет Далтон заполнял его жизнь и пустоту в сердце. Он старался о Хоуп вообще не думать. Но сейчас она вернулась. И чувство вины, которое Паркер все это время задавливал и, споря с ним, находил себе оправдания, воспрянуло к жизни и стало распространяться со скоростью раковых клеток.
— Ты собираешься заканчивать? — спросила Лидия от дверного проема.
Паркер моргнул и посмотрел на нее:
— Когда Фейт должна родить?
— Я назначила ей ультразвук у доктора Очоа, но из того, что я вижу сейчас, — у нее примерно тридцать семь недель.
— Тридцать семь недель, — повторил Паркер. — Значит, нам надо продержаться три недели или около того.
— Точно.
— Три недели мы переживем, — сказал он, стараясь подбодрить себя и Лидию.
— Если не считать того, что я совсем не уверена, что Хоуп и Фейт уедут после рождения ребенка, — медленно произнесла та.
Неприятное чувство, которое преследовало Паркера с того момента, как он столкнулся с Хоуп в «Подсолнухе», заметно усилилось.
— Что ты имеешь в виду?
— По словам Фейт, они с Хоуп в каком-то смысле сбежали.
— От кого?
— От мужа Фейт, — она приподняла бровь, — который также является ее пятидесятишестилетним дядей.
— Боже, неужели опять многоженцы?
— У Хоуп и Фейт есть еще три сестры, которые живут в их родном городе, и штук двадцать или тридцать сводных братьев и сестер.
— Ты думаешь, Хоуп и Фейт действительно грозит какая-то опасность?
Лидия скрестила на груди руки и прислонилась к притолоке.
— Трудно сказать. Они не вдавались в детали. Фейт пыталась уехать от мужа, и ему это не понравилось. Я знаю только это.
— Хоуп сказала, что жила в Сент-Джордже. Не в Супериоре.
— Она только пару недель назад впервые за все время там побывала.
— Это хорошо, — сказал Паркер, чувствуя заметное облегчение. — Значит, она устроила свою жизнь отдельно от Супериора. Да, может, из ее родных в Сент-Джордже никто не ждет, но как насчет работы? Она же должна как-то зарабатывать деньги.
— Она была сестрой-акушеркой в больнице «Велли Хай», но, уезжая из города, уволилась.
Слова Лидии здорово уменьшили облегчение Паркера, но он не желал так легко сдаваться.
— Это ничего не меняет, — настойчиво произнес он. — Если они сейчас в бегах, то вряд ли останутся здесь дольше, чем мы первоначально думали. Они вернутся в Сент-Джордж или уедут куда-то еще.
— Понятия не имею, что они будут делать.
Лидия пересекла комнату и поправила на стене картину. Она была написана в стиле импрессионизма и изображала женщину, которая укачивает ребенка в колыбели.
— Но если хоть что-то выплывет наружу, это уничтожит «Дом рождений», — сказала она, не отрывая взгляда от картины. — Безусловно, мы с тобой именно этого и заслуживаем. Но мне ненавистно, что с нами будут страдать и невинные. — Она в конце концов повернулась к Паркеру. — Например, Далтон.
— Никто ничего не узнает, — сказал тот. — Я десять лет души не чаял в сыне и не собираюсь его терять.
Ночью поднялся ветер, и ветки деревьев зашумели, царапая стены и окна домика в горах. Хоуп несколько раз просыпалась, но потом снова засыпала. Правда, сквозь сон она все равно слышала бурю, и это нашло отражение в ее кошмарах.
— Что-то не так? — спросила Фейт. Она вошла на кухню, шаркая ногами в шлепанцах, что они купили ей накануне, после отъезда из родильного центра.
Хоуп размешивала в чашке с кофе очередную ложку сахара.
— Все нормально.
— Ты выглядишь усталой. Ты вообще спала?
— Немного. Мне постоянно что-то снилось.
— И что именно?
Ей снилось лицо Эрвина, прижавшееся к окну домика. Эрвин, который потом пытался выбить плечом дверь. Но не этот сон больше всего тревожил Хоуп. Ее тревожил сон об Отем.
— Много всего, — ответила она. — Ты же знаешь, какими бывают сны — как калейдоскоп.
— Это, наверное, из-за того, что твоя жизнь очень изменилась. После того как я вернулась с тобой в Сент-Джордж, ты все потеряла.
Хоуп потеряла дом и работу, но не так уж сожалела о них. По крайней мере, не настолько сильно, как думала. Теперь рядом с ней была Фейт, и Хоуп осознала, что все эти годы в Сент-Джордже были для нее бегом на месте, по крайней мере в эмоциональном плане. Она заглушила боль рутиной и решимостью достичь цели. Сейчас она снова ощущала ее, а еще тревогу и чувство потери, но радовалась возможности о ком-то заботиться.
