Глава десятая

С этой минуты я постоянно, всей своей расшатанной нервной системой, чувствовал присутствие чужака. Мы двигались плотной кучкой, боясь растягиваться. «Капитан, вы не будете возражать, если я пристрелю этого поганца?» – хмуро спросил Куницын. Я не возражал. Не сказать, что Уголовный кодекс приветствует ликвидацию того, кто покушается на вашу жизнь, но в некоторых случаях снисходительно допускает. Случай был чертовски подходящий. Теперь Куницын почти постоянно держал карабин на уровне глаз, ловя в прицел ломаный гребень. «Пристрели эту тварь», – умоляли девицы...

Темнота сгущалась, поиски места для ночлега становились актуальнее охоты. Мы втягивались в лесисто-скалистую местность. Трижды по согласованию с Куницыным я отставал, занимал позицию, а он уводил людей по оговоренному маршруту. Но зверь не лез в капкан – дураком он не был. А я не мог избавиться от мысли, что над нами потешаются. Скрипя зубами, догонял отряд, за поворотом снова занимал позицию. Снова догонял, понимая, что маюсь дурью. Первая же пещера, имеющая выгодную оборонительную позицию, была обследована и оккупирована. Арочный свод высотой полтора метра, сужающееся пространство, пропитанное сыростью и характерным запашком. Вход мы завалили камнями, оставив узкий проход, натянули тонкую веревку в десяти сантиметрах от земли – не заметную с улицы. Недалеко от входа развели костер, оборудовав дополнительный простенок – чтобы дежурный «хранитель огня» не сделался жертвой нападения. Возражающих против распорядка не нашлось. Время – половина одиннадцатого. Первым дежурю я, через два с половиной часа заступает Куницын, за ним одновременно – Мурзин с Головановым; дежурным не спать, от костра не отлучаться, всячески стараться выжить, а также сделать все, чтобы для спящих настало утро.

Измученные люди уволоклись в муть, а я остался, подбросил в костер сухих веток и быстро вспомнил, что такое одиночество...

Эта ночь тянулась, как укуренная черепаха. Я неудержимо засыпал. Проснулся от того, что кто-то громко всхрапнул. Подпрыгнул, прислушался. За пределами пещеры посвистывал ветер, шуршали кусты, опоясывающие каменистую площадку у входа. Без четверти одиннадцать. Минуту я сидел неподвижно, и сознание снова стало пятиться. Предстояла непростая ночка. Ухитрись я поспать хотя бы полчаса, таких мук не было бы. Я должен был выйти на свежий воздух, совершить пробежку вокруг пещеры, сделать несколько упражнений... Но было страшно. Ей-богу, не мог я себя заставить выйти наружу.

Поняв, что сила воли – сегодня не мое качество, я начал бродить по пещере. Распечатал пачку «Примы», выкурил несколько сигарет. Вонючий табак продрал горло, стало легче. Распечатал пачку крекеров, сунул в рот сухую пластинку, захрустел. Отвоевал у ночи еще минут пятнадцать. Усталость тянула к земле, и сил бороться с соблазном прилечь уже не было. Ноги подкосились, я рухнул на колени, заворошил веткой в затухающем костре. Раздул, подбросил дров. Налетели видения, из ниоткуда возникла Эмма с чемоданом... В эти чертовы глаза надо вставить спички! Я затряс головой, подпрыгнул. Вооружившись фонарем, пробрался в дальний угол пещеры, завершающийся «мертвым концом», как выражаются англичане. Осветил спящих. Куницын, как и положено одинокому волку, расположился в стороне от всех. К путешествию этот парень подготовился основательно: спальный мешок, расстегнутый до пупа – чтобы удобнее обнимать карабин, скрученная накидка под голову. Лямка рюкзака пропущена под рукой – не забраться без ведома обладателя. Он размеренно сопел, глаза казались приоткрытыми. Остальные спали вповалку. Разногласия остались в прошлом – темное время сближает людей: Мурзин обнимал свою златовласку, она уткнулась ему в плечо и сладко похрапывала. Рита забралась под бочок Голованову – Валентин разметался, вздрагивал, что-то бессвязно бормотал. Я постоял над спящими, спохватился, вернулся к костру, который начал затухать...

