Книга: Неистовая волна
Назад: Глава третья
Дальше: Глава пятая

Глава четвертая

Только к двум часам ночи экипажу ДПС удалось пробиться к Лагерной улице. Стихия на правом берегу потрудилась на славу. Три улицы в этой части города тянулись вдоль реки, стартуя от южных окраин — Лагерная, Камышовая и Ильича. Лагерная располагалась дальше прочих и была относительно поднята. Уровень воды на высоких участках был порядка метра, в низинах — выше. А поскольку все дома стояли в понижениях вдоль дороги, то их залило почти по крыши. Что творилось на прибрежных улицах, даже страшно было представить. В этой части города жили не самые обеспеченные горожане. По улице плавали груды мусора, оконные переплеты, дверные рамы, какие-то фанерные листы. Плавала легковая машина — пассажиры, слава богу, успели ее покинуть. Дождь молотил крупными каплями, вырывая фонтаны из воды — словно пули крупного калибра. Не все еще отчаялись спасти свое имущество. Люди бродили в воде кто по пояс, кто по грудь, перекликались хриплыми голосами, поднимали со дна какие-то вещи (отнюдь не амфоры). Вода подозрительно закручивалась, от нее исходил невнятный гул. Машина вздрагивала, сила стихии работала на отрыв, но сцепление с землей колеса еще не теряли. Соболевский мысленно поздравил себя — патрульный «УАЗ» был круче любого внедорожника: мастера автомобильных дел увеличили клиренс, нарастив специальные пластины под пружины. На асфальтовом покрытии машина смотрелась, возможно, глуповато, но на пересеченной местности ей не было равных — она проходила любые склоны и неплохо чувствовала себя на метровой глубине. Солохин весь извелся — вцепился в баранку до синевы в суставах, перемежал молитву с непечатной руганью и сильно удивлялся, почему таких держат в ГИБДД? Гнать его оттуда поганой метлой! А Государственная Дума просто обязана принять закон о защите его чувств!
Из переулка показался аналогичный российский внедорожник (впрочем, без символики государственной власти). Водитель не заметил патрульную машину: свернул направо, не удержался посреди проезжей части и поплыл, словно лодка! Из салона доносилась матерная брань, визжали женщины. Машину понесло куда-то вбок, она ударилась о кирпичный забор и прилипла к нему между двумя выступами-пилястрами. С правой стороны кто-то вывалился, потонул по грудь, вскинул руки.
— Идиоты! — гоношился Солохин. — Пускают же тупоголовых за руль!
— Подъезжай к нему как можно ближе, — приказал Олег. — Вставай напротив.
— А не пойти ли им? — засомневался напарник. — Мы вроде баб твоих отлавливать едем…
— Успеем.
— Эй, мужик, мы сейчас трос бросим! — проорал Олег, открывая дверцу. — Не кипишись там, подцепим, вытащим!
— Давайте… — донесся слабый голос. — Спасибо, мужики…
Соболевский побрел, разгребая воду, к задней двери, выволок трос, закрепил крюк под передним бампером. Холодная вода обжигала руки, но он справлялся.
— Олежка, тебе помочь? — жалобно вопрошал из машины Солохин.
— А хочешь? — ухмылялся Олег.
— Не-а…
— А чего тогда спрашиваешь? Сиди уж, справлюсь… Мужик, бросаю, берегись! — он швырнул закрученный трос вместе с крюком. Мужчина от неожиданности заметался, нырнул. Крюк прилетел точно в цель — хлопнулся на крышу, оставив вмятину. Девица в салоне визжала еще громче, вынырнул «утопленник», схватился за трос, поплыл к «корме», загремел там крюком.
— Зацепил, тащи…
Солохин сдал назад, натянулся трос. Терпящие бедствие закачались, словно лодочка на штормовой волне, и чуть не завалились на бок. Напарник опомнился, сбросил скорость. Патрульная машина пятилась, выволакивая из воды себе подобную. Скрипел и звенел натянутый трос, крупные капли молотили по воде. Спасаемых зигзагами носило по половодью, они опять ударились в забор. Но процесс шел относительно успешно. «Давай, давай, херня осталась!» — радостно кричал мужчина, плывя за своей тачкой. Соболевский пятился вместе с машиной. В салоне матерился на полную громкость Солохин — он был уверен, что трос не выдержит. И ведь не выдержал, порвался! Пропела струна, разлетелись ошметки — хорошо, что никого не зацепило! Впрочем, «уазик» к тому времени почувствовал почву под колесами. Мужчина выкрикнул слова благодарности, запрыгнул в салон. Двигатель в машине почему-то работал, она покатила дальше, виляя из стороны в сторону. Выражался Солохин — он не Армия спасения и не мать Тереза, как теперь прикажете жить без троса? Он даже номер этих непутевых не запомнил! А вдруг они преступники? Шакалят тут, мародерством практикуют! Соболевский отцепил остатки троса, забрался в салон и парой резких окриков направил мысли напарника в нужное русло. Спасенная машина уже пропала за стеной ливня. Криков «Помогите!» вроде не слышно, значит, проехала. Патрульный экипаж продвигался дальше по затопленной Лагерной. До цели оставалось меньше квартала. Время — двадцать минут третьего, скоро ночь пойдет на убыль, рассвет не за горами. Длинная какая-то ночь — длиннее новогодней. Вода закручивалась причудливыми кольцами, в водоворотах кружились пустые бочки, обломки горбыля, мертвые животные… Временами все это билось о машину, ломалось, лязгало, скрипело… «Уазик» подпрыгнул, переехав что-то металлическое.
— Велосипед, — покосился на напрягшегося напарника Солохин. — Уж поверь чутью опытного водителя. Переехали к чертовой бабушке. А ты что подумал — Железного Дровосека раздавили?
Он сбросил скорость до минимума — на данном участке асфальта не было. Память подсказывала, что в этой местности производился ремонт теплотрассы. Будет очень мило сверзиться в разрытую канаву. Солохин успокоился, уже не дышал, как загнанная лошадь. Даже вспомнил анекдот по теме: «Что такое асфальт? Это такой материал, которым покрывают дороги перед началом земляных работ». И вновь взвинтилась ранимая психика напарника, когда под боком истошно заорали. Он машинально вдавил тормоз, натянул ручник. Со стороны водителя в стекло билась растрепанная обезумевшая женщина, визжала: «Помогите, помогите!» Соболевский вскинул фонарь. Заскрипели стекла — она вцепилась в них ногтями. Искаженное, еще не старое, расцарапанное в кровь лицо, мокрые волосы комками. Она орала что-то невнятное — похоже, дама тронулась рассудком. А может, всегда была такой. Солохин онемел от ужаса, но сообразил, потянулся через плечо, отжал шпенек на задней дверце.
— Садись, дура! Назад садись!
Но дама окончательно сдурела. Она путалась в полах халата, под которым красовался серый от грязи бюстгальтер. Вроде метнулась назад, но дверь не открывала, снова карябала стекло, выкрикивала что-то дурное. Как-то странно смотрелось обручальное кольцо на кривом пальце. Олег почувствовал страх — словно оживший мертвец бился в открытую дверь… Солохин тоже разорался — вывалился из машины, чтобы силой затолкать в нее сумасшедшую. Но только выкинул руку, чтобы схватить ее за шиворот, как она вырвалась, попятилась, взревела болотной выпью. Солохин выплюнул порцию крепких выражений, покрутил пальцем у виска: мол, не хочешь — дело хозяйское. Но жалко стало несчастную, шагнул вперед, простирая к ней руку, она отпрыгнула, вереща, как сирена, а в следующий миг оба пропали! Олег едва макушкой не пробил потолок, жар ударил в голову. Какого дьявола?! Сирена утащила напарника на дно? Он вытягивал шею, но никого не видел. Да гори оно синим пламенем! Он перелез через коробку передач, чтобы не терять время, вывалился за борт. Вода попала в горло, разноцветные круги плясали перед глазами. Вспучивалась вода, бурлила. Рельеф местности на этой улице имел особенности. Все перерыто, где-то ямы, где-то шишки. Оба свалились в канаву, вырытую коммунальщиками?! Он бросился вперед — и земля под ним разверзлась. Он извивался в воде, простирал руки. Голова раздувалась, как воздушный шар. Паника зашкаливала. Он врезался в какое-то тело, оно тоже извивалось! Хотел схватить, но тело вырвалось, устремилось вверх. Он тоже вынырнул. Это был Солохин собственной персоной! Смертельно перепуганный, но живой. Он задыхался, колотил ладонями по воде. Оба схватили друг друга за шиворот, что-то орали, поплыли к машине. Солохин панически боялся глубины, но плавать, в сущности, мог. Помогая друг другу, выбрались в безопасное место, прислонились к машине. Солохин сполз по капоту, снова чуть не утонул, пришлось работать подъемным краном.
