Признания
– Скажи мне, Фрэнк, любил ли ты до меня?
– Как сегодня лампа плохо заправлена, – сказал Фрэнк и немедленно вышел в столовую, чтобы принести оттуда другую. Вернулся он не сразу.
Она терпеливо ждала, пока он сядет.
– Так что же, Фрэнк, – спросила она, – ты любил другую?
– Дорогая Мод, что за польза от подобных вопросов?
– Ты сказал, что у нас не должно быть тайн друг от друга.
– Конечно нет, но есть вещи, о которых лучше не говорить.
– По-моему, это и будут тайны.
– Если ты смотришь на это так серьёзно…
– Даже очень.
– Тогда я готов ответить на все твои вопросы. Но потом не ругайся, если мои ответы тебе не понравятся.
– Кто она была, Фрэнк?
– Которая?
– О, Фрэнк, неужели их было несколько?
– Я предупредил, что мои ответы будут тебе неприятны.
– Лучше бы я и не спрашивала.
– Тогда оставим это.
– Нет, поздно, Фрэнк, теперь я хочу знать решительно всё.
– Ты действительно этого хочешь?
– Да, Фрэнк, непременно.
– Едва ли я смогу сказать тебе всё.
– Неужели это так ужасно?
– Нет, но есть другие причины.
– Какие?
– Их очень много. Ты знаешь, как один современный поэт оправдывался перед своей женой за своё прошлое? Он сказал, что долго искал её.
– Это мне очень нравится! – воскликнула Мод.
– Да, я искал тебя.
– И кажется, довольно долго.
– Но я тебя нашёл наконец.
– Я предпочла бы, чтобы ты меня нашёл сразу, Фрэнк. – Он сказал что-то относительно ужина, но Мод была неумолима. – Скольких же женщин ты действительно любил? – спросила она. – И пожалуйста, без шуток, Фрэнк. Я спрашиваю серьёзно.
– Если бы я захотел тебе лгать…
– Нет, я знаю, ты этого не захочешь.
– Конечно нет. На это я не способен.
– Итак, я жду ответа.
– Не преувеличивай значения того, что я тебе сейчас скажу, Мод. Любовь – понятие растяжимое. Одна любовь имеет основанием чисто физическое влечение, другая – духовное единение; наконец, третья может быть основана на родстве душ.
– Какою же любовью любишь ты меня, Фрэнк?
– Всеми тремя.
– Ты в этом уверен?
– Совершенно.
Она подошла к нему, и допрос был прерван, но через несколько минут он возобновился.
– Итак, первая? – сказала Мод.
– Я не могу, Мод, оставим это.
– Милостивый государь, я вас прошу – её имя?
– Нет, нет, Мод, называть имена я не могу даже тебе.
– Кто же она была тогда?
– К чему подробности? Позволь мне рассказать всё это тебе по-своему.
Мод сделала недовольную гримасу:
– Вы увиливаете, сударь. Но я не хочу быть слишком строгой. Рассказывай по-своему.
– Видишь ли, Мод, собственно говоря, я был всегда влюблён в кого-нибудь.
Она слегка нахмурилась.
– Должно быть, твоя любовь стоит недорого, – заметила она.
– Для здорового молодого человека, обладающего некоторым воображением и горячим сердцем, это является почти необходимостью. Но конечно, это чувство очень поверхностно.
– Мне кажется, что всякая твоя любовь должна быть поверхностной, если она так легко проходит.
– Не сердись, Мод. Вспомни, что в это время я ещё не встречал тебя. Ну вот, я так и знал, что эти вопросы не приведут ни к чему хорошему. Кажется, я вообще делаю глупо, что так откровенно рассказываю тебе обо всём.
На её лице играла холодная, сдержанная усмешка. В глубине души Фрэнк, глазами незаметно следивший за женой, был рад тому, что она ревнует его.
– Ну, – сказала она наконец.
– Ты хочешь, чтобы я продолжал?
