23
Расставание
Разыгравшаяся ночью буря натворила много бед. На всем южном побережье бушевал шторм. Старые дома остались без крыш. На набережной упали две пальмы. Оборванные электрические провода запутались в деревьях. Ялта осталась без света. Как писала «Русская Ривьера», близ Ай-Тодорского маяка затонула баржа купца Мифиади, груженная тридцатью тремя тысячами пудов хлеба. Без вести пропали четыре человека команды. Улицы засыпало свежей зеленой листвой, поломанными ветками и мусором, который разбойник-ветер натащил в город. Дворникам прибавилось работы. Местной управе пришлось срочно изыскивать средства для наведения порядка. Но — удивительное дело! — воздушный шар, который по всем вероятиям должен был оборваться и улететь в море, остался цел и невредим. Учитывая, что до солнечного затмения оставалось всего несколько дней, это обстоятельство приятно порадовало образованную часть населения Ялты.
Ардашев и Лика стояли на палубе парохода «Князь Потемкин», который должен был отчалить от мола. Обвешанные тюками и чемоданами хамалы сновали мимо пассажиров. Слышалась татарская речь. Пахло мокрым пеньковым канатом и водорослями. После случившегося несчастья с Вилли Лика ни дня не хотела оставаться в Ялте. Она рассказала Климу Пантелеевичу, как все произошло. Оказывается, когда они вошли в фойе, коридорный, который нес коробку, случайно наступил пуделю на лапу. Собака взвизгнула и запуталась у лакея в ногах. Он споткнулся и уронил ношу. Взрыв раздался в тот момент, когда Лика уже начала подниматься по лестнице. Это ее и спасло.
Присяжный поверенный сам вызвался проводить даму до Севастополя. Она пыталась отговорить его от этой затеи и убеждала, что плыть придется долго — целых пять часов. А поскольку следующий рейс парохода будет только утром, то возвращаться ему придется на автомобиле или в худшем случае на извозчике. Но Ардашев был непреклонен.
Раздался последний гудок, и трап убрали. Пароход отчалил. Глазам столпившихся на палубе пассажиров открылась живописная картина Ялты. Чем дальше оставался берег, тем лучше был виден Яйлинский хребет, маяк и зеленая панорама курортного города.
Ардашев и Лика молчали. Каждый из них думал, что эти несколько дней, которые они провели вместе, больше никогда не повторятся. Они будут видеть друг друга только во сне. И хотя между ними так ничего и не было, но у присяжного поверенного осталось ощущение того, что он прощается с очень близким и дорогим ему человеком. Прежние заграничные командировки научили Ардашева руководствоваться холодным расчетом, а не чувствами. Но ведь с тех пор прошло уже почти семь лет, и он несколько изменился.
Корабль держался от берега примерно на расстоянии пяти миль. Миновали «Ласточкино гнездо» — замок, выстроенный на отвесной скале. Готическое серое здание с бойницами, башнями и уходящими в небо острыми куполами будто выплыло из далекого Средневековья.
Южное побережье Крыма тянулось лиловой полосой, а голубое небо было сплошь усеяно мелкими ватными облачками. За бортом судна резвились нырки и выпрыгивали дельфины. Они давно привыкли сопровождать пароходы, ожидая от пассажиров лакомств.
На склоне горы показалось белое здание с колоннами. Ардашев, купивший на пристани карту побережья, развернул ее и, нарушив молчание, сказал:
— По-моему, это Мисхор. Кстати, Лика, вы знаете легенду о русалке и мисхорском фонтане?
— Нет.
— Ну так слушайте. Давным-давно, когда Крым был под властью турецкого султана, жил в деревне Мисхор один старик. Он трудился на своем маленьком винограднике с утра до вечера. Была у него единственная дочь по имени Арзы. Ее глаза были черны, как ночное небо, губы рдели, словно спелые вишни, а нежные щеки румянились, точно алые персики. Сорок тонких косичек сбегали по плечам, будто водопадные струйки. Все село любовалось прелестной красавицей. Но заприметил ее хозяин фелюги, купец Али-баба, и замыслил гнусное дело.
В ту весну очаровательная Арзы решила отдать свое сердце юноше из соседнего села. Весь Мисхор праздновал их свадьбу. Только вздумалось невесте во время торжества сбегать на берег и попрощаться там со своим детством. В разгар веселья, когда гости танцевали, она взяла кувшин и тихо отправилась к морю. Посидев на берегу, Арзы подошла к фонтану, чтобы набрать воды. Неожиданно ее окутал мрак — на голову девушке набросили черный плащ. В одно мгновение цепкие сильные руки опутали ее веревками и утащили в лодку. Но все же она успела кликнуть на помощь. На крик дочери прибежал старик, за ним жених и гости. Только было уже поздно — фелюга Али-бабы, поймав ветер, неслась к Стамбулу.
Все селение оплакивало несчастную невесту. Опечалился старик и скоро умер от горя.
На невольничьем рынке турецкой столицы пленницу узрели евнухи повелителя. Пораженные ее красотой, они привели девушку во дворец. Наместник пророка на земле дал Али-бабе столько золотых монет, сколько тот запросил.
Арзы родила султану мальчика. Но сын не принес облегчения ее истерзанной душе. Молодая женщина тосковала по дому и таяла на глазах. И когда исполнился ровно год со дня ее пленения, она поднялась на башню сераля и вместе с сыном бросилась в темную пучину Босфора. Как гласит предание, в тот же вечер жители Мисхора заметили у своего берега печальную русалку с младенцем на руках.
