Глава 24
Молодой мужчина, который по-прежнему называл себя Ло и в то же время уже осознавал себя российским гражданином Антоном Житкевичем, чудом выжившим в авиакатастрофе, восстанавливал свою память мучительно долго. Каждый отрывок воспоминаний, каждое новое имя, лицо, событие вызывали у него сомнения. Дом, семья, работа… так ли это было, как ему кажется? Совершалось ли все это на самом деле или многое из его воспоминаний – плод больной фантазии, выдумки? Как отличить правду от неосознанного вымысла?.. И, мучаясь подобными вопросами, Антон продвигался вперед, как слепец, осторожно нащупывая каждую пядь дороги, каждый миг прожитой жизни.
Эта работа затруднялась еще и тем, что поток его памяти не был непрерывным, в нем оставались пробелы, которые не восполнялись скудными сведениями из официальных документов и газетных репортажей. Например, был неясным род его занятий, цель, с которой он когда-то летел в Китай. Им удалось установить, что в бумагах, оформленных посольством после катастрофы авиалайнера, Антон Житкевич числился бизнесменом, одним из владельцев совместного российско-китайского предприятия. Но что это было за предприятие, чем оно занималось?
На помощь пришли многочисленные связи Цзяоцин среди ее ровесников – чиновников, дипломатов, экономистов; многие из этих молодых китайцев некогда учились с ней в одном колледже, путешествовали по одним и тем же странам, проходили те же стажировки… Эти молодые люди составляли тот довольно узкий круг продвинутой китайской молодежи, которому в силу положения или состояния их родителей в числе первых был открыт доступ в страны Запада.
Дина встретилась с кем-то из старых знакомых и быстро выяснила, что российско-китайских СП в Пекине в те дни, когда Антон куда-то летел и не прибыл на место, было всего десять. Навести дальнейшие справки оказалось делом техники. Уже через несколько дней, которые Ло провел в большом нетерпении, девушке удалось выяснить название фирмы в Китае – «Фармацевтик инкорпорэйтэд». Это была крупная и известная во всем мире компания, офис ее находился в самом центре Пекина. Дина нашла старую приятельницу, с которой когда-то училась в Европе, работавшую в этой фирме, и пригласила ее на обед в маленький ресторанчик неподалеку от центрального офиса компании. Девушки долго предавались воспоминаниям, болтали о том о сем («А ты помнишь такого?..» – «А где он сейчас?» – «О, он сделал отличную карьеру!..»), и все это время Дина, механически произнося слова, напряженно думала лишь об одном: удастся ли ей выяснить то, за чем она пришла?
Не раскрывая всех карт, она придумала историю про знакомых русских журналистов, которые попросили ее собрать материалы о сотрудничестве России с Китаем. Прежде всего, необходимо было узнать, в какой именно области фармацевтики работает фирма, каково направление ее сотрудничества с московским предприятием Антона, что за проекты они продвигали вместе. Однако Цзяоцин не могла не понимать, что такого рода информация, скорее всего, является коммерческой тайной. Вдобавок приятельница, работавшая в отделе, напрямую не связанном с Россией, могла дать только самые общие сведения.
– Понимаешь, – болтала подружка, с аппетитом уплетая фирменное мороженое, которым славился этот пекинский ресторанчик, – в целом наша фирма занимается медицинским оборудованием, самым разным. Начинали с торговли лекарствами, потом перешли на медицинское оборудование… Честно говоря, дела шли не так уж хорошо: мы больше пожинали плоды прежней репутации, чем действительно расширяли дело. Но вот недавно, – и она интригующе сощурила свои и без того узкие глаза, – недавно нам привалила настоящая удача. И связана она, представь себе, как раз с сотрудничеством с Россией, которым ты так интересуешься. Мы начали самостоятельные научные разработки, оборудовали лаборатории. И русские специалисты как раз сидят в отделе, где проводятся какие-то уникальные исследования.
– А ты не можешь сказать, с чем эти исследования связаны? – спросила Цзяоцин, затаив дыхание и усиленно пытаясь при этом скрыть тот жгучий интерес, который вызывал у нее рассказ подруги.
Но та с сожалением покачала головой:
– Это закрытая тематика.
