Глава третья
Подполковник Горбатов выбивался из сил. За последние полчаса он сделал уже две ходки на своем многострадальном «Опеле» — вывозил людей с тонущей улицы Луначарского. Царила суета, бессмысленно носились люди. Рычали машины и тракторы — жители вывозили свой скарб. Повторялась история десятилетней давности. Но последствия могли быть значительно хуже. Люди теряли имущество — движимое и недвижимое, кто-то не мог найти своих родственников, детей, истеричные вопли нагнетали панику. Полиция действовала беспорядочно, МЧС еще не подтянулось. Руководить спасательными мероприятиями было некому, да и трудно в этом хаосе заставить людей действовать организованно. Народ толпился на перекрестке у магазина «Уют» — в этом месте улица Луначарского перпендикулярно вытекала из Свердлова и простиралась на два километра вдоль левого берега Аргадума. Перекресток не затопило — он был на возвышенности, отсюда начинался «исторический центр» Таманска. Но улица Луначарского — особенно южная часть, так называемый район Столбы — уже скрывалась под водой. Носились ошарашенные люди, кто-то кричал, что на соседних Советской и Новороссийской ситуация еще хуже, там затопило ВСЕ, под воду уходят крыши, много погибших. А на правом берегу и вовсе труба — улицы Лагерная, Камышовая, Ильича мгновенно скрылись под водой, люди не успели покинуть свои дома, гибнут семьями! Паника подогревала слухи, достоверная информация обрастала ложными подробностями. Возможно, все было не так ужасно, но люди в это уже не верили. Кто-то орал, что снова государство бросило их на произвол судьбы — население даже не предупредили о том, что будет наводнение! Долой МЧС, долой эту зажравшуюся некомпетентную власть, способную только воровать и обманывать людей!
Но в любом случае положение складывалось серьезное. Вода не останавливалась, продолжала прибывать. В первый раз, когда он вывез из дома номер 12 большую семью с бабушками и дедушками, вода на проезжей части стояла по щиколотку. На второй ходке она поднялась сантиметров на восемь. А сейчас, когда он позволил себе короткую передышку, она уже плескалась по колено. Асфальт покоился на насыпном грунте, возвышался относительно окружающих строений. Дома уже топило прибывающей водой, а по дороге еще можно было ездить. На проезжей части царила суматоха. Сталкивались машины, орали водители. Несколько минут назад подержанный микроавтобус зацепил крыло «Опеля» и канул в неизвестность, даже не остановившись. Он отдышался, переключил передачу, чтобы снова отправиться в путь. «Опель» выезжал из парковочного кармана, когда зазвонил телефон. Чертыхаясь, Горбатов принялся извлекать его из полиэтиленового пакета. Звонила супруга Настя.
— Ты в порядке? — обеспокоенно поинтересовалась жена. — Долго что-то не отзывался.
— Да, я сыт, обут, — преувеличенно бодро отозвался подполковник. — Телефон в пакете, пока его достанешь… Здесь ничего опасного, работаем.
— Похоже, все плохо, правда, Славик? — грустно спросила Настя.
— Я такого не говорил.
— Но я услышала… — она протяжно вздохнула. — Милый, что происходит? Я не могу уснуть, сижу в темноте. Дети, слава богу, спят. С интересом думаю о бутылке португальского портвейна, оставшейся с нашего… вернее, с твоего дня рождения. Она тут рядом, в баре, и я постепенно прихожу к мысли, что если не выпью, то окончательно расклеюсь. Что происходит в нашем городе? С тобой правда все в порядке?
— Ну я же разговариваю с тобой, — рассмеялся Горбатов. — Успокойся, милая, все могло быть гораздо хуже. Подтоплено несколько улиц, мы выводим жителей из домов.
— МЧС, я так понимаю, еще чего-то решает, — невесело усмехнулась Настя.
— Спасатели скоро приедут, — уверил Горбатов.
— По твоему голосу я чувствую, что все из рук вон скверно… Нас ждут непростые деньки, я угадала, мой настоящий подполковник?
— Ну, может, это часть божественного плана? — отшутился Горбатов. — Уверяю тебя, эта штука не стоит твоих нервов. Люди работают. Со мной коллеги. А благородный портвейн, не дающий тебе покоя, мы выпьем завтра, когда все кончится. Не вздумай к нему прикасаться. Прости, дорогая, надо бежать, люди ждут…
Дождь усилился, вода прибывала, а вместе с ней и паника неслась по городу. Насчет коллег Горбатов преувеличил. Коллеги были, порой в мешанине людей и воды он натыкался на фигуры сослуживцев. Капитан Мартынов из убойного отдела тащил под мышками двух женщин, уже не способных самостоятельно передвигаться. Майор Кахнарь из отдела по экономическим преступлениям носился по улицам на джипе и собирал людей, готовых бросить свое имущество и перебраться в безопасное место. Сержанты ППС Жеребченко и Лапидовский выводили пациентов из городской больницы № 2 и грузили их в хлебный фургон, добытый лейтенантом Челноковым из следственной части. Но речь не шла о какой-то слаженности — каждый отвечал за собственный фронт работ, который постоянно менялся.
Уровень воды неуклонно поднимался, затапливало палисадники и первые этажи. Люди лихорадочно грузили в машины вещи. Легковушки, фургоны, грузовики запрудили улицу. Образовался затор, кто-то хрипло вещал, что у него спустило колесо, все к машине, ставим запаску! Потрепанный пикап объезжал по обочине затор, машина накренилась, вещи съехали к борту. Под протяжный вой горластой бабы пикап завалился в воду, сыпались узлы, баулы. Орали зажатые люди в салоне. Целая толпа из застрявших поблизости машин кинулась им на выручку, кто-то ломом высаживал дверь. Желающих помочь было больше, чем нужно: Горбатов не стал возвращаться, прорывался дальше — этот затор уже остался за спиной. Звенело разбитое стекло: два парня, голые по пояс, карабкались на подоконник. Из дома им кто-то передавал на руках пожилую женщину. Саманную хижину практически затопило, парни передвигались по грудь в воде. Он проезжал изолятор временного содержания за глухим бетонным забором. У Горбатова кольнуло сердце — не хватало еще, чтобы тамошняя публика вырвалась на свободу. Только те трое, прибранные за двойное убийство, чего стоят. Он проехал без остановки — хотелось верить, что персонал изолятора справится с работой в нештатной ситуации. Он ехал дальше с открытыми окнами. В салоне плескалась вода, но так он лучше ориентировался. Навстречу протащился еще один пикап, в нем ехали две женщины с кучей перепуганных детишек. Одна из них узнала Горбатова, пикап затормозил, она высунулась, стала кричать. Он тоже остановился. Барышня работала бухгалтером в отделе кадров управления, знакомство было шапочным, но при встрече неизменно улыбались и здоровались. Женщина говорила, что они едут из Солнечного переулка, там в низине два дома, их практически затопило. В одном из домов люди не могут выбраться. Кажется, дом номер четыре. Пассажирки не могли помочь несчастным, у них на шее дети, у одного ребенка сломана нога, срочно нужен врач. Если Вячеславу Ивановичу нечем заняться, не мог бы он оказать посильное содействие?
