В тот же день, когда солнце стояло в зените, они опять встретились. Но теперь уже не случайно. Клим Пантелеевич сам указал на визитке время и место встречи: «Сегодня, в полдень, у мола. Буду ждать».

Ардашев пришел раньше назначенного времени. С моря дул ветер. В бухту в окружении чаек медленно заходил пароход «Е. И.В. Ксения», прибывший из Севастополя. Он дал протяжный гудок и начал разворачивать нос, чтобы пристать к молу. На волнах раскачивались корабли черноморской эскадры с надписями на стальных корпусах: «Пантелеймон», «Иоанн Златоуст» и «Евстафий». Рядом, под флагом командующего флотом, бросил якорь «Алмаз».

Неугомонный Вилли, увидев Ардашева, радостно завилял хвостом. Лика в голубом платье со сборками выглядела обворожительно. Ветер донес аромат ее французских духов. Теперь Клим Пантелеевич знал, что они называются «Букет Наполеона» — точно такие он выбрал по запаху в магазине Йонса, на Пушкинском бульваре, и купил в подарок жене.

— Спасибо за розы. Они великолепны, — смущенно выговорила она.

— Вы уж простите меня за те неприятные минуты, которые вам пришлось пережить, общаясь со следователем.

— Ничего страшного, — она махнула рукой. — Они допрашивали не только меня одну.

— Знаете, Лика, а давайте сегодня прокатимся за город. С самого детства я испытываю тайный трепет перед маяками, а потому предлагаю вам совершить небольшой вояж в Ореанду и на Ай-Тодорский маяк. Он стоит на верхушке отвесной скалы. Вы не против?

— А там не страшно? — она кокетливо нахмурила брови.

— Ну, мы же не собираемся прыгать вниз, правда? — отшутился Клим Пантелеевич.

Они взяли извозчика и отправились на экскурсию. Вилли в дороге вел себя как самый настоящий путешественник. Сидя на коленках у хозяйки, он то и дело вертел головой, рассматривая окрестности, и с недоверием косился в сторону следовавших по обочинам коров.

В Ореанде, находящейся от Ялты всего в шести верстах, они любовались окрестностями из ротонды, осмотрели развалины дворца великого князя Константина Николаевича, ходили вокруг бассейнов, устроенных в форме Черного, Азовского и Каспийского морей, и вышли к пруду, в котором плавали гордые лебеди. Рядом из дупла огромного дуба бил искусно устроенный фонтан с холодной родниковой водой. Отсюда они прошлись до домика, где после пожара жил великий князь. Лика дважды оступалась и хваталась за локоть Клима Пантелеевича, но потом, смущенно пробормотав «простите», отпускала руку и шла рядом. Миновав бамбуковые заросли и рощу маслин, они оказались у церкви Покрова Богородицы, выстроенной из камня сгоревшего дворца. Извозчик поджидал их именно там.

И снова тронулся в путь пароконный экипаж. Дорога привела к Ай-Тодорскому маяку. Смотритель — бывший боцман, а теперь седой старик, — видимо, уже привык к экскурсантам и, получив рубль, с воодушевлением поведал, что сие гидрографическое сооружение расположено на высоте сорока саженей и было воздвигнуто еще в 1835 году по приказу тогдашнего командующего Черноморским флотом адмирала Лазарева. Огонь в то время поддерживался с помощью масла и рыбьего жира. Но в 1876 году его перестроили и возвели новую восьмигранную башню. Освещение теперь у него керосинно-калильное, а свет виден ночью аж на пятьдесят верст.

Отвесные обрывы, выжженные солнцем склоны придавали Ай-Тодору дикий характер. Рядом с маяком рос небольшой лес, состоящий в основном из вековых можжевельников. Там, по словам старика, находятся развалины древней крепости, а на гребне скалы можно было разглядеть развалины древних каменных строений.

— Сказывают, раньше здесь жили римляне, — блеснул знаниями дед. — Но со временем их фортеция сползла в море.

Спустившись вниз, они поехали обратно. Стало прохладно. Откуда-то с моря на город поползли черные тучи. Поднялся ветер. По дороге им встретился метеорологический воздушный шар, с которого предполагалось наблюдать солнечное затмение. Привязанный к дереву, он напоминал посаженного на цепь дворового пса. Ардашеву отчего-то вспомнилось чеховское: «Хочется влюбиться или жениться, или полететь на воздушном шаре». Клим Пантелеевич заметил, что за всю обратную дорогу они не проронили ни слова. Они молчали, и им было хорошо. Уставший от впечатлений Вилли дремал на руках у хозяйки и только иногда сонно озирался по сторонам.