– Раз ты начал, так уж рассказывай до конца.
– Ты будешь сердиться.
– Мы слишком далеко зашли, чтобы останавливаться. Я не сержусь, Фрэнк. Мне только немного грустно. Но я ценю твою откровенность. Я не подозревала, что ты был таким… таким Дон Жуаном.
Она начала смеяться.
– Я интересовался каждой женщиной.
– «Интересовался» – милое словцо.
– С этого всегда начиналось. Затем, если обстоятельства благоприятствовали, интерес усиливался, до тех пор, пока… ну, ты понимаешь…
– Сколько же было женщин, которыми ты «интересовался»? И сколько раз этот интерес усиливался?
– Право, не могу сказать.
– Раз двадцать?
– Пожалуй, больше.
– Тридцать?
– Никак не меньше.
– Сорок?
– Я думаю, что не больше.
Мод в ужасе смотрела на мужа.
– Тебе теперь двадцать семь лет. Значит, начиная с семнадцати лет ты любил в среднем по четыре женщины в год?
– Если считать таким образом, то я, к сожалению, должен сознаться, что их было, пожалуй, более сорока.
– Это ужасно, – проговорила Мод и заплакала.
Фрэнк опустился перед ней на колени и начал целовать её милые маленькие, пухлые ручки, мягкие, как бархат.
– Я чувствую себя таким негодяем, – сказал он. – Но я люблю тебя всем сердцем и всей душой.
– Сорок первую и последнюю, – всхлипывала Мод, полусмеясь-полуплача. Она вдруг прижала его голову к своей груди. – Я не могу сердиться на тебя, – сказала она. – Это было бы невеликодушно, потому что ты рассказываешь это по доброй воле. И я не могу не ценить этого. Но мне так хотелось бы быть первой женщиной, которой ты заинтересовался.
– Увы, случилось иначе. Вероятно, есть люди, которые всю жизнь остаются непорочными. Но я не верю в то, что они лучше других. Это или святые – молодые Гладстоны и Ньюмены, или холодные, расчётливые, скрытные люди, от которых нечего ждать добра. Первые должны быть прекрасны, но я их не встречал в жизни. Со вторыми я сам не желаю встречаться.
Но эти соображения мало интересуют женщин.
– Они были красивее меня? – спросила Мод.
– Кто?
– Те сорок женщин.
– Нет, дорогая, конечно нет. Чему ты смеёшься?
– Знаешь, мне пришла в голову мысль. Хорошо бы было собрать всех этих сорок дам в одну комнату, а тебя поставить в середине.
– Тебе это кажется смешным? – Фрэнк пожал плечами. – У женщин такие странные понятия о смешном.
Мод хохотала до слёз.
– Тебе это не нравится? – спросила она наконец.
– Нисколько, – холодно ответил он.
– Ну, конечно нет. – И она снова разразилась долгим звонким смехом.
– Когда же ты успокоишься? – спросил он обидчиво. Её ревность нравилась ему гораздо больше, чем смех.
– Ну, довольно. Не сердись. Если бы я не смеялась, я бы плакала. Прости меня, Фрэнк. – Она подошла к нему. – Ты доволен?
– Не совсем ещё.
– А теперь?
– Ну ладно. Я прощаю тебе.
– Удивительно! После всех этих признаний оказывается, что он прощает мне. Но ты никогда никого из них не любил так, как любишь меня?
– Никогда.
– Поклянись!
– Клянусь тебе!
– Ни духовно, ни как ты это ещё называешь?
– Ни духовно и никак.
– И никогда больше не будешь?
– Никогда.
– И будешь хорошим мальчиком отныне и навсегда?
– Отныне и на всю жизнь.
– И все сорок были ужасны?
– Ну нет, Мод, этого я не могу сказать.
Она надула розовые губки:
– Значит, они тебе больше нравятся?
