Юный секретарь готовил срочные бумаги к дневному заседанию, когда дверь конторы сдалась под напором демонстративного удара, и на пороге показался тот самый неприятный господин. За ним маячил белый кафтан городового. Страж показался ростом с гору, видом с разбойника, да еще и злонамеренно держался за эфес шашки.

– Антон Сергеевич на месте и готовится, как всегда, защищать попранную справедливость? – развязно спросил незваный гость.

Пырьев хотел доложить, как положено, но ему не позволили. Заявив, что хочет сделать маленький сюрприз адвокату, господин без стука ворвался в кабинет.

Оторвавшись от бумаг, Грановский встретил визитеров без признаков робости и только спросил, чем обязан.

– Так ведь я с сюрпризом! – закричал Родион, откровенно фальшивя радость.

Адвокат остался спокоен.

– Господин Грановский, угостите конфеткой!

Механически потянувшись к карману пиджака, Антон Сергеевич отдернул руку:

– Прекратите паясничать. Иначе буду вынужден сообщить вашему начальству о вашем поведении.

– Угостите монпансье, – попросил Родион сухо и зло. – А то встретитесь с моим начальством быстрее, чем думаете.

Грановский стал шарить по карманам, выдвинул ящики стола и даже проверил за томами законов.

– Нет? Потеряли, наверно. Как обидно. Такая приметная вещь с вензелем. Хорошо, что смотрю под ноги, и вот подобрал на улице... – Родион показал серебряную коробочку. – Убедитесь, что ваша.

– Где вы ее нашли?

Старший городовой тяжело задышал, там ему хотелось сломать шею этому франтику, но чиновник полиции предупредил: держать себя в руках до особого сигнала. Этот мальчишка все больше нравился Семенову: простой и дельный.

– Как думаете?

Адвокат отмолчался.

– В таком случае... – Родион мастерски сменил интонацию на официальный тон. – Прежде чем оглашу вам, господин Грановский, обвинение, прошу ответить: что вы делали вчера между девятью и десятью часами вечера?

– У меня была деловая встреча.

– Назовите имя. Отговорки не принимаются. А если попробуете, все дальнейшее будет происходить в участке.

– Раз так настаиваете... – Грановский принял позу, олицетворявшую само спокойствие. – ... Я встречался с Екатериной Павловной Делье.

– Где именно?

– Недалеко от ее дома, на бульваре Большой Конюшенной улицы.

– Зачем?

– Вам это так важно?

– Нет, это вам так важно.

– Мне скрывать нечего. Около восьми, или что-то вроде того, госпожа Делье телефонировала мне и просила встретиться, чтобы передать шляпную коробку для одной нашей общей знакомой. В салоне что-то перепутали, и шляпку той дамы прислали Екатерине Павловне. И соответственно наоборот. Госпожа Делье состоит в сложных отношениях с этой дамой, мужа она не может посылать за таким делом, он дипломат, как известно, а горничная отправлена на дачу к детям. Я счел, что дружеская помощь не будет обузой в такое позднее время.

– Что было дальше?

Антон Сергеевич пожал плечами:

– Получил коробку, откланялся.

– Доставили ее по назначению?

– Собираюсь сегодня. Екатерина Павловна сказала, что это терпит до нынешнего дня.

– Где короб?

– У меня на квартире, где же еще.

– Почему не отвезли сразу?

– Как вы знаете, у меня не те обстоятельства, чтобы делать светские визиты.

– Заглядывали в коробку?

– Как выглядит дамская шляпка, я представлю и без этого. Не достаточно ли вопросов? Наконец, объясните, что происходит и где взяли мою конфетницу? Это подарок матери. Я весь дом обыскал, чуть с ума не сошел.

Ощутив неуверенность, идущую от юноши, Семенов размял кулаки. Что-то мальчишке не совладать, уменья пока маловато. Давно пора бы скрутить наглаженного мерзавца и душу вытрясти.

Старший городовой был немного прав. К другому разговору готовился Родион: к запирательствам, отговоркам и отказам. Адвокат перехитрил. На ходу надо перестроиться и найти иной прием. Оставался последний козырь сыщика.