Мудрое решение все же было принято. Я ссыпал в кружку полпачки чая, залил водой, поставил на угольки и через пару минут обжигался горячим напитком, который и позволил протянуть оставшиеся два часа...

Ровно в час я разбудил Куницына, который спросонок схватился за ружье и чуть не начал палить во все стороны.

– Прошу на пост, милостивый государь, – злорадно сказал я.

– А радости-то сколько в голосе... – скрипнул Куницын и потащился тянуть лямку охранника.

Перед тем как лечь, я отметил, что в положении спящих нет уже той детской трогательности, что раньше. Мурзин отвернулся и обнимал уже не Стеллу, а камень. Голованов откатился, пускал пузыри. Рита, видать, пыталась его найти, шарила по холодному полу, но не нашла и не проснулась. Между женщинами имелся метр свободного пространства, который я поспешил заполнить. Приземление постороннего не осталось незамеченным. Стелла повернулась, положила на меня руку, вторая соседка – ногу. И обе стали как-то ближе (не духовно, а пространственно). Я успел еще подумать, что это не совсем хорошо. Парням, которые проснутся через два с половиной часа, эти открытия могут прийтись не по душе (врагами мы еще не стали, но станем непременно), но сил хватило лишь нащупать рукоятку «макарова». Затрещал костер у входа – Куницын наваливал в него дрова, как в паровозную топку, и под этот треск я уснул...

Понятия не имею, что надоумило меня проснуться раньше времени. Я открыл глаза. Если жив, не так уж плохо. Отчего же беспокойство? Пистолет на месте. Я извлек его из кармана, вынул обойму, пересчитал патроны. Начал выпутываться из обнявших меня женских конечностей. Конечности цеплялись, но я проявлял упорство. Сорок пять минут шестого, скоро закончится смена Мурзина с Головановым и будет сыгран общий подъем. Но в пещере было тихо, бдящие мужики ничем себя не выдавали. С улицы поступал размытый свет, истребительно воняло – горелым деревом и потной одеждой. Храпел Куницын, обняв своего «Беркута». Простуженно сопела Рита, уткнувшись в меня коленками. Вторая дама грела левый бок. Когда я приподнялся, что-то пробормотала, стащила с меня накидку и укрылась с головой.

Беспокойство нарастало. Обнажив ствол, я добрался до входа, обошел потухший костер, прошел мимо бдительно спящего Мурзина, который даже не пошевелился, выглянул на улицу. Бить меня дубиной по голове оказалось некому. Я набрался смелости и вылез из пещеры.

Погода не баловала сюрпризами. Дул пронизывающий ветер, вороша облетающие кусты. Тучи спотыкались друг о дружку, затягивали небо многоэтажной хмарью. Дождя пока не было, но день только начинался. Я постоял на площадке (очень удобной для парковки машин), спустил флажок предохранителя, подобрался к кустам. Скользнул взглядом по вороху листвы, ломаным сучьям... Никого здесь не было. Но кто-то здесь, однако, был...

– Голованов? – спросил я.

Хлестнул ветер, чуть не сбросив меня в кусты. Я начал «утренний обход». Спустился с камня, раздвинул ветки, осмотрелся. Отправился по дуге, огибая каменистую площадку, ухитряясь смотреть вокруг и контролировать глазницу пещеры. Пробился через кусты, мокрые от росы, спустился в яму... и уперся взглядом в возмущенные глаза Валентина Голованова, залезшего в яму по большой нужде. Но возмущение относилось не ко мне, а к тому, кто спустился раньше и сделал из него мертвеца похлеще моей бабушки...

Дело многолетней давности собирало кровавый урожай. Я поборол порыв выбраться из ямы и бежать куда подальше, справился с тошнотой. Помимо меня и трупа, в кустах никого не было. Голованов, судя по некоторым признакам, расправился с нуждой, но выбраться из ямы не успел. Брюки застегнуты, но из-под штормовки свисал ремень. Его ударили в живот, и пока он харкал кровью, цинично провернули орудие убийства, намотав кишки, как макароны на вилку. Позвать на помощь Валентин не успел – умер. Завалил собой полкуста, подогнул ноги и остался так сидеть. Было много крови. Но убили его давненько – тело остыло, хотя и не совсем. Минут двадцать назад – как только начал пробиваться рассвет. Мурзин прикорнул у костра, Голованову приспичило в кусты, и кто-то посчитал, что ситуацией можно воспользоваться...

