Глава шестая

Ветер ворвался в разгромленную комнату. Олег стряхнул оцепенение, схватился за огрызок оконного переплета. Шевельнулся покойник, сердце взорвалось, погнало желудок к горлу. Он всмотрелся — почудилось. Шевелились волосы девушки, мокнущие в воде — волна разбросала их по полу. Он, кажется, уснул с открытыми глазами, устал он чего-то. Солохин с бабами ушел — семь футов ему под килем. По фронту улица Ильича, где половину домов снесло, половину переломало. Волны катились по улице, гнали перевернутые машины, бытовой хлам. Плыли громоздкие фуры: видимо, стихия разнесла популярную парковку дальнобойщиков за Таманским винным заводом. Проплыли «спаренные» поддоны от кирпичей — за них держались двое, их головы чернели на фоне серой массы. Особых неудобств эти парни, похоже, не чувствовали, обменивались репликами. Поплыли лодки… Олег насторожился. Волна несла перевернутый ржавый катер — этот списанный хлам четыре года прозябал на дальнем причале в районе Столбы. Проплыла перевернутая лодка. За ней еще одна, у этой был «особый» путь: ее несло по огородам, разбило в щепки о козырек крыши, усиленный кирпичной кладкой…

Олег насторожился: в поле зрения обрисовалась пустая моторная лодка, на дне, если зрение не подводило, лежали весла. Лодку тащило вдоль волны, но она сохраняла устойчивость. Еще секунд пятнадцать, и она поравняется… Голова еще думала, а ноги уже тащили пятую точку из дома с мертвецами. Он взгромоздился на искореженный подоконник, перекинул ноги наружу. Прыжок. Холод вывернул позвоночник, бедро пронзила судорога. Он вынырнул и с перепугом обнаружил, что на него несется моторная лодка! Он яростно заработал руками, уходя от столкновения, а когда она проплывала мимо, схватился за борт. Оседлать этого мустанга было непросто. Лодку волокло по причудливой траектории, занозы впивались в пальцы. Несколько раз он безуспешно пытался перевалиться за борт. Удалось с четвертой попытки, когда отнимались руки. В лодке плескалась вода, днище получило повреждение. Скрипя зубами, он бросился к мотору, рвал шнурок, сдирая кожу с пальцев. В этом долбаном бензобаке не было бензина! Приближался застрявший посреди дороги дальномер — он очень кстати перегородил дорогу, сцепившись с аналогичным. Ничего себе запруда… А рядом, в тихом дворике, все было спокойно, вода никуда не гнала. Быстрые течения огибали крышу кирпичного строения на две квартиры, а на самом участке царил штиль. Невозмутимо покачивалась на воде перевернутая лодка! Оценив расстояние до дальномера, Соболевский начал действовать. Он вышвыривал весла из моторной лодки, стараясь добросить до перевернутого «корыта». Перевалился через борт, поплыл вразмашку… И вскоре уже возился у кормовой части сравнительно устойчивого, оснащенного килем суденышка, с натугой его переворачивал и дико сожалел, что в молодые годы увлекался волейболом, а не тяжелой атлетикой. Весла от моторки плавали рядом, он перегрузил их в лодку, вскарабкался сам и начал лихорадочно вычерпывать воду. Корпус судна был цел, лодка не тонула. Он вставил клыки от весел в уключины. Олег не чувствовал конечностей, начал их энергично разминать. Раздался рев — над улицей Ильича вновь барражировал «Ми-8». Он шел от южных гор по направлению к центру. Опустился ниже, завис над дальномерами, перекрывшими улицу. Каракатицы застряли основательно. «Запруда» обрастала хламом, деревьями, обломками строений. Вода разбивалась о баррикаду, выискивала обходные пути. Пилотов явно заинтересовал данный феномен. Одинокий человек в лодочке их совсем не интересовал. Зла уже не хватало на этих зрителей. Он дождался, пока вертолет уберется, прочистил уши. В доме через дорогу, кажется, кто-то кричал. Олег насторожился, принял стойку, как собака, напавшая на след добычи. В мутной пелене вырисовывались обмылки затопленных домов, контуры крыш. Снова донесся слабый крик. Рискованное мероприятие. По дороге плыли горы мусора, а впереди возвышалась баррикада из искореженных грузовиков, на подступах к которой бурлила вода. Если не справиться с течением и врезаться в баррикаду, будет весело… Но он уже действовал — развернул лодку и энергично греб через дорогу. Мурашки бегали по коже, судно сносило течение. Он рвался из жил: если бросить весла, не выдержать, то еще одним «кирпичиком» в баррикаде станет больше… Он облегченно вздохнул, когда его выбросило из потока, и лодка закружилась на спокойной воде. Постройки мерцали невдалеке, он вытер рукавом испарину и направил лодку к ближайшей. Призывы о помощи, как назло, прекратились. Он замер с задранными веслами, вслушивался. Нерешительно направил лодку к кучке выступающих из воды построек, пришвартовался боком к оконному проему, начал изучать особенности интерьера. Непроглядной тьмы уже не было, не за горами новый день… Он отшатнулся — по комнате плавали трупы. Пожилая женщина в куртке и резиновых сапогах, девочка-подросток с распухшим лицом… Эта парочка звать на помощь не могла, причем давно. Он машинально перекрестился. Впервые в жизни, черт возьми, перекрестился! Грудь сдавило от жалости к этим людям. Желчь скопилась в горле, он насилу продохнул.

— Живые есть? — прохрипел он, вытягивая шею.

Живых тут не было. Во всяком случае, не отзывались. Он оттолкнулся от стены, взялся за весла и поплыл к соседнему дому, похожему на дачку — с застекленной когда-то мансардой, с хлипкой пристройкой в торце. Есть ли жизнь на даче? Пристройка до потопа была застеклена, вплыть в нее не составляло труда. Дверной проем был раскурочен, да и сам домик не производил впечатления монументального сооружения. Но с фундаментом не схалтурили, раз хату не смыло. Он ткнулся носом в проем, обернулся в слух.

— Есть живые?

— Есть… — донесся дрожащий голос.

— А почему не кричите? — разозлился Олег. Аж пот прошиб.

— Накричалась… Вы настоящий? — вдруг заволновалась темнота. — А то одни галлюцинации, я в них уже перестаю ориентироваться, простите… Вам не сложно помочь? А то меня столом немного придавило…

— Столом? — усмехнулся Соболевский, медленно впуская лодку в затопленное пространство. — Разве стол не плавает?

— Стол-то, может быть, и плавает… — кряхтела угодившая в ловушку женщина. — Но если его заклинит, он наотрез отказывается плавать…

Обстановка не читалась — пришлось покинуть лодку. Холод прожег до костей. Он напрягал глаза — в глубину помещения свет с улицы не поступал. Дна под ногами не было, затопило домик качественно. Впереди, похоже, намечалась широкая лестница на второй этаж.

— Вы где? — вода попала в горло, он с надрывом закашлялся.

— На лестнице…

— Что вы там делаете?

