Глава 23
«Штурман» заявил хозяину пансиона, что буквально через день–два отбудет вместе с юнгой к себе домой, в Астрахань. Поэтому было совершенно естественно ему подойти к Балычову днем, когда тот стоял у стойки, тихо переговариваясь с человеком, на чьей уродливой громадной голове выделялся шрам. Конечно, оба собеседника не могли знать, что еще минут за десять до прибытия Серкова Викентию сообщили: «объект» направляется в «Приют».
— Все, хозяин! — громкоголосо и радушно заявил он. — Семь склянок пробило! Смена мне прибыла. Так что сегодня вечером мы с Мишкой отчаливаем.
— Точно так–с, — поддакнул юркий юнга, вертящийся рядом. — На сборы, как всегда, полчаса?
— Ни минутой больше! Но… — «штурман» развел руками, — только после прощального сабантуйчика! Нельзя уезжать, не попрощавшись с хорошими людьми, морской закон! А мне здесь хорошо жилось. Так что, дорогой хозяин, прикажи накрыть вон тот стол на нашу небольшую компанию. Все, что есть лучшего, и эти красивые бутылки с джином! Он у вас отменный, настоящий напиток моряка!
Тут он радушно повернулся к Серкову, захрипел весело:
— Вас я тут уже видел. Друг хозяина? Значит, и мой друг, причаливайте к нам, сегодня я угощаю.
Хозяин мгновенно нагнулся к Серкову, что–то тихо сказал, добавил громче:
— Уважим, Тихон, хороших людей.
Тот ухмыльнулся, загудел басом:
— А чего ж! Кто же отказывается от угощения…
Пока накрывали стол, Михаил незаметно исчез на несколько минут, появился вновь. Он постоянно ходил с кожаной сумкой–планшеткой на ремне через плечо: носил там кисет, трубку, другие вещи «штурмана». Теперь же там кое–что прибавилось: два пузырька с жидкостью и порошком, две линейки — жесткая и гибкая, — циркуль.
Минут через сорок, раскрасневшиеся от обильной выпивки и закуски Балычов, Серков, «штурман» и скромно присевший с краю «юнга», уже казались давними друзьями. У «штурмана» заплетался язык, но он болтал один за всех, поскольку хозяин и Серков больше помалкивали. «Морской волк» угощал, не скупясь, сам наливал в рюмки. Аппетит у всех четверых был отменный, и официант тащил на стол все новые блюда и бутылки. От выпивки тоже никто не отказывался. Хотя «штурман» казался пьянее всех, но в какой–то момент у Серкова поплыли в идиотской улыбке губы, закатились глаза, и его огромная башка громко бухнула на стол. Он отключился мгновенно: тело оплыло, провисло, руки почти касались пола, он еще чудом держался на стуле, но было ясно, что вот–вот свалится на пол.
Михаил, знавший, что Петрусенко должен был подсыпать порошок из одного флакона в питье Серкова — для скорейшего опьянения и засыпания, — не заметил, когда и как следователь это сделал. «Виртуоз!» — думал он восхищенно, вместе со всеми суетясь вокруг «опьяневшего». В какой–то миг хлопнул себя по лбу:
— Воздуха б ему побольше, воздуха!
Подскочил к окну, распахнул форточку.
Петрусенко, продолжая разыгрывать свою роль, говорил хозяину с ноткой хвастовства в голосе:
— Любой моряк в два раза больше джину вольет в глотку, а на ногах устоит! Этот шторм не про нас! А вот сухопутные… м–да, — что говорить! Наш приятель какой здоровяк, и то…
Балычов как хозяин пил значительно меньше, хотя тоже был хорошо навеселе.
— Ладно, — махнул он рукой, — не страшно. Отнесем Тихона в номер, отлежится! Не впервой.
В этот момент шумно громыхнула входная дверь, ввалилась компания людей, по виду портовых грузчиков. Кто–то из них позвал хозяина, кто–то стал громко требовать еды и выпивки. Петрусенко и Михаил мгновенно переглянулись: их задумка сработала четко. Открытая форточка — сигнал, шумная компания — способ отвлечь хозяина. Балычов и вправду на минуту растерялся, но «штурман» тут же пришел на помощь.
— Не беспокойся, друг, — хлопнул по плечу хозяина. — Оттабаню Тишку куда надо в два счета. Кликни ребят, говори, куда нести?
— Тут рядом, во второй номерок, — облегченно сказал Балычов. — Слуги покажут. Вот ключ.
Двое слуг и Михаил подхватили бесчувственного тяжелого Серкова, поволокли к двери за стойкой. «Штурман» шел следом, давая указания. Когда в номере пьяного уложили на постель, он отослал слуг: «Идите, ребята, мой юнга теперь сам справится… Мишка, расстегни ворот Тихону, сними башмаки!..» Через минуту, преобразившись, он уже раскрывал планшетку, доставая измерительный инструмент.
— Михаил, — сказал напряженно, — приоткрой чуток двери, стань так, чтобы видеть коридор, а тебя не видели. И пиши — все, что я буду говорить. Пиши без единой ошибки, цифра в цифру!
Викентию Павловичу приходилось в своей практике делать антропометрические измерения или, как полицейские служащие просто говорили, — «бертильонаж». Поэтому все его действия сейчас были точны, ловки, он диктовал почти без пауз:
— Рост 1,863, размах рук — 1,789, объем груди — 1,178, длина левой стопы — 0,299, длина среднего пальца левой руки — 0,124, длина левого уха — 0,111, длина головы… ширина головы…
Он продиктовал одиннадцать показателей, спрятал линейку в планшет.
