10

Подробности встречи с товарищем Артемом Викентий Павлович, конечно же, рассказал своим родным. Они ведь тогда все очень волновались, ожидая его возвращения из «Метрополя». Он развеселил их, пересказав историю кражи и своего моментального расследования легко, с юмором. Саша воскликнул с апломбом:

– Ты, отец, как всегда велик!

Людмила спросила, заглядывая ему в глаза:

– Тебе понравился этот главный большевик? Похоже, он умный и неплохой человек. Помнишь, еще до петлюровцев, ведь он у нас в городе был главным? Они тогда стали бесплатно детей учить, и взрослых грамоте тоже, и садики детские открывали… Может, эта советская власть, если останется, сумеет навести порядок?

Викентий Павлович поглядывал на Дмитрия: тот казался ему замкнутым, ушедшим в себя. Это было не похоже на племянника. К тому же они ведь коллеги, Митя уже не раз помогал ему в разыскной работе, ему-то история кражи должна быть особенно интересна. А он вдруг задал какой-то странный вопрос:

– А что, в «Метрополь» можно свободно пройти? Или там охрана на всех углах?

Викентий Павлович не знал, что Митя Кандауров уже стал членом белогвардейского подполья, действовавшего в городе. Еще в феврале Дмитрий вдруг вспомнил свою встречу с Виктором Уржумовым, слова того: «Вот, думаю, на Кубань, к Деникину уехать…» Тоскливо было ему при этой власти красных, сердце ее не принимало. «А вдруг Виктор тогда не уехал и мы бы могли теперь вместе…» Он хорошо помнил адрес Уржумовых, сколько раз бывал там, у друга Алеши. Три дня раздумывал, и все больше казалось – это выход! И как же обрадовался, когда во дворе дома, еще не успев войти в парадное, столкнулся с Виктором. Они зашли в ближайшее заведение, в «Шинок». Вывеска осталась еще от петлюровцев, большевики на это не обращали особого внимания. Посетителей было немного, они сидели за столиком в углу, в одиночестве, и Митя, понизив голос, спросил:

– Ты хотел уйти к Деникину. Не передумал? Мне кажется, сейчас самое время. Не могу я здесь!

Уржумов пристально смотрел на него, словно раздумывал. Митя не знал, что сидящий напротив него человек радостно прокручивает в уме: «На ловца и зверь бежит! Грех не воспользоваться, а то ведь и доложить нечего. Глядишь, о моих боевиках догадаются…»

– Слышу слова не мальчика, но мужа, – наконец одобрительно произнес Виктор. Коротко оглянувшись, наклонился через стол к Дмитрию, тихо сказал: – Но можно принести пользу нашему делу и здесь. Даже большую… Я член белогвардейского подполья, оно есть в нашем городе и действует.

У Мити широко раскрылись глаза, Уржумов утвердительно кивнул, добавил:

– Дальше будем говорить на улице.

Они быстро выпили по рюмке водки, вышли под мокрый снег и резкий февральский ветер в городской сад и, прохаживаясь по пустым аллеям, еще долго говорили. Конечно, Митя был согласен и готов на многое. Виктор, оказывается, руководил одним из подпольных звеньев.

– Ты войдешь в мою группу, но будешь знать только меня. А тебя – только я. Так нужно для конспирации. Нужны любые сведения: о боевых подразделениях красных, о военных машинах, об оборонительных укреплениях, которые строятся, о расположении казарм, о командирах… Да мало ли что, сам сообразишь.

– Да, да, я понимаю! Я готов. Но с чего начать? Ты дашь мне конкретное задание?

Митя готов был действовать сразу. Такой неожиданный поворот событий взволновал его. Он предполагал, что пройдет время, пока он окажется на Северном Кавказе, где сейчас вела бои Добровольческая армия, что будет добираться туда… Оказывается, можно прямо сейчас, сразу начать действовать. Вот только как именно?

Уржумов задумался ненадолго.

– На твоей улице, – сказал он, – расположен их штаб обороны. Проходи мимо него почаще. Даже если это и привлечет внимание, у тебя хороший резон: ты здесь живешь. Вот ходи и приглядывайся. Ко всему. Запоминай, анализируй. Это для начала.

Но Мите этого было мало. Его переполняла радость, которую он, как истинный конспиратор, изо всех сил пытался скрыть. Но не раз ловил вопросительный взгляд Людмилы Илларионовны, ироничный прищур дяди, а братец Саша так даже воскликнул однажды:

– Митя, признайся, ты в кого-то влюбился?

