Хлипкий замок, испытавший стамеску столяра, поддался с хрустом. Ванзаров был спокоен. И не потому, что за спиной возвышался старший городовой и недовольный Лебедев, вырванный из участкового морга от свежего трупа Делье. Родион, наконец, понял, почему логика опять завела не туда. Логика была не виновата. Она покорно изгибалась туда, куда нагнут. Нагибать вот только оказалось не полезно.

В квартире мало что изменилось. Даже букеты сохли на том же месте. Но возникло неуловимое ощущение запустения, словно Грановскому стало безразлично наступление беспорядка. Он вынес коробку в гостиную, спросив куда ставить, Родион указал на обеденный стол.

Старший городовой редко имел дело с красивыми вещами. Все больше с пьяными рожами, беспаспортными бродягами, да осоловевшими извозчиками. Шляпная коробка поразила его не меньше брильянтового яйца Фаберже: этакое блестящее диво в синюю и белую полоску, да еще с бантом наверху. Денег наверно, стоит уйму. Вот бы поставить такую фантазию в его углу, смотрел бы и радовался. Несколько привыкнув к переливам атласа, Семенов заметил, что господа полицейские не испытывают к драгоценной вещи никакого почтения. Напротив, смотрят подозрительно и даже опасливо. А дальше начались и вовсе фокусы. Мальчишка-чиновник вместо того чтобы открыть, приложил ухо, хмыкнул, затем пригляделся к крышке, чего-то там нашел и подозвал верзилу расфуфыренного, которого сам Семенов остерегался, уж больно начальственный вид. Так господин Лебедев, хоть и важная птица, повел себя глупо: осмотрел крышку, затем ухо к ней приложил и стал подбородок тереть, будто в сомнении.

Для поддержания порядка городовой оглянулся на адвоката, но тот не подавал признаков интереса, привалился к спинке стула в сторонке и голову подпер горестно. Видать, переживает человек, хоть и убивец.

Над коробкой стали совещаться.

– Какой-то шум заметен, – сказал господин Лебедев.

– Опять крыса? – спросил юнец.

– Не похоже, уж больно легкая, – опять сказал господин Лебедев.

Семенов решительно не понимал, что тут колдовать. Если сами боятся – дали бы приказ, он бы не оплошал. Зря, что ли, револьвер с шашкой таскает. Но старшего городового никто не спросил. Мальчишка вроде потянул руки, чтобы бант развязать, но старший ему не позволил. И стал основательно готовиться. Снял пиджак, раскрыл чемодан здоровенный, что с собой притащил, вынул фартук из грубой кожи, перчатки с крагами и даже очки с завязками, что слесари надевают. Облачился, будто чучело, приказал Родиону, значит, отойти, дернул за бант и осторожно приподнял крышку.

Тут Семенову стало жутко любопытно, ради чего господин криминалист такое представление устроил, и он слегка пригнулся, как рыболов, следящий за поплавком.

Показался ворох мятой бумаги. Старший городовой уже хотел раздосадоваться. Но из кучи вылетела черная молния, какую глаз не заметит, ударила в перчатку, отскочила и нанесла второй удар. Семенов так и замер на полусогнутых.

Быстрее всех среагировал Лебедев. Сжав кулак, с такой силой саданул по столу, что вазы с букетами подпрыгнули, и повались кеглями. Черная лента, удиравшая стремительными зигзагами, дернулась, завилились упругим клубком, опала и затихла.

Подняв за хвостик упитанный жгутик, головка которого сплющилась в блин, Аполлон Григорьевич с живейшим интересом осмотрел побежденного врага:

– Если бы не буйволиная кожа, бился бы в конвульсиях, – сказал он весело. – Уж простите, Родион Георгиевич, уничтожил важную улику. Стыдно, но выбора не было. Пришлось идти по стопам пристава.

