Многие научные наблюдатели приходят к неизбежному выводу: нет более похожих и притом необъяснимых предметов, чем погода и женская натура. Сколько бы их ни предсказывали, результат всегда один: полная неожиданность. Ученые мужи бьются над разгадкой этого проклятия, но добились пока не более пшика. Погода и женщины остаются непредсказуемы. Пора бы и Ванзарову испить горькую настойку истины.

К этому мигу чиновник полиции собрал в один кулак все, что имел, а именно: факты, логику, волю и неоспоримые улики. Оставалось обрушить удар дубинки на хрупкую головку. Дверь распахнулась, и Родион маленько остолбенел. А старший городовой удержался на ногах только силой воли. Было от чего мужчинам прийти в недоумение: в проеме вызывающе гордо стояла барышня в пеньюаре, который слишком прозрачно намекал на формы и выпуклости. Даже не намекал, а нагло демонстрировал. Легкая дымка материи манила сорвать покровы, накинуться и предаться фантазиям. Только древняя логика выручила юного сыщика. Трудно было предположить, что дама ждала Родиона, вернее – она ждала, но только не его. И уж тем более не верзилу в белом кафтане, который неумело прятал что-то за спиной.

Женщина и не думала смутиться. Не завизжала, не бросилась прикрывать трепетные места, и вообще не явила волнения, словно в этом доме встречать гостей голяком – добрая традиция. Она терпеливо ждала, пока мальчишка сообразит, что пялиться на обнаженную даму на пороге ее дома – не совсем прилично, и спрячет глаза. А также запыхтит и зальется румянцем. Все это Родион торопливо проделал, убедив, что управлять мужчиной, а особенно девственником – легче велосипеда.

– Что вам угодно? – спросила она таким тоном, будто Ванзаров с городовым заявились к ней, в чем мать родила.

Маленькая вдовушка не собиралась мучить себя трауром, а неплохо проводила время. Волевая женщина, освободившая себя от принципов и условностей – что может быть более опасным? Неплохо бы выяснить.

– На опознание заеду завтра, после благотворительного бала, – сказала она. – Павла не вернешь, а я не хочу расстраивать нервы напрасно. Прошу простить...

Хорошенькая ручка попыталась захлопнуть дверь, но ботинок чиновника полиции притормозил.

– Требуется немедленно задать вам несколько вопросов, – сказал Ванзаров, неопределенно разглядывая пол. – Мы подождем в прихожей, пока вы оденетесь.

Госпожа Хомякова смерила зардевшего юношу взглядом, окончательно хоронившим зачатки его мужских достоинств, но остереглась угрожающе сомкнутых бровей Семенова и посторонилась. Обогнав незваных гостей, хозяйка впорхнула, словно царица фей, за которой развивался шлейф газа. Трудно сказать, обладают феи настолько упругой линией спины и округлостями, на которых она возвышалась. Мужчины подробно задумались над этим вопросом. Так, что Родиону пришлось звать на помощь васильковые глаза, а как справился Семенов, лучше и не знать. Русский мужик в некоторых вопросах опаснее быка перед красной тряпкой.

Анна Ивановна устроилась в подушках дивана соблазнительной наядой, но к облегчению юноши закинула ногу на ногу. Кончик гладкой ножки нацелился острием пальчиков. Или чувство стыда ей не знакомо, или точно рассчитанный ход.

– Должен официально предупредить, – сказал чиновник полиции, борясь с косоглазием, – все ваши ответы будут занесены в протокол. Господин Семенов может выступить в суде в качестве свидетеля, в случае отказа от данных показаний.

Угроза не отразилась на лице дамы и ветерком неуверенности.

– Смотрите, господин полицейский, не лопните от усердия. Или чего другого.

Это было целительное лекарство. Соблазнительная нагота как-то вдруг померкла, а перед ним оказался противник – без пола, возраста и прочих мелких различий. Противник уверен в своей силе и безнаказанности. Считает себя умнее и хитрее. Тем хуже для него. Родион перестал заставлять себя не смотреть, куда не надо. Атмосфера в гостиной резко посвежела. Анна это ощутила, съежилась и запахнулась плотнее в контур одежды.

– Что вы делали вчера вечером? – спросил Ванзаров так, словно сидел в комнате допросов на втором этаже участка.

Вдовушка позволила подумать.

– Ничего особенного, – наконец, ответила она.

– Извольте отвечать.

– Кажется, прогуливалась.

– В котором часу?

– Около восьми.

– До которого часа?

– Я не смотрю на часы. Наверно до десяти, или чуть позже. Потом легла спать.

– Где изволили гулять?

– Без всякой цели, по Дворцовой набережной. Вечер был чудный, у воды так хорошо.

– Кто это может подтвердить?

– Зачем такие сложности? Вам недостаточно моего слова?

– Вы были с любовником?

– Если угодно.

– Как добрались до дома?

– Он меня подвез. Мы простились у парадной.