— Сама удивляюсь… — женский голос дрожал, но в нем звучала ирония. — Очевидно, познаю этот мир, пропуская его через себя… Я как-то странно застряла, не могу ничего понять… Меня стол придавил… Мы оба находились на втором этаже, когда волна постучалась в гости… Только я лежала на диване под одеялом, умирала от страха, а стол стоял в другом углу… Но здесь такая широкая лестница, всем хватило места…

Из путаных объяснений ничего не явствовало. Он подплыл поближе и почувствовал облегчение — нога утвердилась на верхней ступени. Значит, пол не так далек.

— Вы можете дышать? — какие-то глупые вопросы он сегодня задавал.

— Ну дышу…

— Болит что-нибудь?

— Мужчина, вы такой странный… Вы не врач?

— Я имею в виду, вы ничего не сломали?

— Не знаю… я вся такая вывернутая… Я прилетела сюда вместе с одеялом, оно сейчас между мной и столом, немного смягчает…

— Одеяло безопасности? — усмехнулся Олег. — Ладно, женщина, закройте рот и не шевелитесь. Сейчас я нырну и попробую вас подцепить.

— В каком смысле? — она прыснула. — Мужчина, вы спасатель?

— Ага, прирожденный, — проворчал Олег. — Я инспектор ГИБДД.

— Вот это шутка… А что вы здесь делаете?

— Работаю.

— Потрясающе… Один из ваших коллег на прошлой неделе меня оштрафовал. Ни за что, просто так. На тысячу рублей. Скучно ему, видите ли, было. А я на целых пятнадцать километров превысила скорость на пустынной загородной дороге…

— Ваше счастье, что это был не я, — пробурчал Соболевский. — У меня бы вы влетели на куда большую сумму…

Он нырнул, начал осторожно ощупывать громоздящееся на лестнице недоразумение. Каких чудес не бывает. Лестница действительно была широкая, прямым ходом спускалась на первый этаж. Ничего удивительного, что женщину от удара волны закрутило и вместе с одеялом выбросило на лестницу. Она цеплялась за перила, задержала падение, в этот миг ее и накрыл несущийся следом громоздкий письменный стол. Конструкцию зажало между массивными перилами, ноги женщины заклинило. Хорошо, что это случилось в центре пролета, а не внизу — тогда бы она сразу задохнулась. Девушка выгибалась, дышала, голова выступала над водой. Он ощупывал ее: худую, в какой-то тонкой маечке, ей пришлось извернуться, чтобы не утонуть. Хорошо, что вода пока не поднималась. Придавило не только ноги, но и спину — к перилам.

Он с шумом вынырнул, отдышался.

— Вас как зовут?

— Соня… — прошептала девушка. — Соня Михайленок… Я работаю инженером на винном заводе. В прошлом году окончила Челябинский институт пищевой промышленности, приехала сюда работать — у меня тут тетушка живет на улице Прохладной…

— Я Олег. И тоже с улицы Прохладной, — отрекомендовался Соболевский. — Не исключено, что знаю вашу тетушку. Можете не волноваться за нее, туда половодье не доберется.

— Мужчина, вы всю меня ощупали… Какой диагноз, доктор? Все пропало, болезнь не лечится? Я жутко замерзла…

— Подождите, дайте подумать, — перебил Олег. — Вы же не собираетесь сию минуту на тот свет?

Он лихорадочно размышлял. Сломать перила невозможно — слишком прочные. Отжать стол? Попробовать отогнуть перила, и стол тогда всплывет? Или не всплывет, а окончательно раздавит девушку? А Соня что-то бормотала — как ее швыряло, как она куда-то катилась, получила по шее, в ухо, в горло, нос. Потеряла сознание на несколько минут, потом пыталась освободиться. О чем она только не думала в эти тягостные минуты! Дотянулась до навесного шкафчика за спиной — там стояла сахарница с рафинадом. Стрескала в тоске весь этот сахар и теперь боится, что со дня на день потолстеет. Хотя боится, в сущности, напрасно: такую фигуру, как у Сони, не испортит даже сливочный трехслойный торт. Не долго ли размышляет инспектор ГИБДД? Это профессиональная черта? Он тормоз? Может быть, у инспектора возникла резонная мыслишка незаметно испариться?

— Соня, помолчите, хорошо? — попросил Олег. — Сейчас я ныряю, упираюсь ногами в перила, а плечами буду давить в противоположные. Надеюсь, смогу их развести. А вы следите, чтобы вас не сплющило столом, толкайте его вверх — предметы в воде, как правило, не очень тяжелые. А почувствуете свободу, сразу выбирайтесь.

Она опять что-то бормотала, но он уже не вслушивался. Он нырнул, уперся ногами в перила, отыскал спиной аналогичные на другой стороне, стал плавно, но сильно давить. Процесс пошел! Медленно, со скрипом перила отгибались. Видно, успели размокнуть. Рядом что-то происходило. Яростные возмущения водной среды, возня, вздрогнула глыба стола, куда-то поползла. Под ним трепетало худенькое тело, вроде выбиралось, мычало. Почему так медленно, черт возьми? Карлсона рожает? В голове кружились карусели, взрывалась пиротехника, лопались сосуды в глазах… А потом случилось страшное. От мощного напряга с чудовищным треском лопнули перила! Олега понесло куда-то назад. Он сделал сальто под водой, вода попала в нос. Он беспомощно махал руками, пытаясь сориентироваться вертикально. В принципе удалось, но только вниз головой! И вдруг удар, вспарывающая боль в плече, его швырнуло на пол, а сверху на грудь взгромоздился окаянный стол, в котором металлических деталей оказалось больше, чем деревянных! Он задыхался, онемели руки, не слушались. Он выгибал позвоночник, чтобы стряхнуть с себя эту тяжесть, но не удавалось. Движения слабели, меркло сознание. «И это все?» — подумал он как-то равнодушно. Бывает же такое: перетрудишься, и совсем не хочется шевелиться…

Опять возня, что-то бухнулось рядом с ним, тяжкий гнет куда-то отъехал, раздавленные ребра возвращались на место. Его схватили за шиворот, поволокли. Две головы вынырнули одновременно рядом с лодкой, схватились за борта. Олег кашлял, не мог надышаться. Сознание вернулось, обдало жаром. Вот это да! Он снова мог жить, шевелиться и даже немного соображать. Соня дышала, как после марафона, и пока воздерживалась от комментариев. Он подсаживал ее в лодку, а потом она тащила его — сначала за рукав, потом за шиворот. Они лежали, приходили в себя, потом поднялись, уставились друг на дружку. В полумраке читался лишь смазанный силуэт: худая, с мальчишеской стрижкой, в короткой маечке и потешных шортах колокольчиком…

— Ты спасла меня…

— Ты тоже спас меня… — прошептала девушка. — Мы перешли на «ты»?

— Без проблем, — прохрипел Олег. — К черту условности… Мне кажется, я давно тебя знаю… Хотя ума не приложу, как ты выглядишь… Ты цела?

— Цела, — подумав, сообщила Соня. — Не считая мощного синяка на ноге, к которому лучше не прикасаться. А ты?

— По ходу цел… У тебя муж есть?

— Был. Я познала прелесть развода.

— Это хорошо…

— Хорошо?

— Прости, вырвалось…

— Ты надуваешь щеки? — она всмотрелась.

— Надуваю, — признался Олег. — Собираюсь с духом. Это придает объем и силу. Нужно выбираться. Что-то стены в твоем хрустальном домике подозрительно поскрипывают.