– Змея ядовитая? – спросил Родион так важно, будто привык иметь дело с питонами и анакондами, а не со всякой мелюзгой. – Очень опасно?

– Если только для человека некрупного телосложения. Такая вот гадюка. То есть, хочу сказать, царица наших полей – обыкновенная гадюка или Vipera berus.

– Сильно не ладила госпожа Делье с Анной Ивановной? – спросил Ванзаров адвоката, молча взиравшего на тело змеи. – Представляете, что ожидало госпожу Хомякову?

Не надо иметь богатое воображение, ну, как у нас с вами, чтобы представить чудесную картину... Получив посылку, женщина открывает, ничего не подозревая. А там – озлобленная духотой, жаждой и заточением змея. Стоило сунуть руку в ворох бумаг в поисках шляпки, как месть измученного гада (прошу не путать – всего лишь имя земноводных) была бы ужасна. Пара укусов – и Анна умирает мучительной смертью. Нет шансов, что в условиях города кто-то быстро и правильно спасет от змеиного яда. Расчет не просто точен, он – остроумен.

Потряся дохлой змеей как колокольчиком, Лебедев вдруг тихо сказал, себе под нос:

– Странно или глупо.

– Что именно? – встрял Родион.

– Госпожа Делье не знала, что яд гадюки вообще не представляет смертельной опасности, а летом так и вообще значительно слабеет. Укус доставил бы неприятность, боль или опухание, но ничего смертельного. Дурацкая шутка. Или очень неумелая попытка покушения. Делитантщина.

Принципиально эта новость ничего не меняла. Налицо – покушение. Родион знаками показал сохранить подробности в тайне и подошел к адвокату:

– А ведь Екатерина Павловна выставила вас прямым убийцей, Антон Сергеевич... Разве нет? Коробку принесли вы, доказать, что она принадлежит Делье – невозможно, все одинаковые. Тут и мягкосердечные присяжные не поверят... Использовала вас госпожа Делье, как ей было угодно. Вот и вся любовь. Защищать ее пытались... Может, расскажите про «Итальянскую ночь»?

– Катя не приносила конфет, слово адвоката, хоть вы ему не верите, – сказал Грановский внешне совершенно спокойный. – Мне надо кое над чем поразмыслить... Это столкновение на улице вчера вечером...

– Что за столкновение?

– Да, так, ерунда, случайность... Надо вспомнить, кто же... Простите...

Хозяин квартиры отошел к окну, словно не хотел, чтобы посторонние заметили, что творится у него на душе. Странное дело: Родиону стало необъяснимо жалко этого уверенного в себе мужчину, способного убедить двенадцать присяжных в невиновности отъявленного вора, но проигравшего хрупкой женщине, которая ловко и расчетливо использовала его. Быть может, таково наказание: не женись на институтке. А раз женился, не бери в любовницы жену приятеля, тоже институтку. Впрочем, кроме философских размышлений, на которые мы все мастера, в голове Родиона забрезжила пара идеек, которыми срочно требовалось поделиться. Отозвав Лебедева, он сообщил:

– Знаете, почему Екатерина не сообщила Анне Хомяковой о смерти Авроры? Я думал – это осторожность убийцы, чтобы случайно не выдать себя ненужному свидетелю. Они же знают друг друга, как облупленные. Но причина другая.

Криминалист покорно ждал продолжения. И оно последовало незамедлительно.

– Делье собиралась убить вовсе не Аврору, а Хомякову и не хотела, чтобы та стала осторожной! Жертва не должна быть настороже, жертва должна быть беззаботно спокойна.

– Странно и сложно, – тихо сказал Лебедев. – Выходит, Екатерина знала, что ее готовится убить именно Анна, и опередила. Но, как я понимаю, Аврора должна была убить барышню Делье, бедного Гоголя для нее же готовили. Значит, и Екатерина готовилась защищаться... Не клеится ваша версия.