Митя продолжал работать в адвокатской конторе. Впрочем, это только считалось работой – почти полное затишье и отсутствие дел. Однако каждый день он ходил туда, только слегка поменял маршрут. Раньше, выходя из особняка, он поворачивал по Епархиальной улице направо. Теперь же шел в другую сторону – так было короче. К тому же как раз мимо красного штаба обороны. Там всегда было многолюдно, заходили и выходили люди в военной форме, подъезжали машины, а однажды в распахнутые ворота заехал броневик. Ну да, все это он видел, но никак не мог представить, как это использовать. Дважды его останавливали стоящие у ворот часовые – видимо, примелькался. Но он показывал документы, говорил: «Вот там я живу, иду домой». Запомнили, перестали обращать внимание. Ну и что?

Так, впустую, он ходил мимо ворот штаба недели две, когда однажды его окликнули:

– Дмитрий Владимирович!

С крыльца, махая ему рукой, сбежал высокий человек, и, когда уже подошел вплотную, Митя его узнал. Инженер Гулевский, один из его клиентов. Год назад он помог этому человеку доказать свою правоту. В то время когда Дмитрий вел дело Гулевского, они подружились, но потом совсем не виделись. Вот и Гулевский, радостно пожимая ему руку, сказал об этом:

– Я очень рад! Ведь мы совсем не встречались после нашего дела.

То «дело» и в самом деле стало их общим… Год назад большевики оставили город на гетмана и немецкие войска. Когда же первые немецкие части входили в город по Екатеринославской улице, в самом ее конце, перед выходом на Павловскую площадь, им пришлось разбить строй. Нет, их не обстреливали, но часть самого старинного в городе Лопанского моста и улицы оказались повреждены и разрушены взрывами. Возможно, намеренными. Сразу же военное немецкое управление стало наводить порядок. Разрушенная дорога была важным объектом, ее приказали быстро восстановить. Работу эту поручили специалисту по дорожному строительству инженеру Михаилу Степановичу Гулевскому. Он, получив необходимые материалы и рабочих, ремонт начал. Разрушенную часть моста предложил полностью освободить от слоев старого покрытия и поменять опору. Вот тут начались у него разногласия с властями, приехала из Берлина комиссия немецких специалистов и обвинила Гулевского чуть ли не в намеренном вредительстве. Не зная, как себя защитить, инженер пришел в известную адвокатскую контору. Но директор только развел руками: «Это же сложные технические вопросы, мы в них не разбираемся, ничем помочь не можем». Когда растерянный Гулевский уже уходил, его нагнал Дмитрий. Он слышал разговор: защемило сердце, показалось, что Гулевский похож на погибшего отца… Предложил:

– Михаил Степанович, что, если я попробую вам помочь? Я юрист, но… как бы это сказать? – немного и строитель. Мой отец был вашим коллегой, специалистом по строительству дорог. Погиб, когда прокладывал путь через Байдарский перевал, – сошла лавина. А потом и я сам, уже студентом, немного работал там же, на Байдарском, строил дорогу… Давайте попробуем вместе разобраться в вашем конфликте.

Дороги и особенно мосты – это объекты стратегического значения. Вся документация хранилась в архивах военного ведомства. Вот здесь помог Викентий Павлович: вместе с Дмитрием пришел к полковнику Болбочану, и тот дал разрешение поработать в архиве. Так Дмитрий Кандауров и инженер Гулевский выяснили особенности проектирования и первоначального возведения моста, соединяющего Екатеринославскую улицу и центральную часть города. Гулевский оказался совершенно прав в своих расчетах. Подтверждение этой правоты Дмитрий оформил официально и предоставил, как адвокат инженера, в германский штаб. В конце концов, перед Гулевским извинились, выплатили ему положенное вознаграждение и даже премию. Но к строительным работам он не вернулся – там уже руководил немецкий специалист.

Да, не так давно все это и было – в апреле восемнадцатого. А теперь, когда они встретились вновь, шел март девятнадцатого года. Митя обрадовался, но в этом искреннем чувстве была и тайная надежда: инженер явно связан со Штабом обороны красных… Сам Гулевский тут же это подтвердил: махнул рукой в сторону дома, сказал:

– Я, знаете, здесь теперь работаю. Нынче у власти серьезные люди и мнение специалиста ценят. Не то что немцы…

– А я живу на этой улице, – поторопился объяснить Митя и спросил с самым равнодушным видом: – Что-то строите? Или ремонтируете?

