Был холодный, туманный майский вечер; кругом царила густая мгла, уличные фонари на Стрэнде казались слабыми мерцающими точками, и даже залитые электрическим светом окна магазинов в густом тумане выглядели всего лишь бледными светлыми пятнами. Высокие дома, длинным рядом тянущиеся к набережной, стояли мрачные и по большей части неосвещённые, и только в одном доме три больших окна на третьем этаже ярко светились во мгле, изливая целые потоки ослепительного электрического света. Прохожие невольно подымали головы и указывали друг другу на эти ярко освещённые окна.

То были окна квартиры инженера-электротехника и изобретателя Фрэнсиса Перикорда. Свет в его рабочем кабинете, горящий в столь поздний час, свидетельствовал об упорной энергии и неустанной работе этого человека, быстро продвигающегося к высшим достижениям на избранном поприще.

Если бы прохожие могли заглянуть в его кабинет, они увидели бы там двух мужчин; один был сам Перикорд, человек с профилем хищной птицы, нервный брюнет с худощавой угловатой фигурой. В нём безошибочно угадывалось кельтское происхождение. Другой – крепкий, дородный мужчина с рыжеватыми волосами и голубыми холодными глазами – был Джереми Браун, известный механик.

Они были компаньонами в нескольких задуманных и уже исполненных изобретениях. Творческий гений одного в значительной мере дополнялся практическим умом и способностями другого. И если в столь поздний час Браун находился ещё в кабинете Перикорда, то это объяснялось тем, что сегодня производился опыт, который должен был подвести итог многим месяцам их неустанной совместной работы и упорных исканий.

Между ними стоял длинный стол, его окрашенная коричневой краской поверхность сильно пострадала от различных кислот и иных химических веществ и была прожжена и исцарапана во многих местах. Стол был завален различными аккумуляторами, индукционными катушками, огромными фаянсовыми изоляторами. И среди груды различных предметов виднелась странного вида машина, или аппарат, вертевшаяся с шипением и жужжаньем. На ней-то, по-видимому, и было сосредоточено внимание компаньонов, которые не спускали с неё глаз.

Многочисленные провода прикрепляли металлический приёмник в виде маленького четырёхугольного ящика к большому стальному кругу, или обручу, снабжённому с двух сторон внушительного вида и размеров шатунами, выдающимися наружу. Сам круг, или обруч, оставался неподвижен, но шатуны по обеим сторонам его вместе с короткими рычагами, приделанными к ним, вращались с головокружительной быстротой в продолжении нескольких секунд, затем на мгновение останавливались, а потом возобновляли свою работу. По всей видимости, двигатель, заставлявший их вращаться, находился в металлической коробке. В комнате чувствовался лёгкий запах озона. Оба компаньона с напряжением следили за машиной.

– Браун, а где же крылья? – спросил изобретатель.

– Они слишком громоздки, и я не мог привезти их сюда – в них два метра одной только длины и девяносто сантиметров ширины; но мотор достаточно силён для того, чтобы привести их в действие, – за это я вам ручаюсь.

– Они из алюминия с медными скрепами?

– Да!

– Нет, вы посмотрите только, как прекрасно он работает! – воскликнул Перикорд, протянув худую, с нервными пальцами руку и нажав кнопку, очевидно регулирующую ход механизма. Шатуны стали вращаться медленнее и спустя минуту совершенно остановились. Изобретатель нажал другую кнопку, стержни содрогнулись, и аппарат возобновил своё вращательное движение.

– И заметьте: тому, кто будет испытывать этот аппарат, не придётся тратить никаких мускульных усилий – он может оставаться совершенно пассивным и управлять аппаратом только силою мысли…

– Да, и всё благодаря совершенству моего двигателя, – заметил Браун.

– Нашего двигателя, – сухо поправил его изобретатель.

– Да, конечно, – согласился его коллега с некоторой досадой, – того мотора, который вами задуман, но мною построен… как бы вы его ни называли.

– Я называю его двигателем Брауна – Перикорда! – воскликнул инженер, и в чёрных глазах его сверкнул недобрый огонёк. – Вы разработали некоторые технические детали, но сама мысль – абстрактная идея этого аппарата – принадлежит мне; она моя, и только моя!

– Пусть так, но абстрактная мысль не приводит двигатель в действие, – ворчливо пробормотал Браун.

– Вот потому-то я и сделал вас своим компаньоном, – сказал изобретатель, нервно барабаня тонкими пальцами по столу. – Я изобретаю, вы строите – и мне кажется, что таким образом работа распределена поровну между обоими.