— Все записал? — заглянул в блокнот Михаила. — Так, отлично! Постой еще у двери, Миша, посторожи. Хочу кое–что проверить.
— Викентий Павлович, — возбужденно прошептал Яровой. — А шрам на лице? Давайте его опишем! Такая примета!
— На шрам надежды мало. — Петрусенко уже достал пузырек с жидкостью, стоял на коленях, близко рассматривая деревянные половицы. — Шрам у него недавний, уже, наверное, здесь, на воле полученный… Ага, кажется, вот!
Он быстро пролил из пузырька на половицы немного перекиси водорода. Там, куда попала жидкость, запузырилась белая пена.
— Да, кровь здесь была! — удовлетворенно констатировал сыщик. — Все, Миша, уходим. Пусть отсыпается, придет в себя часа через два…
И, вспомнив о чем–то, прицыкнул языком:
— Да, неисповедимы пути Господни… Светлая память кошечке. Вряд ли когда–нибудь мы узнаем тайну ее гибели, но уж очень вовремя она погибла! Раскроем убийство, и ее доля в этом будет…
Викентию Павловичу непременно нужно было убедиться в том, что здесь, во втором номере, на пол пролилась кровь. То, что рассказал ему слепой моряк, — всего лишь слова. Хорошо очищенный, вымытый пол ничего не выдавал простому взгляду. И даже те слабые разводы, которые Петрусенко разглядел, могли оказаться чем угодно. Но с реакцией перекиси водорода не поспоришь!
Петрусенко без излишней скромности сам себе признавался, что он — талантливый сыщик. Острый ум, мгновенная реакция, обостренная интуиция, умение логически мыслить — это ему дано от Бога. Терпение, выдержка, знание криминального мира — это наработано практикой. Но, не в пример некоторым своим коллегам, полагавшим, что всего перечисленного достаточно, он был большим поклонником науки, все чаще и чаще приходившей на помощь криминалистам. Не раз восхищенно говорил жене и племяннику Мите:
— В какое время мы живем! Соединение двух веков: конец прошлого и эти первые годы двадцатого — они дали просто всплеск чудесных открытий! Если и дальше так пойдет, то тебе, Митя, и ловить, и изобличать преступников будет гораздо проще! Scientia potentia est! Наука есть сила!
Юный Дмитрий Кандауров собирался пойти по стопам дяди, поступать в Юридическую академию.
Серология — научное исследование пятен крови — внушала Викентию Павловичу огромные надежды. Подумать только, совсем недавно невозможно было доказать — кровь ли обнаруженные пятна! Ведь не каждое красное пятно могло быть ею, к тому же следы крови принимали коричневый, и желтоватый, и серый оттенки, в зависимости от температуры, времени, влажности, света… Но вот в 1893 году немец Шенбейн заметил, что красящее вещество красных кровяных телец содержит гемоглобин. А гемоглобин не только придает крови ее цвет, но и поглощает кислород, попадающий в легкие при вдохе. При соединении гемоглобина с перекисью водорода образуется белая пена, поскольку перекись при этом бурно разлагается на водород и кислород. Эта реакция столь чувствительна, что указывает на присутствие крови даже там, где ее смыли и где она не видна под лупой.
Но это было только первое открытие в серологии. В самом начале нового века в немецком университетском городе Грейфсвальде ученые разработали метод отличия крови человека от крови животных даже в самых мелких следах. Впрочем, «метод Уленгута» — так называлось это открытие — все еще оставался привилегией лишь немногих немецких криминалистов. Викентий Павлович знал по опыту, что его коллеги о нем даже не слыхали. Сам же Петрусенко не сомневался, что в недалеком будущем это открытие станет неотъемлемой частью любого исследования следов крови.
Мало того, еще в 1903 году в берлинском журнале «Цайтшрифт фюр Медицинальбеамте» Викентий Павлович прочел статью, поразившую его воображение. В ней ассистент Судебно–медицинского института при Венском университете Макс Рихтер рассказывал о своих опытах по определению групп человеческой крови. Оказывается, можно не только определить, человеческая ли это кровь, но и ее принадлежность конкретному человеку. Фантастика!
Однако сколько ни искал Викентий Павлович продолжения этой публикации, развития темы — ничего больше не находил. Потом наступили два кровавых года, когда о науке никто не вспоминал. И вот совсем недавно, в прошлом году, Петрусенко случайно узнал, что Макс Рихтер работает на кафедре судебной медицины в Мюнхенском университете. Он написал ему, расспрашивая об открытии групп крови. Ответ пришел, но было ясно, что писал человек ожесточившийся, желчный, разочарованный. Его опыты, мол, оказались никому не нужны, больше он этими глупостями не занимается… Но Петрусенко верил: по этому пути наука еще пойдет, главные открытия — впереди. Жаль только было ему сознавать, что в исследовании крови есть такие достижения, а пользоваться можно лишь реакцией перекиси водорода…
А пока, отправив данные бертильонажа в центральный Департамент полиции, следователь ждал его результата. Оттуда ему обещали как можно быстрее выяснить истинное имя Тихона Серкова и все, что этому сопутствует.