– Нет, у меня работа поинтереснее. – Гулевский улыбнулся радушно, пригласил: – А пойдемте ко мне, я вам расскажу.

Митя засомневался:

– Но разве меня пропустят?

– Со мной обязательно. Пойдемте.

Они миновали часового, которому инженер уверенно кивнул, поднялись на второй этаж. Гулевский отпер ключом небольшой, но с широкими окнами светлый кабинет. На столе лежали чертежи, и он сразу сказал Дмитрию:

– Это мой объект. Оборонные укрепления в районе станции Основа. Там очень серьезный железнодорожный и транспортный узел. Сами понимаете – война… Если противник будет рваться к городу, то именно отсюда с большей вероятностью. А Советы Харьков сдавать не хотят, я же говорю – серьезные люди. Очень интересная работа! Хотелось бы вам показать, но это закрытый объект, без специального пропуска не попадешь.

– У меня есть вот такой документ, – протянул нерешительно Митя, доставая мандат, который как раз на днях дал ему Викентий Павлович.

– О, – воскликнул Гулевский, взяв бумагу в руки, – это же подпись самого товарища Артема! Ну, с таким пропуском проблем у нас не будет. Приглашаю вас, Дмитрий Владимирович, завтра поехать со мной на объект, много интересного увидите, уверяю. Если, конечно, вы не против?

Митя был не против. И что увидит много интересного для передачи подполью, тоже не сомневался. Так оно и оказалось. Дома, вечером, он описал все виденное, нарисовал планы и схемы. Он сумел даже, задавая невинные вопросы Гулевскому, узнать, что подобные укрепления готовятся и со стороны станции Лосево, и в районе Паровозостроительного завода. Митя написал записку и отправил мальчишку бросить ее в почтовый ящик Уржумова. «Я тебя покидаю, не ищи со мной встречи. Анна». Это означало, что завтра Митя должен встретиться с Виктором в том самом кафе, где они впервые говорили о подпольной организации. Уржумов бегло просмотрел записи, одобрительно кивнул:

– Отличная работа, ценная добыча! Передам эти бумаги кому следует, их переправят прямо в штаб генерала Деникина. А ты поосторожней, с инженером этим больше не встречайся, а то вдруг задумается… У большевиков в ЧК не дураки сидят.

Уржумов не стал заканчивать фразу, но про себя подумал: «Там умеют выбивать признания. Не хватало еще, чтоб обо мне проговорился». Но вообще-то он был очень доволен, сразу понял, насколько ценны сведения, принесенные Кандауровым. Они были нужны лично ему! Не потому, что так уж хотелось помочь белому движению, – нужна была видимость активной подпольной деятельности. А то ведь заподозрят, чем на самом деле занимается его «боевая дружина», и окажется он между двух огней – руководством подполья и красной ЧК…

Летом минувшего, восемнадцатого, года Виктор Уржумов подумывал уехать из Харькова подальше, на юг, на территории белой армии. Не для того, чтоб воевать: ему представлялось, что оттуда легче попасть за границу. Он не видел никакой перспективы для себя в этой стране, где чуть ли не через месяц меняется власть, где можно легко попасть под шальной выстрел, где становится опасно быть богатым… А Виктор очень хотел быть богатым и имел для этого реальную возможность. Надо, надо было убираться поскорее, в стабильную европейскую страну или даже за океан.

В центральнорадовской Украине, в Харькове, который контролировался немецкими войсками, царских офицеров было много. Они открыто носили форму, кое-кто был при оружии. Существовала даже организация – Союз георгиевских кавалеров. Уржумов как-то случайно услышал о том, что там, в этом союзе, происходит тайная вербовка добровольцев в белую армию, переправка их на Дон. Он пошел туда, в комнате, служившей приемной, сказал офицеру-адъютанту, что хотел бы быть полезен борьбе с большевиками. Внимательно оглядев посетителя, адъютант вежливо предложил пройти в соседнюю комнату: «Там с вами поговорят».