Я не спешил оповещать команду – трупу легче не станет. Осмотрел место происшествия, забрался на площадку. Голованов топал в ботинках, его следы местами проявлялись. Идущий за ним следов не оставлял – возможно, он свалился прямо с неба. Или разулся. А в яме просто затер свои отпечатки.

Я вернулся в пещеру, пнул по ноге бдительно спящего Мурзина, прошел в спальный зал и заорал:

– А ну, выходи строиться, хренова рота!

Реакция на «отчет» была подобающая. Мне не поверили. Обрушив баррикаду, народ ломанулся из пещеры. Кто-то наступил в костер – взметнулась зола. Мурзин растерянно моргал, кашлял, схватившись за горло. Первой в кусты забралась Стелла – раздался истошный вопль, ее вынесло обратно. Не лучшая процедура после сна – любование мертвецом. Лучше бы умыться. Куницын по привычке вскинул карабин – в кого он, интересно, собрался стрелять? Мурзин сообразил – схватил за хлястик Риту, которая тоже рванулась к кустам. Она извивалась, шипела, спрыгнула с площадки, потом застыла, словно прозрела, медленно развела ветки... и в следующий миг ее уже рвало.

– Что это?... – Рита чернела, по губам бежала струйка вязкой жидкости. Она пыталась зафиксировать свой взгляд на ком-то из нас, но глаза разбегались.

– Неужели это вы?... – убитым голосом спросила Стелла. Обращаться на «вы» в этой компании она могла только ко мне. Повернув голову, я обнаружил, что она действительно смотрит на меня.

– Я – что? – как можно спокойнее уточнил я.

– Это вы его... убили?

Вскрикнула Рита, обращая на меня объятый ужасом взор. Куницын на всякий случай направил на меня карабин. Обнажить пистолет, который я недавно уложил в карман, в данной ситуации было непросто.

Мурзин запустил грязную пятерню в шевелюру, начал яростно чесаться.

– Ну, ты это, родная... как-то перебарщиваешь... Вы забыли про бродягу, который за нами следил... Почему бы ему не подловить Валентина? О, срань-то... Зачем капитану кого-то из нас убивать?

– Замечательное наблюдение, – похвалил я. – Не вижу ни одной причины, почему я должен убивать человека. Но и насчет бродяги что-то сомневаюсь. В Валентина всадили хорошо отточенный клинок, затем провернули. Верное решение – кровь не брызнет через бушлат, убийца не испачкается – если сам, конечно, не пожелает. Допустим, это сделал бродяга, хотя лично я на его месте размозжил бы камнем голову Валентина или просто придушил...

– Да что вы такое говорите?... – Горло Риты совершило непроизвольный спазм. На всякий случай я отодвинулся. Куницын сместил ствол. Неприятно чувствовать себя дичью.

– Но зачем же злоумышленник, сделав дело, затер следы? – задал я риторический вопрос и внимательно обозрел собравшихся. – Поверьте, господа, у меня было время осмотреть место трагедии. Стал бы полоумный бродяга, убив человека, заметать следы преступления?

– Тогда это точно вы... – неуверенно сообщила Рита. Какая трогательная женская логика.

– Подождите... – выпутываясь из ложных догадок, проговорила Стелла. – Вы хотите сказать, что это проделал... – она подняла тихо зеленеющую мордашку и вдруг замолчала.

Вздрогнул Куницын, ствол отъехал в сторону. Другой возможности могло и не быть. Я метнулся к нему. Ахнула женщина. Он вскинул карабин, но поздно – я вцепился в него обеими руками, не давая направить на себя, стал выламывать, одновременно проводя подсечку. Он упал на живот, а я уже отскакивал, контролируя всех четверых.

– Стоять!