Он уже сворачивал в Солнечный переулок — не самую благоустроенную часть города. Асфальта здесь не было никогда, под колесами раскисший грунт. За первой линией домов, выходящих фасадами на Луначарского, тянулась лощина, заросшая сорняками. В ней тоже жили люди! Когда-то при царе Горохе «самостроем» возвели два дощатых домика, и они благополучно дожили до нашей эры. Проехать по переулку пока еще было можно, но половодье перевернуло заполненные до отказа мусорные контейнеры, их содержимое плавало в воде. Горбатов оставил машину с работающим двигателем на краю лощины, выбрался под дождь, достал фонарь. И ужаснулся — одноэтажные хибары в лощине затопило больше, чем наполовину! В воде плавали бытовой мусор, доски, скалила зубы и таращила глаза дохлая кошка. Он брел по склону, погружаясь все глубже. Дышать становилось труднее, ноги подмерзали. От воды исходил подозрительный гнилостный дух. Он споткнулся о торчащий из глины корень и чуть не открыл «сезон дайвинга». Вода поднялась по грудь, леденело туловище. Фонарь приходилось задирать выше головы. Осветился номер халупы — действительно, четвертый дом по Солнечному переулку. Штакетник он просто повалил, ударив по нему ногой, взгромоздился на скользкое крыльцо, бился в запертую дверь.
— Эй, хозяева, есть кто дома?
В доме кто-то был — почудились вялые голоса. Дверь не поддавалась. Трудно выбить дверь, подпертую с двух сторон водой. Пример пареньков, вытаскивающих старушку, стоял перед глазами. Он побрел к ближайшему окну, высадил стекло проплывающей доской. Ею же чистил раму от осколков, выдавил ее в воду. Он перевалился через подоконник, удержался на ногах. Вода в помещении стояла по грудь. В этом домике была всего одна комната, не считая скромной кухоньки и сеней. Кто на кухне хозяйка?
— Есть кто? — просипел он. Голос начинал садиться.
— Помогите… — донеслось непонятно откуда.
Он светил фонарем, держась за подоконник. По комнате плавали старенькие покрывала, деревянная посуда, букетик из трогательных искусственных ромашек. Зашевелилось что-то в дальнем углу. Он бросился туда, разгребая воду свободной рукой. Над мутной жижей возвышались две головы. Словно росли из одного туловища. Мужчина прижимал к себе женщину, они слились и не шевелились. Пожилые люди, обоим под семьдесят. Щуплые, морщинистые, типичная старая интеллигенция, не ждущая от жизни особых подарков. Эти двое были ниже Горбатова, уровень воды доходил им до подбородков. Похоже, подполковник полиции прибыл очень кстати.
— Вытащите нас, пожалуйста… — слабым голосом попросил мужчина. — Просто не верится, Наденька, — мы уже к смерти приготовились…
— Граждане, ну нельзя же так… — возмущенно забурчал Горбатов, прикидывая, как бы перехватить эту парочку. — Вы стоите и ждете своего часа вместо того, чтобы попытаться что-нибудь сделать. Так трудно было выйти из дома? В крайнем случае забраться на чердак. Вот же лестница…
— Мы не можем, — прошептал мужчина. — В этом доме очень хлипкие половицы… Обычно мы сюда не наступаем, боимся, что провалимся, но когда пошла вода, испугались. Наденька случайно продавила половицу. Ей ногу защемило в районе щиколотки… Она не может ее вытащить. Очень больно… Я пытался ей помочь, мы вытаскивали ногу, но делали еще больнее. Кость заклинило и режет. Я не могу нагибаться, не могу что-то делать под водой… Мы кричали, звали на помощь, потом Наденька стала меня гнать, чтобы хоть я спасся… Но как я ее брошу, мы сорок восемь лет прожили вместе, и умереть должны в один день… Вот стоим, подбадриваем друг дружку, шутим понемножку…
— Мужчина, может, вы попробуете? — прошептала женщина, закрывая глаза. — Честно говоря, мы с Георгием не возражаем пожить еще лет пять или шесть — как получится…
Защемило сердце. Он приказал пенсионерам не шевелиться, а если будет больно, то терпеть. Пристроил фонарик между мокрыми книгами на полке и нырнул. Сила выталкивания потащила обратно, он вцепился в щель между половицами, нащупал защемленную ногу. Она была худая, как черенок от лопаты… Женщина даже не удосужилась обуться, глубоко в проломе он нащупал промокший тапок. Зажало кости щиколоток. Он нащупал треснувшую половицу, ее вдавило внутрь. Вытащить ногу было невозможно. Как лампочка, которую прирожденные идиоты суют в рот: туда входит, а обратно — только через бригаду «Скорой помощи». Он взялся за соседнюю половицу: если правильно пристроиться, потащить ее вверх, вырвать, то теоретически ногу можно освободить. Кончился воздух в легких, надувалась голова, перед глазами плясали феерические круги. Он с шумом вынырнул, стал заглатывать воздух. Уровень воды еще прибыл, теперь женщине приходилось задирать подбородок, чтобы не захлебнуться. Через минуту ее уже ничто не спасет. Признайся, подполковник, тебе больше всех надо? — с тоской подумал Горбатов.
— И каков диагноз, молодой человек? — с усилием вымолвила женщина. — Будем лечить или удалять?
— Молодой человек, уж вы постарайтесь, мы вас убедительно просим… — подал голос мужчина. Он вытягивал шею, как цыпленок.
— Мужчина, держите покрепче свою жену, — пробормотал Горбатов. — Если будет больно, кричите вместе с ней, договорились?
И снова нырнул. Не до сантиментов. Он схватился обеими руками за соседнюю половицу, с силой потянул на себя. Проклятье! Когда не надо, они ломаются, а если надо — не допросишься, сопротивляются, как фриц под Ржевом! Он слышал, как стонет женщина, мужчина ей старательно вторил — гнилое дерево сдирало кожу с кости. Треснула половица, ну, наконец-то! Он отбросил огрызок, начал вытягивать пострадавшую костлявую конечность. Есть, нога освободилась! Он вынырнул, подхватил женщину под мышки — она теряла сознание от боли. Он взвалил ее на грудь, она практически ничего не весила. А под водой вообще была легче картонной коробки.
— Мужчина, уходите, я ее держу… Умеете плавать? Сможете до окна добраться?
— Даже не знаю, молодой человек, сомнительно это как-то… Боюсь не справиться… сил уже не осталось…
— Хорошо, держитесь за меня…
Вода уже поднималась выше грудины, дыхание перехватывало. Он схватил их обоих, а впоследствии ломал голову: как он это сделал?! Еще и фонарик едва не разгрыз зубами. Попытка выйти через дверь означала лишь потерю времени. Он подтащил пенсионеров к окну, приказал им держаться за подоконник, сам перелез наружу и извлекал их из дома по одному. Мужчина кряхтел, но помалкивал. К приказу вцепиться в карниз и никуда не уходить он отнесся весьма ответственно. Женщина жалобно стонала. Он взвалил ее на плечо и потащил наверх, к машине. Она открыла глаза и пошутила:
— Мужчина, вы не на кладбище меня несете?