– Какие глупости ты говоришь, Мод! Если бы какая-нибудь из них нравилась мне больше тебя, я бы женился на ней.
– Да, пожалуй, что так. И если ты женился на мне, то приходится думать, что мною ты заинтересовался больше всех. Я не подумала об этом.
– Глупышка. Ну конечно же, ты мне нравишься больше их всех. Давай бросим этот разговор и больше никогда не будем к нему возвращаться.
– У тебя есть их фотографии?
– Нет.
– Ни одной?
– Нет.
– Что же ты с ними сделал?
– У меня вообще их было очень мало.
– А те, что у тебя были?
– Я их уничтожил перед свадьбой.
– Очень мило с твоей стороны. Ты об этом не жалеешь?
– Нет, по-моему, так и следовало сделать.
– Какие тебе больше нравились, брюнетки или блондинки?
– Право, не знаю. Холостяки обыкновенно бывают очень неразборчивы.
– Скажи мне по совести, Фрэнк, ведь не может быть, чтобы ни одна из этих сорока женщин не была красивее меня?
– Оставь, Мод, давай поговорим о чём-нибудь другом.
– И ни одна не была умнее?
– Как ты сегодня нелепо настроена!
– Нет, ты ответь мне.
– Я уже ответил тебе.
– Я не слышала.
– Неправда, ты отлично всё слышала. Я сказал, что если я женился на тебе, то это доказывает, что ты мне нравилась больше всех. Я не говорю, что ты – одно совершенство, но мне дороже всего именно такое соединение всех хороших и дурных качеств, какое я нашёл в тебе.
– Да, вот как! – заметила Мод с некоторым сомнением. – Люблю тебя за откровенность.
– Ну вот, я обидел тебя.
– О нет, нисколько. Мне было бы невыносимо думать, что ты что-нибудь от меня скрываешь.
– А ты, Мод, со мной будешь так же откровенна?
– Да, дорогой, после всех твоих признаний я чувствую, что должна быть с тобою откровенна. У меня тоже было кое-что в прошлом.
– У тебя!
– Может быть, лучше не вспоминать всех этих старых историй!
– Нет, я предпочёл бы узнать их.
– Тебе будет неприятно.
– Нет, конечно нет.
– Во-первых, Фрэнк, я должна сказать тебе следующее. Если когда-нибудь замужняя женщина говорит своему мужу, что прежде, чем она встретила его, она никогда не испытывала ни малейшего волнения при виде другого мужчины, – это будет ложь. Может быть, и есть такие женщины, но я их никогда не встречала. И не думаю, чтобы они могли мне нравиться, потому что это должны быть холодные, сухие, несимпатичные, безжизненные натуры.
– Мод, ты любила кого-нибудь другого?!
– Не буду отрицать, что я интересовалась – и даже очень сильно – многими другими мужчинами.
– Многими!
– Ведь это было прежде, чем я встретила тебя.
– Ты любила нескольких мужчин?!
– Конечно, большею частью чувство это было очень поверхностное. Любовь – понятие такое растяжимое.
– Боже мой, Мод, сколько же мужчин сумели внушить тебе подобное чувство?
– По правде сказать, Фрэнк, молодая здоровая женщина слегка увлекается почти каждым молодым мужчиной, которого она встречает. Я знаю, что ты ждёшь от меня самого чистосердечного признания, поэтому я должна сознаться, что некоторыми мужчинами я особенно сильно увлекалась.
– Ты, по-видимому, была довольно опытна.
– Ну вот, ты сердишься. Я перестану рассказывать.
– Нет, ты уже слишком много сказала. Я хочу теперь узнать всё.
– Я хотела только сказать, что брюнеты как-то особенно сильно действовали на моё воображение. Не знаю почему, но это чувство было совершенно непреодолимо.
– Вероятно, именно потому ты вышла замуж за человека с такими светлыми волосами, как у меня.
