Часть II

Утром стало казаться, что ничего этого не происходило, что там, за окном, совершенно нормальный мир, а она и Кевин просто задержались в школе, просто хотели позаниматься и заснули. Да нет же, все гораздо проще — они влюбленные и забрались сюда, чтобы провести вместе ночь. Она была почти готова поверить в это.

Да что уж там, легче поверить всему, чему угодно, только не такой правде, как эта.

Тихо поднявшись, Пенелопа прошлепала босыми ногами по холодному плиточному полу к окну и раздвинула шторы. Пейзаж был таким же, как и всегда. У тротуара стояли несколько припаркованных машин, а дома на противоположной стороне улицы были тихими, как и положено ранним утром. Небо хмурое, воздух прохладный с небольшой примесью смога.

Да, все за окном было как прежде, кроме, пожалуй, одного: на улице не было заметно никакого движения. Пенелопа смотрела в окно довольно долго, и за это время не проехал ни один автомобиль, не прошел ни единый пешеход.

В центре автостоянки валялись осколки разбитых винных бутылок.

"Дион", — подумала она и почувствовала приступ тошноты, вспомнив, как мать Дженин опустилась перед ним, обнажив свои половые органы. Что случилось с ней после всего этого? Ведь в нее вошел огромнейший орган! Она должна была умереть от внутреннего кровотечения.

Пенелопа надеялась, что это так.

Нет, не надеялась.

А может быть, все-таки надеялась?

Она глубоко вздохнула. А в чем, собственно говоря, можно быть сейчас уверенной? Все ее мысли, все эмоции еще находились в состоянии шока. Она снова раздвинула шторы, глянула в дальний конец города на горы, что за винным заводом, и вспомнила об оргии, разыгравшейся на лугу прошлой ночью. И хотя воспоминания эти ее ужасали, в то же самое время... привлекали и соблазняли.

Она сделала движение отойти от окна, но не смогла. Тяга была слишком велика, ей было трудно противостоять. Только огромным усилием воли она удерживала себя от того, чтобы не поддаться искушению, чтобы подавить нарастающее желание в крови.

Вот что пугало ее больше всего. Нельзя отмахиваться от факта, что она хотела быть частью всего этого и что она знает, что должна быть частью всего этого.

Но долго ли ее разум сможет удерживать перевес в этой борьбе тела с эмоциями?

Пенелопа отстранилась от окна. На стене рядом с доской висел телефонный аппарат. Ночью она его не заметила, а теперь, увидев, пересекла комнату и сняла трубку.

Гудка не было.

Телефон не работал, но это еще ничего не значило. Может быть, его где-то специально отключили. Если удастся выйти на междугороднюю линию, тогда, возможно, появится надежда на помощь.

Она подошла к двери и взялась за учительский стол, пытаясь его отодвинуть. Ножки, царапая пол, громко заскрипели.

Кевин, спавший на полу, мгновенно пробудился и тут же оказался на ногах. Сонливости ни в одном глазу — только тревога. Прежде чем взглянуть на Пенелопу, он быстро огляделся по сторонам и внимательно осмотрел двери и окна.

— Чем это ты занимаешься? — спросил он.

— Я собиралась пойти поискать где-нибудь телефон.

— Ты хотела выйти отсюда одна?

Она смущенно потупилась.

— Мне было жалко тебя будить.

— Вот ведь черт побери, — с горечью проворчал Кевин. — Неужели никому нельзя доверять?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь?

— Я говорю о том, что ты и я должны держаться вместе. Понимаешь? Потому что мы, кажется, единственные нормальные люди, оставшиеся во всей этой проклятой Богом долине, и не должны ничего предпринимать друг у друга за спиной.

Она виновато посмотрела на него.

— Извини.

Он помолчал некоторое время.

— Ну и откуда ты собиралась звонить?

— Телефон есть в учительской. Еще автомат в спортзале.

— И кому ты будешь звонить?

— Не знаю, — призналась она. — В полицию Валлехо, может быть. Или в Окленд. Или в Сан-Франциско.

Он кивнул.

— Ну что ж, хоть какой-то план. Но я иду с тобой.

— Хорошо.

Они вместе сдвинули в сторону стол и стулья, которыми была заблокирована дверь. Прежде чем открыть, Кевин на несколько секунд приложил к ней ухо и прислушался, чтобы убедиться, что за ней никого нет.