— Нет, мадам, вы еще поживете… — шепелявил он. Не очень-то приятно разговаривать с горящим фонарем в зубах. — А с вашим ироничным отношением к жизни вы протянете еще не один десяток лет…
Он усадил ее в машину на заднее сиденье, заспешил обратно — за второй половинкой. В глазах уже отплясывали красные дьяволята, когда он пристроил его рядом с супругой. Пенсионеры плакали, обнимались, ощупывали друг дружку, что-то шутили про ангела-спасителя в человеческом обличии. Из ноги женщины хлестала кровь, но она находила силы улыбаться.
— Спасибо, молодой человек, большое вам спасибо… Даже не знаю, уместны ли тут слова… Спасли зачем-то стареющую женщину…
— Ты не стареешь, милая, — неловко пошучивал супруг. — Просто зрение у меня становится совсем никудышным…
— Какие нелепые перемены, — шептала женщина, откидывая голову. — Мы остались без дома… Но мы по-прежнему живы… Молодой человек, вы не знаете, за газ и за воду теперь надо будет платить?
— Мне тоже интересно, кто будет оплачивать этот банкет, — улыбнулся пожилой мужчина.
— Держите, — Горбатов протянул им запечатанную упаковку бинта из бардачка. — Попробуйте сделать повязку, справитесь вдвоем? Мы уже едем, — он с хрустом переключил передачу. Машина еще не потеряла способность передвигаться. Оставалось лишь отыскать более-менее приемлемое место для разворота.
— У вас в этом городе есть родные или хорошие знакомые?
— Сын в Геленджике… — прошептала женщина. — Странно, почему Илюшенька не позвонил, это так непохоже на него… У него телефон постоянно заблокирован… Хотя и у них там такое творится…. Мы так тревожимся за него…
«Хреновый у вас сынуля», — со злостью подумал Горбатов.
— Постойте, — встрепенулся спасенный. — С этими пертурбациями у меня совсем голова дырявая стала… Мы же слышали, как плачет Игорек, помнишь, Наденька?
— Да, точно, головы наши садовые… — встрепенулась пенсионерка. — Плакал Игорек, он так надрывался, просто хрипом исходил… А потом стало тихо… Дело в том, молодой человек, что в соседнем доме — вон там, в овраге, под номером два — живет Марина, одинокая молодая особа. Не сказать, что женщина приличная и интеллигентная. Распутница, пьяница, у нее ребенок маленький, меньше года, эта стрекоза за ним почти не смотрит. Может бросить и на всю ночь ушиться к своим дружкам… Мы совершенно не в курсе, была ли она сегодня дома. Игорек надрывался, а потом замолчал, тихо стало… Мы так надеялись, что она успела вынести его из дома, но всякое ведь может быть, вы понимаете…
Час от часу не легче! Сколько еще в этом городе пьянчуг, асоциальных элементов, безответственных родителей… Он схватил фонарь и начал выбираться из машины. На этот раз он прихватил с собой увесистый разводной ключ. Суставы уже поскрипывали, усталость гнула к земле. Он буравил воду, которая подступала уже к горлу. Он подцепил ключом гнилую оконную раму, раздвинул визжащие створки. И вторично за текущую ночь нарушил «неприкосновенность жилища». Превозмогая усталость, Горбатов отчасти вошел, отчасти вплыл в неопрятный домик. Никакое половодье не могло заглушить царящий тут сивушный дух! Об обстановке оставалось лишь догадываться. На поверхности плавали какие-то тряпки, плошки, пустые бутылки. Он двинулся вперед, отшвырнув от себя навязчиво льнущий дырявый бюстгальтер, пустую бутылочку от детского питания. Сердце сжалось от жалости. Бесполезно, не успел, слишком поздно сообщили. Если здесь был маленький ребенок, он наверняка погиб…
И вдруг он услышал сдавленное хныканье! Горбатов не поверил своим ушам, завертелся с фонарем в зубах. И онемел. С ума сойти! В дальнем углу что-то плавало. Это было просто чудо — самая настоящая божья милость! Подойдя поближе, стараясь не гнать волну, он обнаружил пропитавшийся влагой детский матрасик, лежащий на фанерном листе с деревянными бортиками. На матрасе, скомкав простынку, сучил ножками крохотный мальчишка в распашонке и колготках! Его потешное личико побагровело — наплакался, больше не мог. Или не хотел. Он забавно сжимал и разжимал кулачки, сдавленно лопотал и пускал пузыри. Вероятно, он лежал в кроватке, когда пошла вода. Днище не было закреплено, просто лежало на основании и всплыло вместе с ценным содержимым. В любом случае это было чудо! Что бы понимал этот малыш? Любое неловкое движение, и он бы плюхнулся в воду! Как ему удалось продержаться? Горбатов дрожал от волнения. Судя по запаху, карапуз обкакался. Какая прелесть… Опыт обращения с детьми у Горбатова имелся — совсем недавно таскал на закорках свою Юльку. Да и сейчас она имела привычку забираться отцу на шею — место удобное, насиженное… Вода уже захлестывала шею. Он приподнял крохотное тельце, затрепетавшее от прикосновения к чужому дяде, пристроил себе на голову. Так и выдвигался из этого гадюшника, маневрируя между предметами обстановки. Преодоление подоконника было отдельной волнительной темой. Выбравшись в дождь, он прикрыл ребенка полой дождевика, заспешил к машине.
— Держите… — передал он гугукающий комочек возбудившимся пенсионерам, облегченно перевел дыхание и сел за руль. Без потерь уже не обойтись, дорога каждая минута. Он разворачивался практически на месте, протаранил задним бампером перевернутый мусорный контейнер, передним — «водоплавающий» забор. Колеса ушли под воду, машина отфыркивалась, как недовольная собака. Пенсионеры на заднем сиденье умилялись, курлыкали вместе с ребенком. Пожилая женщина рассыпалась в благодарностях, мужчина увлеченно вещал про любимую болезнь — инфаркт миокарда, но явно приукрашивал, его состояние в худшем случае тянуло на шок. На улице Луначарского поутихли страсти, «пробки» рассосались. В пелене дождя еще блуждали сумрачные тени, кто-то вытаскивал вещи из заглохшей машины, перегружал в другую. Слаженная группа с ломами и матерками вытаскивала из западни застрявший грузовик. Люди бродили по проезжей части по колено в воде. Преследовало ощущение, что через четверть часа здесь уже невозможно будет проехать. Вода прибывала — пусть и не с прежним азартом. По пути Горбатов подобрал молодую парочку — паренька с девушкой. Минутой ранее они вытащили из затопленного дома родителей девушки, отправили их в безопасное место на попутке, а теперь осваивали вброд обочину с чувством выполненного долга. Молодые втиснулись на переднее сиденье и всю дорогу стучали зубами. У магазина «Уют» по-прежнему было людно. Блуждали зыбкие «призраки», рычали машины, кто-то орал осипшим голосом в рацию. Поблескивали мигалки на машинах «Скорой помощи». Горбатов высадил пассажиров; пенсионеров и «благоухающего» ребенка сдал на руки запыхавшимся медикам из местной больницы. Он заполошно озирался — что тут происходит, черт возьми?! Создавалось впечатление, что в хаотичном спасении людей участвуют только местные: местные медики, местная полиция (да и то не вся)! Где прославленное МЧС с хваленой техникой и непревзойденными специалистами, способными работать в любых условиях?! Он буквально за шиворот отловил начальника пресс-центра местного градоначальника — Алексея Широкова. Спец по связи с общественностью носился по затопленному тротуару в болотных сапогах и разорялся в рацию.