— Я еще здесь, Олежка? — скулил напарник, судорожно ощупывая себя.
— А где бы ты хотел оказаться? — нервно смеялся Соболевский.
— Жуть могильная… что это было, а, напарник? Русалка али че? — зубы напарника выбивали дробь. — А что, это точно была русалка… Они ведь только в сказках молодые и красивые — это народные мифы их такими сделали, точно тебе говорю… А на самом деле русалки старые, страшные и очень испорченные… А может, это призрак был, а? Хотя нет, не призрак, она же тащила меня, орала в рожу, а потом мы оба провалились… В натуре, я теперь стреляный воробей… Чтобы сделал еще кому-то доброе дело…
Олег добрался до фонаря на приборной панели, ощупывал рассеянным светом «место происшествия». Нарушительница спокойствия не всплывала ни в живом, ни в мертвом виде. Бурлила вода, закручивалась спиралями. Он дернулся, ее же можно спасти! С воплем «Только не это!» Солохин вцепился ему в рукав волчьей хваткой. Вырываться бесполезно. Не по морде же бить!
— Олежка, прекрати, она утонула… видит бог, утонула… Пусть не русалка, просто сумасшедшая баба, все равно утонула… Тут канава метров восемь, как ты ее найдешь, сам утонешь, застрянешь, зацепишься… Она уже нахлебалась, отмучилась, царствие ей небесное…
Олега трясло, он всматривался в мутные воды и чувствовал себя полнейшим ничтожеством. Формально напарник был прав — он не может спасти всех пострадавших от этого наводнения. Безумная дама уже погибла, а он, нырнув в клоаку, не выберется — запутается в хаосе труб, бетонных плит и штырей арматуры. Рвота подкатила к горлу, его согнуло, стошнило. А Солохин гундел:
— Ну, Олежка, пошли в машину, хватит… Закончим наше дело и рвем отсюда когти… Несколько домов осталось проехать, пошли, Олежка, там ведь родня твоя, пропади она пропадом…
Голова кружилась, его тянуло в разные стороны… Как гром небесный, свалился на голову вертолет! Самый настоящий вертолет «Ми-8» с символикой МЧС на брюхе, освещенном бортовым прожектором. Стрекот превращался в раздражающий рев, бил в барабанные перепонки. Вертушка подошла с улицы Ильича, зависла на высоте ста метров. Концентрированный луч прожектора шарил по району, зацепился за патрульную машину, задержался на ней, на двух измученных инспекторах. Пилоты с любопытством их разглядывали. Олег почувствовал необъяснимую злость. Хорошо им там, в сухой и теплой кабине! Статисты, блин! Правая рука машинально сжалась в кулак, из которого вывалился средний палец, и вся получившаяся конструкция взметнулась ввысь, оказавшись в зоне света. Прыснул Солохин.
— Так их, напарник! Разлетались тут, суки, кино смотрят! Чего ты кружишь, козел?! Вместо того чтобы спуститься и сделать что-нибудь доброе… — он повторил оскорбительный жест, а еще для верности ударил кулаком по сгибу локтя. — Понял, да? Вот и иди, сволочь, куда послали! Мог бы и раньше прилететь, работничек… Слушай, Олежка, — осенила Солохина гениальная идея. — А может, покажем им, пусть нас приподнимут, протащат, а потом поставят, где надо? А то своим ходом, я чувствую, мы до утра не доберемся…
И захихикал, закашлялся. Пилотам, видимо, не понравилось, что им тут не рады, летучая машина развернула стабилизатор и, покачиваясь, подалась прочь — на южную окраину.
— Всматриваются, суки, фиксируют… — бурчал Солохин, загружаясь за баранку. — Долговременные прогнозы составляют… А люди тут страдают из-за них… И что стоим, думу великую думаем? — разорался он на Олега. — Садись, поехали. Остаешься с мертвой русалкой разбираться? Чего уставился — у меня колготки на голове?
Он гнал, предчувствуя, что скоро понятие «автомобильный транспорт» станет неактуальным. Машину трепало, гнало на отрыв — вода в затопленном районе уже не просто стояла, а куда-то переливалась! Мимо проносились затопленные крыши. На многих теснились люди, держались за трубы, махали. Кто-то швырнул в машину кусок черепицы, прошелся по гаишникам высоким слогом. Промышляют тут, мздоимцы, выискивают, чем поживиться, вместо того, чтобы остановиться и спасать людей… Солохин разразился ответной бранью, а Соболевский отвернулся, стиснул зубы. На всех не угодишь, общественное мнение — мощная штука, особенно в панической ситуации. Не могут они посадить в свою машину всех этих людей! Им еще баб с детьми везти — разве объяснишь всем этим страдальцам? Продержатся, не умирают. Помощь скоро придет. До нужного дома оставалось метров двадцать. Приземистая хата с чердаком, когда-то она была деревянной, потом брательник Серега обшил ее кирпичом, а нынешней весной — модным двухцветным сайдингом. «Трехслойный бутерброд», — пошучивала супруга Сусанна. Так уж повелось в семье, что Сереге в свободное время непременно нужно чем-то заняться, не выносит душа безделья… Оконные переплеты затопило на две трети высоты, под воду ушли забор из рифленого железа, кусты черешни, молодые яблоньки. Практически полностью потонула летняя кухня. Нашли же время для девичника, мать их за ногу…
— Гриша, вставай сюда, — занервничал Олег, когда почувствовал, что задние колеса отрываются от грунта. Еще немного, и машину понесет. — Жди здесь, я сплаваю к бабам, выясню, как у них дела. Только не уходи никуда, — пошутил он. — Я тебя вызову…
Он не вслушивался, как он там реагирует — с горячим одобрением или наоборот, — слез с машины, сделал несколько шагов и поплыл. Только без суеты, все нормально, штатная ситуация… Беспокойство, впрочем, присутствовало. Три нервные ошалевшие бабы — до каких высот они могут себя взвинтить? А с ними детишки малые… Он проплыл над железным забором, едва не разорвав остатки мундира, начал вслушиваться. Бурлила жизнь в этом доме! Кричали женщины, кто-то задыхался, отплевывался. Плакал ребенок! Неужели эти глупые тетки даже не попробовали выйти из дома? Или выходили, да стихия загнала обратно?
Он вплыл в раскрытое окно, сожалея, что не забрал с «торпеды» фонарь. Впрочем, темнота рассасывалась, небо серело, покрывалось предутренней бледностью. Прорисовывались стены, потолок, до которого можно было дотронуться рукой. Плавала мебель, плавало что-то еще…
— Живые есть? — прохрипел он.
— Риммочка, милая, я же говорила, что за нами придут… — расплакалась женщина с низким голосом. — Мужчина, вы кто?
— Плотник, блин, — буркнул Олег, подплывая ближе. — Двоюродный брат Сереги — мужа Сусанны. Олегом кличут. Сусанна здесь? Все целы? Женщины, только давайте без суеты и нюней, стойте, как стояли. С детьми порядок?