— Давай, — Соня поежилась. — Давненько мы не были на улице… Там тепло?

— Тепло, — кивнул Олег. — Можно раздетым… одеваться.

На улице было холодно! Дул свирепый ветер, сыпал мелкий, но плотный дождь. Соня скорчилась на передней банке, обняла себя за плечи. Проявилось неплохое скуластое личико, часто моргающие глаза, тонкие губы. Короткие волосы торчали, как у панка. В желудке Соболевского что-то заурчало и перекатилось. Он сглотнул.

— Чего уставился? Я девушка с персиками? — проворчала Соня, пряча глаза.

— Ладно, поплыли, — он схватился за весла, вывел лодку во двор. И как же вовремя, черт возьми! Разбитые перила, видимо, являлись тем «кирпичиком», который ни за что нельзя было трогать. Заскрипел дощатый дом, в котором самым прочным элементом оказалась лестница на второй этаж. Сыпались распорки между первым этажом и мансардой. Затрещали, стали рушиться половицы. Подогнулась стена, крыша вмялась внутрь. Ахнув, Олег заработал веслами, спеша убраться из эпицентра. А за спиной царил грохот: рушился дом, разлетался на кусочки! Могло накрыть и лодку, но она уже уходила. За кормой раздался шумный плеск — что-то бухнулось в воду. Соня побледнела, хотела что-то сказать, но слова застряли в горле. Ее трясло.

— Спокойствие, Соня, только спокойствие, — бормотал Олег, сдувая с носа бусинки пота. — Подобных тебе сегодня — тысячи. Дом — дело наживное, главное, что ты жива…

— Господи, да за что? — адресовала Соня в небо риторический вопрос и замолчала. Сомнительно, что на небе ее услышали. Он вовремя развернулся, чтобы не выплывать на улицу: там бесновалась вода, и баррикаду из мертвых грузовиков никто не отменял. Он растерянно озирался — куда податься? Оставалось лишь двигаться против течения по ближайшему переулку, чтобы снова оказаться на Лагерной. Можно и огородами, поскольку понятие улиц и переулков с некоторых пор становилось смешным. Он греб, тяжело дыша, между деревьями и скособоченными крышами. Волны не унимались, возникали то слева, то справа. Соня с ужасом смотрела по сторонам, не узнавая города. В соседнем квартале взвыл лодочный мотор, кричали люди — там тоже кого-то спасали.

— Будем выбираться? — пробормотала Соня.

— Будем, — согласился Олег. — Но по дороге еще кого-нибудь возьмем, в лодке хватит места.

— Хорошо, давай возьмем… — вяло прошептала Соня. — Нужно спасать людей…

Он повернул за бетонный забор механических мастерских… и сработал профессиональный навык! Прямо на него неслась по течению лодка с одиноким гребцом! Тот тоже успел сменить направление. И все же лодки поцеловались бортами. Охнула Соня, падая с банки, хорошо хоть не за борт.

— Куда прешь, слепошарый?! — разорался рулевой. — Глаза протри, совсем залил?!

— Солохин? — челюсть отвисла от изумления. Он самый, напарник! Раскудлаченный, мокрый, как курица, злой, как собака, уши угрожающе оттопырились. Да и лодка под ним, если присмотреться, была знакомой. — Гришка, это ты, твою дивизию?!

— Олежка, живой!!! — восторженно завопил Солохин и чуть не подбросил в припадке радости весло. Он полез обниматься — обе лодки накренились и едва не затонули. — Доброе утро, коллега! — орал Солохин. Отстранился, начал всматриваться. — Что-то вид у тебя не очень добрый… Очуметь, ты живой! Всеми проклятый и покинутый!

— А чего мне сделается, Гришка? — смущенно улыбался Олег, хватаясь за борта, чтобы лодки не разлучило. — Не умирается как-то, напарник… Уходят лучшие, а я так — серединка на половинку…

— Да я бы не сказала, — проворчала Соня, пряча глаза.

— А это кто? — удивился Солохин.

— Ангел, — объяснил Олег.

Соня поперхнулась.

— Объясни, — не понял Солохин.

— Жизнь мне спасла.

— Это вы правильно, девушка, сделали, — расплылся до ушей Солохин. — Ценный кадр, его беречь надо. Таких сознательных парней в нашей доблестной ГИБДД — наперечет. Единственный сотрудник, которого не волнует шкурный вопрос. Ну… почти.

— Неужели? — проворчала Соня. — Послушайте, мужчины, может быть, сотрудникам ГИБДД стоит скрыться с места происшествия? Образовать что-то типа, скажем, эскадры?

— Подожди, — опомнился Олег. — Ты отвез Серегиных баб?

— Отвез, — с важным видом кивнул Солохин. — В натуре, Олежка, отвез. Век очередного звания не видать. Километра полтора по Лагерной — там что-то вроде эвакопункта. Все разбито, дома туда сносит, машины — там уже такая знатная помойка высотой с пятиэтажку… В безопасности твои бабы, так и передай Сереге. И напомни, что ящиком коньяка он теперь не отделается — по гроб жизни поить обязан.

— А чего вернулся? — не понял Олег. — Ну и дул бы в райотдел.

— Так это самое… — Солохин смутился. — Как бы тебе сказать… В общем, заныло в том месте, где предположительно находится совесть. Ты же на дорожном знаке болтался, вроде как нехорошо оставлять друзей… Набрался, в общем, смелости — и в обратный путь. Там немыслимый бардак, Олежка. Никто не понимает, что происходит в городе. Половину Таманска смыло, много погибших. Народ бегает в панике, начальство куда-то испарилось. До сих пор не прибыло МЧС, представляешь? В спасательной операции задействованы только местные — в основном добровольцы. Никто не знает, что делать, пострадавших свозят к мэрии…

— И на фоне этого бардака ты принял историческое решение пуститься во все тяжкие? — засмеялся Олег.

— Точно, — кивнул Солохин. — На рыбалку в четыре утра. Я оправдан за недостатком улик, напарник? На, держи, хлебни, — он извлек из заднего кармана обвисших штанов плоскую фляжку. — Я уже хлебнул, теперь отлично себя чувствую.

Соболевский приложился к горлышку. Скривился.

— Это водка…

— Это волшебная водка, — поправил Солохин. — Пей, говорю, не рассуждай. Чудодейственный эликсир, дарующий бессмертие и позволяющий смотреть без содрогания на конец света. Ее в эвакопункте сердобольные коммерсанты бесплатно людям раздают. Вам бы, девушка, я тоже предложил присоединиться.

— Девушка не откажется, — прошептала Соня.

— Там, кстати, люди застряли, — Солохин как-то невнятно мотнул головой за спину. — В глубине квартала. Я мимо проплывал, а они орут где-то там. Вроде не помирают, на чердаке обосновались. Я попытался к ним пробиться, но там течение, мусора много несет. Решил в обход — и вот на вас нарвался. В общем… — Солохин снова стушевался, — решил немного подработать дедом Мазаем на общественных началах…

— Молодец, Солохин, — похвалил Олег, отбирая у Сони фляжку. — Только водка у тебя паршивая, и ни фига она не волшебная. Палево сливают твои коммерсанты. Ладно, дед Мазай, показывай, где твои зайцы. Забираем ушастых — и домой.