Человека, который поднялся ему навстречу, Виктор сразу узнал и испугался: не узнает ли тот его. Зимой, еще при большевиках, он с только что сколоченной новой бандой отправился потрошить очередной «денежный мешок». На этот раз он наметил владельца банка, которого решили навестить на дому. Однако, едва зайдя во двор большого дома, они наткнулись на вооруженный отряд – небольшой, но очень по-боевому настроенный. Виктор сразу понял, что перед ним офицеры, хоть и в штатском. Особенно их руководитель – темноволосый, черноусый, с горящим решительным взглядом, характерной выправкой и командным голосом. «Пошли вон, – сказал он коротко и веско. – Сюда дорогу забудьте!» Его пистолет смотрел Виктору прямо в лицо, остальные бойцы также имели оружие.

Теперь этот офицер, в погонах полковника, пристально смотрел на него. Потом шагнул в сторону, вежливо предложил садиться. Не узнал, с облегчением понял Виктор. Впрочем, та «встреча» была мимолетной, а в интеллигентном, хорошо одетом и воспитанном молодом человеке вряд ли можно было угадать главаря бандитской группы…

Борис Александрович Штейфон – так звали руководителя Союза георгиевских кавалеров. «Значит, он был в городе еще при красных, – быстро прикинул Виктор. – Наверняка профессиональный разведчик». Его догадка оказалась верной, поскольку через некоторое время он сам стал членом подпольной организации Добровольческой армии. Поначалу-то речь шла о том, чтоб ему уехать на Юг. Но там, на Кубани, шли тяжелейшие бои за Екатеринодар. А вдруг не удастся увильнуть, попадешь в действующую армию! Нет, воевать Виктор не хотел. И он сам предложил полковнику: «Я могу быть полезным здесь…» Когда немцы покинули Харьков, Уржумов остался в городе как руководитель подпольной группы боевиков, получив и оружие, и деньги. Месяц Директории пролетел мгновенно, вновь власть взяли Советы. Весной девятнадцатого в город пробрался разведчик штаба белой армии. Молодой корниловский офицер назвался Александром Долгополовым, привез деньги, задания, потребовал отчет о работе. Как кстати пришлись те документы, которые добыл Уржумову Дмитрий Кандауров! Просмотрев их, разведчик просто расцвел.

– Это большой успех! – сказал и с чувством обнял Виктора. – Как раз то, что надо! Готовится наступление на Москву, оно пройдет через Курск и Харьков. Нам очень помогут эти сведения. Лично вы непременно будете отмечены руководством.

Уржумов тут же доложил о том, что его «боевая дружина» провела несколько удачных нападений: на пункт подготовки резервных частей, на отделение телеграфа, на красноармейские ночные патрули. Долгополов одобрительно сказал:

– Значит, ваши бойцы имеют опыт быстрых локальных рейдов. Это скоро пригодится. Когда наша армия подойдет к городу, мы попытаемся помочь ей, организуем очаги сопротивления отсюда, изнутри. Ваш отряд станет одной такой боевой единицей. Я останусь здесь до самого прихода наших, буду координировать все действия.

«А вот это мне ни к чему», – с досадой думал Уржумов, крепко пожимая руку разведчику и прощаясь с ним. Он представил своих «бойцов» с винтовками и пулеметами на баррикадах и с трудом сдержал улыбку. Им больше подходили и значительно привычнее были ножи да ломики для взлома дверей. Его отряд и в самом деле состоял из отчаянных людей – отчаянных и отпетых бандитов.

Первый свой криминальный «эксперимент», как он сам это называл, Виктор организовал еще весной 1917 года. Господи, как же было не воспользоваться бунтами, неразберихой, безвластью, просто разгоном всех тех организаций, которые прежде блюли порядок! И у него получилось, просто-таки здорово получилось! Однако после того, как он сумел воспользоваться невероятным стечением обстоятельств и добыть настоящий клад, пришедший ему в руки, Виктор решил исчезнуть для криминального мира. Он это сделал легко, но… не устоял. Не стал на этот раз затруднять себя хитроумными комбинациями – надо было просто и быстро пользоваться ситуацией: сначала октябрьский переворот, потом какая-то Донецко-Криворожская республика. Жуткая неразбериха, в которой легко лавировать небольшой сплоченной команде – решительной, вооруженной и, да, жесткой. Он очень быстро сколотил такую группу. С прежней бандой, с которой проворачивал красивые, им придуманные комбинации, связываться не хотел. Да и не было уже этой банды, разгромили ее: кого-то поубивали в налетах, кого-то арестовали, кто сам разбежался. Главарь подался куда-то подальше…

Но Уржумов знал, где искать рисковых парней, и вот уже с конца семнадцатого года его «бойцы» легко находили «буржуев» и вытрясали из них все, что те припрятали в надежде на возврат старых времен. Когда подбирал себе людей, в поле зрения появился уголовник по кличке Чур – Виктору издалека показал его один из тех, кого он в банду уже отобрал. Сказал:

– Так себе человечишка, промышляет и с домушниками, и с карманниками. Может сгодиться.