Браун только сжал губы в ответ, как бы сознавая, что спорить совершенно излишне, и сосредоточился на аппарате, который вздрагивал и колебался при каждом движении стержней, словно собираясь с минуты на минуту слететь со стола.

– Ну разве он не великолепен?! – восторженно восклицал Перикорд.

– Вполне удовлетворителен, – флегматично поправил его англосакс.

– Он может стать для нас источником бессмертной славы!

– Источником хороших доходов… – снова поправил своего восторженного коллегу Браун.

– Наши имена будут стоять наряду со славным именем Монгольфьеров!

– Наряду с именем Ротшильдов, лучше сказать, так как последнее куда предпочтительнее.

– Ах нет, Браун, вы на всё смотрите с самой прозаической точки зрения! – вскричал изобретатель, устремляя взгляд пылающих глаз с машины на своего компаньона. – Наше богатство – это всё мелочи. Такие же деньги могут быть у любого тупоумного плутократа. Нашей истинной наградой будет благодарность потомства, признательность всего человечества!..

Браун лишь пожал плечами:

– Ну, что до этого, то я вполне готов уступить вам свою долю. Я, знаете, человек практичный, для меня имеют значение только осязательные выгоды… Теперь надо испытать наше изобретение.

– Да, разумеется! Но где?

– Вот об этом-то я и хотел переговорить с вами. Вы, конечно, и сами понимаете, что в наших интересах соблюдать полнейшую тайну. Решительно никто не должен ничего узнать о нашем изобретении раньше, чем следует. Здесь, в Лондоне, достичь этого положительно невозможно. Вот если бы мы могли располагать большим огороженным местом, это было бы другое дело…

– Отчего бы нам не испытать наш аппарат за городом?

– Дельная мысль, и, думаю, я даже могу предложить вам кое-что вполне подходящее: у моего брата есть небольшой клочок земли в Суссексе, холмистая местность близ Бичи-Хэда. Насколько я помню, подле дома там есть большой сарай – очень просторный и высокий. Брат мой сейчас в отъезде, но ключи от дома и строений в моём распоряжении. Почему бы нам не перевезти туда все части аппарата и не собрать там? А потом испробуем его в сарае.

– Превосходно!

– Так если вы согласны, то поезд в Истбурн отходит завтра ровно в час дня.

– Прекрасно, к этому времени я буду на вокзале.

– Вы привезёте мотор и привод, а я берусь доставить крылья, – сказал механик, подымаясь со своего места. – Завтра мы узнаем, преследовали ли мы всё это время химеру или же создали себе материальное благополучие. Итак, до завтра, в час дня я буду ждать вас на вокзале!

С этими словами Браун простился со своим компаньоном, быстрыми шагами спустился с лестницы и, выйдя на улицу, смешался с мутным и печальным потоком пешеходов, движущихся по Стрэнду.

На другой день утро выдалось по-весеннему ясное. Бледно-голубое небо над Лондоном пестрило редкими белыми облачками.

В одиннадцать часов утра Браун со свёртком чертежей и планов под мышкой вошёл в Патентное бюро. Около полудня он вышел оттуда сияющий и довольный, а в его папке лежала только что полученная им официальная бумага. Без пяти же час он подъехал в кебе к вокзалу Виктория. Несколько носильщиков и извозчик с возможной осторожностью сняли с верха экипажа два громоздких предмета, тщательно обшитых в упаковочный холст и походивших по виду на два громадных бумажных змея.

Перикорд уже давно был на вокзале. Он страшно суетился и нервничал, поджидая своего компаньона.

– Ну что? Всё благополучно? – осведомился он, завидев Брауна и спеша к нему навстречу; на исхудалых, впалых щеках его выступил внезапный румянец.

Вместо ответа Браун указал на багаж.

– Я уже распорядился погрузить в вагон и двигатель, и привод, – пояснил Перикорд. – Бога ради, – обратился он к заведующему багажом, – обратите внимание на эти вещи, это весьма хрупкие и чрезвычайно ценные приборы и аппараты… смотрите, чтобы их в пути не повредили.

– Будьте покойны, сэр, всё доставим в целости и сохранности! – заверил его смотритель.

– Ну, теперь мы можем ехать с чистой совестью, – заявил Перикорд и вместе с Брауном пошёл к вагону занимать своё место.