Разочарованная Цзяоцин попыталась зайти с другой стороны:
– Но вам ведь наверняка нужна реклама. Понимаешь, те журналисты, которых я представляю, собираются провести широкую акцию, связанную с освещением разностороннего сотрудничества наших стран. Обидно будет, если ваша фирма, о которой и так не слишком много известно, останется в стороне. А так, представляешь, и у нас, и в Москве в широкой печати появится масса публикаций, фотографий, положительных отзывов…
– Да ты с ума сошла, – искренне ужаснулась сотрудница «Фармацевтик инкорпорэйтэд». – Мне еще достанется за то, что я тут с тобой разоткровенничалась!.. У них же там секретность повышенная.
– Ну, ты ведь мне ничего толком и не сказала, так что опасаться тебе нечего, – рассмеялась Дина, и девушка, несколько успокоенная, кивнула. А верная подруга Ло, искренне вздохнув, еще раз поинтересовалась: – Значит, моим журналистам у вас ничего не светит?
Ее собеседница пожала плечами:
– Ты лучше направь их к моему начальству, самой не советую ввязываться. И потом, я не уверена, что им это будет интересно, если они занимаются именно сотрудничеством двух наших стран: я слышала, что фирма разрабатывает нечто новенькое не для России и не для Китая, а для Америки, Западной Европы, для самого элитного мирового рынка.
И, не удержавшись, ощущая собственную значимость, она все-таки поделилась с Диной своим общим наблюдением. «Фармацевтик инкорпорэйтэд» стала процветать после заключения какого-то контракта, связанного с передовыми технологиями медицины, еще не получившими широкого распространения в самой России. Обычно русские специалисты работают у них по четыре месяца, потом меняются. Исследования продолжаются, дело нельзя считать законченным, хотя оно уже приносит миллионные прибыли. Сейчас в фирме никого из русских нет; последние передали часть ноу-хау своим китайским коллегам, но владелец патента – русский, поэтому сотрудничество все равно будет продолжаться. Для «Фармацевтик инкорпорэйтэд» этот контракт – золотая жила: дела сразу пошли резко в гору, среди клиентов и соинвесторов появились фирмы с мировыми именами, и даже зарплата сотрудников, совсем уже разоткровенничалась подружка, увеличилась за последние годы в три раза…
Потом девушки еще долго болтали о всяких девичьих делах, а когда прощались, Цзяоцин от души поблагодарила подружку за то, что та нашла время с ней встретиться. Она надеялась, что работница «Фармацевтик инкорпорэйтэд» не поняла, как много личного вкладывала дочь профессора Сяо в свои «экономические» вопросы; ей было даже немного неловко перед приятельницей за собственные «военные хитрости», тем более что она понимала: сотрудник компании никогда не стал бы говорить с посторонними людьми о таких вещах, как научная работа фирмы и ее международные контракты. Не стал бы, дабы не погрешить против корпоративной солидарности. Это неписаный закон деловой этики, и, чтобы нарушить его, нужны серьезные основания. Что ж, братство людей, друживших за пределами родины, – это нечто особенное. Святое, редкое. И спасибо друзьям юности, что они есть.
Размышляя об этом, Дина уселась за руль своей красной «Тойоты» и направилась к отцу. Вокруг Ло, похоже, было слишком много тайн, возможно, даже опасных для жизни. Она стала думать об этом, как только выяснилось, что он из России. Криминальная страна, криминальная экономика, и даже наука, как выясняется, чревата тем, что выжившего в авиакатастрофе ученого просто «не узнают» соратники и родные. Там все перевернулось: государство, традиции, отношения между людьми… Прежде чем идти к Ло, ей захотелось обсудить все с отцом.
Старый профессор работал в своем кабинете. С того дня, как к Ло начала возвращаться память, он старался почаще быть рядом, чтобы помочь молодому человеку, к которому искренне привязался. Он видел, что Ло так потрясен всем происходящим, что даже перестал заговаривать о своем уходе из клиники. Перестал он и проводить так много времени с Цзяоцин. Доктор Сяо понимал, что его любимая дочь серьезно увлечена, и до сих пор не мог решить для себя: хорошо ли то, что сбывается такое странное предсказание старого монаха?.. Профессор верил в судьбу, но верил также и в то, что мы сами вершим ее, и не собирался сдаваться так просто, если выяснится, что Ло – неподходящая пара для его дочери.