– Он мне не нравится, – сразу отказал тогда Уржумов. – Ненадежный, да и трусоват.

Не стал говорить, что пересекался с этим Чуром. Немного жалел, что разоткровенничался с ним тогда…

С января девятнадцатого банда Уржумова уже называлась «боевой дружиной», числилась действующей единицей белого подполья в большевистском Харькове, получала деньги и оружие. Но занималась все тем же – налетами и грабежами.

После ужина Митя и Саша разложили на столе шахматную доску, расставили фигуры. Викентий Павлович пристроился рядом, как болельщик, Катя с таинственным видом увела мать в свою комнату – обсуждать что-то секретное. Нечасто в последнее время удавалось им проводить вот такой тихий уютный вечер, когда все оказывались дома, не торопились уйти по своим делам. Да и близящиеся перемены несли хоть и тревожное, но радостное ожидание: генерал Деникин успешно вел свой поход на красную Москву. Добровольческая армия генерала Май-Маевского уже освободила Крым, Донбасс, следующим должен быть Харьков!

Митя, еще недавно отстраненный, немногословный, часто проводящий время где-то вне дома, теперь стал прежним – веселым и откровенным. Он просто светился радостью.

– Не зевай, Саша! – воскликнул он, снимая своим белым конем черного ферзя брата.

– Ты слишком азартен, – осадил его Викентий Павлович и пошутил: – Словно в самом деле ведешь бой белой армией против черных сил.

– Так ведь и правда это темная сила! – запальчиво повернулся к нему племянник. – Красными называются, потому что реки крови льют! Слышал, в городе говорят, в подвалах ЧК, в доме Иозефовича на Сумской, лежат около двухсот трупов!

– Не те ли это двести тел, которые обнаружили большевики в Анатомическом музее, когда вошли в город после петлюровцев? – Викентий Павлович покачал головой, с сожалением глядя на Митю. – Мне об этом еще в марте рассказывал Федор Сергеев… Артем. Когда у нас была с ним беседа в «Метрополе».

– Ты им веришь, я знаю, – кивнул Митя головой. – Ну и ладно. А я жду Добровольческую армию и…

Он хотел закончить: «…и сам возьму оружие, чтоб ей помогать». Но увидел, как Саша восторженно смотрит на него, ловя каждое слово. Так было с самого детства – Саша всегда все делал «как Митенька». Подумал: «Еще за мной ввяжется в бои, если узнает…» Нет, братишка был слишком юн, его надо было уберечь, и Митя закончил:

– И дождусь. Добровольцы непременно освободят Харьков!

– Я тоже их жду, – тут же сказал Саша и добавил весело: – А тебе, Митенька, шах!

…В первых числах июня жизнь в городе, казалось, шла как обычно, вот только по улицам ездило много военных машин, ходили отряды красноармейцев. На Епархиальной улице, в распахнутые ворота Штаба обороны, постоянно входили красные офицеры, въезжали и выезжали автомобили – ощущалась нервная суета. Дмитрий, махнув рукой на конспирацию, просто подстерег Виктора Уржумова.

– Терская дивизия Купянск взяла, я точно знаю, Виктор! – Его глаза радостно и лихорадочно блестели. – У одного дядиного приятеля там имение, под Купянском, и вчера оттуда приехал к нему человек. Говорит, терцы генерала Топоркова уничтожили эшелоны с красными солдатами, взяли в плен комиссаров и пошли на Харьков с севера! Со дня на день здесь будут! Что же мы бездействуем?

– Спокойно, – осадил его Уржумов. – Бездействовать не станем. У нас тут есть боевые дружины, поддержим наступающих отсюда. Я дам тебе знать, когда придет время.

Время пришло через несколько дней. Добровольческая армия брала Харьков с нескольких сторон. Митя ждал обещанного сигнала, но, когда выстрелы и разрывы звучали уже не только на окраинах, но и в самом городе, не выдержал. Он помчался к Уржумову и по пути буквально столкнулся с ним. Задыхаясь, хотел спросить, но Виктор первым схватил его за руку, потащил за собой. На ходу быстро стал говорить:

– Ты, Кандауров, в самый раз! Мы с тобой сейчас на Сумскую, там от красных откололся Стрелковый полк. Будем с ним держать оборону!