— Алексей, что происходит на других улицах? — проорал он. — Где власть, где все?
— А я знаю, Вячеслав? — всплеснул руками Широков. — Это броуновское движение не поддается никакой организации! Только слухи и паника: Новороссийская затоплена по уши, правого берега больше не существует! Кто-то подкинул грандиозную «утку», что переливается Бержанское водохранилище, скоро воду будут тупо сбрасывать, и Таманск превратится в большое мокрое место! Полный бред! Я, между прочим, сам из дома прибежал, никто не приказывал, и знаешь, ума не приложу, где доблестные работники нашей мэрии и чем они занимаются!
— МЧС, черт возьми, где?!
— В Геленджике и Новороссийске, — последовал обескураживающий ответ. — И не хватай меня за горло, это не я придумал! А на базу МЧС в Нагорном не завезли горючее, как тебе это нравится?
— Чего? — разозлился Горбатов.
— Чего слышал, — отрезал Широков. — И техника у них на ладан дышит. Зато священник — незыблемая штатная единица. У нас же как — проще старое освятить, чем новое закупить. И что ты хочешь от наших властей? В Краснодаре и Москве еще спят… вернее, УЖЕ спят. Пока проснутся, пока запустят вечный двигатель бюрократической машины…
— Да уж, эти ребята умеют не работать, — расстроенно выдохнул Горбатов.
— И что тут сделает МЧС, кроме того, что добавит суеты и хаоса? С вертолетов будут прожекторами светить, на камеру снимать? На машинках ездить, людей собирать? Так машинки, знаешь ли, скоро уже не проедут…
— Пусть лодки резиновые сбрасывают! — закипел Горбатов. — Вы представляете, сколько еще людей сидит в затопленных домах? В этих частных секторах половина населения — пенсионеры! Сами будем ездить, собирать народ. Неужели так трудно сбросить лодки? Пусть хоть что-то сделают! Желающих помочь и без них предостаточно! Но не с пустыми же руками!
— От меня-то ты что хочешь? — разорался Широков. — Обвиняешь в чем-то? Я должен найти себе адвоката? Я, между прочим, тут по собственной воле, меня никто силком не загонял!
— Это ты уже говорил, — отмахнулся Горбатов и побежал к своей машине. Он снова рвался на юг по улице Луначарского, с тревогой подмечая, что воды становится больше. Дома стояли практически затопленные. Скрылись под водой кусты акации и магнолии, тонули абрикосовые дички. Насыпь с проезжей частью возвышалась над строениями — только по этой причине удавалось с горем пополам проехать. Показалось здание следственного изолятора, исчезающее под водой. Отрывистые хлопки из-за забора! Горбатов встревожился, открыл окно. Действительно, в изоляторе стреляли! Удачное дополнение к полноте апокалиптической ночи! Он насчитал как минимум четыре выстрела, потом раздались крики. Подул ветер, и дождь с утроенной яростью замолотил по крыше, глуша посторонние звуки. Там же опасные заключенные, их должны были вывезти, пока имелась возможность! Он круто вывернул баранку, чтобы подобраться к изолятору. И допустил грубейшую ошибку! Машину повело с проезжей части, и он почувствовал со страхом, что куда-то плывет! Колеса оторвались от земли, старенький «Опель» закачался на воде. Он не поплывет — утонет! Это же не маломерное речное судно! Хуже того, по инерции машина продолжала двигаться, ее несло к бетонному забору, опоясывающему СИЗО! Он сжался, приготовился к удару. Но боженька послал поблажку — передние колеса перепрыгнули через что-то твердое, следом — задние, сработали тормоза, и машина встала, не доехав метра до бетонной преграды. Горбатов облегченно вытер пот со лба, прислушался. Выстрелы и крики оборвались. Только дождь ожесточенно молотил по крыше. Показалось? Проблемы со слухом, галлюцинации, самое время обзаводиться клиническим букетом. Он высунулся из машины. Ни одной живой души в обозримом пространстве, все попрятались. Попробовать выбраться и подъехать к воротам? Глупо, эту ошибку он уже совершал. Нужно совершить новую. Мысленно прочтя молитву, он переключился на заднюю передачу, выжал газ до упора. Машина дернулась назад, преодолела «плавучую» зону и, хорошо тряхнув позвоночник, выскочила на твердое. Несколько секунд он собирал себя по крохам, в мозгу метались сполохи молний. Спокойно, подполковник, спокойно…
Супруга Настя позвонила как нельзя кстати. Бурча под нос, он принялся выкапывать телефон.
— Я очень боюсь, дорогой, — призналась благоверная. — У тебя такой голос, словно ты слез с аттракциона «Американские горки».
— У меня такой не только голос, — признался подполковник. — Ты, как всегда, проницательна, и от тебя ничего не скроешь. Да, я немного попрыгал и поплавал.
— Но вода же холодная, — ужаснулась Настя.
— Я поплавал в машине, — подумав, приоткрыл завесу тайны Горбатов.
— Наша машина умеет плавать? — изумилась супруга.
— Выясняется, умеет, — рассмеялся Горбатов. — А также прыгать. Но в домашних условиях такие эксперименты лучше не проводить.
— Ну что ж, это немного успокаивает, — неуверенно допустила Настя. — У тебя там весело, ты плаваешь и прыгаешь. Это не опасно?
— О, нет, даже бодрит…
— Можешь рассказать, что происходит в городе? Я продолжаю пребывать в информационном вакууме. Не могу уснуть, постоянно думаю о том, что ты там… прыгаешь и плаваешь. По радио говорят, что в Краснодарском крае сильное наводнение и туда брошены все силы МЧС.
— Может, и брошены, — допустил Горбатов. — Но пока не долетели. Не скажу ничего нового, дорогая. Подтоплено несколько улиц, людей перевозят в безопасное место. А я как бы… руковожу.
— А ты точно в машине? — вновь засомневалась Настя.
— Слушай, — он отвел телефон от уха, поставил рычаг передачи в нейтральное положение и утопил акселератор. В лучшие дни машина бы взревела, как носорог. Сегодня она блеяла, как овечка.
— Что это? — испугалась Настя.
— Это наша машина, — рассмеялся Горбатов. — Ничего, дорогая, подлатаем, еще послужит.