Коридор был пуст и темен, несмотря на то что наступило утро. Дело в том, что окон в коридоре не было, а двери всех классов, кроме кабинета истории, были закрыты. Свет тоже был погашен.

Такой, как сейчас, Пенелопа школу еще никогда не видела, и почему-то все здесь выглядело еще более зловещим, чем ночью.

Не произнося ни слова, осторожно ступая, они медленно двинулись к лестнице. Кроме незначительного шума от их шагов, ничего не было слышно. Но уверенности эта тишина почему-то не прибавляла, а, наоборот, заставляла чувствовать себя неуютно. Как раз сейчас, может быть, кто-то наблюдает за ними, поджидает вон за тем углом, слышит каждый их шаг, видит каждое движение. Вот он, притаился за одной из этих закрытых дверей и следит за их приближением, приготовившись прыгнуть...

Они добрались до лестницы и начали тихо спускаться.

Внизу тоже царил полумрак. Узкие окна над шкафчиками были такими пыльными, что едва пропускали дневной свет. Не было слышно ни звука, не видно никаких признаков чьего-либо присутствия в школе, но напряжение у Пенелопы не спадало. "У нас должно быть хоть какое-то оружие, — подумала она. — Какие мы дураки. Ведь если кто-нибудь сейчас нападет, нам же нечем обороняться".

Она двинулась к учительской. Сейчас в школе все казалось странным. Обычно коридор был заполнен ребятами, в спешке переходящими из одного кабинета в другой. Они подбегали к своим шкафчикам, что-то забирали оттуда, что-то вкладывали, разговаривали друг с другом, смеялись. Теперь же пустота коридора и холла навевала не только грусть. После всего случившегося обстановка казалась Пенелопе зловещей, в каждом углу ей чудилась угроза.

Дверь учительской была заперта, но рядом была открыта комната отдыха преподавателей, и Кевин вошел. Пенелопа следом. На видавшем виды столе, перед старым диваном, стоял телефон, и они поспешили к нему. Кевин снял трубку и приложил к уху. Выражение его лица комментариев не требовало.

Телефон молчал.

Он понажимал некоторое время кнопки набора, а затем раздраженно бросил трубку.

— Черт, вот дерьмо!

Это что же, все телефоны в городе не работают или только в школе? Пенелопа знала, что есть единственный способ это выяснить: выйти на улицу. Если телефонная линия обрезана, то помощь можно найти, только взяв машину и выехав за пределы долины.

Кевин, очевидно, тоже рассуждал подобным образом.

— Всем телефонам каюк, — сказал он. — Но, может быть, это только в школе. Я выйду на улицу и посмотрю, как обстоят дела там.

— Нет, не надо.

Он пристально посмотрел на нее.

— Что?

— Тебе нельзя туда идти. Тебя убьют. Пойду я.

Он продолжал смотреть на нее.

— Черта с два ты пойдешь.

— Черта с два я не пойду.

— Значит, что же, ты будешь таскаться по всему городу, рисковать, а я? Сидеть весь день здесь?

— Да.

— Фига! — Он пнул по столу с такой силой, что тот с громким стуком повалился на бок. Кевин поспешил его поднять, мгновенно осознав свою ошибку, надеясь, что никто ничего не услышал.

— Послушай, — сказала Пенелопа, — только спокойно. Ты здесь затаись, посиди тихо некоторое время, а я выйду и попытаюсь найти телефон или кого-нибудь, кто мог бы нам помочь.

— Ты не выйдешь отсюда и не будешь ничего делать.

— Но мне они никакого вреда причинить не могут.

— Кто они?

— Мои матери.

— А как насчет Диона?

— С ним я тоже полажу, если встретимся.

— При дневном свете ты стала храбрее.

— Они хотят, чтобы я присоединилась к ним, поэтому ничего плохого мне не сделают. Ты же для них никто. Им наплевать, что с тобой будет. Понял? Они в одну секунду бросят тебя этим волкам на съедение.

Кевин помолчал мгновение, затем согласился.

— Ты права. Возможно, я дерьмо, но не кретин. — Он взглянул на грязное оконное стекло в дальнем конце комнаты отдыха преподавателей. — И куда же ты собираешься направиться? В полицейский участок идти не надо. Мы уже знаем, что от легавых здесь помощи не дождешься.

