Книга: Санный след
Назад: Глава 21
Дальше: Глава 23

Глава 22

Несколько лет подряд пресса периодически вспоминала о бертильонаже, но обычно вскользь, к слову, а то и вообще с недоверчивой иронией. Но Викентий, молодой студент, почти сразу почувствовал, поверил, что систематизированный обмер различных частей тела преступников исключит возможность обманов и ошибок в установлении их личности. Ведь давно доказано, что у взрослого человека размеры различных частей скелета не изменяются до конца жизни. А это значит, если измерить рост, объем груди, длину головы, ее ширину, размах рук, длину левой и правой стопы, длину хотя бы двух пальцев левой и столько же правой рук, длину уха и т. п., — то ошибиться в распознании преступника будет невозможно. Если совпадут даже два–три размера с подобными размерами другого человека, то совпадения других — исключены…
Франция, естественно, первая ввела метод Бертильона в практику тюрем. Все поступавшие заключенные проходили обмеры — бертильонаж, — и данные заносились в картотеку. А сам Бертильон с 1888 года стал директором полицейской службы идентификации. И не успокоился на достигнутом: он упорно искал наиболее точный способ описания формы носа, ушей, глаз, головы… Это все для того, чтобы любой полицейский, имея такое четкое и подробное описание преступника, мог при случае узнать его и задержать. Фотографиям же Бертильон не доверял: на его взгляд, они часто искажали представление о человеке. Однако же именно он первый посоветовал снимать заключенных в профиль… Казалось, Бертильон был уже на вершине своей славы. Не хватало самой малости, какого–нибудь особенного случая, чтобы его слава, а значит и его метод, переступили границы Франции.
«Случай» этот произошел в марте 1892 года. Викентий прекрасно помнил все подробности того дела.
Два взрыва на бульваре Сен–Жермен и на Рю–де–Клиши в Париже прозвучали в марте. Остатки бомб были найдены под разрушенными домами, в которых проживали председатель суда Бенуа и генеральный прокурор Болю. Оба они ранее вели судебный процесс нескольких анархистов. Так что никто не сомневался: взрывы устроены анархистами. А вскоре в нескольких газетах от их имени появились публикации: «…прежде всего — терроризировать судей, а потом начнем нападать на финансистов и политиков». Париж лихорадило от возмущения и от страха. Полиция очень старалась и через некоторое время арестовала организатора покушения. Но на свободе оставался исполнитель, — судя по всему, фанатичный анархист. Однако теперь было известно его имя — Равашоль — и его приметы, которые и были опубликованы в газетах. И вот владелец ресторана «Вери» сообщил в полицию, что у него уже второй раз завтракает мужчина, очень похожий по описанию на Равашоля. И, что особенно подозрительно, в разговоре с официантом он явно провозглашал анархистские лозунги.
Комиссар полиции с четырьмя сержантами прибыл к ресторану как раз тогда, когда подозрительный выходил. Увидев полицию, он тут же выхватил револьвер, но был обезоружен и схвачен. По пути в полицию он несколько раз пытался бежать, отчаянно дрался с сержантами. К Бертильону его привели сильно окровавленного, но все так же неистово сопротивляющегося. Только через день, успокоившись, он лично Бертильону позволил себя обмерить и сфотографировать.
Как же были поражены все, когда Бертильон, обмерив Равашоля, нашел в своей картотеке карточку, где все одиннадцать данных совпадали до миллиметра! На карточке стояло имя Франсуа Кенигштейна, ранее арестовывавшегося за воровство и контрабанду. Но главным являлось то, что этот человек уже год разыскивался полицией за совершение нескольких тяжких преступлений. Год назад, в одну из ночей мая, был взломан склеп баронессы Рош–Тайе на кладбище под Сент–Этьеном. Грабитель открыл саркофаг, похитил нательный крест и медальон, содрал кольца с пальцев умершей. А вскоре, в июне, был найден задушенным старик–отшельник, одиноко проживавший в своей лачуге в Форезских горах. 35 тысяч франков, накопленных им за всю жизнь, оказались похищенными…
И вот Равашоль предстал перед судом. Как только он понял, что изобличен и уже никому не внушает страха, цинично и высокомерно заявил: да, одна из его фамилий действительно Кенигштайн, ограбление могилы и убийство отшельника — дело его рук.
Итак, было доказано, что знаменитый анархист — просто бандит и мародер, а его страстные слова об уничтожении власть имущих служили прикрытием его собственных устремлений убийцы. Многие газеты мира писали об этой истории и о методе Бертильона, который помог разоблачению. Во всех столицах мира обратили внимание на бертильонаж. С того года он стал вводиться и в тюрьмах Российской империи.
Викентий Павлович восхищался Бертильоном и одновременно испытывал чувство щемящей жалости к этому человеку. Ведь тот, продолжая служить в «Сюрте», пережил грандиозный крах своего метода. И не потому, что бертильонаж себя чем–то скомпрометировал, вовсе нет! Но только уже в 1892 году, когда после дела парижских анархистов открытие Бертильона получило мировую славу, в Лондоне вышла книга Френсиса Гальтона «Отпечатки пальцев». Тогда на нее еще никто не обратил внимание. Но уже в 1905 году в Великобритании, на суде над братьями Стрэттонами, обвиняемыми в убийстве, отпечатки пальцев были признаны как доказательство. Система дактилоскопии стала быстро набирать силу в странах Европы, в Америке. Петрусенко, мимо которого не проходило ни одно стоящее событие в области криминалистики, сразу понял, насколько прост и безупречен новый способ идентификации личности. И тут же предположил, что очень скоро дактилоскопия сменит антропометрию Бертильона. А каково человеку, совершившему эпохальное открытие, почти сразу увидеть его забвение и ненужность!
Но полиции России в первые годы начавшегося двадцатого века было не до научных открытий. Два года бушевала стихия народного бунта, потом страна долго приходила в себя. Сейчас, ко времени саратовского расследования, дактилоскопические картотеки только–только начали вводиться. Викентий Павлович понимал, что на них рассчитывать не стоит. А вот старый добрый бертильонаж пропустил через себя всех, кто хоть недолго пребывал в любой из тюрем державы. Так что если «Тихон Серков» был арестантом — а Петрусенко в этом не сомневался, — его карточка найдется и выдаст настоящее имя верзилы и всю его историю. А там…
Поскольку за Серковым наблюдение велось, полиция уже знала о старом барке на заброшенном причале, о его содержимом. И догадывалась, какие отношения связывают барк и «Приют». Но Серкова не трогали, нельзя было спугнуть его. К тому же в эти дни в городе был ограблен ломбард, и вокруг барка заметили скрытую суету. Узнав об этом, Петрусенко предположил, что Серков не преминет наведаться в «Приют», к Балычову. Нужно не пропустить этот момент.
Назад: Глава 21
Дальше: Глава 23