Оборвав разговор, он облегченно вздохнул и снова высунулся из машины. Мокрее уже не станет. Ворота изолятора таили угрюмое молчание. «Почему мне больше всех надо? — недоумевал Горбатов. — Я последний мент в этом городе? В штате изолятора пятнадцать рыл, они прекрасно знают, как делать свою работу!» И он помчался дальше, в дождь. Мимо Солнечного переулка, где спас троих, мимо убогого магазина формата «У дома», у которого шныряли подозрительные личности, а при его приближении стали усердно прятаться. Снова криминал? Мародеры принимаются за работу? Улица была пуста — все, кто мог уехать, уже уехали. Во многих домах — особенно в тех, что стояли в низинах, уровень воды дорос до верхней границы оконных рам. Как долго она способна прибывать? Ведь должен быть предел… Он медленно миновал магазин, напряженно вглядываясь в косую пелену. Хрен с ними, мародерами, людей надо спасать! А люди уже брели наперерез по пояс в воде — они выбирались из затопленного переулка кучкой, вытягивая друг дружку. Обнаружив машину, стали яростно жестикулировать, ускорили шаг. Компания подвыпившей молодежи — их жизни никоим образом не угрожала опасность. Но Горбатов остановился. Две девушки, два парня. Один из пареньков — накачанный, с непромокаемым «ежиком» на макушке — громко ругался и норовил вырваться во главу процессии. Он первым добрался до машины, стал протискиваться на заднее сиденье. Второй — пониже, поплотнее — оказался джентльменом, пропустил худощавую брюнетку в шортах и только после этого забрался сам. Светленькая девчушка с развитой грудью вскарабкалась на сиденье рядом с Горбатовым. Она обнимала мокрую кошку с огромными голубыми глазами! Кошка пищала и практически плакала.
— Ой, спасибо вам огромное, мы так перепугались… — частила девчушка. — Вечером собрались — родителей не было, посидели, немного выпили… ну, пива, просыпаемся — а тут такой, прости боже, потоп, ну полный пропадос… Вы нам поможете уехать? Мы не можем ни до кого дозвониться, это что-то жуткое, мы чуть не утонули… Родители сейчас в Краснодаре, роуминг заблокирован… Федор на машине ребят привез, а теперь его машина под водой, он ее поставил рядом с домом… Меня Аленой зовут, — спохватившись, представилась девчушка. — А это Антон, Татьяна и Федор… Мы школу в прошлом году окончили, в одном классе учились…
Глухо ругался накачанный паренек — видимо, владелец новоявленного «утопленника». Разоралась кошка — ей не нравилось происходящее.
— Алена, да выброси ты свою Муську! — нервно выкрикнул вспыльчивый парень. — Какого хрена ты ее с собой тащишь? Лучше бы паспорт из дома взяла…
— Ты дурак, да, Федька? — ответно завелась Алена. — Да я тебя лучше выброшу, чем мою Муську! Кисонька моя, испугалась, бедненькая… — она прижала к себе обмусоленное животное, стала гладить его по голове.
— Мужик, да поехали отсюда быстрее! — продолжал закипать нервный тип. — У тебя, че, в голове тормозная жидкость? И ту недолили? Нас же скоро затопит на хрен!
— А ну, ша! — разозлился Горбатов. — Ни слова больше, отрок! Еще ругнешься или будешь вести себя по-хамски, пойдешь пешком, уяснил? А будешь рыпаться, по тыкве получишь!
Было что-то недоброе в голосе подполковника полиции — качок заткнулся и хмуро уставился в окно.
— Ладно, ребята, поехали, — вздохнул Горбатов и начал разворачивать машину. — Хотя могли бы, собственно, и сами дойти…
— Получил, Федька? — усмехнулся второй паренек. — Предупреждали, что надо дозировать понты.
— Так ему и надо, — хихикнула вторая девушка. — Скотина ты все-таки редкая, Федька. Даже руку не подал, когда я в воду прыгала. Только о себе, любимом, думал. Да о тачке своей ненаглядной…
— Да пошли вы, — буркнул Федька, покосился в затылок водителю и предпочел не развивать мысль.
Разворачиваться было сложно — проезжая часть катастрофически сужалась. Он терся о плавающую ограду небольшого домика из силикатного кирпича.
— Стойте, мужчина! — вдруг ахнула Алена, и Горбатов машинально надавил на тормоз. — В этом доме Виталик Кормильцев живет! Тридцать лет мужику, ноги парализованы, в инвалидной коляске по дому ездит! Ему же не поможет никто! У Виталика только тетка в Киржачах, раз в неделю приезжает, за порядком следит. Третьего дня здесь была, умчалась, когда дожди начались!
— Точно! — хлопнул себя по лбу второй паренек — кажется, Антон, тезка сына. — Блин, пропадет же Виталик!
— Проверить надо, — высказала дельную мысль брюнетка Татьяна. — Может, забрали уже Виталика, а если нет, то не по-человечески как-то…
— Эй, народ, вы о чем? — заволновался Федор. — Какой еще Виталик? Вы, в натуре, заряжаете оптимизмом! Нам тут только инвалида не хватает! Мало кошки Аленкиной? Куда мы его денем — в багажник засунем? Все места уже заняты! Мужик, не слушай их, гони отсюда к такой-то фене!
— Мужчина, это вы его не слушайте, — волновалась Алена. — Этот эгоист только о себе думает. Жалко же Виталика, парнишка такой общительный, добрый, с юмором относится к своему увечью…
— Я понял, — буркнул Горбатов, остановил машину и натянул ручник. Глушить мотор в этом царстве стихии — полное самоубийство. — Мужчины, за мной, — приказал он и усмехнулся. — Или те, кто считает себя мужчинами.
Антон без возражений начал выбираться со своей стороны.
— Ну уж хрен, этот номер у вас не пройдет! — заартачился Федор. — Вы что, совсем взбесились? Нас же затопит с минуты на минуту! Никуда не пойду, — визгливо выплюнул он. — Натерпелся уже!
— Пойдем, Алена, — вздохнула брюнетка. — Оставь в машине Муську и пойдем. Пусть это чмо одно тут сидит. Или мы не настоящие мужчины? Боже правый, с кем я чуть не связалась…
— Да и катитесь! — завизжал Федор.
Горбатов обернулся — за ним тащились трое. Федор остался в машине. Хотелось надеяться, что не угонит… Ахнула Татьяна — провалилась в яму. Всплыла с квадратными глазами, замолотила по воде. Антон схватил ее за плечо, Горбатов под мышку, вытащили девицу.
— Ну все, все, дальше сама… — брыкалась брюнетка. — Справились с женщиной, молодцы… Мужчина, вы такой сильный, молодец… Слушайте, а вы кто вообще такой?
— В полиции работаю, — буркнул Горбатов.
— Ой, а кем?
— Полицейским.
Хрюкнула Алена — и тоже чуть не провалилась. На участке инвалида были сплошные рытвины и бугры. Завыл Антон, споткнувшись о какую-то бадью, невидимую под водой.
— Ребята, у него решетки на окнах, — оторопел Горбатов, освещая фонарем заделанные в сталь окна.
— Ну да, Виталик такой, — согласилась Алена. — Это тетка постаралась — под ее контролем варили. Она же дура набитая. Можно подумать, у Виталика есть что воровать, кроме его коляски… Виталик, ты дома?! — заорала она в полный голос.
— Дома… — донесся дрожащий голос, и люди под окном заволновались, стали метаться.