Пришлось пробиваться через нагромождения сметенных в район обломков, сквозь груды ржавой техники на задворках мастерских. Двухэтажные бараки в Лебяжьем переулке не подавали признаков жизни. Две лодочки просочились между зданиями над зависшим козырьком, вошли в пространство, плотно застроенное частными домами. Здесь тесно росли деревья, раскидистые кустарники. Все, что возвышалось над водой, навязчиво напоминало мангровые заросли. Вырвало Соню: труп пожилого мужчины, плавающий вниз лицом, другой реакции вызвать не мог. А Солохин уже возился за соседними деревьями, гремел металлом.

— Олежка, холодильники плавают? — поинтересовался он.

— Сомневаюсь.

— Тогда это неправильный холодильник… Он плавает дверцей кверху. Сейчас попробую его открыть… Голод зверский, — объяснил напарник. — Расходуем массу энергии, а восполнять потери нечем. Перекусить хочу. А ну иди сюда, бестолочь железная…

Плескалась вода, билось о борт «инородное» тело. Кряхтел инспектор ГИБДД, пытаясь дотянуться до добычи. Отжалась дверца, распахнулась со специфическим скрежетом. Ругань в кустах делалась отчетливее, интонация — печальнее.

— Ни кусочека колбаски, — вздохнула Соня, перехватив «поверхностный» взгляд Соболевского.

— Перекусил? — усмехнулся Олег.

— Выкусил, — фыркнул Солохин. — Тут мышь повесилась. И как живут эти люди? Одни лекарства и слоеное тесто. Хоть собаку ешь…

— Какую собаку? — вздрогнула Соня.

— Да плавает тут одна — друг чебурека, царствие ей в собачьем рае… Варенье нашел, — покопавшись в холодильнике, объявил Солохин. — Делать нечего, вступаю в буржуинство. Олег, сворачиваем направо. Этот дом на улице Ильича, за дальномерами поперек дороги…

По улице пронеслась моторная лодка. Оставалось лишь догадываться, как она преодолела упомянутую преграду (вероятно, имелись лазейки). Дом смотрелся неплохо, хотя под сайдингом, похоже, был сложен из банального бруса. Миллионеры на этой улице не обитали. Крыша с обычным скатом, чердачное окно. На чердаке шумели люди, кто-то плакал. Критической их ситуацию назвать было трудно: половина первого этажа возвышалась над водой. Но что-то там происходило — чердак гудел и выл. Две лодочки барражировали под окном.

— Эй, народ, помощь нужна? — крикнул Олег.

Разразился хор: да, да, конечно, нужна! Здесь много людей, есть раненые, есть мертвый! Сколько уже можно ждать этой долбаной помощи?! Высунулось бледное лицо молодого человека, он начал делать энергичные пассы. Солохин подцепил веслом приставную деревянную лестницу, плавающую неподалеку (по ней, должно быть, и карабкались люди на чердак), подтянул ее к себе. Соня привязывала лодки к столбикам крыльца, а мужчины устанавливали лестницу, которая норовила всплыть и пуститься в бега. Соболевский первым забрался наверх. Солохин наступал на пятки. Необходимость в фонаре отсутствовала. На улице рассвело. К тому же ветер и волна хорошенько потрудились над крышей, проделав в ней достаточно «световых» отверстий. На грязной жиже в суженном пространстве теснились восемь человек! Мокрые, грязные, кое-как одетые, смертельно напуганные. Под скатом крыши лежал со скрещенными руками лысоватый мужчина пенсионного возраста. Он явно был мертв. Судя по вздувшемуся лицу, внезапный инфаркт. На коленях перед ним сидела пожилая женщина с тонким лицом, нежно гладила мужчину по голове. В глазах теснилась боль. У головы покойника корчился худосочный мужичок с козлиной бородкой: вылитый батюшка, шептал заупокойную молитву, задрав к потолку водянистые глазки. Остальные держались подальше от мертвеца. Бледный молодой человек обнимал за плечи худенькую девушку. Она с надеждой смотрела на вторгшихся инспекторов, пробовала робко улыбнуться. Стонал мужчина лет тридцати — он лежал на боку со сломанной ногой. У упитанной молодухи с глазами грустной коровы была повреждена рука (возможно, порваны связки). Она сидела на коленях и нянчила ее, словно младенца, рука висела плетью. Женщина средних лет с порезанным лицом — раны распухли, набухал гной, ей срочно требовалось к врачу. Еще один тип, похожий на тяжеловеса в отставке (или на рэкетира из девяностых), у него были маленькие глазки, неповоротливая шея и практически полное отсутствие волос. Он не был ранен, но как-то подозрительно дышал, обливаясь потом.

— Наконец-то… — проворчал тяжеловес на удивление писклявым голосом. — Хоть кто-то появился на горизонте…

— Вы спасатель? — с надеждой вопросила худенькая девушка, выбираясь из-под мышки молодого человека.

— ДПС, — представился Олег. — Инспектор такой-то. Неправильно паркуемся, граждане.

— Так вы не спасатели? — разочарованно протянула упитанная женщина.

— Мы не поняли, народ, — удивился Солохин. — Вам спасателей или ехать? Ну, хорошо, мы поплыли дальше.

И тут они взорвались, засуетились, стали собираться. Они наперебой говорили, не слыша друг дружку. Юные влюбленные — Валентин и Валентина — уединились в доме еще позавчера, когда уехала тетка Валентины. Вода поднималась, перебрались на чердак. Затопило дом соседей — Марии Ильиничны и Петра Поликарповича, они орали им, чтобы поднимались к ним. Петр Поликарпович до последнего не хотел бросать имущество, но жена убедила. Потом приплыл тяжеловес Витек, проживающий через дорогу, приволок свою соседку Ольгу (женщину с порезанным лицом) — оба страшно переживали, что их дома утонули. Как их теперь сушить? Холостячка Ольга убивалась, что потеряла собаку, выплакала все слезы. Поднималась вода, мимо плыл на надувном матрасе отец Силантий — батюшка из церкви Святой Троицы, убедили и его заглянуть на огонек. Потом половодье прибило к дому упитанную Алевтину с поврежденной рукой. Женщина была готова проститься с жизнью, хорошо, что Валентин и отец Силантий втащили ее наверх. А потом ныряли тем же составом (плюс примкнувший к ним Витек) за Иваном — жителем Камышовой улицы. Бедолага нахлебался, угодил под взбесившуюся машину. Он отделался открытым переломом голяшки и уже смирился со своей несчастливой судьбой, когда его подцепили граблями и куда-то потащили. С этого часа девять человек и кукуют под одной крышей. Не сказать, что они в западне, но куда пойдешь? Ни лодок в обозримой местности, ни спасателей. Только вертолеты летают, от которых ни холодно ни жарко. Ивана худо-бедно перевязали, Ольгу залили зеленкой. А потом пришла беда — ударила волна, огромная, как цунами! Хорошо, что по широкой части крыши, где нет чердачных окон. Но дом подпрыгнул, крыша чуть не съехала, чердак затопило. Натерпелись — дальше некуда. Через дорогу орали люди, волна смывала здания и садовые постройки. На несколько секунд стало темно, как в склепе… Почему стихия пощадила домик, непонятно. Добрый знак? Отец Силантий был уверен — исключительно его молитвами. Но домик покосился, трещал, отрывался от фундамента… А потом все стихло. Были новые волны, но уже не здесь. Петр Поликарпович, когда все разразилось, закрыл собой Марию Ильиничну, а потом она с ужасом обнаружила, что его трясет, пена льется из горла! В честной компании не было ни одного медика. Зато отец Силантий отработал отходную на славу… Мария Ильинична провалилась в ступор, не отходила от мужа. А когда зашла речь об эвакуации, повернула голову и прошептала, что без мужа никуда не поедет. Она обязана взять его с собой…

Заорал Иван, когда Витек схватил его под локоть, чтобы тащить к лестнице. Всем стало страшно от этого нечеловеческого вопля. Окровавленная рубашка, обмотанная вокруг голени, не скрывала подозрительного утолщения — кость переломилась и вылезла наружу, разорвав кожу.

