внуку Алексею
Значит, так:
завтра нужно ежа отыскать,
до калитки на левой ноге проскакать,
и обратно – на правой ноге – до крыльца,
макаронину спрятать в карман
(для скворца!),
с лягушонком по-ихнему поговорить,
дверь в сарай
самому попытаться открыть,
повстречаться, побыть с дождевым червяком, —
он под камнем живет,
я давно с ним знаком…
Нужно столько узнать,
нужно столько успеть!
А еще —
покричать, посмеяться, попеть!
После
вылепить из пластилина коня…
Так что вы разбудите пораньше
меня!
Это ж интересно прямо:
значит, есть у мамы мама?!
И у этой мамы – мама?!
И у папы – тоже мама?!
Ну, куда ни погляжу,
всюду мамы,
мамы,
мамы!
Это ж интересно прямо!..
А я опять
один сижу.
Если папа бы раз в день
залезал бы под диван,
если мама бы раз в день бы
залезала под диван,
если бабушка раз в день бы
залезала под диван,
то узнали бы,
как это интересно!!
Мне на месте не сидится.
Мне – бежится!
Мне – кричится!
Мне – играется,
рисуется,
лазается и танцуется!
Вертится,
ногами дрыгается,
ползается и подпрыгивается.
Мне – кривляется,
дурачится,
улыбается и плачется,
ерзается и поется,
падается
и встается!
Лично
и со всеми вместе
к небу
хочется взлететь!
Не сидится мне
на месте…
А чего на нем
сидеть?!
«Комары-комары-комарики,
не кусайте меня!
Я же – маленький!..»
Но летят они,
и жужжат они:
«Сильно сладкий ты…
Извини».
Со мною бабушка моя,
и, значит, главный в доме —
я!..
Шкафы мне можно открывать,
цветы кефиром поливать,
играть подушкою в футбол
и полотенцем чистить пол.
Могу я есть руками торт,
нарочно
хлопать дверью!..
А с мамой
это не пройдет.
Я уже проверил.
Я иду по хрустящему гравию
и тащу два батона торжественно.
У меня и у папы правило:
помогать
этим слабым женщинам.
От рождения
крест наш таков…
Что они без нас —
мужиков!
Пока меня не было,
взрослые
чего только не придумали!
Придумали снег
с морозами,
придумали море
с дюнами.
Придумали кашу вкусную,
ванну
и мыло пенное.
Придумали песню грустную,
которая —
колыбельная.
И хлеб с поджаристой коркою!
И елку
в конце декабря!..
Вот только
лекарства горькие
они придумали
зря!
Мой папа большой,
мне спокойно с ним,
мы под небом шагаем все дальше и дальше…
Я когда-нибудь
тоже стану большим.
Как небо.
А может, как папа даже!
Все меня настырно учат —
от зари и до зари:
«Это – мама…
Это – туча…
Это – ложка…
Повтори!..»
Ну, а я в ответ молчу.
Или – изредка – мычу.
Говорить я
не у-ме-ю,
а не то что —
не хочу…
Только это все – до срока!
День придет,
чего скрывать, —
буду я ходить
и громко
все на свете
называть!
Назову я птицей – птицу,
дымом – дым,
травой – траву.
И горчицею – горчицу,
вспомнив,
сразу назову!..
Назову я домом – дом,
маму – мамой,
ложку – ложкой…
«Помолчал бы ты немножко!..» —
сами скажете
потом.
Мне сегодня засыпается
не очень.
Темнота в окно крадется сквозь кусты.
Каждый вечер
солнце прячется от ночи…
Может,
тоже боится
темноты?
Собака меня толкнула,
и я
собаку толкнул.
Собака меня лизнула,
и я
собаку лизнул.
Собака вздохнула громко.
А я
собаку погладил,
щекою прижался к собаке,
задумался
и уснул.
В сарай, где нету света,
я храбро заходил!
Ворону со двора
прогнал отважно!..
Но вдруг приснилось ночью,
что я
совсем один.
И я заплакал.
Так мне стало страшно.
Очень толстую книгу сейчас я,
попыхтев,
разобрал на части.
Вместо книги толстой
возник
целый поезд
из тоненьких книг!..