— Мне здесь нравится, — призналась Хоуп и постаралась отвлечься от недавних кошмаров. Пара снов, даже таких неприятных, были небольшой ценой за то, чтобы Фейт и ее малыш оказались в безопасности. — А ты, Фейт? Тебе хорошо в Инчантменте?
Сестра села за стол, сложила руки на выпирающем животе и вытянула ноги в домашних тапочках.
— Ты же знаешь, я чувствую себя виноватой, что уехала от мамы, Черити, Лари и Сары. Но чем больше времени я провожу вдали от Эрвина, тем сильнее чувствую… — она удивленно покачала головой, — почти опьяняющую свободу. И все больше мысль о возвращении вызывает у меня… тошноту.
— Тем не менее не надо так сильно переживать о том, что о тебе подумают другие, — сказала Хоуп.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе не стоило вчера говорить Лидии, что твой ребенок не является незаконнорожденным.
— Мой ребенок им и не является. Я вышла за Эрвина замуж, прежде чем прийти к нему в постель.
— С точки зрения закона это не брак, Фейт.
— А с моей — брак.
— Я это понимаю. Но ты же не будешь всем подряд объяснять, что ты из общины многоженцев в Супериоре.
— А почему нет? Ты же только что сказала, что меня не должно волновать, что обо мне подумают.
Звякнув ложкой о чашку, Хоуп стала размешивать сливки. Как же объяснить Фейт, что с прошлым лучше порвать полностью?
— Обычно это так и есть, — сказала она. — Но тебе надо еще уметь защищать себя. Ты же не хочешь, чтобы в тебе видели ненормальную, а по твоему запятнанному прошлому судили твоего ребенка.
— Именно потому, что пекусь о репутации моего ребенка, я и не хочу, чтобы кто-то считал его или ее незаконнорожденным.
— В наши дни мало кто сторонится внебрачных детей или одиноких матерей. — Хоуп положила ложку. — Давай сделаем проще. Среди восемнадцатилетних девушек редко, но все же бывают разведенные. Почему бы тебе не говорить окружающим, что ты развелась?
Фейт подалась вперед:
— Хочешь сказать, что я должна лгать?
Хоуп попыталась придумать, как сделать это для сестры более приемлемым.
— На самом деле нет, — сказала она. — Я просто считаю, что тебе не обязательно рассказывать об Эрвине и своей предыдущей жизни. Лучше иметь готовую историю на случай, если кто-то спросит.
Фейт стала крутить в руках подставку для посуды.
— Готовую историю. То есть ложь. Похоже, подсластить пилюлю уже не удастся.
— Думаю, что да.
— Ложь — это грех.
— Я знаю.
— И считаешь, что это не имеет значения?
— Имеет. Но гораздо большее значение будет иметь то, что ты забудешь все, что было с тобой в прошлом, и расчистишь себе дорогу в лучшее будущее. То, что было в Супериоре, никого не касается.
Наступило молчание.
— Фейт?
— Действительно, никого не касается, — спустя несколько секунд признала Фейт.
— Почему бы тебе не сказать, что ты жила в районе Солт-Лейк? И это даже не будет натяжкой, поскольку ты действительно там бывала. А если кто-то захочет подробностей, можно сказать, что ты только что закончила школу «Мюрей Хай».
— Но я уже сказала правду Лидии.
— Ей можно. И я с ней поговорю. Только больше никому, ладно?
Снова продолжительное молчание.
— Ты меня понимаешь? — спросила Хоуп. — Мы ведь на одной стороне?
Сестра в конце концов кивнула, и Хоуп почувствовала, что улыбается. Фейт была сильнее и взрослее, чем она могла мечтать. Даже если она была несколько излишне пай-девочкой.
— Отличная работа! — Она понимала, что подгоняет удачу, но не удержалась и добавила: — И еще мне кажется, что тебе стоит снять старомодное платье, которое ты таскаешь на себе все время, и надеть то, что мы купили тебе в Сент-Джордже.
— Может быть.
Ее ответ подстегнул Хоуп сделать еще один шаг вперед.
— А еще сделать тебе прическу и, может, даже нанести небольшой макияж.
На этот раз Фейт широко раскрыла глаза:
— О нет. Я не могу.
— Это помогло бы тебе найти мужчину, о котором ты говорила.
— Какого еще мужчину?
— Мужчину твоей мечты.
Фейт перевела взгляд на шлепанцы.