— Без суеты, граждане, — объявил Олег. — Никому не лезть, в лодках достаточно места. Не «Титаник», чай… — он мрачно уставился на задыхающегося от боли Ивана. Транспортировать человека в таком состоянии было противопоказано.

— Это называется шиной, сын мой, — вкрадчиво сообщил отец Силантий. — Нужно сделать шину, аккуратно спустить человека — и да пребудет с ним Господь…

— Спасибо, батюшка, — учтиво кивнул Олег. — Без вас как без рук. Вы правы, нужны доска и перевязочный материал.

Сообразительный Валентин кинулся отрывать огрызок от стропил.

— Не надо, люди… — стиснув зубы, шептал Иван. — Я спущусь… вы только время со мной теряете…

Ольга и Валентина уже возились с раненым. Витек с решительным видом рвал майку на груди, чтобы пустить ее на «веревки». Поднялась по скрипучей лестнице Соня, которой надоело бездельничать в лодке. Олег покосился на мокрую девушку с мальчишеской челкой и большими глазами. В желудке снова что-то перевернулось.

— Привет, соседка, — сказала Алевтина. — Ты тоже с нами?

— Ага, — кивнула Соня. Побледнела, глядя, как осунувшаяся Мария Ильинична общается с мертвым мужем (но у того, похоже, не было желания разговаривать). Ахнула, когда мужчины грубо перевернули скулящего Ивана. — Осторожнее, вы, мужланы, это же не полено… — и бросилась помогать.

Люди поднимались, выстраивались в очередь. Прерывисто дыша, протискивался к выходу Витек. Можно начинать погрузку. Беспокойство вызывал покалеченный Иван, которого даже с шиной невозможно было спустить по лестнице без дополнительных увечий. И каменеющая Мария Ильинична, решительно отказывающаяся бросать мужа. Транспортировать мертвых Олег не собирался. Он высунулся наружу. Над городом висела черная, какая-то горбатая туча. Сыпал мелкий дождь. «Море» волновалось, вспучивались буруны. Покачивались лодки, привязанные к столбикам крыльца. Снова нехорошие предчувствия, сердце беспокойно сжалось. С тревожным гамом промчалась мимо стайка воробьев. Повело направо, он вцепился в законопаченные доски и только сейчас почувствовал, что домик изрядно перекошен. В плавание собрался? Вода покрывалась дрожащей рябью. Что-то подобное он уже видел, и ничем хорошим это не кончилось. Знакомый гул, пусть не такой зловещий, как тогда, но явно не ублажающий слух… Беспокойство нарастало, поры в коже начинали вырабатывать пот. Он высунулся наружу, вывернул голову. С выбранной позиции частично просматривалась улица Ильича, изувеченные дальномеры, в груде которых явно прибыло. Над кучей хлама, закрывшей дорогу, периодически что-то вспучивалось, взлетали брызги. Вода обходила преграду, и в тех местах, где она это делала, формировались новые заторы из наваленных деревьев и продуктов человеческого труда. «Не образуется ли новая запруда?» — растерянно подумал Олег. Если прорвет, то опять пойдет волна, и для двух лодочек, набитых людьми, это не очень здорово. Уж лучше в домике пересидеть неспокойное время…

— Граждане, не давите, нужно подождать, — проворчал он, оттирая нетерпеливого Витька. — Тут что-то не в порядке, как бы снова не пошла волна.

Витек разочарованно запыхтел, хрустел костями.

— Не усложняй, — фыркнул Солохин. — Прорвемся. Надоела эта бодяга.

— Предупреждал я, дети мои, что город погряз в грехе и блуде… — скорбно возвестил отец Силантий. — Говорил, что нужно молиться, молиться и еще раз молиться. Вот и пожинаем плоды своей греховности и распутности…

— Не утрируйте, батюшка, — поморщился Олег. — Вы лично погрязли в грехе? Уверен, что так не считаете. Я тоже не причислю себя к великим грешникам. Все собравшиеся — обычные люди, греховодников нет, живут нормальной жизнью, как и их соседи, родственники…

— А секс — это грех? — робко спросила Валентина.

— Гы-гы, — сказал Солохин. А Соня вдруг задела плечом Олега, и щелкнуло в нервах электричество.

— Мне тоже интересно, — смущенно поведал Валентин. — А то мы с Валькой за четыре дня ни разу кровать не заправляли…

Он всматривался в расползающуюся по городу серость. И вдруг возникло ощущение, что шевельнулась гора металлолома, перегородившая дорогу. Нет, не ощущение, она действительно шевельнулась! В горле пересохло. Он слышал, как скрежещет, ломается металл. Покатилось что-то с груды — то ли холодильник, то ли стиральная машина. И вдруг разъехались по центру две кучи железа, и в пространстве между ними все забурлило, заколыхалось. Вода устремилась через преграду, а оказавшись на свободе, растекалась по улице, бросилась в наступление. Фактически это была не волна — очередной не разбирающий дороги поток…

— Держитесь, граждане робкого десятка, — проворчал Олег, отстраняясь от окна. — Сейчас немного потрясет, входим в зону турбулентности…

Народ зашевелился, загудел — сколько можно-то? Когда угомонятся эти высшие силы? Никто еще и не догадывался, что им уготовили! Вода неслась. Энергией этой массы можно было сутки весь Таманск снабжать! Домик стоял на краю дороги, вода, истекая пеной, захлестнула фундамент. Затрещало дерево, дрожь пошла по зданию. Это было невероятно! Взбесившийся поток оторвал покосившийся домик от фундамента и понес!

Фактически в этом не было ничего оригинального — за ночь смыло не одну сотню домов. Но одна разница, когда за этим наблюдаешь, и совсем другая — когда в этом участвуешь! Хлипкое строение завертелось, как карусель. Люди падали, кричали, обуянные смертельным страхом. Домик раскачивался, кружился, вибрировал, как отбойный молоток! Мертвый Петр Поликарпович кинулся в объятия Алевтины, и та орала благим матом, не зная, как от него избавиться. Хрипел Иван, на больную ногу которого рухнули два влюбленных сердца. Солохин и Мария Ильинична выплясывали диковатый украинский гопак — Солохин всего лишь хотел ее придержать, чтобы женщина не ударилась затылком. А ту швыряло по всему чердаку, словно она ничего не весила. Выпала доска из перекрытия, свалилась на макушку Витьку. Последняя, может, и не пострадала, но глаза тяжеловеса сбились в кучку, и он повалился на орущую Ольгу, добавив ей вмятин на раскрашенном зеленкой лице. Держался за откос и истово молился отец Силантий. Ноги у него при этом болтались, как сохнущая простыня на ветру. Покатилась Соня к чердачному окну, издавая тоскливый вой. Домик накренился, она схватилась за какую-то планку — планка треснула. Девушка уже вываливалась, когда обуянный страхом Соболевский метнулся к ней, рухнул на колени, поехал, раздирая кость до крови, схватил за лодыжки! Она висела на улице, махала руками. Он поволок ее обратно, схватил за поясницу, оттащил на безопасное удаление. Она стонала от боли, недоверчиво смотрела на него распахнутыми до упора глазами.