Фиакр остановился на набережной. Они снова сидели в «поплавке» напротив гостиницы «Франция». Пили шабли и ели устриц. Официант уверял, что в марте они самые вкусные. Клим Пантелеевич потешался над пуделем, который служил на задних лапах, выпрашивая кусочки сахара.

Ардашев поймал на себе пристальный, полный обожания взгляд Лики. «Надо же! Как у нее раскраснелись щеки, — подумал он. — По-моему, я вскружил даме голову. А может, она просто немного пьяна?» Они пили кофе, и он шутил, рассказывая старые анекдоты, а сам уже начинал бояться, что их добрые отношения могут перерасти во что-то большее, нежели приятное дружеское времяпрепровождение. А вдруг он тоже влюбится? И вот тогда его личная жизнь может измениться. Но надо ли это ему? Ведь он никогда не был донжуаном. Да, ему нравились красивые женщины, и как галантный кавалер он мог иногда позволить себе легкий флирт. Но не более. Женское внимание для него было лишь признанием того, что он не стар и еще может нравиться дамам.

Лика явно никуда не торопилась и сидела бы, наверное, еще, но Ардашев предложил ее проводить. Она согласилась и без особой радости покинула кафе. Дорога до гостиницы заняла всего несколько минут. Уже подъезжая, присяжный поверенный заметил, как от главного входа отъехал автомобиль. Лика протянула на прощание руку и, склонившись над ухом Ардашева, нежно прошептала:

— Спасибо вам. Вы — хоро-оший!

От близости ее нежного дыхания, запаха вина и духов, точно от букета цветов, у Ардашева закружилась голова, и он, будто поймав на лице теплый солнечный луч, прикрыл от удовольствия глаза.

Лика рассмеялась и, стуча каблучками, поднялась по мраморным ступенькам. Впереди нее шел гостиничный лакей с большой коробкой, перевязанной алыми лентами. Когда дубовые двери захлопнулись, присяжный поверенный все еще стоял у входа, наслаждаясь приятными впечатлениями.

Он щелкнул крышкой часов: «господин Мозер» был, как всегда, точен и показывал без четверти восемь. «Сейчас заиграет, — подумал Ардашев, — эта оперетка Кальмана как раз кстати…» Но неожиданно вместо привычных механических нот прогремел оглушительный взрыв, и тяжелые двери с грохотом вылетели на улицу. У входа повисло грязное облако пыли. Послышался женский плач, и мужской голос молил о помощи. Адвокат бросился наверх. В фойе, засыпанном металлическими осколками, он наткнулся на того самого коридорного — у бедолаги вместо рук торчали обрубки; из них фонтаном била кровь. У лестницы, ведущей на второй этаж, в изодранном платье сидела Лика. Она тряслась и рыдала, а прямо перед ней валялась окровавленная голова Вилли.

Не мешкая, Ардашев подхватил Лику на руки и отнес в номер. Сорвав с ее постели простынь, он бросился вниз и стал перетягивать предплечья коридорного свернутыми в жгут кусками простыни. Синими дрожащими губами он прошептал, что коробку передал какой-то бородатый господин, и она предназначалась купцу Никонову.

Очень скоро появилась больничная карета и пожарная команда. Окровавленного лакея увезли. Клим Пантелеевич провел одного из врачей в комнату Лики. Осмотрев пострадавшую, доктор смазал ссадины йодоформом и дал сонных капель.

Еще до приезда полиции присяжный поверенный обратил внимание, что среди упавшей лепнины и штукатурки имеется несколько металлических осколков, составляющих основу единого целого. Он достал носовой платок и расстелил его на подоконнике. Собрав вместе бесформенные кусочки железа, сложил их — получилась почти целая металлическая трубка со сварным швом посередине. На ее внутренней стороне он рассмотрел спиральную нарезку и два отверстия. На внешней части корпуса читались три цифры: «253».

— И вы здесь? — послышался знакомый голос.

Адвокат обернулся и увидел Лепищинского в сопровождении полицейских чинов.

— Да, видно, притягивают меня неприятности, точно магнитом.

— Или вы их, господин присяжный поверенный, — недовольно выговорил стоявший за спиной следователя исправник Гвоздевич.

— Не имею чести быть с вами знакомым…

— И не надо, — зло выговорил полицейский. — Потрудитесь освободить помещение.

— Позвольте, Михаил Михайлович, — вмешался следователь, — Клим Пантелеевич, судя по всему, находился здесь в момент взрыва, и я должен допросить его как свидетеля.