Как только поезд прибыл в Истбурн, драгоценный двигатель был выгружен со всей должной осторожностью и перенесён в омнибус; крылья будущего аппарата были помещены на империале, а оба компаньона заняли места внутри омнибуса. Им пришлось сделать большой крюк, чтобы заехать за ключами к человеку, которому было поручено присмотреть за домом, и только получив ключи, Браун и его компаньон отправились в пустынные песчаные дюны, где был построен дом Браунова брата. Он был самым заурядным строением, окружённым надворными постройками: конюшнями, хлевами и сараями, – и расположенным в небольшой зелёной балке, спускающейся пологим скатом от меловых прибрежных холмов к морю. Дом выглядел бы мрачным, даже если б был обитаем, но сейчас, когда из труб не шёл дым, а ставни на окнах были закрыты, он казался особенно бесприютным. Владелец насадил кругом него лиственниц и пихт, но морской ветер истрепал их, и теперь они стояли поникшие и печальные. Место было унылое и непривлекательное.

Но испытатели и не думали обращать внимание на подобные пустяки: чем пустыннее, тем более подходит для их целей. С помощью кучера омнибуса компаньоны втащили все части аппарата в большую тёмную столовую в нижнем этаже здания. Солнце уже заходило, когда стук колёс отъезжавшего омнибуса дал им знать, что они наконец одни – совершенно одни не только в пустом доме, но и во всей этой бесплодной, дикой местности.

Перикорд отдёрнул шторы, и слабый вечерний свет проник сквозь разноцветные стёкла окон в комнату. Браун достал из кармана большой нож и перерезал им верёвки, сдерживавшие упаковочный холст, в котором были зашиты крылья, и глазам Перикорда предстали два громадных жёлтых металлических крыла, которые Браун осторожно прислонил к стене. Затем, уже вместе, инженер и механик также осмотрительно и осторожно распаковали громадный железный маховик, шатун, винты прибора, передаточные ремни и, наконец, сам двигатель. Прежде чем Браун и Перикорд успели собрать все части аппарата, совершенно стемнело. Они зажгли лампу и продолжали свою работу, свинчивая винты, устанавливая скрепы, заканчивая последние приготовления к испытанию.

– Вот и готово! – сказал наконец Браун, отступив на шаг, чтобы судить об общем виде машины.

Перикорд молчал, но лицо его выражало гордость и надежду; он был глубоко взволнован.

– Так, а теперь неплохо бы подкрепиться, – заявил Браун, развязывая и раскладывая на столе кое-какие съестные припасы, привезённые им с собой.

– После! – отозвался Перикорд. – Успеется!

– Нет, не после, а сейчас, – возразил флегматичный механик. – Я голоден как собака.

И с этими словами Браун принялся уплетать за обе щеки всевозможную снедь, а его компаньон нервно шагал взад-вперёд по комнате, судорожно сжимая тонкие костлявые руки.

– Ну, за дело! – произнёс Браун, отряхивая крошки и утирая рот платком. – Кто из нас пустит в ход аппарат? Кто подымется на нём?

– Я! – воскликнул Перикорд. – Помните: то, что мы сейчас делаем, может стать историческим событием!

– Но это небезопасно, – заметил Браун, – легко может произойти какой-нибудь несчастный случай, ведь мы ещё не можем сказать с уверенностью, как будет действовать наш аппарат.

– Что ж с того? Ведь надо же его испробовать!

– Да, но зачем нам рисковать жизнью?

– Но что же делать? Одному из нас надо рискнуть!

– Нет, зачем же? Ведь мотор может точно так же работать, если привязать к аппарату какой-либо предмет, весящий приблизительно столько же, как вы или я.

– Да, правда! – согласился Перикорд.

– У нас здесь есть большой мешок, а там, на дворе, я видел кучу кирпичей. Давайте положим кирпичи в мешок и привяжем его к аппарату вместо себя, – сказал рассудительный Браун.

– Превосходная мысль! – одобрил Перикорд.

На том и порешили.

Они вышли из дома, неся отдельные приставные части аппарата. Луна ярко светила холодным ровным светом, порой набегали рваные облака и закрывали её. Прежде чем отворить сарай и войти в него, изобретатели остановились и прислушались. Но кругом не было ни души – до их слуха доносился только глухой шум морского прибоя да отдалённый лай собаки в деревне.