Куницын подогнул ногу, чтобы броситься, но ствол, смотрящий в лоб, заставил пересмотреть решение. Он предпочел не лезть на рожон, прищурился, выпрямил спину. Остальных разбил паралич – они смотрели на отвоеванный карабин распухшими от ужаса глазами.

– Заставляете усомниться в вашей добропорядочности, – сглотнув, сообщил Мурзин.

– Господи, это и в самом деле он... – прошептала Рита.

– Я совсем запуталась, – жалобно сказала Стелла.

– Выпутывайтесь скорее, – посоветовал я. – Подумайте головами, господа туристы: стал бы я носиться по кустам, вырезая вас поодиночке? Кто дежурил первым? У меня пистолет, патронов бы хватило на всех... Ну, соображаете?

– Он прав, – облизнул губы Мурзин, – у него была прекрасная возможность нас укокошить.

– Тогда какого черта вы отобрали у меня карабин? – процедил Куницын.

– На всякий случай. – Я отодвинулся к краю площадки, извлек из ствола патрон и забросил карабин за спину. Взамен достал пистолет, который был значительно удобнее и проще. – Не надо беспокоиться, господа туристы, работает уголовный розыск. Просьба проникнуться, что положение, в котором вы оказались, а заодно и я с вами – серьезное. Слушайтесь меня, заклинаю вас.

На «доброго полицейского» я сегодня не тянул. Слишком зол был. Призвав собравшихся к вниманию, я сжато объяснил, какие действия с их стороны не вызовут моего порицания. В колонну по одному войти в пещеру, собрать манатки, включая манатки погибшего и капитана уголовного розыска, и выйти с ними обратно. В пещере ничего не должно остаться. Каждый обязан наблюдать за действиями соседа и, обнаружив у того намерение избавиться от некоего предмета, немедленно докладывать по инстанции. Я пропустил колонну и вошел следом. В свете фонаря внимательно наблюдал, как четверка собирает вещи. Пятясь, выбрался обратно, отошел на безопасное расстояние. Какой-то цирк, ей-богу... Ветер усиливался, с минуты на минуту мог начаться дождь. Я приказал вываливать содержимое рюкзаков на землю. Присел на камень и уныло наблюдал, как они копаются в своих пожитках. Орудия убийства там, конечно, не было. Да не очень-то и хотелось. Но соблюсти процедуру осмотра я был обязан.

– Собирайте вещи, – вздохнул я. – Да пошустрее, господа, а то нас всех смоет.

После этого я приказал Куницыну обыскать Мурзина, а брюнетке – рыжую, подчеркнув, что не вижу в этой процедуре ничего постыдного. Выслушав слова в свой адрес, дождался, пока те двое справятся с задачей, приказал поменяться ролями. Процедура была формальной и особой пользы не принесла. Меня не волновало, что Мурзин имеет при себе упаковку с клубничными презервативами, Куницын втихушку сосет леденцы, Стелла носит на груди мешочек с прахом любимого мастифа, а Рита не расстается с выжимкой из Библии, помещающейся на середине ладошки.

– Всем спасибо, разминка закончена, – сказал я. – Можете собрать вещи, заправиться... Теперь огромная просьба разуться и показать свои пяточки.

Я был уверен, что Голованова убрали не просто так (в этом не было смысла), а по причине. Он начал что-то подозревать. Потрясения первой ночи и второго дня добавили уверенности. Возможно, проспавшись, он напросился бы на разговор со мной – и некто это понимал, решил нанести упреждающий удар.

– Какого черта? – огрызнулся Куницын.

– Как ты не понимаешь? – пробормотала Рита. – Он считает, что Валентина убил один из нас... Например, ты. Или я. Ботинки наши грязные, убийца их снял, чтобы не оставлять отпечатков...

А прыгнув в яму, нацеплял бы на носки сухой листвы и грязи. Эта женщина была умнее, чем я предполагал. Очевидно, я должен был присмотреться к ней внимательнее.

Они покорно разулись, уселись на пятые точки и предъявили к осмотру стопы в грязных носках. И все смотрели на меня с такой страстью, что собери ее в один энергетический кулак – он бы гнал меня до самого Рыдалова.