Они рыдали, частили взахлеб. От долгого пребывания в холодной воде у женщин сели голоса, они сипели. Это форменный ужас! Римма и Тамара — обеим по тридцать с гаком — приехали с детьми к Сусанне. Одна из Краснодара, другая из Гвардейского. Просто так приехали, погостить, ведь должны родные сестры встречаться и приятно проводить время! Сначала дождик накрапывал, дети играли под навесом в саду. Потом разразилось это светопреставление! Могли бы по домам разъехаться, но решили, что рассосется (к тому же местные службы в набат не били), а потом уже было поздно. Вода поднималась, как в раковине. Машина Риммы уплыла в туман, машина Тамары утонула. Было много суеты, нелепых движений. Бежали из дома, но куда с детьми в такой шторм? Вернулись, тряслись, молились. Каждый человек мечтает попасть на небо, но никто почему-то не рвется умирать! Вся улица агонизировала вместе с ними. Далеко не все успели разъехаться. Телефоны и сумки с документами утонули в первую очередь. Эти бабы — такие раззявы! Сусанна отзвонилась мужу в Новороссийск и тоже утопила свой сотовый! Плавать женщины не умели — ни одна! С мобильностью — беда, у всей компании избыточный вес, можно на наследственность пенять, или на образ жизни, или на страсть к еде. Пытались объяснить детишкам, что это безвредный дождик, но дети ведь не слепые! На чердак прорваться невозможно — Серега-урод уже не знает, чем себя занять, решил отгрохать новую лестницу, а старую просто снес! Так и заявил: материалы готовы, приеду со смены — сколочу, а пока нечего туда ходить, там все равно нет никакой жизни! Ну разве не урод? Сооружали горку из мебели, но куда с таким весом — она постоянно рассыпалась, и дети захлебывались! Импортная сантехника (установленная российскими сантехниками) тоже не выдерживает — ни ванна, ни унитаз. Забраться на крышу нет никакой возможности. Помощь не идет. Они уже отчаялись, приготовились к самому худшему. Зрелище было жуткое: на воде лежала дверь, вырванная с петель. Две женщины придерживали ее за короткие стороны. На двери сидели скорченные мальчик с девочкой — обоим лет по пять, кашляли, хныкали! Они бы давно перевернулись, кабы женщины не прилагали усилий. А вода уже поднялась им по плечи, затекли тела от напряжения, холод парализовал. Ни ума, ни фантазии у этих баб! Ладно, от критики на данном этапе можно воздержаться…
— Т-тут вертолет недавно л-летал… — запинаясь, вымолвила Тамара. — Мы к-кричали, к-кричали…
— Знаем, — буркнул Олег. — Мы уже показали ему комбинацию из одного пальца. Он обиделся и улетел. Где Сусанна, бабоньки?
— Она в соседней комнате… — простонала белокурая Римма, в предутреннем свете поблескивали слипшиеся крашеные волосы. — И Женечка там вместе с ней… так получилось…
— Я здесь… — донесся слабый шепот из соседней комнаты. — Кто это?
«Говорю же, плотник», — подумал Олег.
— Девчата, продержитесь пару минут?
— Продержимся… — отозвались они нестройным хором. — Олег, вы нас спасете? Ну хотя бы детей…
— А чего я сюда зашел?
Он поплыл в соседнее помещение, стараясь не гнать волну. Отпихивал от себя какие-то книги, плавающие тумбочки из ротанга, «стульчики для карликов». Еще одна картина маслом. Серегина супруга забралась куда-то с ногами — возможно, на диван. Ростом женщина не вышла, проку от этого было немного. Она хрипло дышала, опиралась о стену. Глаза ее были выпучены. Женечка сидела у Сусанны на шее и тихо похныкивала. Женщина держалась, вода уже затопила неподъемный бюст.
— Сусанна, твою деревню… — прохрипел Олег. — Ты ничего другого придумать не могла?
— Олежка, господи… — Сусанна разрыдалась. Дернулась Женечка на шее.
— Дядя Олег, посмотри, как мы с мамой замерзли… — пожаловалась девочка. — Вон какие мурашки. Сидим тут, сидим, а ты все не идешь… Почему ты так долго шел, дядя Олег?
Сусанна ревела, как на похоронах, давилась словами. У Олега ком стоял в горле. Что делать?! Как их транспортировать к машине?! По очереди всех шестерых? Он же не тяжеловоз! Без напарника делать нечего…
— Сусанна, душа моя, я тебя умоляю, постой еще немного, хорошо? — забормотал он. — Я позову напарника, мы придумаем, на чем вас можно перевезти к дороге…
— Олежка, не уходи… — запричитала Сусанна.
— Дядя Олег, останься… — подключилась Женечка.
— Да вернусь я, вернусь, — проворчал Олег. — Такие, как я, всегда возвращаются…
Он поплыл обратно. И там ревели бабы и пищали детишки — тоже умоляли не уходить. Но он же не может их спасти, не уходя! Он должен поработать головой! Он проплыл оконный проем. Дождь забарабанил по макушке. Вроде и серо уже на улице, а не видно ни черта: дождь в косую штриховку, ветер гонит волну. И не только, по ходу, ветер ее гонит… Меньше всего хотелось вникать в особенности движения вод. Он выплыл во двор, всматривался в блеклую пелену, но, хоть тресни, не видел машины!
— Гришаня, ко мне, живо!
Ответа он не дождался. Сердце покрылось наледью. Олега затрясло. Что еще случилось?!
— Солохин, мать твою!
— Не ругайся, Олежка… — донесся за треском дождевых капель слабый голос. — Тут я…
— Тут — это где?! — гаркнул Олег. Голос доносился откуда-то справа, а машина стояла слева! — Ты чем там занят, напарник?! Куда пропал?
— Даю задержку рейса до восьми… — как-то глухо музицировал напарник. — Знаешь, Олежка, у меня, как водится, две новости — хорошая и плохая. Начинаю с плохой. У нас больше нет машины. Ты ушел, прибыла волна, и ее понесло — видит бог, я в этом не участвовал… Прибило к забору, чуть не вынесло в переулок… Знаешь, она хреново плавает… — похоже, от пережитого напряжения в напарнике разыгралось чувство иронии. — Я тоже не очень здорово плаваю…
— Ты на ходу? — ужаснулся Олег. Он тщетно всматривался в мельтешащую серость. Голос напарника приближался, но от этого не делался выразительнее.
— В отличие от машины, я на ходу, — согласился Солохин. — Болит нога, дребезжит в голове, сам в упадке, но я на ходу… И почему я не уехал вечером из города?
— Ты утомляешь меня своими проблемами, — расстроенно сказал Олег. — И что теперь? Приостанавливаем операции с физическими лицами?
— Ты не дослушал про хорошую новость, — сказал Солохин. — В общем, машину отнесло к переулку, я успел из нее выбраться. Стою по горло в воде, тоскую, и вдруг вижу… Нет, не божественный свет, — напарник тягостно вздохнул и завозился, закряхтел. Такое ощущение, что он брел по воде, аки по суху. — Из переулка выплывает перевернутая лодка… Здесь причалы неподалеку, через две улицы — вот ее, видимо, и принесло, а люди не заметили, никто не позарился… Обычная деревянная лодка, без весел… Я ее перевернул, какую-то доску приспособил в качестве весла…
— Ты плывешь сюда на лодке? — прозрел Олег.
— Плыву, Олежка…
Из мрака и серой измороси возникал призрак. Он приобретал очертания, резкость, габариты. «Летучий Голландец» районного масштаба оказался обычной плоскодонкой — типовой стандартной лодочкой, которых на местных причалах больше грязи. Просто божий подарок! На центральной банке восседал Солохин, орудовал доской и одновременно отчерпывал воду пустой банкой от консервированных ананасов. Дождь хлестал с такой силой, что отчерпывать приходилось постоянно.