– Наоборот! – горячо зашептал Родион. – Все очень логично. Просто пока не могу разложить... Но вам понятно, почему Паша прибежал в ангар за Гоголем, то есть Носом?

– Нет, – честно признался Лебедев.

– Хомяков вернулся к Авроре, чтобы натереть Гоголю зубы мышьяком, к которому животное было нечувствительно! Крыса – живая бомба для Делье. И вот что важно. Мы думали, что Паша шел куда-то, а он шел откуда-то, то есть от Грановской. Потому что ему не открыли! Аврора и горничная были уже мертвы. Что ему делать в маскараде и с коробкой? Велосипедист-гонщик не отличался быстрым умом, решил, что Аврора вышла на прогулку, ее следует поискать на Невском. И пошел.

– За что же его убили?

– Вот! Это самое интересное. Кажется, я знаю ответ. Но в этот раз не хочу спешить. Вы же сами советовали.

– А Катю Грановскую кто порешил?

– Какой вы хитрый. Нет уж, ничего от меня не добьетесь... Скажу лишь, что моя версия про посыльного с отравленными конфетами – не выдержала и лопнула. Но зато есть другая. Но вам не скажу...

Неприятно, когда из-под носа уводят самое вкусное. Лебедев сморщился и выразился в том духе, что не всем его советам надо следовать слепо. И вообще...

– Говорите, что хотите, но крыса, наевшаяся мышьяка, глупейший способ убийства, – добавил он. – Дилетантский, да. Гоголь мог мешками жрать мышьяк и только жиреть. Даже если на его клыках и осталась капля отравы, вреда от этого Грановской мало. Скорее нервное потрясение. И только.

– Хотите пари? – вдруг спросил Ванзаров. – Готов выкурить вашу сигарку, если в коробке нет «черной метки». А если есть – вы два дня не курите.

Это был вызов. Не снимая перчаток, криминалист кинулся ворошить бумажный ком. Как только шуршащий ворох пал на ковер, на днище коробке открылась прямоугольный клочок с черной розочкой и двумя стрелками. Аполлон Григорьевич нахмурился и презрительно отбросил на стол.

– Шулер и вымогатель, – сказал он. – И еще колдун.

Победа над старшим товарищем принесла небольшое облегчение. Родион рискнул и поставил на логику и, на самом деле, играл с собой. Если бы «метки» не оказалось, это было бы куда хуже, чем отравиться никарагуанским дымом. Здание логики, только прораставшее на новом фундаменте, было бы сметено до основания. Что равносильно беспросветному тупику. Ванзаров сыграл в «пан или пропал». И вышел паном. Теперь была ниточка, хоть тончайшая, за которую можно тянуть. Только бережно и незаметно.

Настроение чиновника полиции поднялось. Подойдя к Грановскому, он сказал:

– Будьте осторожны...

– Что еще такое? – встревожился адвокат.

– Насколько мне известно, колечко со змейкой, что на вашем безымянном, возбуждает и запечатывает сексуальную энергию. Смотрите не взорвитесь теперь.

Антон Сергеевич не был готов к веселью, в глазах его мутно серела тоска.

– Это жестоко... – сказал он.

Родион и сам пожалел, что язык еще не обрел должной для чиновника полиции сдержанности. Извинившись, попросил адвоката остаться сегодня и завтра дома. Так будет спокойнее.

– Не могу, у меня процесс, заседание...

– Ничего страшного. Без адвоката – отменят... А если надумаете что-нибудь о нашем деле, дайте знать.

– Да, обязательно... Только мне надо самому кое-что понять.

Упаковав тело змейки в ту же коробку, где ей пришлось пережить мучительные часы, Родион узнал у старшего городового: может ли тот отправиться еще по одному адресу. Все, на что Семенов насмотрелся, было настолько интереснее торчания на улице и походило на настоящую полицейскую работу, что богатырь с удовольствием вытянулся перед мальчишкой-чиновником и доложил, что рад ему стараться.