— Даже не знаю, что сказать, Олег…

— Умница, — похвалил он. — Это такая редкость, когда женщина не знает, что сказать. Больше не пугай меня, ладно?

На чердаке царила полная неразбериха. Все смешалось в кучу. Трясло, как на американских горках. Отдельные личности догадывались, что лучше не шевелиться, распластаться на полу. Люди расползались, хватались за все, что имело хоть какую-то устойчивость. Олег подполз к окну, высунулся наружу. Домик кружился, как балерина, обзор был самый, что ни на есть, панорамный. Хоть глаза закрывай от ужаса… Он реально зажмурился за мгновение до удара! Домик вздрогнул, сменил направление. Внизу что-то сыпалось, трещало, но пол чердака пока не проваливался. Осталась в стороне перевернутая фура — ее и зацепил сорвавшийся с привязи дом. Он плыл по улице Ильича в мейнстриме, если можно так выразиться. Мелькали затопленные строения, параллельным курсом несло какой-то сарай, он уже обгонял, вырывался вперед… Сзади домик настигали перевернутые «Жигули», но удара удалось избежать: в последний момент незримый «водитель» увел машину, и она помчалась догонять сарай. Вместе с домом плыли горы мусора, деревья, бытовая техника, трупы людей и животных. Олег лихорадочно оценивал ситуацию. Пока все в норме, люди целы, домик на плаву, но это лишь до первого серьезного препятствия. Даже незначительный удар, и тот развалит строение. Пусть свершится чудо: домик вынесет туда, где мелко, — к северному мосту, в зону безопасности, к людям — в любом случае, он разрушится от удара об отмель, и людей в лучшем случае искалечит… Он подтянулся, вывернул шею. Поразительно! Лодки, привязанные к опорам крыльца, тащились за домом, как послушные собачки, и выглядели неплохо. Домик уносило с основной дороги влево — туда и направлялся главный поток. Дома в этом районе были низкие, их затопило почти полностью. По курсу распахнулся обширный пустырь с оврагами и свалкой. В глубине, в шаговой доступности от Аргадума, капитальные гаражи. А сразу за пустырем — недавно построенная средняя школа номер четыре — монолитная, кирпичная, о трех этажах, с просторным застекленным спортзалом… В сторону школы и несло плавучий хлам, среди которого был и домик с людьми…

И снова круговерть — домик зацепился за раскидистое дерево, начал исполнять танцевальные па. Стонали и плакали люди. Бубнил отец Силантий дребезжащим голосом:

— Отец наш Небесный, о, великая сила Крови Христа… Призываем тебя, даруй нам силы, дай нам слезы по гибнущим душам… восхваляем страстное желание твое спасти взятых на смерть… Даруй нам дух веры и хвалы, чтобы мы и дальше смогли славить Тебя, прими всю славу и благодарность во имя Иисуса, прости тех заблудших, что находятся под властью тьмы… Привлеки к себе духом своим, помилуй, Господи, не дай пропасть твоим покорным агнцам…

— Что, отец Силантий… — дурея от боли, хрипел Иван. — Это тоже, по-вашему, промысел божий?

— Жесть, Олежка… — подполз к Соболевскому трясущийся Солохин. — Плывем, как на катере, аттракцион, блин… И по хрену всякие ПДД… Слушай, а бортового самописца тут нет? А то ведь расхреначимся к чертовой матери!

— Эй, менты, что делать будем? — визжал Витек. — Соображайте быстрее, пока не разбились!

— Навалять бы ему за мента… — неприязненно пробормотал Солохин. — Мы же не менты, правильно, Олежка? Мы Государственная инспекция…

— Прыгать надо! — визжала Ольга. — Скорее прыгать! Разобьемся!

— Ты дура, да? — орали чуть не хором Валентин и Валентина. — Куда тут прыгать? Посмотри, сколько дряни рядом с нами несет! Нас же сразу раздавит!

Молодые люди были правы. Покидать «плавсредство» сейчас — верное самоубийство. Но скоро необходимость назреет — домик разобьется или об школу, или об гаражи. А покидать его как? По одному через чердачное окно? Парашютисты вылетают из самолета быстрее!

— Эй, граждане! — вскричал Олег. — А ну все, способные держать оружие! Ломайте крышу, хоть с одной стороны! Остальные — подвиньтесь!

И снова стартовал безумный аттракцион! Толпа людей навалилась на худые доски кровли. В ней и так зияли несколько отверстий. Витек, рыча от натуги, вцепился в крайнюю доску, тащил ее вниз, выламывал, потом соседнюю. Подпрыгивал Солохин, выдавливая пяткой деревянные лохмотья. Скакала толстая Алевтина, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь. Мощный удар тремя пятками — и отвалился пласт кровли не меньше квадратного метра площадью, посыпались трухлявые доски, обломки шифера, обрывки рубероида, сгнившие остатки осиных гнезд… В образовавшийся пролом могла вывалиться вся толпа.

— Не спешить! — орал Олег. — Никому не прыгать до команды!

А течение уже проволокло домик по пустырю с оврагами, продавило сквозь лесополосу и несло на внушительное здание храма знаний. Попутного мусора становилось меньше, но и не сказать, что домик плыл по чистой воде. Первый этаж — отнюдь не низкий, учитывая высоту фундамента, — был затоплен почти целиком, в пристройке спортзала волной повыбивало все стекла. Чернели оконные провалы, рокотала штурмующая их вода. До столкновения оставалось семьдесят метров, вот уже пятьдесят…

— К черту, прыгаем! — вскричал нетерпеливый Валентин, хватая за руку подругу.

— На месте, я сказал! — взревел Олег. — Где я вас потом собирать буду?! — Школа приближалась, оставалось сорок метров, тридцать… — Вперед!!! — проорал он. — Прыгаем все! Хвататься за обломки! Мне плевать, что кто-то из вас не умеет плавать!