— Милый, хочешь, я тебя расцелую? — умилился Олег.
— Целуй, Олежка… — безжизненно пробормотал Солохин. — Мне уже ничего не страшно… Бабы с малыми живые?
— Живые, — энергично закивал Соболевский. Возникло неудержимое желание расхохотаться. Черт с ней, с машиной, государство не обеднеет, на машине все равно не выбраться!
— Думаешь, пролезем в эту дырку? — напарник простился с миной накурившегося Иванушки-дурачка, сделал серьезное лицо и кивнул на проем, наполовину затопленный водой.
— Должны пролезть, — всполошился Олег и с плеском метнулся в сторону, чтобы не оказаться под лодкой. — Вплывай, Гриша, пригнись, а лучше ляг. Да сильно не разгоняйся, а то баб раздавишь. Хотя таких, пожалуй, раздавишь…
В последующие десять минут творилось что-то абсурдное! Эта лодка от силы была рассчитана на четверых! Нужно было спешить, вода поднималась, три-четыре минуты — и она не смогла бы выйти из дома, пришлось бы ломать стену! Первым делом загружали баб — в противном случае они бы всех перевернули! Каждая из этих молодух весила не меньше центнера! Олег придерживал плавающую дверь с ревущими отпрысками (эта мелюзга была даже младше Женечки). Солохин посадил на шкаф притихшую дочку Сусанны, контролировал устойчивость лодки. А бабы в это время развлекались по полной программе. Они реально чуть не перевернули суденышко! Белобрысая Римма стала подтягиваться, сорвалась, ушла под воду — к счастью, без последствий. Солохин не в строку пошутил: мол, тело, опущенное в воду, через минуту расскажет всю правду. «Правда» оказалась горькой и ругательной. Он подсаживал ее за задницу, бормоча под нос, что не испытывает влечения к замужним женщинам, это ему решительно претит!
— Бранится, зараза… — сетовал Солохин, кряхтя под тяжестью роскошного женского тела. — И не поддается ни шиша, подъемный кран нужно заказывать… Бабы, что с вами делать, разве можно столько жрать…
— Деньгами попробуй, — пошутил Олег. — Да оставь ты ее в покое, пусть другая лезет…
Самая выносливая, Тамара, взгромоздилась в лодку первой, помогла вскарабкаться Сусанне. Вдвоем затаскивали упирающуюся Римму. А Солохин в это время работал противовесом — кряхтел, сетовал, что на такие упражнения в духе Ивана Поддубного он не подписывался.
— Где моя юбка? — стонала рухнувшая в лодку Римма. — Она у меня на голове, боже, как мне стыдно…
— Не расстраивайся, милочка, — хихикал Солохин. — Нынче это нормально. Модный в сезоне стиль…
Олег поднес к глазам циферблат — эпохальный, как-никак, момент. Без десяти три — вот же дерьмо, какая долгая ночь… Бабы плакали от радости, когда им вручали детишек, тискали их, передавали Тамаре, чтобы пристраивала на носу. Лодка просела. Возможно, она бы и выдержала еще двоих, но рисковать не стоило.
— Солоха, давай к корме… — понукал Олег. — Выталкиваем эту хрень отсюда… Следи, чтобы ровно шла… Эй, бабы, а ну, пригнулись, а то пробьете мне тут оконную раму… Пригнулись, кому говорю? Римма, у тебя башка лишняя?
Женщины возились, пытаясь сплющиться, раскачивали суденышко. Лодка выплыла из затопленного дома, никому не отчекрыжило голову! Просто праздник души. Инспекторы шли сзади, направляя судно через двор, на цыпочках еще можно было держаться. Солохин охал и чертыхался.
— Ты что там, по горящим углям идешь? — не выдержал Олег.
— Игрушки разбросали, — объяснил, отдуваясь, Солохин. — Машинки железные… — он внезапно вздрогнул. — Блин, меня, кажется, за ногу кто-то укусил… Олежка, КТО тут может укусить за ногу? Пиранья?
Передвигаться пешком уже было невозможно. Пришлось хвататься за корму и ложиться на воду. Лодка выходила на стремнину — ширина проезжей части на улице Лагерной была приличной. Посудина переваливалась с боку на бок, Олег осматривался. Дождь пошел на спад, появлялась бледная видимость. Улицу затопило душевно. От домов остались только крыши. Где-то виднелись коньки приусадебных построек, мачты с антеннами, верхушки деревьев. На крышах шевелились люди. Эта улица практически полностью была застроена одноэтажными домами. Только справа, в отдалении, мерцало двухэтажное строение, покрытое облицованным кирпичом.
— Подъем, старушки… — бормотал Олег. — Чего разлеглись? Мы уже на улице. Тамара, командуй своим отрядом. Там консервная банка, отчерпывайте воду. Да лодку не вздумайте перевернуть… Сусанна, кончай сюсюкать с мальками, займись делом. В лодке весло. Нужно сесть на центральную банку, выровнять судно и грести на север, держась середины улицы, чтобы не зацепить затопленный забор. Давай, Сусанна, ты сильная женщина…
— Олеженька, но в этой лодке нет никакого весла… — стонала Сусанна. — Тут только доска…
— Сусанна, ты женщина сильная, но бестолковая. Доска — это и есть весло. Бери и греби, пока не ткнулись во что-то роковое. Не забывай, что мы хотим на север.
— Олеженька, а, может, вы с товарищем в лодку заберетесь?
— Мы можем, Сусанна… Но в этом случае всему девичнику придется выйти. Боливар не сдюжит всю толпу, догоняешь? Слушай, ты бы не молола языком, а гребла, а?
— Олежка, мне как-то неудобно… — стонал Солохин. У парня отнимались руки. — Может, бабы в воду, а мы в лодку? Привяжем их за шеи…
Временами разбирал смех. Эти бабы не были совсем уж никчемными. Нормальные русские бабы. Сначала нервничают, паникуют, а потом и в избу горящую, и коня на скаку… Сусанна мощно орудовала веслом, отдувалась, будто катила камень в гору. Тамара и Римма попеременно вычерпывали воду. Дети сгрудились на носу, дрожали от холода и страха. Белобрысый мальчонка по имени Тарас — отпрыск Риммы, худенький Галчонок — дочурка Тамары и пухлощекая Женечка. Олег держался — хотя и приходилось постоянно менять руки. Ругался Солохин. Ему вдруг в голову пришла не лишенная смысла мысль, что незачем тащиться за бабами. Они и своим ходом выберутся из зоны затопления. Передохнут на первой попавшейся крыше, а потом короткими заплывами — на север. И бабам будет легче. Мысль была нормальной. Но не сейчас. Соболевский должен проследить, что опекаемые выйдут из опасной зоны, не потерпят крушения, никто не отберет у них лодку. Он нес ответственность за эту публику. Улица Лагерная тянулась вдоль Аргадума и соседних улиц версты на три, конца ей не было. Всю округу затопило невиданным половодьем. От домов остались только вершки. Плавали заборы, фрагменты сараюшек. Абсурдно и уныло смотрелся детский бассейн, выплывший с чьей-то территории и пустившийся в самостоятельное плавание. Мелькнула мысль: пересесть в бассейн. Впрочем, не задержалась — надувная штуковина наполовину спустилась, царапалась об острые доски. «Нужно позвонить Сереге, — подумал Олег, — сообщить, что его «ненаглядные пособия» в целости и сохранности». И так некстати вспомнилось, что телефон остался в затонувшей машине, да и трубка Солохина, по-видимому, тоже. В отдалении стрекотал вертолет — не насмотрелись еще. Никто не сомневался, что помощь на одну из отдаленных улиц Таманска (да еще и на правом берегу) придет в последнюю очередь. Но ведь должна когда-то прийти! В каком свете выставят себя доблестные спасатели?!