– Попробую угадать, кому предназначалась шляпка, – сказал он. – Госпоже Хомяковой, не так ли?

– Поздравляю, – Грановский хлопнул в ладоши. – Гениально. А теперь извольте объяснить свою выходку. Будьте как дома, располагайтесь, да и вы, господин городовой, передохните, никто вашу шашку не отберет...

Игнорируя приглашение, Родион приблизился к столу и, упершись об его край, сказал прокурорским тоном:

– Как помните, Антон Сергеевич, вы числились у меня главным подозреваемым в смерти вашей жены. Но теперь станете главным обвиняемым по двум убийствам: Павла Хомякова, что произошло позавчера. И Екатерины Делье, которую вы убили вчера вечером на бульваре...

– Что вы сказали?! – спросил адвокат, не теряя каменного лица.

– Отдаю вам должное: хорошо сыграли горе при известии о смерти приятеля. Я поверил. И ведь позабыл, что адвокаты куда хуже актеров, те хоть за искусство кривляются, а вы – только за деньги. Имейте в виду: второй раз меня не провести. Уверен, что такой опытный человек, как вы, будете запираться до последнего. Но обещаю: носом землю рыть буду, город переверну, что угодно сделаю, но заработаю для вас пожизненную каторгу.

По нутру и сердцу стал Семенову это мальчишка, хоть горяч и молод, зато толковый. Старший городовой одобрительно запыхтел. Но приказ не нарушил. Только шашку сжал крепче.

– Облегчить свою участь можете только одним, – не сбавляя оборотов, продолжил Ванзаров, – хочу услышать от вас чистосердечное признание: кто принес Авроре Евгеньевне отравленные конфеты.

Словно не слыша, Грановский погрузился в прострацию.

– Ели вам тяжело вот так сразу излить душу, готов помочь. Эти конфеты принесла ваша любовница и сообщница Екатерина Делье.

Грановский будто очнулся:

– С чего вы взяли, что это была Катя? – вдруг спросил он.

– Только логика, – сказал Родион. – Ваша жена готовила мерзкую шутку при помощи Павла Хомякова, ее любовника, как понимаю. Но своими разговорами о жизни под страхом убийства, сильно напугала умную и решительную Катю. Та начала действовать всерьез. И нашла сообщника в вашем лице. Не знаю, для чего понадобилось избавиться от жены, в любовь к Делье поверить никак не могу. Это мелочи. Важно другое. Вы отравили любимые конфеты Авроры, быть может, ее же ядом, а Екатерина Павловна принесла их в качестве подарка от себя, и сказала, что весь день будет дома одна. Аврора вызывает Пашу, чтобы начать шутку. Но ей не суждено было сбыться. Госпожа Грановская соблазнилась сладким и почти мгновенно умерла, прихватив с собой горничную. А Паша был зарезан на Невском около полудня. Признайтесь: приятно убить любовника своей жены?.. Можете не отвечать... Теперь факты. Вы владеете левой рукой, как правой, крепкий и физически сильный человек. Нанести удар в сердце – ничего не стоит. Но в одном просчитались. Выбрав редчайшее орудие убийства, словно поставили подпись. Я найду, откуда оно появилось, уж поверьте, и тогда вы будет полностью изобличены. Что же касается смерти самой госпожи Делье, тут проще простого. Она стала шантажировать или требовать чего-то большего, и вы решили избавиться от ненужного свидетеля. Прием отработан. Выманиваете ее вечером из дома и наносите удар. Наверняка, шляпная коробка – ваша идея. Нужна же причины для поздней прогулки и отвода глаз мужу. Только любой убийца оставляет след. Иногда его можно залить гипсом. Останется сравнить с ботинком, чтобы и изобличить окончательно.

– Великолепно. С такой фантазией вам бы адвокатом работать. Позвольте рассказать, как было дело?

Родиону требовалась передышка, он уступил.