— Маме бы это не понравилось. Она бы сказала, что я продала душу дьяволу.
— Эрвин и есть дьявол, — сказала Хоуп. — А мамы здесь нет.
Лидия не ожидала увидеть Хоуп до назначенного Фейт ультразвука и очень удивилась словам Триш, когда та легонько стукнула в открытую дверь и сказала:
— Пришла Хоуп Теннер. Она хочет с вами поговорить. Мне впустить ее?
Оттого что Хоуп опять здесь, и так скоро, у Лидии на нервной почве забурчало в животе, напоминая, что она снова забыла пообедать. Она частенько уходила с головой в работу, не замечая, что полдень уже давно прошел. Тем более что Девон теперь не работала в центре. Ведь именно она всегда ворчала, что Лидии надо размеренно питаться, и приносила ей сандвичи или салаты из популярного в городе кафе.
Девон…
— Лидия? Вы слышали, что я сказала? — переспросила Триш.
Лидия заставила свое лицо принять выражение спокойствия.
— Извини.
— Мне сказать Хоуп, что вы заняты?
— Нет, пусть зайдет.
Триш исчезла за дверью, а Лидия откинулась на стуле, собираясь с духом для предстоящего разговора. Ей не доставляло удовольствия смотреть в лицо женщины, которую она обманула много лет назад. Она словно разглядывала под лупой изъяны своей души, те самые изъяны, что оттолкнули и заставили уехать ее любимую внучку.
Лидия настояла на том, чтобы вернуть конгрессмену Барлоу его деньги — те, что он заплатил за Далтона, но это ничего не изменило. И в конце концов она примирилась с правдой — никакие деньги не искупят ее вину. Ни перед Хоуп. Ни перед Девон. Ни перед ней самой. В этой грязной истории ее единственным утешением было то, что она часто видела Далтона и знала, что он растет здоровым и счастливым мальчиком. Даже если растет без матери.
Паркер, во всяком случае, был честен, когда много лет назад пообещал, что даст ребенку все, что имеет сам. Он любил этого мальчика больше жизни.
Лидия подняла деревянные жалюзи и посмотрела в окно. Ослепительные лучи солнца пробивали себе дорогу сквозь ветви окружающих здание сосен. Убрав голову от яркого света, она стала обдумывать то, что никогда раньше всерьез не рассматривала: может, ей, наконец, признаться в содеянном, все рассказать и очиститься? Да, тогда она разрушит репутацию, которая была для нее важнее всего прочего — почти всего. Но она готова была этим пожертвовать, чтобы стать такой, какой всегда лишь старалась показаться людям, — честной и прямой женщиной. Вот только ей не хотелось, чтобы за ее жертву заплатили другие… например, Паркер и Далтон, и еще те, кто работал в родильном центре.
— Привет, Лидия.
У Лидии внезапно пересохло во рту. Она сглотнула и обернулась:
— Здравствуй, дорогая. Что привело тебя сюда так скоро?
— Я… я хотела бы поговорить с тобой о том, что вчера рассказала тебе моя сестра.
— Например…
— О том, что касается ее мужа, и о том, кто он.
— Я никому не скажу. — Лидия мгновенно поняла ее желание сохранить личную жизнь в тайне.
— Спасибо. Мы собираемся говорить, что она из Солт-Лейк и сейчас разведена.
— С этого момента, я буду говорить то же самое, даже если что-то выйдет наружу.
— Замечательно. — Хоуп переложила конверт, что принесла с собой, из одной руки в другую. Ей явно было неудобно. — Есть еще кое-что.
— И что же, дорогая?
— Ну… я все утро искала себе работу. Но куда бы ни приходила, все равно думала о том, что предпочла бы работать здесь, с тобой. Клиника недалеко от нашего дома, и здесь просто замечательная атмосфера. Вот я и подумала зайти и узнать, не нужна ли тебе хорошая акушерка. Перед отъездом из Сент-Джорджа я обновила свое резюме. И захватила его сегодня с собой на всякий случай, — сказала Хоуп, вынимая из конверта листок.
Лидия кашлянула и прикрыла рот, чтобы скрыть удивление. Обычно она старалась не брать на работу акушерами тех, кто обучался этому через медицину. Такие акушерки часто рассматривали беременность как определенного рода медицинскую проблему. Но в данном случае…
— Знаю, ты думаешь, что я сошла с ума, вернувшись в Инчантмент, — быстро добавила Хоуп, передавая ей резюме. — Но со мной все в порядке. Теперь я намного сильнее, чем была тогда. Я со всем справлюсь.