— На станцию пожарной команды, в церковь какую-нибудь... Я не знаю. Найду кого-нибудь. Если нет, угоню машину.

Кевин с воодушевлением кивнул.

— Да, да. Машину. Вот что нам необходимо в первую очередь. Взять машину и умотать отсюда к чертовой матери. — Вдруг он сообразил. — Тебе же нужно какое-то оружие. Что-нибудь, что можно использовать, если на тебя нападут.

— Если на меня нападут, то я все равно...

— С голыми руками тебе выходить отсюда нельзя.

Согласившись с его доводами, она больше не возражала.

— У нас у обоих должно быть оружие.

— Это идея.

Пенелопа шла за ним по коридору и думала: "Вот если бы это было в кино, Кевин держал бы меня сейчас за руку. Это был бы первый намек на роман, который бы потом завязался между нами".

Но они не касались друг друга — он даже не пытался, — и она была ему за это очень благодарна. Все эти киношные истории, когда волей обстоятельств двое оказываются рядом, вынужденные противостоять ужасной катастрофе, и между ними потом вспыхивает любовь, всегда казались ей надуманными и фальшивыми. Пенелопа с радостью отметила, что была права.

Так почему же в таком случае она об этом думает?

В технической кладовой они нашли все, что им было нужно, и даже больше: молотки, отвертки, лопаты, грабли, палки с острыми наконечниками для сбора мусора, ножницы для подрезания кустов и так далее. Пенелопа выбрала длинную отвертку "Филипс" и пару ножниц, засунула и то, и другое за пояс джинсов.

— Смотри только теперь наклоняйся осторожнее, — предупредил Кевин.

— Спасибо.

Парень взял несколько отверток, молоток, большие садовые ножницы и небольшой дротик с острием.

— Прекрасно. Теперь ты у нас будешь Рембо-садовник, — улыбнулась Пенелопа.

Кевин засмеялся.

"Это хороший знак, — подумала она. — То, что мы еще можем над всем этим шутить". Это придавало уверенности. Тот факт, что им, несмотря ни на что, удалось сохранить чувство юмора, делало все свершившееся не таким страшным. Юмор каким-то образом воздвигал барьер между ними и ужасом.

— У тебя есть часы? — спросил Кевин.

Пенелопа покачала головой.

— Вот, возьми мои. — Он расстегнул ремешок на запястье и протянул ей часы. — Поскольку у нас нет радиостанции, чтобы держать друг с другом связь, нужно определить время, когда мы здесь встретимся. Если ты не вернешься к этому часу, я буду знать, что что-то случилось, и пойду тебя искать.

Пенелопа кивнула и надела часы на руку.

— Сколько сейчас времени?

— Семь двадцать. Я вернусь в девять, — ответила девушка.

— О'кей.

Они направились к входной двери.

Подойдя к ней, остановились и посмотрели друг на друга.

— Будь осторожна, — сказал Кевин.

— Буду.

Пенелопа сделала глубокий вдох, открыла дверь и выглянула наружу. Воздух был прохладный, и дул легкий, но пронизывающий ветерок. С северной части города, оттуда, где располагались винные заводы, были слышны прилушенные крики, восклицания, как бы отголоски веселья. Поскольку все это происходило очень далеко, то звучало почти благостно, как будто люди там что-то празднуют.

Проверяя, нет ли кого поблизости, она посмотрела налево, затем направо. Горизонт был чист, и Пенелопа, не оборачиваясь на Кевина, быстро побежала через автостоянку на улицу, услышав, как за ней закрылась дверь.

Наконец-то тротуар. Теперь она увидела то, что нельзя было разглядеть из окна кабинета истории. Впереди на мостовой лежал перевернутый пикап и все еще горел, рядом на асфальте распростерлись два мертвых тела, как грязные потрепанные куклы. Она оглянулась и заметила какое-то движение. Небольшая группа людей, без сомнения, вооруженных и совершенно пьяных, обходила окрестности. Половина участников процессии была голая. Они двигались, направляясь к соседней улице, а другая группа, уже миновавшая перекресток, шла им навстречу. Девушка осмотрелась. Под деревом на видном месте валялась неразбитая бутылка, на треть наполненная вином. Она быстро схватила ее, вылила содержимое на голову и плечи, втерла вино в волосы и кожу, чтобы от нее пахло, как от пьяной, чтобы было видно, что она такая же, как они. А затем Пенелопа расстегнула блузку и обнажила грудь.

