Выходные Антон по-прежнему любил проводить у Лаптевых. Костик и Настя привязались друг к другу, как брат с сестрой. Когда они бывали вместе, взрослым не приходилось заботиться о том, как бы развлечь или занять ребят. И Антон с Иваном Петровичем могли спокойно уделить время своим научным делам.

После гибели сына и невестки вся жизнь Ивана Петровича была посвящена воспитанию внучки и любимой работе, в которой старый ученый находил забвение. Внешне со своими сотрудниками профессор Лаптев держался спокойно, сдержанно, как и прежде; он был настоящим интеллигентом, человеком, который не привык навязывать свои чувства окружающим и не любит обременять их своими горестями. Но Антон имел возможность наблюдать его в домашней обстановке, когда Лаптев позволял себе немного расслабиться и выглядеть таким, каков он есть на самом деле. А потому Антон не мог не заметить, как после малейших физических усилий лоб старика покрывала испарина… Он настоял, чтобы Иван Петрович занялся своим здоровьем, прошел полное обследование. Профессора положили в академическую клинику и очень скоро объявили приговор: уже успевший стать запущенным диабет. Понятно было, что таким образом на Лаптеве сказались стресс, горе, загнанное внутрь.

Иван Петрович еще больше ограничил хождение на работу. Мало-помалу он, кажется, совсем потерял интерес к исследованиям, к лабораторным экспериментам. Он постоянно что-то писал, куда-то звонил, но при этом, вопреки давним привычкам, не показывал своему молодому другу новых записей и не спрашивал его совета. С Антоном они обсуждали теперь главным образом общую стратегию развития их совместного научного направления. А вскоре профессор и вовсе перешел на должность внештатного консультанта и стал появляться в институте совсем редко.

Однажды в конце недели, теплым апрельским вечером, Антон решил, как обычно, проведать своего учителя. Он позвонил, предупредил о приезде. Голос Ивана Петровича ему не понравился – он был слаб как никогда, и Антон поторопился пораньше закончить свои дела. Зашел за Костиком в детский сад, по дороге накупил всякой диетической еды и вскоре уже стоял на пороге такой знакомой ему квартиры на Ленинском проспекте.

Иван Петрович улыбался в окладистую бороду, глаза его поблескивали из-под очков, как прежде, голос звучал молодо и весело. И Антон обрадовался: ну конечно, он ошибся, ему просто показалось, что профессор слаб и болен… Конечно, болезнь его дает о себе знать, но все-таки она, наверное, не так страшна, как ему думалось раньше. Живут же люди с диабетом довольно долго – годами, десятилетиями…

Хозяин поставил чайник, Антон начал вынимать из пакетов овощи, фрукты и особые сладости с ксилитом, купленные специально для Ивана Петровича. Ему доставляло удовольствие разнообразить его скудный рацион чем-то новеньким, полезным и, главное, разрешенным при строгой диете старика.

Все вместе они сели за стол, обменялись новостями и шутками. Дети быстро покончили с ужином и убежали в комнату к Насте; она недавно освоила новую компьютерную игру и торопилась скорей приобщить к ней младшего друга. Вообще, судя по общению с малышом, у нее открылся просто потрясающий педагогический дар, который, как уверял Антон, грех было бы зарывать в землю.

Когда мужчины остались одни, Иван Петрович внезапно сделался серьезным и строгим, с него точно разом слетела вся веселость.

– Я хочу сказать вам, Антон, нечто важное. – Он до сих пор, несколько старомодно и мило, был со своим давним учеником на «вы». – Пожалуйста, отнеситесь к этому разговору внимательно, ладно? Я так давно готовился к нему…

Антон шутливо поднял тонкостенный бокал с сухим вином (иногда, совсем редко, они с профессором позволяли себе приобщиться и к этим, запрещенным Лаптеву радостям) и торжественно провозгласил:

– Что бы это ни было, уверен: вас ожидает успех! Наверное, вы открыли что-нибудь достойное Нобелевской премии?

Однако Иван Петрович шутки не поддержал. Нетерпеливо мотнув головой в знак того, что он просит не перебивать его, профессор строго продолжил:

– У меня есть изобретение, о котором вы когда-то уже слышали. Но вряд ли даже вы, Антон, мой лучший ученик, отдаете себе отчет в том, какое у этого открытия будущее. Мне – увы! – уже не удастся довести идею до ума, дождаться ее практического воплощения. Но я абсолютно уверен, что на мой «металл с памятью» будет большой спрос!

– Металл с памятью? – переспросил Антон, желая быть уверенным, что точно понял профессора.

– Да. Речь именно об этом. И я не хочу, чтобы с моим изобретением поступили так же, как с телевидением или радио. Вы ведь помните эту историю, да?.. Радио, например, изобрел наш русский исследователь Попов. А некто Маркони только запатентовал изобретение… Но тем не менее именно он значится теперь во всех учебниках как изобретатель радио, именно он получил за это большие деньги, и с юридической точки зрения к этому факту не подкопаешься.

Лаптев тяжело поднялся, несколько раз прошелся по кухне, знакомой гостю до последних мелочей. Зачем-то поправил стаканы, и без того стоявшие в буфете в идеальном порядке, помолчал. И потом, подняв на Антона уставшие, выцветшие от старости глаза, твердо сказал:

– Прошу заметить, Антон (я специально ставлю вас в известность об этом сразу же), мое изобретение уже запатентовано. На два имени: на мое и на ваше. Открытие наверняка сулит большие прибыли, я в этом уверен. Но его необходимо успешно, разумно, грамотно, как сейчас говорят, раскрутить. А времени на это у меня уже не остается…

До сих пор молчавший Антон попытался было запротестовать, но Иван Петрович опять не дал ему выговорить ни слова. И Житкевич подчинился старику: очевидно было, что разговор и в самом деле крайне важен для него, продуман до мелочей и является чем-то вроде научного завещания другу и ученику.