Он перехватил сосредоточенный взгляд Сони. Не трусиха, уже готова. Что-то мелькнуло в ее глазах, когда пересеклись их взгляды. Девушка отрывисто кивнула — все в порядке, будем жить. Последний взгляд на приближающуюся школу — рычала вода, вливаясь в глазницы оконных проемов… И посыпались за «корму» визжащие люди! Олег волок мертвецки бледную Марию Ильиничну. Женщина с трудом переставляла ноги, она еще не вышла из состояния эмоционального отупения. Солохин поддерживал Ивана, с другой стороны в калеку вцепился Валентин — он и девушку свою умудрялся держать. Холодная вода на миг парализовала. Отпустило — он выскочил из воды, как ошпаренный. Завертелся, схватил за талию Марию Ильиничну. Женщина очнулась, молотила по воде руками. Выныривали «соседи». Что-то мало их выныривало — катастрофически мало! Оглушительный треск: плавучий домик врезался в школу, раскололся на части. Распадались доски, бревна, фрагменты незатейливого интерьера. О, чудо! — обе лодочки остались на плаву, покачивались посреди вселенского бардака, а рядом с ними плавал столбик, к которому они были привязаны. Мелькнула среди обломков лысоватая голова покойного Петра Поликарповича. Массивная доска из нанесенного мусора кружилась рядом. Он поволок к ней задыхающуюся пенсионерку.

— Хватайтесь, Мария Ильинична… Можете держаться?

— Могу, молодой человек… — бормотала женщина. — Я удержусь, я легкая, не волнуйтесь за меня…

— Будьте здесь, Мария Ильинична, старайтесь, чтобы не унесло… И не делайте, ради бога, глупостей, не заставляйте искать вас тут часами…

Голов среди мусора стало больше. Кряхтел отец Силантий, взбираясь на пластиковый бак для питьевой воды. Козлиная бородка вытянулась, как сосулька, глаза священнослужителя вываливались из орбит. В ногу священнику вцепился икающий Витек. К чести батюшки надо сказать, что Витька он не отталкивал, тужился, чтобы перехватить его за шиворот. Скрылись под водой затянутые поволокой глаза Ольги. Олег нырнул, отыскал ее под водой, обхватил дрожащее тело. Голова уже лопалась, давление на глаза было такое, словно их выдавливало пальцами! Он сам уже нахлебался, но вытащил женщину на поверхность. Ее перехватил Солохин, умудряясь при этом держать за шиворот Ивана.

— Отпускай Ивана… — просипела Соня, подплывая с другой стороны. — Я с ним справлюсь, держи Ольгу… Олег, ты в порядке?

Он был не в порядке! Но нет, продохнул… Да, он в порядке! А за правым плечом словно шел отчаянный морской бой! Алевтина тонула, как стальная болванка, колотила здоровой рукой по воде, материлась, как базарная торговка. Валентин и Валентина, искренне желающие ей помочь, никак не могли с ней справиться, чтобы не получить затрещину. Пришлось Валентину действовать кардинально. Он совершил обманный маневр, хлопнул Алевтину по затылку, а когда та икнула, парень и девушка подхватили ее под мышки, поволокли к школе.

— Все к школе… — плевался водой и щепками Олег. — Внутрь не заплывать… Плывите к лодкам…

Спешка была уместна: оба плавсредства могло всосать под крышу, и где их там искать? Парень с девушкой и Алевтина на буксире уже были в районе лодок. Предстояла трудная операция по поднятию полной женщины на борт. Олег уже плыл вразмашку к уплывающей доске, за которую держалась слабеющая Мария Ильинична. Он вцепился в шершавое дерево, не замечая, как занозы лезут под кожу, развернул его, принялся буксировать к спасительным лодкам, следя, чтобы у женщины не разжались пальцы. Скрежет, грохот — грузную Алевтину загрузили в лодку. Молодой парнишка, закусив губу, уже плыл наперерез — подхватить Марию Ильиничну. Олег бросился к Солохину — у того уже не было сил кантовать Ольгу. Грохот, плеск! Батюшка Силантий, оседлавший бак для питьевой воды, собирался разразиться аллилуйей во славу Божью, но не удержался и опрокинулся всей массой. Но тут же всплыл, с удивлением отметив, что за пятку его по-прежнему держит Витек. Эти двое не тонули, как-то ухитрялись смещаться к лодкам.

— Батюшка Силантий, так вас растак… — хрипел Витек. — Вот вы почти святой, что мешает по воде пешком?

— Неразумный ты, сын мой… — кряхтел батюшка, работая руками за двоих. — Вот это окаянное «почти» и мешает, дубина ты стоеросовая…

Люди цеплялись за борта, висели, перелезали в лодки.

— Шестеро в одну лодку, пятеро в другую… — надрывался Олег. — Солохин, лови весла, пока не сбежали… прикажешь без весел плыть?

— Мне без разницы, Олежка… — стонал напарник. — Я и без головы согласен плыть…

Они забросили в лодку громко икающую Ольгу. Олег поймал весло, швырнул туда же. Тут и дошло до замороченной головы: кого-то не хватает! Дьявол, сразу двоих! Он завертелся, душно стало.

— Где Соня и Иван?! — взревел он страшным голосом. — Люди, кто их видел? Они же здесь были!!!

— Ой, я, кажется, видела… — простонала Алевтина. — У меня башка не варит, все разбегается… Девочка не удержала Ивана, его в спортзал унесло… А Соня за ним поплыла… кажется, так…

Сердце сжалось. Не может быть. Она же сказала, что удержит Ивана! Он обливался страхом за щуплую девочку. Куда ее понесло? Ведь там воронка! Он орал дурным голосом, чтобы все оставались на местах — особенно Солохин и эти чертовы влюбленные голуби! Пусть садятся в лодки, вооружаются веслами, ждут. Он поплыл вразмашку к чреву спортзала, а через пару мгновений его уже кружил поток, подхватил, перебросил через исковерканный подоконник! Он кружился под водой, как акробат на батуте, несколько раз касался руками пола, чуть не снес громоздкую конструкцию — предположительно, гимнастического коня… Вода в спортзале бурлила и закручивалась, верхние и нижние слои менялись местами, как под плотиной. Он всплыл, хлебнул воды, и снова его вертело. И вдруг отнесло к стене. Он оказался в спокойной воде! Олег метнулся вверх, вынырнул, жадно хватая воздух.

— Соня, ты здесь?! — его трясло, как припадочного.

Какая-то аномальная водная среда. Воду всасывало в спортзал и выносило с обратной стороны, она не задерживалась и не накапливалась. Чудо, что его не выплюнуло, прибило к стене, где не было возмущения! Но тех двоих могло унести! Паника обуяла, он снова чуть не бросился в омут головой!

— Олег, мы здесь… — услышал он слабый голос и чуть не вылетел из воды в полный рост!

— Где?! — взревел Соболевский. Не видно ни зги!

— Плыви сюда… прижмись к стене, мы в углу…

Он плыл, как никогда еще не плыл ни один олимпийский призер! Бушующий поток остался слева, он одолел торцовую часть спортзала, вторгся в дальний угол, метался по нему, разгребая воду.

— Где вы?!

— Мы здесь, на шведской стенке висим…

Он уткнулся в чьи-то нижние конечности — их обладатель взревел от боли. Иван! Рядом еще чьи-то ноги, их хозяйка сосредоточенно сопела.

— Вы как? — он взгромоздился между ними, повис на перекладине. Настроение катилось в гору. Хотелось веселиться, хохотать заразительным смехом. Он ощупывал мокрую Соню: ощупывал всю, где можно и нельзя, испытывая какое-то эйфорическое пьянящее чувство. Она не сопротивлялась, только дышать стала тише.

— Пришел, инспектор… — глухо выдавила девушка и передвинулась к нему поближе, пристроила голову на плечо. — Я догадывалась, что ты придешь, хотя мог бы и пораньше… Скажи, Олежка, все инспекторы ГИБДД так туго соображают?