Вот теперь готова.

Но куда идти? Не домой, не на винный завод, это уж определенно. И не в полицию.

В пожарную команду. Она сказала об этом Кевину. Видимо, туда и следует отправиться в первую очередь. Даже если все пожарные перепились или преобразились, то должны же остаться хотя бы средства коммуникации. Совершенно очевидно, что все погромы, совершенные прошлой ночью, заранее спланированы не были. Это были случайные акции перепившихся... Как, собственно, их следует называть?

Поклонников Диониса? Скорее, фанатиков.

Конечно.

Ими руководили безумная похоть и слепая ярость.

Она встряхнула головой, пытаясь сосредоточиться.

Менады.

"Почему я не слышала этого слова прежде? Мои матери менады. Черт возьми, я сама менада. Что же они не сказали мне об этом раньше, хоть бы слегка намекнули... хоть как-то?"

А может быть, они пытались?

Она вспомнила рассказы, которые слышала в детстве, волшебные сказки о хаосе и кровавой похоти, о сброшенных с трона королях. В памяти всплыла одна из ее любимых историй, где действовала юная принцесса, которая, для того чтобы стать сильной и истребить стаю волков, захвативших ее отца, выпила магический эликсир.

"Может быть, этим они пытались как-то подготовить меня к..."

Она посмотрела вниз, на пустую бутылку на траве. От ее кожи, сдобренной вином, чудесно пахло, и где-то внутри поднималось сожаление, что зря она перевела его все. Надо было выпить хотя бы пару глотков.

Нет!

"Я должна быть сильной, иначе попаду в ловушку. И тогда конец".

Она оглянулась на школьное здание и нашла глазами окно кабинета истории. "Видит ли сейчас меня Кевин?" Шторы были задернуты. "Наверное, уже вернулся и смотрит", — подумала она и быстро взмахнула рукой. На всякий случай.

"Остается надеяться, что грудь мою он не заметит".

Да, задуманное, видимо, осуществить будет труднее, чем она думала.

Пенелопа начала двигаться по тротуару, удаляясь от горящего грузовика, пошатываясь, готовая сразу же притвориться пьяной, если кто-нибудь неожиданно появится. Где находится ближайшая пожарная команда, она не знала, но, предположив, что это в нескольких кварталах отсюда по направлению к центру, вычислила, что идет в правильном направлении.

Улица вся была захламлена. Повсюду были разбросаны лоскуты одежды, газеты, обрывки пакетов, разбитые бутылки и раздавленные банки. На газоне у одного из домов сцепившись лежали окровавленная пожилая женщина и голый мужчина. Пенелопа даже не поняла, жив ли кто из них, или оба мертвы, и поспешила мимо, перейдя с асфальта на траву, чтобы не создавать шума. Ладонь она все время держала на рукоятке отвертки, готовая вытащить немедленно, если кто-то из них пошевелится.

Она продолжала идти по улице. Тот невероятный ужас, какой она испытала ночью, прошел, и напряжение чуть-чуть ослабло. При дневном свете можно было уже не бояться, что кто-то выскочит из тени, но тревога не утихала. Ей казалось, что должно что-то случиться, она все время ожидала этого. На улице было спокойно, остались только следы ночных безобразий, но у нее было такое чувство, как будто город затаил дыхание и вот-вот всколыхнется.

Это напоминало ей затишье перед бурей.

Как будто она попала в центр тайфуна.

Пенелопа свернула за угол.

Где сейчас Дион?

Трудный вопрос. Возможно, он возвратился назад, на винный завод, на луг Не исключено, что руководит погромами где-нибудь здесь, в городе. Или все еще ищет ее?

Она поежилась. Крики в северной части не прекращались, они превратились в постоянный шумовой фон, к которому она уже начала привыкать и не замечать. Наверное, он там, на винном заводе Аданем. Или на каком-нибудь другом.

Пенелопа горько усмехнулась. Может быть, он совершает экскурсионный тур по винодельческому району?

Прежде чем пересечь небольшую улицу, она посмотрела по сторонам и увидела примерно через квартал впереди светофор. Рядом горели красные буквы, обозначающие, что за перекрестком находится пожарная станция.

Пожарная станция. Повезло.

Она побежала, зажав в правой руке рукоятку отвертки и не выпуская ее ни на мгновение. Вначале надо будет попытаться найти телефон. Если он не работает, она попробует выяснить, действуют ли другие средства связи.