— Люди, помогите… — жалобно взывали с крыши саманной лачуги — там грудились человеческие фигуры. — Будьте же людьми, вы… — умоляла женщина. — У мужа нога сломана, больно очень, к врачу ему нужно…
— Возьмите нас с собой… — умоляли с другой крыши. — У женщины температура, ее лихорадит, мы плавать не умеем…
— А у нас бабушка захлебнулась… — ныли на третьей крыше молодые девицы. — Не бросайте, возьмите хоть кого-то из нас…
Сердце обливалось кровью от этих стенаний. Где спасатели?! Все, кто мог убраться своим ходом, все молодые, здоровые, при транспорте — давно это сделали. Остались раненые, бедные, убогие. Если посадить кого-то в лодку, она пойдет ко дну. Совесть от этого очистится? Плакали сестры, им было жаль всех этих людей, но они ведь тоже натерпелись, у них дети! Обменять своих детей на чужих — да ни за что на свете!
— Люди, потерпите… — умолял Олег, извиваясь, чтобы ноги не затянуло под лодку. — Вы ведь не умираете… Продержитесь немного, помощь уже идет…
Вода под ним вдруг как-то странно вспучилась, потянуло на глубину. Кратковременное явление — и все прошло. Водоворот слева, забурлило справа — словно водяной, снуя на глубине, надувал щеки и закручивал воронки. Олег напрягся, похолодел загривок. Беспокойство охватило — тянущее, липкое. Происходило что-то не то. Потемнело вдруг как-то вокруг. От воды исходило нечто… Он сперва не понял, закрутил головой, а когда сосредоточился, услышал, что от воды исходит утробный гул…
Вроде того, как, прикладывая ухо к рельсу, можно услышать приближающийся поезд…
Дыхание перехватило, что за черт? Сдавило грудь, заработали рвотные рефлексы. Солохин тоже что-то чувствовал, беспокойно вертелся. Лодка приближалась к добротному двухэтажному дому с облицовкой. Она уже практически поравнялась с ним, открылся вид на затопленный сад. Гул становился явственнее. От него исходило что-то зловещее, угрожающее. Задрожали поджилки — отнюдь не от холода и напряжения. Мерзкий страх забирался в душу. Он машинально глянул на часы — без двух минут три. Четкая грань между ночью и утром. Он покосился вправо: открылась левая сторона двухэтажного коттеджа, наполовину затопленная добротная лестница на открытую веранду второго этажа. Веранда выходила на северо-восток, видимо, приятно с нее в пять утра любоваться восходом солнца…
— Сусанна, не спеши… — бросил он, и женщина с веслом окаменела, растерянно уставилась на человека за бортом. — Поворачивай лодку. Видишь лестницу справа, давай к ней.
— Ну почему, Олеженька? — она привстала… и вдруг отвесила челюсть, уставившись на что-то за его спиной. Жирные мурашки побежали по коже. Сусанна оцепенела, откормленная мордашка сделалась сморщенной, как сушеная слива. Олег не выдержал зудящего напряжения, обернулся.
Это было нереально, за пределами здравого смысла и логики вещей. Все пространство на юго-западе превратилось в непроницаемую египетскую тьму. Из подобной тьмы в романах фантастов рождаются чудовища. Зловещий гул ощущался всеми фибрами, он превращался в рев! Чернота странным образом колыхалась, нарастала, вспучивалась. На город с юго-запада катилась гигантская волна высотой с двухэтажный дом! Она сметала все, расшвыривала автомобили, людей, сносила хлипкие саманные домики!
— Солохин, отцепляемся!!! — завопил Олег, не узнавая своего голоса. — Сусанна, уводи лодку к лестнице! Бабы, помогите ей!!!
Орали взрослые, плакали дети. Как кстати подвернулась эта лестница! Сусанна яростно работала доской, разворачивая лодку, остальные гребли руками. Пригодилась грубая женская сила! Инспекторы ГИБДД толкали лодку сзади. Она протиснулась в узкое пространство между домом и стеной плодовых деревьев, рывками продвигалась дальше, к лестнице. А рев уже был не за горами, хотя и сделался глуше за кирпичной стеной. Дрожала вода, покрывалась рябью. Сильными гребками Олег доплыл до лестницы, вскарабкался на нее, стал подтягивать лодку. Он схватил за шиворот трепещущего Галчонка — девочка сморщилась, разразилась истошным ревом, помчался с ней наверх, заметался по площадке размером три на два. Застекленная дверь по центру, слева стена, справа стена. Он посадил девчонку на пол к стене, крикнул, чтобы не шевелилась, загремел обратно. А в лодке царила круговерть, визжали бабы, лодка билась бортом о лестницу. Солохин молодец — обогнул посудину, возился на носу, перехватывая белобрысого мальчишку. Олег схватил за шиворот Женечку, забросил наверх, перехватил пацана у напарника, кинулся на террасу с пронзительным воплем:
— Бабы, все наверх!!! Солохин, не спать, гони их сюда!
Они чуть не обрушили прочную лестницу! Страх перед чем-то диким, необузданным гнал людей наверх. Кажется, все успели. Рычал Солохин, раздавленный белокурой Риммой, теперь уж точно никакого влечения к замужним женщинам… Спотыкалась Тамара. Сусанна схватилась за перила террасы и завопила от ужаса, когда они затрещали под ее весом. Тамара бросилась спасать выведенную из равновесия сестру. Ужас был уже рядом, гудел, источал ледяное дыхание.
— Бабы, под дверью никому не ложиться! — орал Олег. — Разбегайтесь, все под стену!
Бабы прокопались, как обычно — тормоза еще те. Он накрыл собой исступленно орущих детей, сгреб их в кучу. Чудовищная волна уже катилась по соседним дворам. Страшная, импульсивная, крушащая все без разбора! Какая-то жуткая аэродинамическая труба! Огромная лава накрыла двухэтажный дом, мгновенно затопила первый этаж. Было слышно, как лопаются окна на втором, масса воды пронеслась по помещениям, громя мебель, обстановку, выбила стеклянную балконную дверь с северо-восточной стороны, вынеслась наружу. Вместе с лавой полетели дверь, осколки стекла, оконные рамы. Люди орали, их окатило водой, фонтанирующей во все стороны. Соболевский тоже орал, невозможно не орать в этом ужасе. Он держал детей, сжимал в охапку всех троих. Кирпичный дом прикрыл измученных людей от разъяренной стихии. Волна ушла, покатилась дальше, но все еще выл ветер, хищно вибрировал воздух. Из комнаты, по которой прогулялась волна, выливалась вода — бежала по террасе, водопадом устремлялась с козырька. Дети были целы, он отстранился от них, так ведь и раздавить можно! Они тряслись, смотрели на него объятыми ужасом глазами. Взревели бабы, бросились, оттолкнув Олега, к своим чадам, принялись их тискать, что-то лопотать. Поблагодарили, в общем… Он вскочил, подбежал к перилам. Было видно, как удаляется прочь огромный серый вал. В его эпицентре кружились вырванные с корнем деревья, разбитые автомобили, обломки деревянных и саманных построек. В этом было что-то абсурдное, иррациональное, выходящее из рамок представлений о реальной жизни…
Он растерянно оглянулся. Сестры прижимали к себе детишек, ревели крокодиловыми слезами. Солохин сидел на бетонном полу — ощипанный (но стреляный) воробей — тупо созерцал пространство перед собой и методичными шлепками выбивал воду из ушей. Он поднял на товарища какой-то зачумленный взгляд.
— Что-то не припомню, напарник, чтобы синоптики предсказывали конец света… Боже…
— Ты не прав, Гришаня, — помотал головой Олег. — Все факты говорят за то, что бога не было и нет. И вряд ли будет в обозримом будущем…
— Что это было, Олежка?