– Больше ничего не желаете сообщить?

Анна насторожилась, чутко уловив подвох, но придумать выход не успела.

– Итак, позвольте подытожить, – сказал Ванзаров, усаживаясь на стул и закидывая ногу на ногу, словно теперь он стал хозяином положения. – Ваш любовник Ипполит Делье в это время находился со своей женой и имел неприятную сцену, после которой Екатерина Павловна ушла из дома. Вы дали ложные показания, запомните это, господин старший городовой.

Семенов наполнился важностью момента. Пообвыкнув к полуголой девке, ему захотелось крепко насолить за пережитое унижение.

– Совсем забыла, – быстро сказала Анна. – Я гуляла, но была одна.

– Значит, на этот час у вас нет независимых свидетелей? – уточнил Ванзаров.

Подушка легла защитным бастионом между нею и юным сыщиком, но Хомякова отмолчалась.

– В таком случае, придется доказать, что вас не было на бульваре Большой Конюшенной улице в указанное время.

– Зачем? – удивленно спросила Анна.

Вместо ответа Родион внезапно бросил в нее платок, скомканный в плотный шарик. Дама поймала его ловким хватом.

– Играете в лаун-теннис левой рукой? Отменная реакция. Быстрая и точная.

Платок бессильно пал на густой ковер. Анна сжалась, словно загнанная в угол тигрица.

– Вы очень умно все придумали, госпожа Хомякова. Пожертвовать подругой и мужем ради того, чтобы главная цель вернула вам свое доверие – для этого надо иметь крепкую волю. Вы спасли Екатерину Делье от крысы, которую нес Павел Николаевич, и завоевали ее симпатию. При этом обыграли Аврору Грановскую, предложив ей устроить шутливое покушение на Екатерину, и отравили, а заодно – несчастную горничную. Ну, дальше было все просто. Назначаете Делье свидание поздно вечером, садитесь на лавку рядышком и наносите удар левой рукой, которая у вас прекрасно развита...

– Это чистый бред, – сказала Анна.

– Не учли мелочей, – продолжил Родион, словно оглох. – Екатерина перед встречей с вами назначила свидание своему любовнику Антону Грановскому, чтобы передать кое-какую посылку. Далее. Вы оставили крохотный, но отчетливый след каблучка под лавкой, по которому уже изготовлен гипсовый слепок. Осталось сравнить его с вашей обувью. Ну, и главная улика... Не догадываетесь?

Чиновника полиции не удостоили ответом.

– Вот она... Записка, заманившая Екатерину в ловушку. Все так, госпожа «Ночка»?

– Покажите письмо, – тихо попросила Анна.

Листок был предъявлен, но из надежных рук не выпущен.

– Где вы его нашли?

– В сумочке госпожи Делье. В спешке забыли проверить. Не так ли?

– А я думала, где его потеряла...

– Глупая отговорка. Всего этого хватит, чтобы отправить вас на виселицу.

Внезапно Анна попыталась встать, но Семенов ринулся с такой решимостью, что женщина забилась в диван.

– Это письмо я хотела отправить неделю дня назад! – закричала она жалобно и беспомощно. – Но оно пропало из моей сумочки... Я думала, что обронила на улице или в салоне, когда расплачивалась.

– И чудесным образом обнаружилось в сумочке убитой. Вы изобличены, госпожа Хомякова. Одевайтесь, вы арестованы.

– Ванзаров, это безумие! Чудовищная ошибка. Я не собиралась убивать Катю!

– Значит, ее не собирались, – подхватил Родион. – А кого собирались?

Глазки маленькой вдовушки испуганно забегали.

– Я не то имела в виду, – сказала она. – Вовсе никого не убивала и не собираюсь. Что за безумие?

– У вас есть отличный повод: Ипполит Делье. Лучше быть женой дипломата, чем мелкого чиновника Думы, который крадет потихоньку, а чуть что – все богатство пойдет прахом.

– Вы плохо осведомлены, Ванзаров. Катя – моя лучшая подруга. А эту тварь Грановскую, которая соблазнила моего мужа... – кулачки сжались: – ...Мне совсем не жалко! Так ей и надо.

– Что ж вы закрутили роман с мужем лучшей подруги?

– Меня попросила сама Катя! Да знаете ли вы, что они не спали в одной постели с рождения их сына? Она надеялась, что это пробудит интерес Ипполита к ней, как женщине. Катенька не могла терпеть и завела себе любовника. Разве я виновата, что со мной Ипполит стал счастлива, как мужчина, а Катя – с Грановским? Поверьте, все это зашло слишком далеко. Ипполит Сергеевич привязался ко мне, но у меня и в мыслях не было разбивать их семью. Зачем? Паша должен был вскоре получить состояние, которого бы хватило и нашим внукам. Он собирался подать в отставку... А теперь Катеньку убили... Какой ужас...