– Так вот, сделать мое изобретение известным, найти на него покупателей – это будет нетрудно, уверяю! – я поручаю вам. Но при одном условии. Вот оно: половина прибыли в будущем должна принадлежать моей внучке. Она – наследница патента, и я позаботился оформить все это надлежащим образом. Но вы знаете, какие на дворе времена… Тем не менее вам – именно вам – я доверяю. Вы сейчас мой самый близкий друг и коллега, к тому же умница, человек порядочный и преданный. Ближе вас у меня никого нет. И когда я уйду, у Насти останетесь только вы. По крайней мере, до тех пор, пока у нее не появится собственная семья.

Он залпом выпил вино, которое еще оставалось в его бокале, и закончил:

– Я дарю вам свое изобретение. Только прошу вас: не забудьте про мою внучку!

Антон слушал молча. Ему было невыносимо жалко профессора. Тот не был старым человеком – по годам Лаптев приближался всего лишь к семидесяти, – но коварная болезнь подтачивала его силы. Конечно, Антон и раньше слышал про «металл с памятью» – это было одно из многих, весьма перспективных совместных направлений их работы. Но Житкевич считал, что время этих исследований (по крайней мере, в их практическом применении) еще не пришло, и не предполагал, что старый профессор именно этой разработке придает такое большое значение.

Но Антону было ясно одно: это не тот случай, когда можно возражать и спорить. Несмотря на весь свой скепсис по отношению к «новому гениальному открытию», он обещал Ивану Петровичу сделать все так, как тот просит. И Лаптев в тот же вечер передал ему все нотариально заверенные бумаги на владение патентом.

Изучив их дома, Антон серьезно призадумался. Он знал, что Лаптев – при его колоссальном опыте и интуиции – довольно редко ошибается. И в то же время его иногда «заносит»: профессор, как все нестандартные люди, был отчасти фантазером и некоторым изобретениям придавал слишком большое значение. Однако содержание документов выглядело настолько весомо, что Антон решил: необходимо заняться ими всерьез, проверить, на чем основаны прогнозы Лаптева. И Житкевич поднял все бумаги по этим разработкам.

Итак, «металл с памятью». Это, если говорить попросту, не вдаваясь в научные тонкости, особого рода сплавы из никелид-титана. Их свойства удивительны: при охлаждении металл становится легко деформируемым, ему можно придать любую форму, а после того, как металл нагревают (например, погружают в воду сорока пяти – пятидесяти градусов), он принимает первоначальную форму. Да, здесь, разумеется, можно найти области медицинского применения. Прежде всего в хирургии, где нужна фиксация. При травмах, при болезнях позвоночника, при переломах конечностей… Узкая специализация? Ни в коем случае! Напротив, весьма широкая, потому что открывает поистине неограниченные возможности для медиков нового века. Чем больше размышлял Антон над этим чудесным металлом, тем более удивительными представлялись ему возможности его использования.

Им можно фиксировать переломы костей, позвонков, поясничных дисков, можно скрепить грудину после операции на сердце. И в челюстно-лицевой хирургии найдется применение этому фиксатору, и в некоторых видах консервативного лечения, при мануальной терапии, например… Причем это только то, что намечено самим Лаптевым. А со временем наверняка появятся еще и другие области применения никелид-титана.

Действительно, если выйти на мировой рынок, откроется золотая жила. Вся технология и области применения были продуманы настолько точно, все бумаги оформлены так грамотно, что теперь Антон перестал считать старого профессора романтиком от науки, этаким Паганелем-бессребреником, каким тот казался ему еще совсем недавно. Пожалуй, ему бы еще немного удачи и здоровья – и не было бы в России более крепкого ученого-предпринимателя, нежели Иван Петрович Лаптев. «Настоящий капиталист от медицины, человек новой формации!» – довольно усмехнувшись про себя, подумал Антон о старом профессоре.

Житкевич начал предварительное изучение спроса на новое изобретение профессора. Оказалось, что пациентов, страдающих спинально-мозговыми патологиями, при которых можно было бы использовать «металл с памятью», довольно много. Но специалистов, готовых применить новую технологию в своих клиниках, раз-два и обчелся. Среди них, главным образом, были молодые хирурги из стран западного мира, врачи с незашоренным взглядом и передовым мышлением. И если удастся продать «металл с памятью» хотя бы им, через какое-то время успех обеспечен!

Применение «металла с памятью» на практике означало, что пациент, обреченный на пожизненное пользование инвалидной коляской, вновь обретет подвижность, сможет жить полноценной жизнью. За это люди будут платить большие деньги, и в тех клиниках, которые отважатся на применение новой методики, наверняка выстроятся очереди. Ради этого стоило рискнуть!

Антон вспомнил свою первую встречу на ВДНХ с профессором Лаптевым. Вспомнил рассыпавшиеся по полу позвонки огромной модели скелета и то, как долго и тщательно собирал, скреплял их после этого в единое целое. «Металл с памятью» сможет сделать это куда быстрее и квалифицированнее; будучи использованным как фиксатор, он сможет то, чего еще никогда не умела медицина: «чинить» позвоночные столбы… И, осознав масштабы и перспективы изобретения профессора Лаптева, Антон принялся за работу. Он должен сделать так, чтобы имя Ивана Петровича навсегда осталось в российской и мировой медицинской науке.