— А вот это пожалуйста, — махнул рукой полицейский, — сколько угодно!

Подойдя почти вплотную к адвокату, Лепищинский чуть слышно проговорил:

— Не обращайте на него внимания. Расследование веду я, и мне решать, кому здесь находиться, а кому нет. — Он указал пальцем на осколки. — А что сие означает?

Ардашев пожал плечами:

— Несомненно, это часть взрывного механизма. Судя по всему, он был упрятан в той разодранной на части картонной коробке.

— Занятно-с… А вы, верно, опять провожали мадам Авоськину?

— Вы чертовски проницательны, Модест Казимирович.

— Не льстите, Клим Пантелеевич. В сравнении с вами я просто мальчик на посылках. И все-таки как вы думаете, кому предназначалась бомба?

— Купцу Никонову, то есть Григорию Распутину. Но вот почему она не достигла своего получателя — непонятно.

— А как ваша спутница?

— У нее сильный шок. А вот пудель погиб, — он указал рукой в сторону собачьих останков. — Жалко пса. Я могу идти?

— Пожалуй. А давайте встретимся с вами завтра? К тому времени я напишу протокол вашего допроса, и вы его сможете подписать. Не возражаете?

— Отчего же. Завтра так завтра. Сегодня же Пасха, — горько усмехнулся адвокат, — утром труп в парке гостиницы, вечером взрыв в фойе все той же гостиницы. Весело.

— И заметьте, Клим Пантелеевич, это, как вы изволили выразиться, «веселье» происходит аккурат после вашего появления в означенных местах, — потряс в воздухе указательным пальцем следователь.

— Сам диву даюсь, — развел руками присяжный поверенный. — Ну, а мне пора. Позвольте откланяться.

Он направился к выходу, но прямо под ногами заметил маленький, размером со спичечную головку, кружочек металла. Ардашев выронил трость. И тут же, поднимая ее с пола, он незаметно подхватил и находку.

Выйдя на улицу, присяжный поверенный с удовольствием вдохнул свежий морской воздух. Черные тучи заволокли небо, и окрестные горы утонули в лиловых сумерках. Надвигалась гроза. Где-то в море уже раздавались раскаты далекого грома. Пахло весной.

Клим Пантелеевич достал из кармана жестяную коробочку леденцов, выбрал красную конфетку и, отправив ее под язык, зашагал по той же самой тропинке, которую всего день назад он посыпал «трофейным» табаком. «Вчера мне действительно чертовски повезло. Кадберт посылал за мной хвоста, однако прикончить меня собирался лично. Но почему? Зачем? Вполне ясно, что он прибыл в Крым не гербарий собирать. Скорее всего, мое неожиданное появление в Ялте спутало британцам карты. Я ведь мог узнать его, а значит, для англичан оказался ненужным свидетелем. А таковых, как правило, ликвидируют». Поравнявшись с аллеей кипарисов, он замедлил шаг, осматривая то место, где недавно он проткнул шею своему бывшему английскому коллеге. За спиной раздались чьи-то частые шаги. Не поворачиваясь, Ардашев спешно выкрутил клинок. Переложив трость в левую руку, он резко развернулся. Перед ним стоял невысокого роста господин лет тридцати с густыми, нафабренными усами. Несмотря на статское платье, в нем угадывался офицер.

— Здравствуйте, Клим Пантелеевич, — негромко выговорил он. — Вам привет от князя Мирского. Я офицер контрразведывательного отделения генштаба капитан Мяличкин, Константин Юрьевич. Извольте удостовериться, — он протянул документы.

— А я рассчитывал, что вы появитесь завтра-послезавтра, — невозмутимо ответил адвокат, рассматривая бумагу.

— Так бы, наверное, и случилось, если бы не сегодняшнее происшествие.

— Могу предположить, что это наши английские союзники решили устранить Григория Распутина, или нет?

Мяличкин нервно прокашлялся и спросил:

— Позвольте, но откуда вам это известно?