С тех пор, в день похищения Арзы, источник у Мисхора начинает струиться сильнее обычного, а из прибрежных волн выходит русалка с младенцем. Она жадно пьет воду у того самого фонтана и с тоской смотрит на родное село. Постояв минуту, она спускается в морские волны и исчезает ровно на год. Вот и все.
— Вы великолепный рассказчик.
— Старался, — улыбнулся Ардашев.
— Только история печальная, — вздохнула она.
— Но, согласитесь, красивая.
Солнце, свежий морской воздух и безбрежная даль моря заметно улучшили Лике настроение. Она сказала, что везет мужу подарок — бутылку лучшего крымского вина, которую она купила в Ялте в магазине Титушкина. При упоминании о супруге возникла неловкая пауза. Видимо, поняв, что она зря коснулась семейной темы, Лика вновь заговорила о литературе и о ее мечте написать роман.
— А мы так и не посмотрели с вами домик Чехова, — с сожалением заметила она. — Жаль, правда?
Клим Пантелеевич кивнул.
— А сколько времени вы еще собираетесь пробыть в Ялте?
— Думаю, не больше недели. Хотя и это много. А вообще-то я рассчитывал провести здесь всего несколько дней.
Ардашев предложил Лике пройти в рубку, и с разрешения капитана она даже постояла за штурвалом. Он попросил у штурмана секстан и объяснил ей принцип его работы. Она с интересом слушала и даже смотрела в зрительную трубу, но все равно ничего не поняла. Потом они спустились в буфет, и Клим Пантелеевич угощал ее шампанским. И она, веселая и жизнерадостная, казалось, совсем забыла и о взрыве, и о своем вынужденном возвращении, и о муже.
Время пронеслось быстро, как сеанс кинематографа, и когда они вновь поднялись на палубу, уже показался Херсонесский маяк, а за ним завиднелся старинный монастырь. Пароход дал протяжный гудок и начал входить в бухту. Белые фасады домов, точно мундиры флотских офицеров, правильными рядами встречали корабль. Севастополь, утопавший в цветущих садах и зелени кипарисов, казался Эдемом.
«Князь Потемкин» долго разворачивался, словно примеряясь к пристани, и, застопорив машину, бросил якорь.
Спустившись по трапу, Клим Пантелеевич нанял фиакр. Расстояние от пароходной пристани до железнодорожной станции оказалось приличным. Но Ардашева это только обрадовало. Он, так же как и Лика, с горечью осознавал, что стрелки часов неумолимо отсчитывают последние минуты их нежданного короткого счастья. И, предчувствуя скорое расставание, он уже не мог точно ответить на вопрос, что все-таки происходило с ним все эти последние дни. Был ли это легкий флирт или, быть может, в нем проснулось то самое серьезное чувство, о котором он и думать не решался. «Господи, — мысленно сожалел Ардашев, — между нами все было: и желание видеть друг друга, и легкое приятное общение — когда не нужно подбирать слова, и цветы, и прогулки при луне, и даже смерть и та прошла рядом. Не было только близости, той, о которой втайне думал каждый… И вот теперь она уедет. Навсегда».
Вот и станция. Извозчики, носильщики, перрон, удар колокола, неловкое молчание… Клим Пантелеевич зачем-то побежал в буфет и купил в дорогу бутылку сельтерской. Второй удар станционного смотрителя, и уже пора. Она протянула кондуктору билет и повернулась на прощание. Ее локоны слегка растрепались, а глаза были растерянные и немного влажные.
— Спасибо… за все, — она приблизилась к его щеке и нежно коснулась губами. — Прощайте, — сглатывая слезы, смущенно проговорила Лика и поднялась в вагон.
— Прощайте, — тихо вымолвил Ардашев.
Поезд тронулся и скоро совсем исчез из виду. И только где-то вдали на купоросном небе восклицательным знаком отпечатался дымный след расставания.
Назад Клим Пантелеевич отправился на роскошном американском «Грейт-Арроу» с довольно мягким ходом. Водитель хоть и был лихачом, но вел машину вполне надежно. Он успел похвастаться, что его автомобиль имел водяное охлаждение и мощный двигатель. Новая техника легко оставляла позади себя линейки, пароконные экипажи и пролетки.
От грустных мыслей присяжный поверенный избавился сразу, едва начал размышлять об устройстве бомбы. Он достал из внутреннего кармана записную книжку и попытался восстановить в памяти ту самую схему, которую накануне вечером рисовал у себя в номере.
Вспомнились слова Лики о том, что взрыв раздался после того, как коридорный уронил коробку. «Стало быть, — рассуждал Ардашев, — злоумышленник сконструировал взрывной механизм в виде полой трубки, в которую, очевидно, входил цилиндр, сжимавший пружину. В сжатом состоянии она находилась благодаря шпильке, проходящей через те самые две дырочки, которые я обнаружил. Именно к этой шпильке и была привязана веревка, другой конец которой был примотан к крышке коробки. По всей видимости, английский агент рассчитывал, что в момент, когда Распутин поднимет крышку, веревочка выдернет шпильку, и цилиндр, находясь под действием пружины, выскочит из трубки, ударит по капсюлю, и произойдет детонация. Но коридорный уронил коробку, и шпилька не удержалась…» Продолжая обдумывать детали недавнего покушения, присяжный поверенный достал монпансье и угостился прозрачной конфеткой.
Моторный экипаж въехал в тоннель у Байдарских ворот. Водитель усиленно жал на клаксон, предупреждая встречный транспорт о своем появлении. Опасный участок дороги закончился, и «Грейт-Арроу» выкатился на свет божий. Распугав сидевших на скалах грифов, он понесся к Ялте.