Августа 8 дня, в то же время, +23° С.
Управление сыскной полиции С.-Петербурга,
Офицерская улица, 28

– Поздравляю, приехали! – ротмистр угрожающе постучал по столу ногтем.

Задержанный возмутился:

– Позвольте, что за тон!

В самом деле, ну и манеры! Хватают на вокзале, заламывают руки, тащат в участок, сверяют с какой-то дурацкой фотографией, оскорбляют всячески, а потом еще в наручниках, представьте, привозят в сыскную полицию! А какой у них запах, с ума можно сойти. А ведь там, на платформе, его ждет единственный и любимый! Хамы и мужланы!

– Не имеете права меня задерживать! Я актер Мариинского театра! У меня влиятельные покровители… Вам попадет, знайте! – заявил худосочный субъект, изящно скрестив ножки.

Будь воля ротмистра, он бы взял добрую нагайку и…

– Могу ли видеть ваш паспорт? – сдержанно сказал Мечислав Николаевич и с досадой понял, что копирует опального начальника.

Фертик полез в ридикюль, извлеченный из объемного чемодана, и предъявил зеленую книжечку.

– Иван Петрович, где провели ночь с субботы на воскресенье? – спросил ротмистр, перелистывая паспорт, и опять расслышал чужое эхо.

– А вам какое дело?

– Подозреваетесь в убийстве.

– Боже, какая глупость! Если я сошел с поезда, то где я, по-вашему, мог быть? В Москве, а где же!

– Когда уехали?

– В четверг, понятно же!

– Почему не прибыли на премьерную партию в «Лебедином»?

Николя Тальма растерялся: то ли он стал так популярен, то ли полиция следит за каждым его шагом.

– Это вас не касается… – не очень уверенно заявил он.

– Полиции все касается. Даже когда баритон сфальшивит.

– Ну, хорошо, я поссорился с моим… другом. Мы накричали, наговорили много лишнего, я собрал вещи и уехал на первом отходившем поезде. Пожертвовал премьерой, представьте. Я не мог больше оставаться в этом городе.

– Зачем вернулись?

– Вам не понять тоску израненного сердца… Я отправил телеграмму и ждал, что меня встретят с цветами… А он…

– Князя Одоленского вчера утром нашли в своей постели. Убитым.

– Что?! – только и выговорил балерун. Затем случилась истерика, да такая, что «железный ротмистр» был вынужден налить безутешному Николя стакан воды.

Придя в себя, Иван Рябов сделал официальное заявление, что ожидал подобного и боялся. А все потому, что у князя появился новый любовник, которого Одоленский всячески скрывал.

Исповедь прорвалась бурным потоком. Роман Тальма с князем длился уже девять месяцев, Иван отдавал всего себя любимому и даже научился фотографировать, чтобы запечатлевать своего героя в минуты спортивных достижений. Но недавно в князе случилась перемена. Одоленский говорил непонятные слова о первородстве крови, а однажды напугал, заявив, что скоро ему будет подвластно все, и он устроит Ивана первым прима-балеруном всея России. Рябова стала терзать ревность, он принялся следить за другом. И выследил! В четверг видел их на даче – мерзкий смазливый мальчишка, ничего особенного.

В тот же вечер Павел отказался объясниться, они страшно поссорились. Дальнейшее известно.

Услышав такое признание, Мечислав Николаевич вдруг осознал: ему не хватает, чтобы сейчас начальник отдал приказ, который надо выполнять. Потому что ротмистр искренно не знал, что делать дальше.

Потеряв душевное спокойствие, Джуранский действовал, как умел. В отместку всему театру и просто на всякий случай отправил балерунчика в камеру.