В тот вечер он просматривал последние медицинские журналы, полученные из Европы, делал в рабочих тетрадях какие-то пометки, правил статью, текст которой высвечивался на мониторе ноутбука. Он готовился выступать на научной конференции в Париже; работы было много, и все-таки отец обрадовался приходу дочери. «О, ты, которая вся – как полет бабочки над ивой», – пробормотал он почти неслышно строчку из какого-то полузабытого стихотворения и отмахнулся от вопроса дочери, что он там шепчет себе под нос. А потом встал, спокойно выключил компьютер и заварил себе и Дине зеленого чаю, запас которого всегда был у него в кабинете.
Девушка точно рвалась в бой – ей немедленно нужно было рассказать отцу все, что она узнала, – но доктор Сяо несколькими скупыми движениями руки предложил ей успокоиться и немного помолчать. Он хотел, чтобы она взяла паузу, чтобы ее душа вновь обрела хотя бы подобие равновесия и гармонии. Внимательно глядя на возбужденное лицо дочери, он думал о том, что рано или поздно всегда наступает такой момент, когда отец бессилен помочь детям, укрыть их от бед и напастей, спасти от душевной смуты и телесных страданий. Но в силах отца всегда остается одно: дать разумный совет. И помолчав над дымящейся чашкой тончайшего голубого фарфора, убедившись с грустью, что Цзяоцин ждет лишь возможности произнести вслух имя своего драгоценного Ло, он наконец позволил дочери говорить.
Как только она, торопясь и волнуясь, а потому путаясь в словах, назвала «Фармацевтик инкорпорэйтэд», старый профессор сразу же понял, о чем пойдет речь.
– Это очень известная фирма, – задумчиво продолжая пить зеленый чай, медленно произнес он. – Я знаю, что они продают сейчас одно гениальное изобретение. Называется эта штука «металл с памятью», и сведения о его воздействии самые положительные. Бурный успех, колоссальные деньги. Если наш Ло имеет какое-то отношение к этой сделке, если он занимал ведущие позиции в переговорах со стороны России, то становится понятным, почему он так и остался неопознанным: кто-то, вероятно, весьма обрадовался, когда его самолет потерпел аварию.
– Значит, мы почти не продвинулись в своих поисках? – разочарованно протянула Дина. – Если здесь замешаны большие деньги, то разобраться во всем наверняка будет непросто.
– Есть у меня одна идея. Понимаешь, в ожоговом центре по моей просьбе охрана снимала на видеопленку всех посетителей, которые приходили на опознание жертв катастрофы.
– И?.. – затаив дыхание, спросила дочь.
– И кассета, разумеется, сохранилась. На всякий случай…
– Но что нам даст, если мы воочию увидим людей, отказавшихся признать Ло, даже если он сам узнает их? Ну, убедимся, что он действительно Антон Житкевич, что он был серьезным ученым… И что? Отправим его назад в Россию? – в голосе Цзяоцин звучали ревнивые, горестные нотки женщины, обнаружившей себя вдруг на краю разлуки с любимым.
Ее отец укоризненно покачал головой.
– Не торопись, – еле слышно проговорил он. – Никогда не торопись огорчаться или радоваться, дочь. Эта старая пленка может дать нам шанс прикоснуться к истине, и это уже немало…
Подняв трубку телефонного аппарата, доктор Сяо медленно набрал несколько знакомых цифр. Он хотел проконсультироваться с психологом, которому доверял: в силах ли Ло перенести сейчас новые потрясения, новые встречи с призраками прошлого? Тот ответил, что пациент достаточно окреп для того, чтобы быть готовым воспринять любую информацию. Его здоровье зависит теперь главным образом от полноты восстановления общей картины прошлой жизни.
– Вы ручаетесь? – Доктор Сяо еще сомневался. Им владело смутное, неосознанное желание уберечь приемного сына от возможной боли.
– Парень больше всего страдает не от избытка сведений, а, напротив, от их недостатка, – уверенно ответил консультант. – Любая информация, из которой Ло может узнать что-то о своем прошлом, пойдет ему только на пользу.