Браун принялся наполнять кирпичами большой и длинный мешок из толстой парусины, а Перикорд тем временем переносил из столовой в сарай необходимые для испытаний предметы и принадлежности. Когда всё было готово, они плотно заперли двери сарая, поставили на пустой ящик лампу, привязали к большому стальному обручу мешок с кирпичами, водрузив его на составленные вместе деревянные козлы. Затем к стальному обручу были прикреплены и привинчены крылья, металлическая коробка мотора, различные провода, а к нижней части мешка привязали плоский стальной руль, напоминающий рыбий хвост.

– Здесь ему придётся летать по очень малому кругу, – заметил Перикорд, оглядывая высокие голые стены.

– Прикрепите руль к одному боку, – подсказал Браун, – вот так. Ну, вот мы и у цели… Теперь нажимайте кнопку.

Перикорд наклонился вперёд. Его худое длинное лицо было искажено внутренним волнением; бледные костлявые руки с тонкими нервными пальцами проворно перебирали провода. Браун с невозмутимым спокойствием следил за всеми его движениями. Вот машина издала своеобразный сухой металлический лязг; громадные жёлтые крылья раскрылись, затем конвульсивным движением сложились и снова раскрылись, сделали ещё один взмах и ещё – с каждым разом движение их становилось всё более и более уверенным и сильным, и, наконец, при четвёртом взмахе под крышей сарая ощутилось уже сильное движение воздуха, словно со свистом пронёсся порыв ветра. Ещё один, пятый взмах металлических крыльев – и тяжёлый мешок с кирпичом закачался на козлах; при шестом взмахе он уже повис и затем стал подыматься всё выше и выше, уносимый машиной, которая, точно громадная неуклюжая птица, кружилась в воздухе, наполняя сарай пронзительным свистом и шипением. В неверном жёлтом свете единственной лампы было странно видеть силуэт неуклюжей, машущей крыльями машины, то исчезающей во тьме, то вновь залетающей в узкую полосу света.

Некоторое время оба молчали. Наконец Перикорд воздел руки к небу и, не будучи более в силах сдерживать себя, воскликнул:

– Он работает! Мотор Брауна – Перикорда работает! – И, не помня себя от радости, он прыгал и приплясывал как безумный.

В глазах у Брауна промелькнуло странное выражение, и он принялся насвистывать какую-то мелодию.

– Браун, взгляните только, как он работает! Равномерно, мощно! А руль! Посмотрите, как руль славно действует. Надо завтра же заявить в правление и выхлопотать патенты.

Лицо у Брауна сделалось мрачно и угрюмо.

– Всё это уже сделано, – заявил он, принуждённо улыбаясь.

– Как… сделано?! – побледнев, словно мертвец, проговорил Перикорд. – Кто мог… Кто посмел это сделать?! Кто посмел без моего ведома зарегистрировать моё изобретение?

– Я. Я сделал это сегодня утром. Не из-за чего так волноваться и кипятиться. Дело сделано!

– Вы выхлопотали патенты на двигатель, и на чьё имя, позвольте вас спросить?

– На моё, разумеется, – мрачно ответствовал Браун. – Мне кажется, что я имел на это полное право.

– А моё имя? Имя изобретателя! Оно что, даже и не упомянуто?

– Нет, но…

– Негодяй! – воскликнул взбешённый Перикорд. – Мошенник, вор!.. Вы украли у меня моё изобретение, плод моей мысли, моих трудов, моих знаний… Вы злоупотребили моим доверием! Знайте же, что патент я у вас отберу, даже если придётся перерезать вам горло! – прокричал он, в ярости ломая руки, и зловещий огонь появился в его чёрных глазах. Браун не был трусом, но всё же он попятился.

– Осторожней, руки прочь! – крикнул Браун, выхватив из кармана большой нож. – Предупреждаю, я буду защищаться!

– А-а… угрозы! Они меня не испугают! – воскликнул Перикорд, бледнея от бешенства. – Так вы не только вор, вы хотите стать ещё и убийцей!.. Отдайте мне патент!

– Нет!

– Браун, ещё раз говорю вам, верните мне эти бумаги!

– Я сказал, что нет, значит, нет! Работал над этой машиной я…

Вместо ответа Перикорд, как тигр, прыгнул на своего обидчика. Сильным движением Браун вырвался из его цепких рук, но при этом наткнулся на пустой ящик, на котором стояла лампа, и упал, опрокинув ящик. Лампа погасла. В сарае наступила кромешная тьма, только сквозь щель в крыше проникал слабый свет месяца.

– Браун, отдайте мне бумаги!

Молчание.

– Отдадите вы мне их или нет? – снова спросил Перикорд, не двигаясь с места.