И сильная женщина, закрывшись, как и всякая женщина от своего горя ладошкой, разрыдалась. Слезы были натуральными. Но Ванзаров ждал безучастно. Наконец, поток схлынул, Анна всхлипнула и высморкалась в рукав пеньюара. Неужели этому учили в Институте благородных девиц?

– Кто такая «Куничка»? – спросил бесчувственный Родион.

– Наша институтская подруга... Случайно встретилась с ней в салоне... Хотела рассказать Кате... Это все не имеет ни малейшего отношения к ее смерти... Это такая потеря...

– Лучшая подруга, говорите? – он дал знак Семенову предъявить шляпную коробку. – Взгляните, что она вам хотела послать.

Хомякова уставилась на коробку от Живанши, словно в комнату въехал призрак Паши на велосипеде.

– Откройте, не стесняйтесь...

Цилиндр крышки поднялся. Когда из-под вороха бумаг показался черный жгутик, Анна взвизгнула и стремительно оказалась на другом конце дивана, поджав ноги. Ее женский страх – скользкий, чешуйчатый, извивающийся покоился недвижим.

– Значит, это была Катя... – проговорила она, словно разгадав сложную загадку.

– Что Катя? – закричал Ванзаров. – Вы знали, что на вас кто-то покушается, но не думали, что это лучшая подруга? Ведь так?

Воля и характер были главными достоинствами маленькой брюнетки. Она вполне овладела собой и сказала:

– Это дело касается только меня и ее. И никого больше.

– Екатерина Павловна рассказывала вам, что скучную жизнь можно разнообразить легким развлечением, игрой в убийство? Она предлагала вам участвовать? Или это надоумил доктор Карсавин? Часто глядитесь в его зеркальце в поисках настоящей себя?

– Господин Ванзаров, вы знаете слишком много и не знаете ничего... – Анна Ивановна снова стала сильной и уверенной. – Вы не поверите, что я не убивала Катю потому, что слишком любила ее. Но, к счастью, ваши улики не стоят ломаного гроша. Я проводила вечер с князем Лагиным в ресторане «Палкин», моим новым любовником, как вы обязательно спросите. Приехали около восьми, вышли глубоко за полночь, было весело, играл оркестр лейб-гвардии, филе «Ришелье» особо удалось. Меня видели официанты и метрдотель. Я не хотела говорить, чтобы вы не спросили Ипполита. С ним и так предстоят долгие стоны... Если не затруднит, спросите князя в последнюю очередь. Он счастливо женат. Не осуждайте меня слишком строго. Нам, вдовам, требуются положительные эмоции.

Какие, однако, забавные коллизии случаются с сыщиками. Вот, пожалуйста: чиновника полиции, а мог бы вчера стать надежным свидетелем для вдовушки. Одно утешало: в этот раз вкус алиби был совсем иным. Не было в нем горечи поражения. Вот ни капельки...

Удовлетворенно хлопнув по колену, Родион встал и очаровательно улыбнулся:

– Жаль, что не успели стать откровенной... Даже если вам очень захочется, постарайтесь никого не убивать в ближайшие дни. Пристав расстроится, да и придется посадить вас за решетку, – он поклонился и направился к выходу.

– Не станете меня арестовывать? – удивилась Анна куда больше старшего городового.

– И не думал. Разве можно подвергать невинную, пока еще, вдову таким пыткам. Мы не звери, а сыскная полиция. Но в качестве любезности, позвольте осмотреть вон ту милую вещицу...

На маленьком столике у окна возвышалась шляпная коробка в бело-голубую полоску, давно манившая внимательный взгляд. Когда крышка была поднята бесстрашной рукой Ванзарова, там не нашлось ни крысы, ни ядовитой кобры, ни летучей мыши, ни самого завалящего скорпиона. Изящная шляпка из золотистой соломы с эгреткой из цветов и шу из зеленого атласа мирно покоилась на днище. На всякий случай Родион заглянул внутрь. Кроме торчащих соломинок, преступного умысла не нашлось.

Пожелав даме приятного развлечения на балу, полиция оставила гостеприимный дом, сжимая под мышкой близняшку только что вскрытой коробки.

– Ловко вы ее... – смутившись такой вольности, сказал Семенов.

Ванзаров протянул руку:

– Вы очень помогли делу. Без вас я бы не справился. Спасибо, Михаил... как по батюшке?

– Самсоныч... – зардевшись девицей, пробурчал гигант и тиснул ладонь так, что коллежский секретарь заулыбался во весь рот, чтобы не взвыть.

– Насчет отлучки не беспокойтесь, приставу в обиду вас не дам.

– Благодарю, ваше благородие...

– Да бросьте вы. Просто Родион... – сказал юный чиновник, и все же добавил: – ... Георгиевич. Мне тут еще надо кой-кому нервы попортить. Могу на вас рассчитывать?

Теперь старший городовой готов был выйти один на полчище дам в пеньюарах. А все почему? А все потому, что впервые начальство отнеслось к нему не только, как к равному, но как к человеку. Это дорогого стоит.