Лидия посмотрела на ее резюме. Она сильно сомневалась, что кто-то вообще способен справиться с тем, что Хоуп уже вынесла в своей жизни. И сейчас старалась придумать, как бы попроще подвести ее к этой мысли.
— Боюсь, что работа в «Доме рождений» будет сильно отличаться от того, к чему ты привыкла в больнице. Хоуп, здесь другая атмосфера. Мы считаем, что роды — это процесс естественный и здоровый, и поощряем будущих матерей самих выбирать, что они…
— Я все понимаю, — прервала ее Хоуп, загоревшись энтузиазмом. — И я буду полностью на их стороне. Я присутствовала при родах каждой из своих сестер, они все родились дома. — Она заколебалась. — Я возражала один-единственный раз — когда во время родов появились проблемы, а акушерка отказывалась везти пациентку в больницу.
Лидия вернулась к столу и присела на краешек.
— В подобном случае я бы тоже возражала. Но это не единственное различие подходов. Кроме того, я не уверена, что у нас есть временная вакансия, какая, видимо, нужна тебе.
— Я не хочу временную, — ответила Хоуп. — Я уже решила, что хочу проработать хотя бы год.
С того момента, как Лидия услышала, что Хоуп в городе, ее не оставляло некое неприятное чувство. И теперь это чувство — странная смесь страха и неотвратимости — продирало ее до костей.
— Ты собираешься пробыть здесь целый год? Но, по словам Фейт, есть опасность, что ее муж вас найдет. Думаешь, это безопасно — пускать здесь корни?
— Сомневаюсь, что он сумеет выследить нас, когда узнает, что мы уехали за пределы штата. Это потребовало бы слишком много усилий. К тому же, — она сложила руки перед собой, — Инчантмент самое родное для меня место после дома.
От тоски в голосе Хоуп у Лидии что-то сжалось в груди. Из-за своего собственного прошлого и ребенка, которого она отдала на усыновление в том же возрасте, что и Хоуп, Лидия всегда отождествляла себя с этой девочкой. Она как свою чувствовала ее боль и яростный гнев, направленные на отца и дядю, которые так ужасно с ней обошлись. И она попыталась ей помочь. Но в итоге предала ее. А заодно подвела тех, кто зависел от нее, и саму себя.
— Ну… у нас сейчас все укомплектовано, — сказала она. — И боюсь…
— Конечно. — Хоуп прервала ее очевидную попытку спасти их обеих от неловкости отказа. — Я все понимаю. Я просто спросила.
Она выхватила резюме из рук Лидии и храбро улыбнулась. Но Лидия чувствовала себя так, словно нанесла этой бедной девочке — теперь уже молодой женщине — во второй раз удар в спину. Хоуп снова нуждалась в ней, и вместо того, чтобы быть рядом, она старается скрыть грехи прошлого.
— Спасибо, что встретилась со мной, — сказала Хоуп, бочком пробираясь к двери. — Я уверена, что скоро найду работу. Медсестры везде нужны. И спасибо, что ты устроила Фейт под наблюдение Джины. Я знаю, что…
— Подожди. — Лидия знала, что пожалеет о своих словах, как только Хоуп выйдет за дверь, но была в долгу перед этой девочкой после того, что натворила. — Я только что вспомнила, у нас скоро начнется горячая пора. Здесь холодные зимы, и весной — летом детей рождается гораздо больше. Думаю, я могла бы нанять кого-то с твоим опытом, но твои обязанности будут сильно меняться, пока мы не впишем тебя в систему. Такое тебя интересует?
Казалось, Хоуп не слишком верит такому неожиданному повороту.
— Конечно. Я так думаю. А в чем будут состоять мои обязанности?
— Ты будешь отвечать по телефону в приемной, если Триш окажется занята. Сопровождать пациенток в палаты и отвозить их туда в отсутствие акушерки. Поддерживать контакт с доктором Очоа. Как тебе известно, всех пациенток с высоким риском осложнений мы передаем ему, чтобы контролировать развитие родов. Ты будешь заниматься заполнением бумаг и помогать Паркеру с его проектами. В общем, будешь этакий Хоуп — мастер на все руки, по крайней мере на первых порах. Если ты согласишься так приспосабливаться, то почему бы и нет?
Хоуп посмотрела на нее:
— Ты действительно уверена, что хочешь…
— Я хочу. — Лидия улыбнулась, несмотря на завязавшиеся узлом внутренности и тот факт, что совершенно не хотела чего-то подобного.
— Может, я когда-нибудь сама стану домашней акушеркой, — сказала Хоуп. — Может, даже подучусь здесь.