– Обуйтесь, чего вы тут расселись, – поморщился я. – Если холодно, зайдите в пещеру. И будьте вместе, пожалуйста. Если кто-то решит покинуть компанию, немедленно докладывайте... по инстанции.

Я проследил, как они волокутся в пещеру, натянул воротник на уши и полез в кусты.

Через полчаса я предъявил растерянной публике орудие убийства, найденное в расщелине за кустарником (несложно добросить от места злодеяния) – штык-нож советского образца с кольцом для крепления на компенсаторе, плюс ножны, в которые был вставлен клинок. Крови на штыке было столько, словно им забили свинью. Сомневаюсь, что убийца оставил на ноже отпечатки пальцев, но на всякий случай я обращался с находкой бережно.

– Вопросы есть? – Я оглядел компанию, благоговейно взирающую на улику.

Вопросов не было. В глазах Куницына сквозило невольное восхищение, у Риты в горле что-то булькнуло, Мурзин произвел протестующий жест – дескать, эти радости не по его линии. Стелла хотела перекреститься, но передумала, вспомнив, что она буддистка.

– Штык-нож легендарной Советской Армии, – пояснил я. – Применяется в качестве ножа, пилы по металлу и ножниц для резки проволоки. Удобен для ликвидации живой силы противника, а главное, найти его можно практически на любой барахолке. Вставленный в ножны, смотрится безобидно. Чья игрушка?

Компания дружно пожала плечами.

– То есть никто не видел у товарища данного предмета? – уточнил я.

Молодые люди вразнобой замотали головами.

– Черт, – пробормотал Мурзин, – а ведь это серьезно.

До людей, измученных кошмарами и загадками, потихоньку доходило. Первой опомнилась Рита – пугливо постреляв глазами, отодвинулась от Куницына. Еще дальше пошла Стелла – подтянула к себе рюкзак, взвалила на плечо и потащилась на другую сторону площадки.

– Рита, вы понимаете, что на вас первую падает подозрение? – деликатно осведомился я у смуглянки, которая задрожала еще сильнее и уже готова была бежать в тайгу.

– Вы о чем? – Она поискала глазами, куда спрятаться.

– Именно у вас провел последнюю ночь на базе Валентин. Именно с вами он беседовал. И мы не можем, Рита, восстановить содержание этой беседы.

– Да прекратите вы! – Девицу прорвало, как канализацию. – Ничего я не знала! Я и сейчас ничего не знаю! Что вы хотите на меня взвалить? Это подло, Артем! Он пришел ко мне вечером – красивый такой, ласковый... Я не устояла. В постели он рассказал дурацкую историю про золото. Честное слово, я никуда не хотела идти, но он сказал, что все уже в курсе, утром сбор, к тому же администратор Вазгенов уехал на все выходные, остается лишь пьяный охранник...

– Стоп, – сказал я. – Невзирая на то, что у вас он провел целую ночь, получается, что о мифических сокровищах вы узнали последней.

– Нет, я слышала от Мурзина – они обсуждали на веранде с Куницыным, я проходила мимо, подошла к ним...

– Было дело, – не стал сопротивляться Мурзин. – Злосчастный четверг, шесть часов вечера...

– А я вообще не разговаривала с Головановым, – похвалилась Стелла. – И не имела с ним никаких общих дел, кроме трех-четырех фраз. Мне Олег обо всем рассказал.

– И такое было, – согласился Мурзин. – Я и с Куницыным поделился – а тот никогда не против прогуляться по тайге с ружьишком. Ритка трюхала мимо, но, боюсь, ни хрена не поняла.

Разговор Мурзина с Головановым, как выяснилось позже, состоялся в «злосчастный четверг» не далее как в четыре часа пополудни – когда погодные условия были неблагоприятны, а настроение так себе. Суть истории и манера изложения показались Мурзину подозрительными, но он не стал придираться. С чего бы врать преуспевающему зубному технику? Возможно, человек волновался, слова не вязались. К тому же целых четыре дня – с момента прибытия на базу – он носил свою историю в себе, не зная, стоит ли ее обнародовать. «Не справлюсь я один, – объяснил он Мурзину с претензией на откровенность. – Как представлю, тащиться в экую даль... И что я буду делать один в этом ущелье? У группы хоть какой-то шанс...»