– Не могла же я надеяться, что в моём муже соединятся все хорошие качества. Но уверяю тебя, что ты нравился, безусловно, больше всех других. Быть может, ты не самый красивый и не самый умный из всех, но всё-таки я люблю тебя гораздо, гораздо больше всех остальных. Ведь в моих словах нет ничего обидного?
– Мне очень жаль, что я не вполне соответствую твоему идеалу, хотя, конечно, очень глупо думать, чтобы я мог быть чьим-нибудь идеалом. Но мне казалось, что глаза любви обыкновенно немного скрашивают недостатки любимого человека. С цветом моих волос, конечно, ничего уже не поделаешь, но кое-что другое ещё можно, пожалуй, исправить. Так что, я надеюсь, ты укажешь мне…
– Нет, нет, я хочу, чтобы ты оставался именно таким, каков ты есть. Если бы кто-нибудь другой нравился мне больше тебя, ведь я бы не вышла тогда за тебя замуж.
– Но всё-таки, что же ты мне расскажешь про своё прошлое?
– Знаешь, Фрэнк, лучше оставим это. К чему перебирать прошлое? Тебе это может бытъ только неприятно.
– Вовсе нет. Я очень благодарен тебе за то, что ты так откровенна, хотя, признаюсь, кое-что в твоих словах является для меня немного неожиданным. Я жду продолжения.
– На чём же я остановилась?
– Ты только что заметила, что до свадьбы у тебя были любовные дела с другими мужчинами.
– Как это страшно звучит, правда?
– Пожалуй, что так.
– Но это только потому, что ты преувеличиваешь значение моих слов. Я сказала, что увлекалась несколькими мужчинами.
– И что брюнеты производили на тебя особенно сильное впечатление.
– Именно.
– А я надеялся, что я первый.
– Увы, случилось иначе. Я легко могла бы солгать тебе и сказать, что ты был первым, но впоследствии я никогда не могла бы простить себе этой лжи. Ты ведь знаешь, мне было семнадцать лет, когда я окончила школу, а когда я познакомилась с тобой, мне было двадцать три. Как видишь, было шесть лет – очень весёлых, с танцами, вечерами, балами, пикниками. И конечно, мне поневоле приходилось постоянно встречаться с молодыми людьми. Многие из них увлекались мною, а я…
– А ты увлекалась ими.
– Это было вполне понятно, Фрэнк.
– Ну конечно! И затем это увлечение усиливалось?
– Иногда. Когда я встречала молодого человека, который ухаживал за мной на балах, сопровождал меня на всех прогулках, провожал меня поздно вечером домой, то, конечно, моё увлечение усиливалось.
– Так.
– А затем…
– Что же затем?
– Ты ведь не сердишься?
– Вовсе нет!
– Затем, постепенно усиливаясь, это увлечение переходило в нечто, похожее на любовь.
– Что?!
– Не кричи так, Фрэнк.
– Разве я кричу? Пустяки! Ну и что же дальше?
– К чему входить в подробности?
– Нет, теперь ты уже должна продолжать. Ты слишком много рассказала, чтобы останавливаться. Я решительно настаиваю на продолжении.
– Мне кажется, ты мог бы сказать это немного в другом тоне. – На лице Мод появилось выражение оскорблённого самолюбия.
– Хорошо, я не настаиваю. Но я прошу тебя рассказать мне немного подробнее об этих прошлых увлечениях.
Мод откинулась на спинку кресла. Глаза её были полуприкрыты. На лице мелькала едва заметная тихая усмешка.
– Если, Фрэнк, ты так хочешь знать, то я готова рассказать тебе решительно всё. Но пожалуйста, не забывай, что в то время я даже ещё не была знакома с тобой. Расскажу тебе один случай из моей жизни. Самый ранний. Я отчётливо помню его во всех подробностях. Произошло это оттого, что меня оставили одну в комнате с молодым человеком, пришедшим к моей матери.
– Так.
– Ты понимаешь, мы были в комнате совершенно одни.