— Это всегда пожалуйста. Ты, безусловно, получишь здесь практику.
Раздался краткий стук в дверь, и в кабинет влетел Паркер Рейнольдс. Он смотрел на бумаги, что держал в руке, и Хоуп сначала не заметил. Но, подняв голову, забыл обо всем.
В конце концов он перевел взгляд на Лидию, но Хоуп видела, что это стоило ему заметных усилий.
— Извини, я не знал, что ты занята. Лидия придвинулась к Хоуп:
— Ты ведь знаешь Хоуп Теннер.
Он едва заметно кивнул в сторону Хоуп, и по его стесненным движениям Лидия поняла, как трудно ему даже поздороваться с Хоуп. А она только что наняла ее на работу в «Дом рождений»!
— С Фейт все в порядке? — спросил он. Ему ответила сама Хоуп:
— Да, у нее все хорошо. Я здесь насчет работы.
— Работы? — Искусственно безразличное выражение лица Паркера сменилось удивлением и тревогой, когда он увидел резюме, которое она ему протянула.
— Хоуп — медсестра-акушерка, — объяснила Лидия, стараясь отвлечь внимание Хоуп от Паркера. — Думаю, она будет ценным пополнением нашего штата.
— Без шуток? — Паркер посмотрел на нее взглядом, ясно говорившим: «Ты что, с ума сошла?»
— Без шуток. — Лидия выпрямила спину, всем своим видом напоминая, что именно она владеет «Домом рождений» и может принимать какие угодно решения. Минус на минус не всегда дает плюс.
Паркер свел брови, на лбу появилась складка.
— Ты уже согласовала это с Ким? У нас бюджет, помнишь?
— Отлично помню, нечего мне напоминать.
— Лучше раньше, чем позже.
Хоуп перевела взгляд с Паркера на Лидию:
— Если у вас с этим какие-то проблемы, я пойму…
— Никаких проблем, дорогая, — сказала Лидия. И одновременно с ней заговорил Паркер:
— Почему бы тебе не оставить нам свое резюме? А мы перезвоним через пару дней.
— В этом нет необходимости, — сказала Лидия, хотя Паркер уже взял резюме в руки. — Хоуп, можешь приступить к работе в ближайший понедельник, если тебе удобно. Мы будем платить столько же, сколько ты получала в больнице.
Хоуп явно заколебалась.
— Я вернулась не для того, чтобы создавать проблемы.
— Ты и не создаешь, — заверила ее Лидия.
— Тогда хорошо. Спасибо тебе. — Ее благодарность распространялась только на Лидию. — Я выйду в понедельник.
Хоуп смерила Паркера взглядом полным презрения, развернулась и вышла за дверь.
Несмотря на затруднительное положение, в которое она только что поставила их с Паркером, Лидия чуть не рассмеялась. После смерти жены Паркер научился отлично обходиться с женщинами. Он никогда не терял контроля над ситуацией и практически всегда все делал правильно. Лидии он нравился. Она знала, что для родильного центра он очень ценный сотрудник, но сейчас ей хотелось поаплодировать их женской солидарности.
— В этом есть что-то смешное? — поинтересовался Паркер.
Желание смеяться тут же пропало.
— Нет.
Она снова села за стол.
— Тогда какого черта ты это сделала?
— Она пришла искать работу, и я наняла ее, разве не понятно? — Лидия подняла брови. — Ты не думаешь, что мы перед ней в большом долгу?
Паркер хмуро посмотрел на резюме Хоуп и потом потер лицо рукой, как будто у него было столько лишней энергии, что он не знает, что с ней делать.
— Да, возможно, мы у нее в долгу, — сказал он. — Но мы ничего не можем для нее сделать. Я в этом уверен.
— Я не смогла сказать ей «нет».
Лидия снова взялась за почту, которую принесла ей Триш как раз перед приходом Хоуп.
— Лидия…
Она аккуратно отложила на угол стола письмо из Детского фонда борьбы со СПИДом.
— Ты слишком эмоционально на это реагируешь. Она просто собирается здесь поработать. Это ничего не значит. Мы даже не знаем, насколько она задержится в городе.
«Я хочу проработать хотя бы год».
— Это значит, что мне придется каждый день с ней встречаться.
— Мне тоже.
— Она может уничтожить клинику, может уничтожить тебя.
— Я знаю.
— Она может забрать у меня Далтона, — сказал Паркер слегка хрипловатым от эмоций голосом.
— Никого она не заберет. Она ведь ничего не подозревает. Ей просто нужна передышка.
— Ты просто дура, — сердито сказал он и вышел. Лидия посмотрела ему вслед:
— Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю.