С полчаса назад посыльный передал Уржумову приказ разведчика Александра Долгополова: с отрядом боевой дружины присоединиться к Южному Стрелковому полку, который перешел на сторону белых и ведет бой на центральной улице города. Свою банду Уржумов распустил, как только войска добровольцев оказались на подступах к Харькову – теперь эти головорезы могли только помешать его плану. Сейчас нужно было показать себя смелым и бескорыстным патриотом, и Митя Кандауров оказался рядом очень кстати. Скоро они, назвав, как пароль, фамилию Долгополова, присоединились к восставшим красным стрелкам.

Поначалу все шло отлично. Отряд сначала захватил Школу красных командиров, а потом выбили красных из здания ЧК и освободили всех заключенных. Это здание на улице Сумской они какое-то время удерживали, отстреливаясь. Но большевики сопротивлялись отчаянно. Отбивая атаку за атакой, Дмитрий невольно думал: «А ведь их Добровольческая армия бьет во всех концах города!» Но не хотела красная власть отдавать Харьков, ох как не хотела, и повстанческий отряд стали теснить. Вместе со стрелками Дмитрий и Виктор отступили сначала к собору, отстреливались прямо среди могил Иоанновского кладбища, потом отошли к ипподрому и дальше, к Сокольникам. Здесь держались долго, но все же отступили еще, к поселку Даниловка, у самой реки. Но отсюда уже не ушли. Сюда стрелки притащили захваченные где-то несколько французских пулеметов Шоша – длинноствольные, на высоких треногах, они очень помогли держать оборону. Но главным, конечно, было то, что войска большевиков стали отовсюду отступать.

Дмитрий стрелять умел. Еще в шестнадцатом году, когда записался в армию вольноопределяющимся, проходил подготовку по стрельбе из разного оружия. На фронт тогда не попал, но стрелять научился. Да и потом, работая с дядей, не раз бывал в перестрелках с бандитами. Их отряд закрепился среди холмов, поросших кустарником, и Митя стрелял из винтовки, положив ее на камень и сцепив зубы, чтобы не стонать. Около часа назад он был ранен, как раз во время самой интенсивной пальбы. Пуля отбросила его наземь, куртка у плеча тут же набухла кровью. Он попытался сесть, вскрикнул от боли, Виктор, стрелявший чуть в стороне, оглянулся.

– Ранен? Подожди, я сейчас.

Метнулся в сторону и вернулся с санитарной сумкой. Ножом разрезая на Мите рукав, сказал:

– Я еще раньше заметил у одного солдата эту штуку… Ага, вот рана. Повезло тебе, пулька-то шальная, слегка задела. Кровь, правда, хлещет, но это мы сейчас быстро остановим.

Он перетянул жгутом руку выше раны, а потом ловко и умело смазал спиртом, наложил повязку. Было больно, но все-таки Митя с удивлением вспомнил: «Ах да, он же медик! Учился в медицинском институте…» Алеша когда-то рассказывал ему о старшем брате с гордостью. А Уржумов пристроил руку на перевязь, предложил:

– Отойди туда, подальше.

Но Дмитрий не захотел:

– Ты же сам сказал, рана легкая. А кровь уже не идет. Я и левой смогу стрелять.

Но стрелять пришлось недолго, вскоре стало совсем темно. Выставили посты, нескольких раненых постарались уложить удобно. Митя спал плохо, его лихорадило. Но Виктор, который все время был рядом, успокаивал:

– Это нормальное состояние для такого ранения.

Рано утром он еще раз перебинтовал рану, сказал:

– Похоже, нагноения нет. Обойдется.

Митя все ждал начала нового боя, но стреляли где-то далеко. А скоро они услышали со стороны близкой дороги шум, грохот. Посланный на разведку боец прибежал с радостным криком:

– Добровольцы входят! Победа!

В этот же радостный день, 12 июня, Митя узнал, что первыми, еще вчера, в город ворвались дроздовские части. Они прорвали оборону красных у станции Основа и пошли с боем дальше, к электростанции, к центру города. Волна счастливой гордости захлестнула сердце: конечно же, полковнику Туркулу, командиру дроздовцев, был известен план оборонительных укреплений там, на Основе! План, который раздобыл именно он, Дмитрий Кандауров.