— Давайте на ту сторону, — подсказала Алена. — В ванной комнате нет решетки. Отвалилась. Он ванной не пользуется. Правда, дверь туда всегда заперта…
Нет силы, способной остановить упертого полицейского! Горбатов прокладывал дорогу, хватаясь за жестяные карнизы. Через минуту он был на противоположной стороне — этот дом не отличался большими габаритами. Первое окно с решеткой, второе — с решеткой. Третье… Не до нежности. Он бил фонарем по стеклу, сунул руку в рваную дыру, отыскал шпингалет, стал расшатывать. Он первым вскарабкался на подоконник, за ним Антон. Подхватили девчонок, желающих поучаствовать в спасении нетрудоспособной части населения. Он бился о затопленную сантехнику, добрался до двери — тяжелый удар выломал ее с корнем — и поплыл, поскольку плыть в этом «бассейне» было удобнее и приятнее, чем ходить. Фонарик не горел, мать его за душу! Он остановился, встал на цыпочки, чтобы не нахлебаться, потряс устройство. Не работало! «Ладно, переживу, — расстроенно подумал Горбатов. — А в следующий раз буду помнить, что фонарь — не молоток!»
— Слышь, полицейский, где свет? — сипел плывущий сзади Антон.
— Выключили…
— Совсем?
— Совсем. Работаем без света.
— Ладно, — согласился паренек. — Эх, надо было Муську взять, она отлично видит в темноте… Виталик, ты здесь?
— Я здесь… — прозвучало из-за соседней двери. — Кто это?
— А тебе не все равно? — рассмеялся Антон.
— Да мне по барабану…
— Это Алена — соседка твоя, — подала голос светленькая, вплывая за Антоном.
— А с Аленой — спасательная команда, — добавила, отфыркиваясь, Татьяна. — И даже один полицейский. Ты не бойся, Виталик, он хороший. Ты чем там занимаешься?
— В карты играю… — он, кажется, смеялся. — Вы пришли, чтобы прибить меня из милосердия?
— Вроде того, — прохрипел Горбатов, вплывая в соседнюю комнату. — Где ты, парень, не молчи?
— Черт, я тут завис немного, мужик…
Он плыл на звук, ощупывал причудливую конструкцию из предметов мебели и человеческого тела. Второго этажа в доме не было, инвалид выкручивался, как мог. В углу обреталась массивная тумбочка, на нее он взгромоздил что-то вроде журнального столика, пытался вскарабкаться на шаткую конструкцию прямо из инвалидного кресла, в которое врезался Горбатов. Непонятно, как Виталику удалось подтянуться и не упасть вместе с этой горкой, но факт оставался фактом — он висел, обнимал столешницу журнального стола, а парализованные ноги болтались, словно пустые брючины. Подтянуться выше Виталик не мог, любое движение могло привести к коллапсу. Вода подступала к горлу.
— Мужик, меня нельзя ощупывать… — сипел Виталик. — Со мной дышать-то рядом нельзя…
— Ты как, Виталик? — поинтересовалась Алена, барражируя кругами по комнате.
— Болею, соседка… Птичьей болезнью заразился — летать хочется… — он затрясся от смеха. Затопленные ножки журнального столика угрожающе заскрипели.
— Ты молодец, парень, не сдаешься, — похвалил Горбатов, прикидывая, как бы перехватить калеку.
— Не говори, мужик, — согласился инвалид. — В жизни смысла никакого, а уходить все равно не хочется. Утром можно кофе попить — мелочь, а приятно, днем — киношку какую-нибудь врубить, или птичек в саду послушать, или насладиться, как соседка за забором матерится. Слушай, ты тяни меня за ноги, не стесняйся, я же их не чувствую…
— Антон, греби сюда, — распорядился Горбатов. — Подставляй грабли, будем перехватывать героя. Виталик, на счет три разжимаешь руки и вручаешь нам свою судьбу. На всякий случай глубоко вдохни и перестань трепаться. Поехали — раз, два…
Он погрузился в воду, но ненадолго. Сильные руки вытащили инвалида на поверхность, крепко обхватили. Антон придерживал беспомощные ноги, а Горбатов прокладывал дорогу в ванную комнату. Странная процессия натыкалась на углы, билась о шкафы и диваны.
— Девчонки, обгоняйте, — просипел Горбатов. — На подоконник — и в воду. Синхронному нырянию обучались? Держитесь под окном, мы вам перевалим это чудо…
— Мать честная, — сдавленно жаловался Виталик. — Люди, там же дождь… Там репетиция конца света… Куда вы меня тащите?
— Ты уж выбирай, Виталик, — бормотал Антон. — Быть или не быть. Ничего, дружище, у нас машина под задницей, доставим тебя на большую землю в лучшем виде…
И вновь Виталику пришлось купаться — женские руки не отличались силой и твердостью. Он плюхался в воде: то ли плакал, то ли смеялся, девчонки пытались его приподнять, сами тонули. Мужчины рухнули с подоконника, образовался клубок тел. Но все закончилось благополучно. Виталик хихикал про семь нянек, у которых дитя без глаза, Антон признался, что было сильное желание врезать ему по тыкве. Все четверо плыли рядом, каждый держал Виталика за «свою» конечность, а Горбатову приходилось еще и поднимать ему голову. Местность стала приподниматься: взвалили инвалида на плечи и поволокли, как гроб на похоронах, предоставив Виталику еще одну возможность от души поиронизировать.
— Виталик, ты уже достал, — отдувалась Татьяна. — Тебе бы тамадой на поминках работать…
— Может, тебе еще и за креслом сбегать? — вторил Антон. — А что, давай, прогуляемся. Подумаешь, пустяки…
— Перебьется и без кресла, — фыркала Алена. — Машина уже рядом. Сейчас мы Федьку в багажник будем запихивать…
Но машины на дороге не было! Пропала вместе с Федором. Потоки воды неслись по проезжей части, дождь хлестал без остановки. Все четверо растерянно озирались. Они стояли одни посреди растущего половодья.
— Как лопатой по морде… — ошарашенно признался Антон.
— Это называется, Федька поимел совесть, — пробормотала Алена. — Он не только совесть, подонок, поимел, он нас всех поимел!
— Струсил, скотина, сбежал на чужой машине! — разоралась Татьяна. — Ну, все, Федьке кранты, я его лично прибью!
Горбатов от злости скрипел зубами. Этот гаденыш свое получит, никуда не денется, но что прикажете делать сейчас? Приличное общество вокруг него не позволяло выразиться по полной парадигме. Хорошие ребята, и откуда в их компанию затесалось это ничтожество?
— Теперь вы имеете полное право меня бросить, — констатировал Виталик и уронил голову.
— Да, мы над этим подумаем, — огрызнулся Антон. — К столбу тебя привяжем, будешь болтаться, как флаг.
— Мужчина, а вы кто по званию? — спросила Татьяна.
— Подполковник…
— В натуре? — изумился Антон.
— Зуб даю, — поклялся Горбатов. — Начальник следственного отдела.