— Трудно сказать, — пожал плечами Соболевский. — Но что-то мне подсказывает, что природа нанесла по этому городу контрольный выстрел…
Кажется, обошлось. Второй волны не было. Вода из комнаты уже не текла — там имелся высокий порожек перед входом на террасу. Пошатываясь, Олег добрел до раскуроченного проема, заглянул в комнату. До буйства стихии здесь была приличная обстановка. Дальнее окно было выбито вместе с рамой. Мебель перевернута, даже массивная кровать — ее вздыбило и под углом прибило к проему, хорошо хоть не вынесло наружу. Под кроватью зажало раздавленную тумбочку. Пол был залит водой, вспучилось и сморщилось ярко-красное ковровое покрытие. Валялись торшеры, люстры, упали шкафы. Похоже, людей тут не было — уехали, не дожидаясь потопа. Возможно, дом и имущество были застрахованы… Он отошел от проема, растерянно озирался. С террасы просматривалась часть улицы. Там творилось что-то несусветное. Вода поднялась еще на метр, текла на север непрерывным мутным потоком. Течение несло обломки зданий, машины, сорванные крыши. Проплыли два человеческих трупа с распростертыми конечностями, за ними еще вереница тел — молодые, старые, мужчины, женщины. Они качались на воде, кружились в водоворотах, их засасывало под автомобили, останки строений. Страшная волна сбивала людей с крыш, и выжить в этом аду было невозможно…
Он не верил своим глазам. Выходит, все пережитое за последние часы — только цветочки? Где МЧС, будь они прокляты?! Даже вертолеты перестали барражировать над городом, не ревели моторы, не неслись спасательные катера. Действительно, кого тут можно спасти? На этой улице и выживших-то не осталось. А на остальных? Волна шла по всем улицам, по всему городу — не только по правому берегу… Он подошел к террасе на негнущихся ногах. Лестница устояла, ничего удивительного — все, что находилось на северной стороне, не попало под лобовой удар. Но вереницы деревьев в саду уже не было — сбило, унесло. Вода поднялась, она плескалась почти под террасой, затопила большую часть лестницы и продолжала прибывать. На севере, куда ушла волна, царила муть. Понять визуально, что там происходит, было невозможно. Нельзя исключать, что волна добралась до центра города. Он тупо разглядывал лодку, бьющуюся о лестницу. Лодка выглядела целой. Ее не привязали, времени не было; по всем законам физики ее должно было унести с волной, но лодка оставалась здесь. Даже вода, хлеставшая с террасы, обошла ее стороной. На дне плескалась вода, но не много. В лодке плавала доска, служившая веслом, банка от ананасового компота. Позвякивала цепь для швартовки, закрепленная на носу. Поколебавшись, он спустился вниз, обмотал цепочку вокруг перил, стал вычерпывать воду. Когда он вернулся, на террасе ничего не изменилось. Надрывно кашляла Женечка. Дрожали Галка и Тарас. Трех сестер сразил ступор, они застыли в оцепенении. У Солохина подкашивались ноги, он привалился к перилам на западной стороне, куда-то всматривался слезящимися глазами. И вдруг начал неистово креститься.
— Мать честная, гробы плывут…
— Какие еще гробы? — проворчал Олег.
— Сам посмотри…
По улице действительно плыли деревянные гробы. Обычные гробы, сколоченные из грубых досок, отнюдь не эксклюзивные домовины, в которых погребают «номинантов» первых сотен «Форбс». Их еще не обтянули тканью, но форму уже придали — спутать с чем-то другим эти жутковатые изделия было невозможно. Они покачивались на упругой волне, плыли друг за дружкой, их было очень много… «Бюро ритуальных услуг в Прощальном переулке, — сообразил Олег. — Это здесь, неподалеку». Гробы сколачивают на специально оборудованном дворе за забором, там же и хранят под навесом на помосте, складируя штабелями. Волна ударила, что-то разрушила, остальное поволокла на улицу…
— Эти твари воду из Бержанского водохранилища на нас сбросили! — с истерикой в голосе выкрикнула Сусанна. Ее и без того широкое лицо распухло, налилось кровью. — Откуда эта волна, ты подумай?! Они намеренно погубили город, вот суки!!!
— Сусанночка, зачем? — икнув, спросила Тамара.
— Ты не местная, не понимаешь! — взвыла Сусанна. — Такие дожди, такая вода, водохранилище переполнилось! С него Новороссийск питается! Они специально на Таманск воду слили, чтобы не топить большой Новороссийск! Как же — там порт, там бизнес, курорт, там богатые особняки! Падлы, им всегда было плевать на простых людей!!! Вы посмотрите, сколько народу погибло!
Женщину несло. Она уже приплясывала с ребенком на руках, расточала брань в адрес зажравшихся и некомпетентных властей. И стартовала вакханалия — вскипели сестры, тоже стали орать, ругаться, поносить чиновников, безответственные службы, весь этот беспредельный ужас под названием государство! Они орали так, словно под ними был броневик с заряженным пулеметом! К женщинам примкнул Солохин, тоже начал что-то выкрикивать. Олег благоразумно помалкивал. Эмоции, конечно, разрывали. В голове — тысяча и одна мысль. Вывод о том, что на город сбросили воду из водохранилища, напрашивался в первую очередь. Но как-то сомнительно. С заботой о населении у государства, разумеется, проблемы, но все равно… чудовищно и неправдоподобно. И есть ли на Бержанском водохранилище техническая возможность сброса такого количества воды? Он вспомнил, как они с Солохиным несли службу у автомобильного моста. Под колоннами росла запруда, набивалась всяким хламом: деревьями, ветками, творениями человеческого разума. В определенный момент вода перестала проходить через запруду, полилась через край. А ближе к городу железнодорожный мост, там насыпь высотой в семь метров. Та же самая история: мусор под мостом, вода накапливается, превращается в разливанное море, течет по насыпи к рельсам, копится, ждет… А потом либо перелив через край, либо резкий прорыв дамбы — и вся эту жуть высотой с двухэтажку устремляется на город…
— Бабы, заткнитесь, — прорычал он. — Нашли время базар устраивать… На митинг пойдете, там и орите сколько влезет!
Но они не хотели останавливаться. Их душила паника. Женщины стали метаться. Пугливой Римме взбрело в голову, что эта волна — лишь первая ласточка, за ней придет другая, еще страшнее, и тогда их ничто не спасет! Тамара, сохранившая благоразумие, зависла над террасой, предусмотрительно сунув дочь Сусанне (той уже было без разницы, одного держать или восемь), и вдруг сообщила дрогнувшим голосом, что вода прибывает и скоро затопит террасу. Все сгрудились над краем. Ошибки не было, лодка поднялась и терлась бортом о предпоследнюю ступень.
— Смотрите, течение замедлилось! — выкрикнула Римма, выстреливая пальцем в сторону дороги. — Мы можем уплыть!
Поток по улице действительно перестал нестись с ошеломляющей скоростью, а неспешно дрейфовал на север. Вместе с ним тащились груды мусора и растительности, тела людей и животных, обломки построек. Странно, что жареный петух их раньше не клюнул! Женщины орали, что они и минуты здесь не останутся, нужно уплывать, пока второй этаж не затопило окончательно, лодка на плаву, весло в наличии, течение несет, куда нужно. Немедленно выбираться, пока не началось самое страшное! Им никак нельзя здесь оставаться — дети кашляют, у них тяжелая морально-психологическая травма! Лично Соболевский к предложенной идее относился скептически. На лодке можно выбраться «в город», но любая волна, любое столкновение повлекут фатальный коллапс. Пусть сопли у детей, моральные травмы, но все живые! Он не верил, что вода будет расти — это же не вселенский потоп, в конце концов! В крайнем случае можно выбраться на крышу, здесь нормальная плоская крыша, дождаться спасателей. Ведь прибудут — хотя бы ради приличия! И как они представляют путешествие на лодке? Инспекторы ГИБДД опять должны плескаться за кормой?