— Ох, как больно… — стонал Иван, корячась с другого бока. Он просунул руки сквозь перекладины, одна нога упиралась на ступень, больная болталась в воздухе. — Мне ногу, наверное, отчекрыжат, куда ее теперь… Слушай, инспектор, а твоя девчонка молодец… Не удержала меня — ну это ладно, бывает… Зато помчалась так отважно догонять… Нас чуть не вынесло отсюда к чертовой матери, она меня по батарее под водой тащила, по лавкам, которые к полу прикручены… Она у тебя тяжелой атлетикой увлекается? Ох, как больно, елы-палы… Слушайте, люди, можно материться, а? Ну очень хочется, может, легче станет?

— Матерись, Ванюша, матерись на здоровье… — шептала Соня. — Сегодня все можно… — и внезапно обняла Олега, что было в высшей степени приятно и странно…

Испортил идиллию внезапно нагрянувший Солохин.

— Эй, народ, вы чего там бухтите? С вами все в порядке? — прозвучал знакомый голос.

— Не заплывай сюда! — встрепенулся Олег. — Унесет к чертовой бабушке!

— Ну я же не такой недалекий, как некоторые, — в голосе напарника звучали нотки превосходства. — Больно надо в эту клоаку лезть… Я через школьный корпус проплыл, там все спокойно, и вхожу в спортзал через дверь, как все нормальные люди… Вы где, ау?

— На шведской стенке, — проглатывая смешинку, признался Олег.

— Отлично, — восхитился напарник. — Шведская семья сидит на шведской стенке. Может, вам еще шведский стол со шведской водкой сообразить?

— Что такое шведская водка? — прошептала Соня.

— Аквавит, — вздохнул Олег. — Можно «Абсолют». Слушай, остряк, — сказал он громко, — плыви по стеночке, но только от стеночки не отдаляйся. Забери Ивана, а то этот парень уже матерится не по-детски. Я тоже… кого-нибудь заберу.

— Интересно, кого? — задумался Солохин.

Трудная ночь подходила к концу. Уже светало. «Отстающим» помогали забраться в лодки.

— Ну, с божьей помощью, — благодарственно глянул в небо отец Силантий. — Спасибо Тебе, Отец Небесный, что мы живы…

— Уходим, уходим, братцы и сестры, — торопил Олег. — Все закончилось, входим в белую полосу…

Две лодочки, набитые людьми, благоразумно обогнули школу и поплыли вдоль улицы Ильича. Сила половодья спадала, поток уже не несся с безумной скоростью, ломая и круша. В отдельных местах вода отступала, обнажалась изувеченная земля, разрушенные здания. Деревья стояли мокрые и растрепанные, как беспризорники. Чем ближе подбирались люди к окрестностям северного моста, тем больше на дороге громоздилось мусора. Сюда его сносило из южной половины города. Валялись обломки зданий, перевернутые, искореженные машины. Из переулка выплыла лодка с людьми и вещами. В ней находились такие же смертельно усталые и подавленные люди. Олег передал управление Витьку, перевел дыхание. Вздохнула Соня, прижалась к нему плечом.

— Почему мы не взяли моего мужа? — заплакала в соседней лодке Мария Ильинична. — Где я буду его искать? Он где-то там, в воде, совсем один…

— Снова сказка про белого бычка, — глухо пробормотал Витек.

Встрепенулась худенькая Валентина. Последние минуты она была необычайно задумчива. Потом решилась.

— Валечка, я не хотела тебе так сразу говорить… — она задрожала, но взяла себя в руки. — В общем… я хочу сообщить тебе одну важную вещь… Я не была уверена, несколько раз проверялась… В общем, я беременна, — она с шумом выдохнула воздух и обреченно добавила: — Вот.

— Ты делаешь мне предложение? — изумился Валентин и провалился в задумчивость, из которой выбирался судорожными рывками, потрясенно озирая окружающих, словно впервые их увидел. — Знаешь, дорогая, — нерешительно начал он. — Я тоже хочу сообщить тебе одну важную вещь…

— Ты тоже беременный? — удивился Солохин в соседней лодке.

Расхохотались все, включая отца Силантия. И даже Мария Ильинична украдкой улыбнулась, смахнув слезу. Паренек смутился.

— Не… Это самое, Валюша… В общем, я тут подумал… Я согласен на твое предложение.

Девушка зарделась. Вздохнула Соня. И тоже задумалась о своем.

— Отлично, — обрадовался Солохин. — Кстати, молодежь, вы в курсе, что если вы не пригласите на свадьбу всех сидящих в этих лодках, это будет не свадьба, а полное свинство?

— Может, помолчишь, сын мой? — укоризненно покосился на гаишника отец Силантий. — Пусть молодые насладятся этими волнительными и откровенными минутами.

— Да они еще успеют, — отмахнулся Солохин.

Но не угомонилась еще стихия! Издыхала, но не сдавалась. Решила отчебучить напоследок. Снова надрывался ветер, гнал волну, она подбрасывала суденышки. Все сменилось в одно мгновение. Заволновались люди, испуганно заохала Алевтина. Гребцы налегли на весла. До улицы Трубной, выходящей к Северному мосту, оставалось метров четыреста. Уровень воды понизился, но то, что осталось, бурно возмущалось и сопротивлялось. Олег растерянно обернулся. Снова шли волны, одна за другой: сначала невысокие, потом все выше, выше, вплоть до девятой… Ветер засвистел, обрушился дождь…

— Белая полоса, говоришь, Олежка? — рычал Солохин, сгоняя с весел отца Силантия. — Какая-то полосатая она у нас — твоя белая полоса…

– Здесь неглубоко! – прокричал Витек, задев веслами землю. Олег вывалился из лодки, перехватив испуганный взгляд Сони. Действительно неглубоко, всего по пояс. Стоило волноваться? Ну, подумаешь, потрясет… Отчего же так тревожно? Следом высадился Валентин, оба уперлись в корму, проорав Витьку, чтобы греб во всю силу. Из соседней лодки выгружались Солохин, отец Силантий. Ольга и Алевтина, отталкивая друг дружку, лезли на банку для гребца. Подгонять лодки было нетрудно. Их вес уменьшился, весла взлетали веселее. Посудины весело разгонялись, бежали по мелководью. И все же вынудило что-то обернуться. Словно чувствовал, что дело пахнет жареным. С полуметровой волной неслись обломки бревен, доски, огрызок электрического столба с болтающимися изоляторами. Скорость этого несчастья явно превышала скорость хлипких суденышек. «Быстрее! – вопили женщины. – Быстрее!» И снова этот жалобный ужас в глазах хрупкой девушки, она смотрела на Олега, словно прощалась с ним. Да черта лысого, не бывать плохому! Он на полном серьезе влюбился в это чудо с неземными глазами. Он должен жить. И она должна жить. ВСЕ должны жить! Он проорал что-то страшное, разнузданное, погнал лодку вперед. Свистел ветер, кричали люди, но он ничего не замечал. А когда спиной почувствовал приближение беды, то оттолкнул от себя лодку, пихнул Валентина и повернулся навстречу волне. Что он хотел? Защитить людей своей мускульной массой? Свирепым взором остановить атаку? Этого не знал никто…