— А Федька-то не знал… — зашлась в припадочном смехе Алена. — Он решил, что вы так — лоховатый гражданский из местных… Да вы не волнуйтесь, он машину далеко не угонит, доберется до безопасного места и бросит. Он безвредный, гонора через край, а сам трусливый, как заяц. Крыша у него от страха съехала — всю дорогу Федьке мерещилось, будто придет цунами и испортит ему прическу… Мужчина, вы не сажайте его, ладно? Просто припугните, чтобы на всю жизнь запомнил. И растрезвонить по всему свету, кто такой этот Федька — это ему похлеще тюрьмы будет… Вы посмотрите, какой паршивец! — она подпрыгнула от возмущения и бросилась к подтопленному кустарнику на обочине. — Он Муську из машины выбросил!!! Ну, какая гнида, да чтоб ты сдох, не дожив до старости!
Кошке крупно повезло, что она зацепилась за куст. Несчастное животное висело на ветвях под проливным дождем и жалобно повизгивало. Орать у кошки не было сил. Вероятно, на этот куст Федор ее и швырнул, прежде чем дать по газам. Жалобно завывая, Алена отодрала свое животное от веток, прижала к груди, закрыла подбородком. Ситуация хуже некуда. Машины разъехались, в районе никого не было. Поднималась вода, на проезжей части она доходила уже до бедер. До улицы Свердлова здесь было не меньше полутора километров. Вариантов не оставалось. Горбатов и Антон подхватили инвалида под локти и потащили. Ноги Виталика волоклись по воде. В нормальной ситуации Горбатов посадил бы его на шею — бог силой не обделил, но ночь ужасно вымотала, он с трудом передвигался, кружилась голова. Вибрировал телефон за пазухой: он знал, что звонит жена, но никак не мог отозваться. Татьяна ушла вперед, прокладывала дорогу, Алена волоклась сзади, повизгивая вместе с кошкой. До девушки, похоже, начинало доходить, что дом ее затоплен, имущество погибло, и когда вернутся родители, мало шансов, что они будут приятно удивлены.
— Ребята, вы сами-то где живете? — хрипел Горбатов. — Вас ведь топит, поди?
— Да нет, мы с Танькой на Северной улице обретаемся… — пыхтел Антон. — Она в десятом доме, я в шестнадцатом, у нас с маман квартира на четвертом этаже. Может с крыши залить, но это фигня… Все в порядке, господин подполковник, переживем…
— Слово «переживем» в нынешней ситуации приобретает актуальное значение… — Виталик активно напоминал о себе, не желал оставаться в стороне от живого общения.
Из переулка вывернула машина — расхристанный фургон, — стала выбираться на дорогу. Пронзительно визжал садящийся движок. Волны шли кругами. Вода заливала радиаторную решетку. Все остановились, стали орать, семафорить — заберите хотя бы инвалида! Но водитель был далек от чужих проблем — машина промчалась мимо, окатив людей водой, и вскоре скрылась за стеной дождя. Габаритные огни не работали — видимо, водитель хорошенько треснулся задом.
— На тебе, падла! — выстрелил Антон средним пальцем свободной руки.
Люди тащились дальше. Они уже четверть часа месили эту слякоть, а одолели не больше трехсот метров.
— Смотрите, кто-то висит под скворечником! — прокричала Татьяна, выбрасывая руку. За поваленным палисадником стоял одинокий туалет в форме скворечника. Над «скворечником» возвышался столб, завершающийся телевизионной антенной, а под антенной был прибит еще один скворечник — настоящий. К столбу прижалась одинокая фигура. Человек в коленопреклоненной позе венчал сортир, не шевелился, не звал на помощь. Судя по очертаниям, это был мужчина. Весь участок плавал в воде, небольшой саманный домик был затоплен по крышу. Странно, что этот персонаж никуда не уходил, приклеился к своему туалету.
— Эй, мужик, ты чего там делаешь? — крикнул Антон.
Мужчина не отзывался. Компания притормозила, замялась в нерешительности. Пройти мимо и не прояснить ситуацию было как-то неприлично.
— И что, палкой его оттуда сбивать? — засомневался Антон.
— Может, созреет и сам упадет? — предположила Татьяна.
— Это же Семен Корбанюк, — догадалась Алена. Она, похоже, знала всех в своем районе. — Немой и немного не от мира. Похоронил жену месяц назад — такая же была, грустный стал. Люди говорят, его окончательно тараканы заели. Но не буйный — тихий, сам с собой живет. За домом ухаживает, огород возделывает…
— Снова инвалид, откуда они берутся? — расстроенно пробормотал Антон.
— Нужно брать, — встрепенулся Виталик, висящий у Горбатова на плече. — Каждой твари должно быть по паре… — а когда все удивленно на него воззрились, объяснил: — Потоп же…
— Да, именно поэтому, — устало кивнул Горбатов. — Девчонки, подержите Виталика, а мы с Антоном пойдем снимать это чудо.
Часть пути они брели, потом поплыли. У сортира было мелко, всего лишь по пояс. Мужчина не шевелился, только сильнее обнимал свой столб, смотрел на людей сверху вниз, и глаза у него загадочно поблескивали.
— Ой, надо же, мертвым прикинулся, — всплеснул руками Антон. — Семен, слезай со своей верхотуры, спасать тебя будем.
Реакции не было никакой.
— Вот это я понимаю, стрессоустойчивость, — похвалил парнишка. — Небеса разверзаются, природа чудачит, а он спокоен, как удав. Слезай, говорю, пока палкой не сшибли! Скоро твой гальюн затопит и тебя унесет.
Немой отчасти понимал, что ему говорят. Глаза испуганно загорелись, он вцепился в столб, как в родную жену. Но спуститься было выше его сил.
— Ну ладно, мужик, ты дождался, — прокряхтел Горбатов, запуская руку за отворот раскисшего дождевика. — Считаю до трех и стреляю! Если не спустишься, сам виноват!
— Точно, — поддакнул Антон. — Мы имеем приказ отстреливать всех, кто не хочет быть спасенным. Пеняй на себя, Семен.
Инвалид заволновался, и когда Горбатов уже выдергивал руку с «пистолетом», издал мычащий животный звук, отклеился от столба и стал спускаться. Мужчины бросились на помощь, но отпрянули, когда мимо них просвистела упитанная туша (Семен определенно не голодал) и бухнулась в воду. Семен не пострадал, он вполне мог передвигаться самостоятельно. Он даже плавать умел! Антон еще раздумывал, не отпустить ли мужику затрещину для ускорения, а тот уже поплыл, пыхтя, как паровоз. Угнаться за ним было трудно. Девчонки на «берегу» подбадривали, улюлюкали. Все трое выбрались на дорогу, и отяжелевшая компания двинулась на север — в пелену несмолкающего ливня…
На улице Свердлова люди в защитных комбинезонах натягивали брезентовый навес у магазина «Уют». Рычала грузовая техника, суетились люди. С преступным опозданием начинались подвижки в деле спасения гибнущего города. С достоинством разгуливал вездесущий Широков в болотных сапогах, распоряжался в рацию. Все правильно, доброе дело надо делать неторопливо — чтобы заметили и оценили. Неслись навстречу люди с носилками (они, похоже, боялись отдаляться от твердой земли), подхватили Виталика, увели Семена.
— Все, ребята, пулей по домам… — бормотал Горбатов, обнимая Антона и девчонок. По щекам у ребят бежали слезы. — Отсюда можно, здесь уже ничего не страшно… Увидимся еще, не пропадем… — он потрепал по слипшейся шерстке дрожащую кошку, пошутил. — Все, Муська, удачи. Чего такая кислая — люди на душе скребут? Давай, не кашляй. Как доедешь — отзвонись.