— Вы сядете в лодку вместе с нами! — орала Сусанна. — Она выдержит! Будете грести!
— Вы толстые! — рычал Олег. — Она утонет!
— Сам ты толстый! — возмущалась Римма. — Мы уже похудели тут с вами! Садимся в лодку и валим отсюда! Самое время — дождь почти кончился, течение не несет! Слушайте меня, я знаю, что говорю! Я, между прочим, начальница отдела по делам молодежи, культуры и спорта!
— Да ты че? — изумился Олег. — Спортсменка, говоришь?
— А матом можешь? — надрывно хохотал Солохин, по инерции принимая сторону товарища.
— Да без проблем! — вскричала Римма и вывалила на инспекторов такую порцию отборной ругани, что у тех отвисли челюсти и возникло стойкое желание отвезти Римму обратно, где взяли. К товарке примкнули остальные, сестры горой стояли друг за дружку. Дети действительно выглядели плохо, их трясло, они нуждались в тепле и неотложной медицинской помощи. «Ладно, — обреченно думал Олег, — все равно живыми из этой жизни не выберемся. Нет смысла что-то доказывать». Эти три горы не свернуть, они просто вышвырнут инспекторов с террасы, предварительно набив им физиономии…
И снова стартовало безумие. Отправлять женщин одних было полным свинством — не доплывут. «Садимся в лодку, но не гурьбой! — взывал Олег. — Делаете только то, что я скажу! В противном случае никто никуда не едет!» Он исследовал лодку на предмет протечек, начал принимать на борт людей. Детей — на нос, Солохина — туда же. Потом полезла женская часть собрания. С каждой прибавкой лодка проседала — ох, уж эти хрупкие беззащитные создания! Последней забралась Тамара с округленными глазами — хоть ума хватило не вести себя, как слон в посудной лавке! Переполненная посудина адски заскрипела, осела до упора… Вроде держалась. Борта выступали над водой сантиметров на пятнадцать. Если не вертеться, не дышать и поменьше разговаривать, то можно работать…
И все же это был не самый дальновидный поступок. Легко понять представительниц слабого пола: пережить такое, хочется быстрее вырваться… У Сусанны уже имелся опыт управления маломерным судном в сложных условиях. Она гребла, закусив губу, как гребец на каноэ. «Туда ли гребем?» — мрачно думал Олег. Лодка выбралась на улицу, ее подхватило течение, понесло на здоровый металлический бак для полива огорода, «мирно» плывущий по своим делам! И вновь не удавалось сохранять спокойствие. С баком Сусанна разминулась, но народ опять взвинтился, плакали дети. Перемещаться в пространстве, впрочем, удавалось: в задачу Сусанны входило лишь удерживать направление да избегать контактов с нежелательными объектами. Лодочка шустро плыла на север. Пассажиры дрожали от нетерпения. Олег с беспокойством озирался — вроде не должно быть сильной волны, но что он понимает в этих волнах? Вторично спрятаться негде — это было единственное высокое здание в районе…
— Мама, тут какой-то дядя хочет к нам залезть… — вдруг удивленно вымолвила Женечка.
Все повернулись и онемели. Забраться в лодку «дядечка» вряд ли планировал. Он был безнадежно мертв — глаза навыкат, майка защитного цвета порвана в лохмотья. Он плыл по течению рядом с лодкой, стеклянные глаза тоскливо созерцали светлеющее небо. Вода заливалась в перекошенный рот. Вырвало Римму, да так мощно, что лодка закачалась и едва не зачерпнула воду. Сморщился Солохин, взялся за горло. Сусанна энергичнее заработала веслом. Закудахтала Тамара, поползла на коленях к детям: закрывала им глаза рукой — все в порядке, дядя скоро уйдет, ему в другую сторону… А Женечка уже простирала пальчик куда-то вбок: ей почудилось, что в затопленном доме что-то светится, интересно, что это может быть? Еще один дядя там спрятался?
— Фосфор светится в разлагающихся костях… — не подумав, брякнул Солохин и смутился, пронзенный ястребиным взором Сусанны.
И зачем он поддался на эти бабские уговоры! Усилился ветер, вырисовывая на воде извилистую рябь. Почернело небо, разошелся дождь. Кряхтела Тамара, вычерпывая воду. Лодочка закачалась на волнах. Олег встревоженно озирался. И вдруг обвалилось сердце — снова шла волна! Не такая разрушительная, не выше полуметра, но для лодочки, забитой до отказа, ее могло хватить! Чертовы бабы, тут даже пристать некуда!
— Бабы, осторожно, волна… — захрипел он. — Только без паники, она небольшая… Всем лечь, не шевелиться… Сусанна, следи, чтобы в борт волна не дала, держи нос четко по улице…
Бабы плакали, сами виноваты! Вот только дети тут при чем? Их всех размазало по дну, валились друг на дружку. Сусанна обняла свою доску, повалилась на детишек. Стонал Солохин, придавленный массивной благодатью… И дернул же черт привстать к подходу волны! Собрался контролировать процесс? Олег был уверен, что устоит, он не из тех, с которыми что-то случается. Он зачарованно смотрел на надвигающийся вал…
Лодку подбросило, он выскочил из нее, как из тостера! И опомниться не успел, как бухнулся в воду, камнем пошел на дно. Закружил водоворот, подхватили подводные течения. Он забился, как в падучей, охваченный ужасом, вынырнул…

 

Твою-то мать! Он плевался холодной водой, откашливался. Фейерверк искрился перед глазами. В первые мгновения он ничего не видел. Нет, все в порядке, он жив! Чертова волна, из-за нее опять усилилось течение, вода закручивалась в водовороты, волны причудливо пересекали друг друга. Лодка удержалась — отличное судно, слава тому, кто его построил! Выбросило только Олега, все прочие оставались на месте. Лодка отдалилась метров на пятнадцать, в ней возились и гомонили женщины, надрывался Солохин:
— Сусанна, тормози! Человек за бортом!
— А как я буду тормозить? — орала Сусанна. — Где тут педаль? Олеженька, ты жив?
— Нет, я только притворяюсь живым… — прохрипел Олег. Его крутило, он с трудом удерживался на плаву. Страх пульсировал в голове. Он же не всесильный супергерой, он обычный гаишник! Надо успокоиться, собраться… Мощными рывками, надрывая связки, он подался к обочине (вернее, к бывшей обочине), выбросил руку, словно голосуя, и зацепился за стойку знака «Главная дорога»! Тот был вмурован в бетонный постамент и имел приличную высоту. Над водой возвышался не только щит, но и часть стойки. Он ощутил рывок, волна тащила дальше, но он держался, выбросив вторую руку, и ею схватился за шест. Он обвил его под водой ногами, крепко сжал. Появилась возможность перевести дыхание. Подобной пакости он точно не ожидал! Бывают же в жизни сюрпризы. Он видел, как Сусанна пытается развернуться, брызжет слезами. Приплясывал Солохин, рвал на себе волосы. Невозможно бороться с течением, лодку уносило дальше.
— Сусанна, прекрати! — хрипел Олег. — Уплывайте, все в порядке, я держусь…
— Олежка, ты взбесился? — стучал по голове Солохин. — Мы тебя не бросим! Плыви сюда, поймаем!
— Валите, говорю… Не поймаете, только лодку перевернете… Со мной все в порядке, держусь… Серьезно, люди, не останавливайтесь, уходите в безопасное место… Я лишний, лодка все равно перегружена… Солохин, отвечаешь головой за всех шестерых — не дай бог с ними что случится… Спаси их, Гриша, очень тебя прошу…
— Олежка, ты уверен? — растерялся Солохин. — А как же ты?