Ответа не последовало. Ни звука, кроме свиста и лёгкого скрипа продолжающих работать крыльев, – всё тихо, мертвенно тихо. Перикорду вдруг становится жутко, необъяснимая тревога охватывает его, и он начинает шарить по земле руками. Вот его пальцы коснулись руки Брауна – она казалась безжизненной… Гнев мгновенно сменился ужасом, Перикорд выпустил из своих дрожащих пальцев эту руку и с судорожной поспешностью, нащупав в кармане спички, постарался зажечь одну. При свете вспыхнувшей наконец спички он отыскал лампу, поднял её и зажёг. Браун лежал на земле неподвижно, без малейших признаков жизни. Перикорд бросился к нему, приподнял дрожащими руками, и тут ему стало ясно, почему Браун не отзывался.

Несчастный, падая, всей тяжестью своего грузного тела наткнулся на нож, который держал наготове в правой руке, и тот вошёл в него по самую рукоятку. И Браун умер не вскрикнув, не издав даже предсмертного стона.

Перикорд сел на край ящика и застыл, тупо глядя в пространство немигающим взором, а двигатель Брауна – Перикорда со свистом и шипом кружил у него над головой.

Так он просидел, наверное, несколько часов, но в воспалённом мозгу его теснились тысячи проектов, один другого безумнее. Конечно, он являлся лишь косвенной причиной смерти своего компаньона, но кто поверит ему? Платье его и руки были в крови, все обстоятельства складывались против него. Нет, лучше всего бежать… Куда? Если бы он только мог избавиться от трупа, тогда у него в запасе было бы хоть несколько дней, прежде чем его начнут подозревать…

Вдруг резкий треск заставил его вздрогнуть и очнуться. Мешок с кирпичом, постепенно подымавшийся с каждым кругом аппарата всё выше и выше, ударился о потолочную балку; от сотрясения равновесие механизмов нарушилось, и летательная машина рухнула на землю. Перикорд успел вовремя отскочить в сторону, иначе его задело бы тяжёлым стальным обручем аппарата. Но едва только аппарат коснулся земли, Перикорд поспешил отвязать мешок и убедиться, что двигатель невредим. И, глядя на него, у Перикорда зародилась странная, дикая мысль: изобретённый им аппарат – этот удивительный двигатель, созданный его воображением, его трудами, – вдруг стал ему ненавистен как соучастник преступления, как страшный кошмар. Но он мог избавить его от мертвеца и сбить со следа всякие поиски полиции… Да!

Перикорд широко распахнул двери сарая и вынес тело своего компаньона на освещённую луной поляну.

Неподалёку от сарая высился небольшой холм, один из целой гряды холмов, тянущихся вдоль берега моря. Добравшись до его вершины, Перикорд осторожно и с должным уважением к мёртвому уложил его здесь и вернулся в сарай, откуда он затем с невероятным трудом притащил двигатель, обруч и крылья и сложил их на холме. Дрожащими пальцами он укрепил стальной обруч вокруг пояса мертвеца, вставил и привинтил крылья, привесил и привинтил к обручу двигатель, натянул провода, нажал кнопку запуска двигателя – и отступил в ожидании.

С минуту громадные жёлтые крылья судорожно бились и трепетали в воздухе, затем труп зашевелился. Сначала маленькими скачками, то приподнимаясь, то волочась по земле, подымался он вверх по скату холма, и вот он уже парит в воздухе, залитый бледным светом луны. Перикорд не привязал к аппарату руля, а просто дал машине направление к югу. По мере того как аппарат подымался выше, он набирал скорость, и вскоре громадная летательная машина, миновав цепь прибрежных скал и холмов, понеслась уже над открытым морем.

Перикорд напряжённо следил за её полётом до тех пор, пока созданный им чудесный аппарат не превратился в маленькую, едва заметную птичку высоко в небесах, затем – в едва приметную чёрную точку, временами сверкавшую золотом своих крыльев. И наконец точка пропала в морском тумане.

В отделении для душевнобольных, в городской больнице штата Нью-Йорк, находится пациент, ни имя, ни происхождение которого никому не известны. Все врачи держатся того мнения, что этот несчастный лишился рассудка вследствие внезапного потрясения. «Самая сложная машина легче всего ломается», – говорят они и в подтверждение своих слов показывают посетителям удивительные электрические аппараты и невероятные летательные снаряды, модели которых изготовляет этот больной в минуты просветления.