Поравнявшись со станцией, девушка замедлила бег Боже, сколько их здесь?

Дети.

Она остановилась на тротуаре перед станцией. Большие ворота были открыты, и на пожарном автомобиле сидели и стояли десять или двенадцать детей, все в возрасте чуть младше десяти. Они курили самокрутки и пили из бутылок вино. Прямо, перед колесами грузовика лежал мальчик лет семи или девяти, то ли без сознания, то ли мертвый. На небольшом газоне перед закрытой конторой толпились ребята. Они заряжали и разряжали пистолеты.

Она даже не знала, какое чувство сейчас в ней было сильнее — ярость или страх. Что, черт бы их побрал, случилось с родителями этих детей? Как они могли допустить все это? Даже будучи обращенными в веру Диониса, как они могли забыть о своих детях?

Но Пенелопа знала, что это было нечто большее, чем просто обращение в другую религию, большее, чем просто массовая истерия. Это было нечто совершенно другое, абсолютно новое, какая-то глобальная перемена, полное видоизменение материала, из которого скроена вся, прежде безоговорочно принимаемая всеми, мировая реальность. Иудейско-христианские ценности, на которых базировались жизненные устои общества, больше не действовали.

Совсем маленькая девочка — под разорванным платьицем был виден памперс, — широко улыбаясь, наставила на Пенелопу пистолет и спустила курок. Щелкнул боек, но выстрел не прозвучал, оружие, видимо, было не заряжено. Остальные дети взорвались хохотом.

Пенелопа быстро повернула назад. Черта с два здесь дождешься помощи. Черта с два удастся установить контакт с внешним миром.

"Но я не собираюсь сидеть и ждать, пока меня пристрелят или раздавят походя, как таракана. Я найду этот чертов автомобиль, вернусь к Кевину, и мы уедем из этой долины и не возвратимся, пока здесь все не кончится".

Когда она шла сюда, на улице в большом количестве стояли машины, но вряд ли там были ключи, вставленные в замки зажигания. Ключи скорее всего в домах.

А все выглядит так, как будто хозяев нет и еще долго не будет.

Она оглянулась посмотреть, что там сзади. Никто из детей за ней не побежал. Впереди, рядом с соседним домом, она увидела фургон, а двумя домами дальше "ликсус". У дома напротив, на противоположной стороне улицы, стояла "тойота".

Двери в доме были широко распахнуты.

Пенелопу одолевали сомнения — как поступить. Если двери открыты, значит, что-то там не так. Вероятно, хозяева убиты, а может быть, живы и... ждут?

Черт с ним, будь что будет. Что-то не так с этим домом? Так это же сущая ерунда — ведь со всем этим идиотским городом что-то не так, и очень даже сильно. Она начала переходить улицу. "Я, значит, забегу — только на несколько секунд, — схвачу ключи и сразу же назад. Если там кто-то есть, успею убежать... если, конечно, смогу. Если нет, буду сражаться".

Она вытащила из-за пояса отвертку и поправила ножницы так, чтобы их можно было удобно выхватить, если отвертку вдруг выбьют из рук. Проходя мимо машины, она сильно сдавила рукоятку отвертки.

Пенелопа замедлила шаг только у самых дверей. Заглянув в широко раскрытую дверь и не обнаружив в полумраке холла никаких признаков жизни, не услышав ни звука, девушка сделала глубокий вдох и заставила себя войти.

Дом был совершенно пуст. Мертвых тел, слава Богу, не было, и никто, кажется, не притаился. Она прошла через гостиную на кухню. На столе рядом с плитой лежала связка ключей. Она схватила ее и поспешила назад.

Первый же ключ подошел.

Пенелопа улыбнулась. Везение с утра — хорошая примета.

Пять минут спустя она остановила машину перед зданием школы и уже собиралась нажать на клаксон, как увидела Кевина, выбегающего из школы. Пенелопа оглянулась удостовериться, нет ли кого поблизости, а затем нажала кнопку автоматики, разблокирующей дверные замки "тойоты".

Кевин быстро прыгнул на сиденье рядом.

— Порядок? — спросил он.

Она закрыла двери машины и включила зажигание.

— Что дальше?

— Мы уезжаем, — сказала она. — Уезжаем отсюда к чертям собачьим.