– В то утро я вышел из дома как обычно, около девяти, – сказал Грановский. – Мы встретились с Катей на Большой Конюшенной, и поехала на острова. Катались часов до одиннадцати. Катенька сильно тревожилась за свою жизнь, и все спрашивала, как человека могут внезапно лишить жизни. Около половины двенадцатого подвез ее к своему дому, чтобы она вручила изменнице подарок – какую-то дамскую книжку. И сразу уехал. Так, что в городском суде был без четверти двенадцать, не позже. Меня видели десятки людей, да и заседание без адвоката не начали бы. Могу указать извозчика, который нас возил. Я его часто беру...

Юный сыщик ощутил, как неприятно и даже омерзительно выглядит незыблемое алиби убийцы, которого, казалось, уже припер к стене. Если Грановский не убивал Пашу, а он физически не мог быть в то время на проспекте, то все остальное рассыпается, как песочный домик. Не поможет гипсовый слепок, который наверняка подойдет к его ботинку. И найденная конфетница – бесполезна. Не доказать, что она выпала именно в тот час. Да и делать это бесполезно. Без убийства Паши у госпожи Делье не было никаких рычагов управления Грановским. Все, пусто.

– Теперь о конфетнице... – продолжил ровным, монотонным голосом адвокат. – Мы сидели с Катей на лавке, она рассказала об ужасной сцене, которую устроил Ипполит, обвиняя в смерти Авроры и прочем. По привычке я взял леденец, и она попросила тоже. В темноте сунул мамин подарок мимо кармана. Взяв шляпный короб, я предложил проводить ее до дома, все-таки было темно. Но Катя сказала, что хочет подышать воздухом. Я понял, что у нее была назначена встреча с кем-то, и не стал настаивать. Она умная и смелая женщина, такая не боится сидеть одна ночью на бульваре... Как она умерла?

– Удар в сердце, – ответил Родион, лихорадочно соображая, что теперь делать. – Просидела всю ночь на скамейке. Утром нашли остывшей.

Антон Сергеевич выругался не по-адвокатски грубо, достал пачку папирос, предложил Ванзарову с городовым и затянулся, глубок и жадно.

– Пропади пропадом все это здоровье со спортом вместе, – сказал он. – Лишать себя последней оставшейся радости из-за велосипеда...

Про себя Семенов подумал, что если у этого господина в роскошном костюме, папироска – последняя радость, так ему грех жаловаться. По службе даже рюмка водки в день полагается. Ну, а мыслишки Родиона мы оставим в покое, не до того ему сейчас...

– Почему соврали, что не узнали визитку мадам Гильотон? – как за спасительную соломинку ухватился Ванзаров. – Вы же ее адепт. Или как там называетесь...

– В тот момент мне как раз не хватало расспросов: что связывает мою жену и знаменитую гадалку. Я защищался от вашей въедливости. Извините за откровенность...

– А что...

– Могу теперь спросить я? – проговорил Грановский через затяжку. – Благодарю... Вы, Родион Георгиевич, без сомнения, умнейший и толковейший из всех полицейских, что я видел. Так вот скажите, какая может быть у меня причина убивать свою жену, а затем и любовницу? Ну, допустим, Катя стала шантажировать меня нашей связью. И что с того? По российским законам, как вам известно, мужчина может делать на стороне все, что захочет. Но Аврора была далеко не святой. Я всегда мог устроить двух свидетелей супружеской измены, потребуйся мне свобода и развод. Так в чем же мой мотив?

– «Куничка» – смольнинская кличка вашей жены? – вдруг спросил Ванзаров.

Адвокат промычал что-то неопределенное и принялся за вторую папироску. В кабинете стало не продохнуть.

– Собирайтесь, поедем сейчас же, – приказал чиновник полиции, очнувшись от размышлений.

Старший городовой понял по-своему: накинулся и закрутил руку Грановскому. В лапах Семенова крепкий и не мелкий мужчина смялся, как пластилин, притом больно приложившись щекой об стол. Когда к большому разочарованию старшего городового неурочный арест был отменен, адвокат еще долго охал и тер вывихнутое плечо.