— Как ваша фамилия, подполковник? — доставал с расспросами Антон.
— Горбатов, какая разница? — он подталкивал ребят к перекрестку. — Дуйте, молодежь. Ваши родные, поди, с ума сходят. Алену есть где приютить?
— Обижаете, подполковник, конечно, есть… — улыбалась Татьяна. — Да не будет ничего ужасного с ее хатой, подумаешь, первый этаж немного затопило. Завтра все сойдет, высохнет…
— Да, конечно, — нервно прыскала Алена. — Компьютер высохнет, вся аппаратура, плазма родительская, взятая в кредит за сто кусков деревянных…
Горбатов блуждал по окрестностям, словно пьяный, никак не мог отдышаться и настроиться на нужную волну. Он нашел свою машину в соседнем переулке! Она стояла набекрень к проезжей части. Засранец Федька даже дверь не закрыл и двигатель не выключил! Ах, спасибо ему огромное! Горбатов втиснулся в салон, развернул машину и покатил к «Уюту». Бензина в баке пока хватало. Он откинул голову, чтобы передохнуть. Но что-то не отдыхалось. На часах без двадцати три, скоро будет светать. И снова нелегкая понесла его наружу, в гущу бестолковой массы людей. Он схватил за рукав начальника «по прессе» Широкова — тот продолжал вышагивать, но уже под навесом.
— Новости есть, Алексей?
— Нарисовалась ваша светлость! — всплеснул руками Широков. Он уже чувствовал себя здесь самым ответственным начальником. — И где нас носит, Горбатов?
— Я людей спасаю! — рассвирепел подполковник. — А вот ты чем здесь занимаешься и какой с тебя толк? — он чуть не отправил монолитный кулак в деловую переносицу. Широков отступил под напором.
— Надо же, какие мы тут свирепые, — забубнил он. — Ладно, расслабься… Что ты хочешь узнать, Горбатов? Люди работают, из Востряково прибыла колонна «КамАЗов», через несколько минут поедут по улицам, будут собирать людей. Три «КамАЗа» на Луначарского, три — на Новороссийскую, пара — на Советскую… По правому берегу уже не проехать даже на «БелАЗе», там полный швах… И непонятно, чем занимается ваша полиция, Горбатов! — снова заводился «ответственный» работник мэрии. — Работают несколько человек — во всяком случае, я иногда их вижу. Есть потери — погиб работник патрульно-постовой службы Самсонов, на него упала балка, когда он вытаскивал людей из затопленного дома…
У Горбатова екнуло сердце. Сержант Самсонов с молодой женой проживали в соседнем квартале. Жена беременная, взяли кредит на покупку машины…
— И еще возмутительный факт! — гнул Широков дребезжащим голосом. — В вашем следственном изоляторе на этой долбаной улице Луначарского начались беспорядки, когда пошла вода! Затопило камеры, заключенных стали выводить, в это время группа арестантов предприняла попытку к бегству! Избили нескольких контролеров. Охрана открыла огонь, кого-то ранила, но группе лиц удалось скрыться… Объявлен план «Перехват», но скажи на милость, кто, когда и как будет их ловить?
— Ты серьезно? — оторопел Горбатов.
— Нет, я шутки с тобой шутить вздумал! И где вы набираете таких работников, что они ни черта не умеют!
— Да пошел ты, Широков! — прорычал Горбатов и бросился к машине. Помутнело в голове, он уже не отдавал отчета своим действиям.
— Горбатов, ты куда, совсем башню снесло? — взывал к его разуму Широков. — Нельзя туда, все, отъездились! Вода поднялась выше критического уровня, только на «КамАЗе»! Ты же утонешь, кретин!
Пошли они в задницу, эти малодушные! Мир держится на сильных парнях! Он был уверен, что сможет пробиться к изолятору и навести там «конституционный порядок». В некотором роде это был диагноз. Многовато выпало в эту ночь подполковнику, чтобы адекватно реагировать на события. С чего он взял, что сбежавшие заключенные сидят в ИВС на Луначарского и ждут, пока приедет злой и страшный подполковник Горбатов и поставит их на место? Или он плохой водила? Он мчался с места в карьер, расшвыривая потоки воды, но кроха благоразумия, впрочем, вернулась — спохватившись, он сбросил скорость, выставил рычаг на пониженную передачу. «Опель» двигался, словно дредноут, буравя бурую жижу, насыщенную частицами глины и ила. Сзади что-то кричали, кто-то бросился наперерез, размахивая руками. Он успеет! И слишком поздно он обратил внимание, что в мрачной картине поднявшейся воды наблюдаются изменения. Вода прибывала как-то причудливо — словно бы снизу. На поверхности образовывались пенные завихрения, вода не стояла на месте, а куда-то текла, образуя небольшие волны. Потоки воды встречались, разбегались, формируя то буруны, то воронки. Скорость поднятия стремительно росла. Он не был гидрографом, но все же отметил, что происходит нечто угрожающее. Сжалось сердце в предчувствии чего-то неотвратимого. Но он был уверен, что проскочит! Он продолжал движение. Заливало капот, машина подпрыгивала на препятствиях, принесенных водой. Временами он не видел света собственных фар — их заливала вода! Она опять просачивалась в салон, хлюпала под ногами. Это был не самый дальновидный поступок. Несколько раз он чувствовал, что машину несет, но как-то умудрялся справляться с управлением. Он проехал пару кварталов, когда начались неприятности. До перекрестка с улицей Озерной оставалось метров тридцать. С примыкающей дороги вода вливалась в поток умеренной волной. С Озерной вынесло человека! Он за что-то держался — то ли за обломок деревянного ящика, то ли за что-то «мебельное». Фары осветили искаженное лицо мужчины средних лет, выпученные глаза. Терпящий бедствие плохо плавал, а то, за что он держался, меньше всего напоминало спасательный плот. Возможно, глубина в том месте была и небольшой, но его несло потоком, он не мог подняться на ноги. Человек захлебывался. Сил держаться за штуковину уже не оставалось. Он выпустил ее из рук, скрылся в воде. Вынырнул примерно через метр, собрался что-то проорать, но подавился, вновь ушел под воду. Горбатов не раздумывал — сдал машину влево, помчался наперерез. Спасательная миссия осталась невыполненной! Впору самого спасать! Твердая земля ушла из-под колес. Едва машину вынесло на перекресток, ее подхватило сильное течение. Она поплыла, как корабль, и при этом вращалась, словно карусель! Глубина на перекрестке была приличной. Это был уже не тот перекресток, который он преодолел час назад. Паника ударила по мозгам. Горбатов лихорадочно давил на рычаги и педали, но от этого у «Опеля» не вырастал ни парус, ни гребной винт. Тошнота подступала к горлу. Перекресток кружился перед глазами. Его несло на самый неудачный объект на этом пересечении — на внушительную трансформаторную будку! Шансов разминуться с ней не было. Припечатало от души — как раз тем боком, где он сидел! Такое ощущение, что от удара треснула голова. Он потерял сознание и уже не помнил, что было дальше…