В общем, истину худо-бедно восстановили. Мурзин пообещал поговорить с Куницыным и Стеллой. Голованов взял на себя обработку Риты Метелиной, которую уже три дня мечтал закадрить. Ситуация вырисовывалась восхитительная – сомнительная версия проистекала от Голованова, на нем же все и замыкалось. Один Голованов все знает. А поговорить с ним можно только через медиума.

– А теперь внимание на экран, – сказал я. – Все смотрят в честные глаза следователя и слушают захватывающую историю.

Не расцвечивая историю деталями, я посвятил их в обстоятельства дела о семи убийствах и странных событиях, происходящих в Рыдалове и близ него. Насколько помню, на этой папке не ставили гриф «Совершенно секретно».

А закончил я речь проникновенными словами:

– Теперь вы знаете, уважаемые попутчики, ровно столько, сколько знаю я. Рассказал я эту историю не для того из вас, кто и так все знает, а для тех, кто не знает. Могу еще обрадовать: с каждым из вас по возвращении в Рыдалов будет проведена работа на предмет выяснения личности и прошлой жизни. Не советую одному из присутствующих устраивать охоту на меня лично – это мало поможет. Уголовный розыск осведомлен о характере моей работы в вашем коллективе. Есть вопросы или соображения?

Четверка выживших потрясенно молчала.

– Имеется авторитетное мнение, – добавил я, – что для безопасности вашей группы лучше повернуть назад.

Словно в подкрепление этих слов, заморосил дождик. Люди шевелились, стряхивая оцепенение. Куницын покрутил головой, словно освобождаясь от невидимой лапши с ушей. Рывком вскинул капюшон.

– Из вас прекрасный рассказчик, капитан, – оценил историю Мурзин. – Слушал без отрыва. Нет, я далек от мысли, что вы все это сняли с потолка... Но, как бы это выразить... словом, стоит ли валить в одну кучу? Вы уверены, что убийства взаимосвязаны?

– Отнюдь, – сказал я. – А вы уверены, Олег, что умирать всегда будет кто-то другой, а не вы? Я понимаю, каждый мнит себя бессмертным – он не может представить, что умрет, невзирая на то, что эти неприятности случаются сплошь и рядом. Но вы же понимаете в глубине души, что у вас с остальными равные шансы? Чем вы лучше?

Мурзин замялся, открыл было рот – заявить, что он не сделал ничего такого, чтобы кто-то желал его смерти...

– К черту, – резко бросил Куницын. – Ваш рассказ, капитан, звучит зловеще, но имеется в нем одна интересная особенность. Не догадываетесь какая? Он полностью подтверждает факт наличия золота.

И вот тут я заметил, как все четверо подобрались, навострили уши. Я бы даже сказал, не четверо, а... пятеро. Не учится человечество на своих ошибках. Сколько веков люди гибнут за металл, а по сей день при слове «золото» забывают про такое элементарное понятие, как безопасность.

– Маленькая поправка, – сказал я. – Мой рассказ подтверждает факт, что золото, стыренное из инкассаторской машины, – БЫЛО. Существует ли оно нынче и где оно существует – хрен его знает. И никакого, кстати, подтверждения, что оно дожидается вас в ущелье Зеленого Дьявола.

– А вот это можно установить лишь опытным путем. – Куницын поднял похудевший рюкзак и забросил за спину. – До ущелья версты три. Говорят, оно не очень обширное. Перестаньте, капитан, не надо тыкать в меня пистолетом. Что вы можете сделать? Устроить еще одну драку? Выстрелить? Да тьфу на вас... Кто идет со мной? Решайтесь. И не забудьте, что карабин вы обязаны вернуть – на него имеется законное разрешение.

– Я иду, – быстро сказал Мурзин.

– Черт, – сказала Стелла. – А я, наверное, нет...

– Да и меня как-то не особенно тянет... – жалобно посмотрела на меня Рита.

– Отлично, девчата, – обрадовался Мурзин. – Дуйте с капитаном в Рыдалов, а мы еще походим. Глядишь, свидимся в этой жизни...