— Все в порядке, не психуй… Я справлюсь… Выберусь в одиночку, эка невидаль, плавать умею… передохну немного и буду выбираться… Забудьте про меня, Солохин…
Тот что-то кричал, пытался приободрить товарища, но Олег уже не вникал. Лодку уносило вдаль по улице, она таяла в дымке. «Только бы добрались, — молился он, — только бы выжили…» Затихли голоса и крики, лодка превращалась в размытое пятно. Олег держался, вцепившись в стойку. Мудрые решения в голову не приходили. Умирать, наверное, рановато. А если и придется, то только с музыкой. Ни одной живой души на улице Лагерной. И лучше не смотреть, что по ней плывет… И вдруг он снова со страхом почувствовал, что вертит водоворот, перекручивается на спине «гаишная» куртка, превращаясь в тугую скатку, и начинает давить. Звезды искрились в глазах, дыхание перехватывало. Куртка скручивалась все сильнее, трещали кости, желание разжать руки перевешивало все прочие желания. Это не куртка, это какая-то смирительная рубашка! Он разворачивал плечи, выпячивал грудь, надеясь, что куртка порвется. Она скрипела, трещала… Порвалась! Он почувствовал свободу, но только на короткий миг. Он сам себя вывел из равновесия. Только ослабилась хватка, как его подхватило течение, оторвало от знака, куда-то понесло! Он даже воздух толком не успел набрать, как оказался под водой. Подался обратно, но что-то давило — словно плитой чугунной прижало, поволокло на дно. Удушливый страх обуял инспектора ГИБДД. Под водой вихрились какие-то течения, перекаты, из относительно теплого слоя воды он погрузился в холодный. Поток переворачивал пласты воды, а вместе с пластами все, что они несли. Его огрело какой-то деревяшкой, а потом прямо в руки приплыло… человеческое туловище! Он чуть не заорал под водой, когда его обвило дряблое тело, с которого практически сполз халат. Хуже того — он разглядел лицо женщины, еще не старое, с прикрытыми глазами, оскаленным ртом, в котором шевелился синий язык…
На такие свидания он точно не подписывался! Он работал всеми конечностями, выпутывался из плена придавившего его слоя. Несколько упругих гребков, и словно поддали под задницу — он вылетел из воды, как рыба, заглотившая наживку! Тычок в плечо — и зеленый ящик, похожий на оружейный, потащился дальше. А Олега отбросило в сторону. Он зацепился за гребень забора из штампованного металла, тот выступал из воды сантиметров на тридцать, отдышался. Невероятно — его перенесло на левую сторону дороги! Лодка уже пропала. В конце забора переулок, он не помнил его названия, но знал, что тот выходит на улицу Ильича. Здесь любой переулок выходит на улицу Ильича, до него не больше ста метров! Он должен отдохнуть, размять конечности… Он досчитал до двадцати, сделал глубокий вдох и оторвался от забора. Плыл короткими саженями, экономя силы. Его втащило в безымянный переулок, как будто под водой работал мощный насос. Здесь заборы росли по всему протяжению — рослые, гнуто-металлические, их гребни пока еще возвышались над водой. Пару раз он делал передышки, понимая, что силы уже не вечны. Он просто обязан в ближайшие минуты за что-нибудь зацепиться. В противном случае эта «мокрая» история закончится на очень пессимистичной ноте… Он выбивался из сил, когда его вынесло на улицу Ильича. Здесь дома были выше, чем на Лагерной, из воды еще что-то выступало. Вода текла широким фронтом, бурля на искусственных перекатах. Памятная волна прошлась здесь разрушительным смерчем. От здания напротив уцелели две стены, да и те угрожающе покачивались под порывами ветра. Далее возвышался небольшой, но рослый двухэтажный коттедж. Первый этаж затопило не полностью, какой-то просвет между водой и потолком еще остался. Возможно, дом стоял на возвышении. Он вцепился в покосившийся электрический столб — хорошо, что посмотрел влево, выезжая на «главную дорогу». Не повернул бы голову, его бы раздавило перевернутой фурой с гордым значком «Мерседес» на капоте! Она плыла поперек дороги. Транспортное средство прогрохотало мимо (похоже, водитель так и остался в кабине, не успел спасти свою красавицу). Олег оторвался от столба и поплыл через дорогу, изыскивая последние силы. Течение сносило к коттеджу. Забора на участке не было — оторвало и унесло. Вода водила подозрительный хоровод вокруг дома. Окна и двери отсутствовали, перекосилась крыша. Он ощутил какие-то неприятные позывы, но вплыл в узкое пространство между водой и огрызками натяжного потолка. Не было желания анализировать ощущения и подбирать варианты. Хищные воды словно поджидали его! Его опять куда-то всасывало, он ушел под воду головой вперед, сделал сальто, с шумом вынырнул и подался вверх. Что было, собственно, ошибкой — он треснулся о твердый потолок, оказавшийся натяжным далеко не везде. Он снова погрузился в воду, теряя сознание от острой боли. Но жизнь оставалась при нем, вторая попытка не сопровождалась лишними движениями. Он медленно всплыл, переворачиваясь на спину. До потолка сантиметров тридцать — ну что ж, отличная попытка… Он знал, что продержится не больше минуты, старался не психовать, осматривался, извиваясь корпусом. Винтовая лестница на второй этаж! Наверное, из металла, раз устояла. Он видел лишь верхнюю часть, фрагмент изогнутых перил… Силы откуда-то взялись! Он заскользил к лестнице. Вцепился в перила, как ребенок в титьку матери, путался в витиеватой конструкции. Он волоком вытаскивал себя на второй этаж, стонал от облегчения. На полу стояла вода. Но вроде не по горло. Он должен отдохнуть, принять покой каждой клеточкой…
Но отдохнуть не удалось. Желудок скрутило и долго не отпускало. В просторной комнате второго этажа, где царил разгром, лежали два практически обнаженных трупа. Совсем еще юные — смуглолицый парень и симпатичная шатенка с большими чувственными глазами. Пареньку раздавило грудную клетку — не бог весть какую богатырскую, у девушки был раскроен череп, кровь еще не запеклась. Справившись с желудком, он на всякий случай проверил у несчастных пульс, оттянул пареньку веко. Признаков жизни не было. Несложно догадаться, что здесь произошло. По одной из миллиона причин молодые остались дома (возможно, это был их дом). Они считали, что за кирпичными стенами им ничего не грозит. Поднялась вода — они затащили наверх все ценное, выпивали в «романтической» обстановке (судя по разбитой бутылке кубанского шампанского), занимались сексом. Жуткая волна ударила в окна, что стало полной неожиданностью. Возможно, погибли не сразу, сопротивлялись беснующейся воде, потом девушку отбросило к стене, парня раздавило кувыркающимся шкафом…
Олег дополз до окна, выходящего на северо-запад. На погибших он старался не смотреть. Взгромоздился на подоконник, застыл, созерцая унылую картину. До восхода оставалось время, но ночь уже отступала, сменялась мутной серостью. Над затопленным городом висела низкая облачность. В хорошую погоду отсюда хорошо просматривался Аргадум — уличу Ильича от реки отделяла только Камышовая. Но в эту ночь Аргадум пропал, повсюду колыхалась грязная масса воды. Она перемещалась на север, бурлила, в отдельных местах вздымались волны, в других вода была спокойной. Плыли дома, плыли машины — неторопливо, сюрреалистично. Вся южная часть Таманска на обоих берегах стала морем. Над водой возвышалось не так уж много. Водонапорная башня на Камышовой улице, далекие пятиэтажки в центре, рухнувшие трибуны стадиона «Варяг» на левом берегу, коньки крыш, макушки деревьев…
Он сполз на пол, закрыл глаза. Соседство с мертвецами не давало расслабиться, но он был должен это сделать. Хоть ненадолго. Собраться с силами, вернуть расположение духа, внушить себе, что он еще живой…
Назад: Глава третья
Дальше: Глава пятая