– Отлично понимаю.
– Он стал говорить мне, что я ему очень нравлюсь, что я очень хорошенькая, что он никогда ещё не видел такой милой, славной девицы, – ты знаешь, что мужчины обыкновенно говорят в таких случаях.
– А ты?
– О, я едва отвечала ему, но, конечно, я была ещё очень молода и неопытна, мне было приятно слушать его. Вероятно, я ещё плохо умела тогда скрывать свои чувства, потому что он вдруг…
– Поцеловал тебя?
– Именно. Он поцеловал меня. Не шагай так из угла в угол, дорогой. Это действует мне на нервы.
– Хорошо, хорошо. Как же ты ответила на это оскорбление?
– Ты непременно хочешь знать?
– Я должен это знать. Что ты сделала?
– Знаешь, Фрэнк, мне вообще очень жаль, что я начала рассказывать тебе всё это. Я вижу, как это раздражает тебя. Закури лучше свою трубку и давай поговорим о чём-нибудь другом. Я знаю, что ты будешь очень сердиться, если узнаешь всю правду.
– Нет, нет, я не буду сердиться. Итак, что же ты сделала?
– Если ты так настаиваешь, то я, конечно, скажу тебе. Видишь ли, я возвратила ему поцелуй.
– Ты… ты поцеловала его?!
– Ты разбудишь прислугу, если будешь так кричать.
– Ты поцеловала его!
– Да, дорогой, может быть, это было нехорошо, но я так сделала.
– Боже мой, ты это сделала?
– Он мне очень нравился.
– О Мод, Мод! Ну, что же случилось дальше?
– Затем он поцеловал меня ещё несколько раз.
– Ну конечно, если ты сама его поцеловала, то что же ему оставалось делать! А потом?
– Фрэнк, я, право, не могу.
– Нет, ради бога, говори. Я готов ко всему.
– Ну хорошо. Тогда, пожалуйста, сядь и не бегай так по комнате. Я только раздражаю тебя.
– Ну вот, я сел. Видишь, я совсем спокоен. Что же произошло потом?
– Он предложил мне сесть к нему на колени.
– Вот как!
– Фрэнк, да ты квакаешь, точно лягушка! – Мод начала смеяться.
– Я очень рад, что тебе всё это представляется смешным. Ну, что же дальше? Ты, конечно, уступила его скромной и вполне понятной просьбе и села к нему на колени.
– Да, Фрэнк, я так и сделала.
– Господи боже!
– Не раздражайся так, дорогой.
– Ты хочешь, чтобы я спокойно слушал о том, как ты сидела на коленях у этого негодяя?
– Ну что же я могла ещё сделать?
– Что сделать? Ты могла закричать, могла позвонить прислуге, могла ударить его. Наконец, ты, оскорблённая в лучших чувствах, могла встать и выйти из комнаты.
– Для меня это было не так-то легко.
– Он держал тебя?
– Да.
– О, если бы я был там!
– Была и другая причина.
– Какая?
– Видишь ли, в то время я ещё довольно плохо ходила. Мне было всего три года.
Несколько минут Фрэнк сидел неподвижно, с широко раскрытыми глазами.
– Несчастная! – проговорил он наконец, тяжело переводя дух.
– Мой милый мальчик! Если бы ты знал, насколько лучше я себя теперь чувствую.
– Чудовище!
– Мне нужно было расквитаться с тобой за моих сорок предшественниц. Старый ловелас! Но я всё-таки немного помучила тебя, ведь верно?
– Да я весь в холодном поту! Это был какой-то кошмар. О Мод, как ты только могла?
– Это было прелестно.
– Это было ужасно!
– И как ты ревновал, о, я очень рада и нисколько не раскаиваюсь.
Фрэнк мягко обнял жену за талию.
– Мне кажется, – заметил он, – я даже и не подозревал…
Но тут с подносом в руках в комнату вошла прислуга.
1899 г.