– Захотите поучаствовать в добыче – догоняйте, – подмигнул Куницын.

Этот парень был решительно прав – я не мог их остановить. Стрелять в людей, которые не слушаются, – не мой жанр. Я уныло смотрел, как двое мужчин, сгибаясь под тяжестью рюкзаков, пропадают в мокрой пелене. Не походили они на прожженных убийц. Без оружия пошли, поймал я невеселую мысль и ощутил укол той самой штуки, что зовется совестью. А ведь бродячая тварь где-то поблизости...

Мысли вертелись бурлящей воронкой. Я представил, как эти двое находят золото. Действуют трезво и поэтапно. Имеются два варианта: перепрятать, вернуться на базу и заявить, что никакого золота не нашли. Вариант безопасный, но придется снова сюда ехать. Есть и второй: навьючиться (своя ноша, как известно, не тянет) и продолжать идти на север. Документы при себе, до ближайшего поселения с говорящим названием Удачный – верст двадцать. Зачем возвращаться на базу, когда впереди сияющие горизонты? Мы живем в чудесную эпоху – владеть золотом не возбраняется, а имея немного головы на плечах, можно выгодно его загнать...

– Они ушли, черт их побери, – забрался в уши завистливый шепот.

Я избавился от онемения и повернул голову. Пропади оно все пропадом – женщины, стоящие рядом, тоже меньше всего походили на убийц. Жалкие, мокрые, ждущие от меня мудрого решения. Не вкралась ли ошибка в расчеты?

– Я не знаю, – обреченно молвила Рита, тупо глядя на мой пистолет. – Они ушли... Мне кажется, мы неправильно поступили.

Мне тоже так казалось, но я помалкивал.

– Два с половиной пуда золота... – завороженно прошептала Стелла. – Этого хватит на несколько жизней...

– И пять трупов, – напомнил я, – не страдающих жаждой к благородным металлам. Один из них, как бы ни хотелось это говорить, будет ваш, Стелла.

– А себя вы не считаете?

– А я осторожный.

– Черт бы вас побрал, осторожный вы наш! – злобно выкрикнула Рита. – Кормите нас своими баснями, запугиваете... Откуда вы взялись на нашу голову?! – Она схватила рюкзак, набитый ненужными женскими шмотками плюс магнитофон, с ненавистью глянула на меня и засеменила вдогонку за «старшими товарищами». – Ребята, постойте, не уходите!...

«Кажется, мы попали в зону, свободную от интеллекта», – удрученно думал я. Почудилась ли мне иезуитская улыбочка на перекошенных губах Стеллы? Или холод со страхом их сковали? Она нагнулась, чтобы поднять рюкзак, а когда распрямилась, на губах ничего не было, зато в глазах поблескивало удивление от принятого решения.

– Простите, Артем, ребята правы – глупо возвращаться, когда до цели два шага. Возвращайтесь в Рыдалов, если хотите, а мы пойдем до конца... Только не острите, ради бога!

– Ну что вы, Стелла, – с пиететом вымолвил я. – Приятно видеть, как люди устремляются в будущее. Им и в голову не приходит, что их просто далеко послали.

Она взглянула на меня как-то странно, вцепилась в лямки рюкзака и бросилась в серую муть, проглотившую уже троих.

– Рита, подожди, я с тобой!...

Что и требовалось доказать. Золотая лихорадка сильнее оргазма и «Фауста» Гете. С ней не справится страх перед смертью. Надо умереть, чтобы излечиться (тот же птичий грипп). Я проводил ее глазами и не спеша поднял рюкзак. Затем подумал, снял. Спустился в кусты. Постоял перед мертвым Головановым, урок которого никому не пошел на пользу. Нагнулся, оттащил его на ровное место. Вернулся за вещами, положил рядом с покойником, выудил из его рюкзака непромокаемую брезентовую накидку, укутал тело. Выкурил сигарету, пряча ее от дождя в кулак, поискал глазами ориентиры, чтобы когда-нибудь сюда вернуться, подхватил рюкзак и поволокся за горе-кладоискателями...