— Здесь нет ничего сложного. Второго дня примерно на этом месте на меня совершил нападение английский шпион Кадберт Борнхил. Правда, по документам он являлся мещанином Сорочинским. Его паспорт краденый. Уверен, что с учетом современных методов фотографии вы сможете различить в нем следы подчисток. Кстати, — адвокат внимательно посмотрел в глаза собеседнику, — мне пришлось его устранить. Но это не самое интересное. А вот уже утром следующего дня мне назначил встречу Григорий Распутин. Его водитель — несомненно, ваш человек. — Видя, что недоумение так и не исчезает с лица капитана, присяжный поверенный пояснил: — Ну хорошо, я объясню. Во-первых, он так же похож на шофера, как муха на архиерея, и руки у него барские, холеные, и выправка офицерская; во-вторых, как пишут в наших газетах, первая партия отечественных автомобилей «Руссо-Балт» почти полностью была закуплена департаментом полиции и военным ведомством. Стало быть, водитель-белоручка, скорее всего, приставлен к Распутину для охраны или слежки. В-третьих, как сообщила «Русская Ривьера», старец остановился в «Ялте» по чужому паспорту под фамилией Никонов. Вам не хуже меня известно, что предъявление поддельного удостоверения личности — уголовное преступление. Однако, как я заметил, Григорий Ефимович не очень-то тревожится о возможных нежелательных для него последствиях. Выходит, чужой паспорт ему был выдан одним из наших охранных ведомств. Таким образом, суммируя упомянутые факты вкупе с сегодняшним происшествием, нетрудно прийти к выводу, что в данный момент вы ведете непримиримую борьбу с английской разведкой, которая спит и видит мертвого Распутина. Единственное, что для меня остается загадкой: чем же все-таки не угодил Лондону этот сибирский знахарь?

— Распутин отговаривает Государя от присоединения к Балканскому союзу.

— Вот оно что! — качнул головой Ардашев. — Так надобно беречь старца! Как зеницу ока! Любая война для России гибельна. В стране слишком неспокойно. Нам еще бы лет двадцать-тридцать, чтобы вырастить новое сытое и культурное поколение. Я убежден, что тот, кто делает сегодня первые нетвердые шаги по земле, и должен продолжать строить новую Россию — образованную, сильную и счастливую.

За разговором Ардашев и Мяличкин незаметно миновали Садовую улицу, но не прошли к гостинице «Россия», а двинулись в сторону Мордвиновского парка. Стемнело. Начал накрапывать мелкий дождь.

— Позвольте узнать, Клим Пантелеевич, куда мы направляемся?

— Тут недалеко. Я должен передать вам документы, деньги и личные вещи покойного Борнхила. Они — в тайнике.

Саженей через сто Клим Пантелеевич подошел к старому дубу и запустил руку в дупло. Вынув оттуда небольшой сверток, он передал его Мяличкину.

— Принимайте, как говорится, по описи: восемь радужных, пять империалов, зажигательница и паспорт. На всем сохранились мои отпечатки пальцев. А теперь о главном. — Ардашев сделал паузу и вынул из паспорта небольшой листок бумаги. — Обратите внимание на этот список литературы. И пока мы будем идти до моей гостиницы, слушайте меня внимательно и постарайтесь не перебивать.

Присяжный поверенный ввел Мяличкина в курс расследования дела по убийству полковника Левицкого. Упомянул он и об утренней встрече с Распутиным. Рассказал также и о прошении на имя Государя и о чертеже, который, к сожалению, пока неполный, так как отсутствует самая главная часть — автомат перекоса. Не забыл поведать и о том, что, по словам старца, Думбадзе и Гвоздевич испытывают к нему неприязнь.

Когда они уже дошли до парадного входа «России», Мяличкин, словно боясь, что не успеет задать вопрос, осведомился:

— Но если британец был убит второго дня, то кто же тогда передал посылку для Распутина?

— А вот это, господин капитан, нам и предстоит выяснить в ближайшие дни. Однако уже поздно, и как говорят англичане: Take council of your pillow.

— Or: Tomorrow will be another day. Честь имею, — улыбнувшись, козырнул офицер и удалился.

Только в номере Клим Пантелеевич понял, что промок до нитки. Он принял душ, накинул шлафрок и велел принести чаю. Расстелив на столе план Ялты, он провел карандашом пунктирную линию от пансиона Илиади, где жил полковник Левицкий, до библиотеки Жуковского, а другую — от пансиона до Ливадийского дворца и от пансионата до гостиницы Ялта. Получилось своеобразное солнце, расходящееся лучами в разные стороны. Затем Ардашев выудил из бокового кармана пиджака тот самый желтенький кусочек металла, который он подобрал после взрыва, и начал разглядывать его через лупу. После чего он вынул из бювара лист бумаги и начал что-то рисовать.

Адвоката отвлек стук в дверь — принесли чайную пару. Положив в кружку два кусочка сахару, он наполнил стакан и вновь принялся за рисунок, одновременно отхлебывая горячий, как уголь, чай. Увлекшись, он не заметил, как опустошил стакан и один раз даже отхлебнул воздух. Посмотрев на лежащую рядом ложечку, присяжный поверенный замер: в голову пришла ошеломляющая догадка.