У меня,
когда книги читаются,
почему-то всегда разлетаются.
Я себя испытываю —
родителей
воспитываю.
«Сиди!..» —
а я встаю.
«Не пой!..» —
а я пою.
«Молчи!..» —
а я кричу.
«Нельзя!..» —
а я хо-чу-у!!
После этого всего
в дому
что-то нарастает…
Любопытно,
кто кого
в результате воспитает?
Вся жизнь моя (буквально вся!)
пока что —
из одних «нельзя!»
Нельзя крутить собаке хвост,
нельзя из книжек строить мост
(а может, даже – замок
из книжек
толстых самых!)
Кран у плиты нельзя вертеть,
на подоконнике сидеть,
рукой огня касаться,
ну, и еще – кусаться.
Нельзя солонку в чай бросать,
нельзя на скатерти писать,
грызть грязную морковку
и открывать духовку.
Чинить электропровода
(пусть даже осторожно)…
Ух, я вам покажу, когда
все-все
мне будет можно!
Жду
уже четыре дня,
кто бы мне ответил:
где я был,
когда меня
не было
на свете?
Есть такое слово —
«горячо!»
Надо дуть,
когда горячо,
и не подходить
к горячо.
Чайник зашумел —
горячо!
Пироги в духовке —
горячо!..
Над тарелкой пар —
горячо!..
…А «тепло» —
это мамино плечо.
Высоко на небе —
туча,
чуть пониже тучи —
птица,
а еще пониже —
белка,
и совсем пониже —
я…
Эх бы, прыгнуть
выше белки!
А потом бы —
выше птицы!
А потом бы —
выше тучи!
И оттуда крикнуть:
«Э-э-э-эй!!»
Приехали гости.
Я весел и рад.
Пьют чай
эти гости,
едят мармелад.
Но мне не дают
мармелада.
…Не хочется плакать,
а —
надо!
Эта песенка проста:
жили-были два кота —
черный кот и белый кот —
в нашем доме.
Вот.
Эта песенка проста:
как-то ночью два кота —
черный кот и белый кот —
убежали!
Вот.
Эта песенка проста:
верю я, что два кота —
черный кот и белый кот —
к нам вернутся!
Вот.
Ничего в тарелке не осталось.
Пообедал я.
Сижу. Молчу.
Как же это мама догадалась,
что теперь я
только спать хочу?!
Дождик бежит по траве
с радугой
на голове!
Дождика я не боюсь,
весело мне,
я смеюсь!
Трогаю дождик рукой:
«Здравствуй!
Так вот ты какой!..»
Мокрую глажу траву…
Мне хорошо!
Я – живу.
Да, некоторые слова
легко
запоминаются.
К примеру,
есть одна трава, —
крапивой
называется…
Эту
вредную траву
я, как вспомню,
так реву!
Эта зелень до самых небес
называется тихо:
Лес-с-с…
Эта ягода слаще всего
называется громко:
О-о-о!
А вот это косматое,
черное
(говорят,
что очень ученое),
растянувшееся среди трав,
называется просто:
Ав!
Я только что с постели встал
и чувствую:
уже устал!!
Устал всерьез, а не слегка.
Устала
правая щека,
плечо устало,
голова…
Я даже заревел сперва!
Потом, подумав,
перестал:
да это же я спать
устал!
Я, наверно, жить спешу, —
бабушка права.
Я уже произношу
разные
слова.
Только я их сокращаю,
сокращаю,
упрощаю:
до свиданья —
«данья»,
машина —
«сина»,
большое —
«шое»,
спасибо —
«сиба»…
Гости к нам вчера пришли,
я был одет красиво.
Гостей я встретил и сказал:
«Данья!..
Шое сиба!..»
Я вспоминал сегодня прошлое.
И вот о чем
подумал я:
конечно,
мамы все – хорошие.
Но только лучше всех —
моя!
Виноград я ем,
уверенно держу его в горсти.
Просит мама,
просит папа,
просит тетя:
«Угости!..»
Я стараюсь их не слышать,
мне их слышать не резон.
«Да неужто наш Алеша – жадный?!
Ах, какой позор!..»
Я не жадный, я не жадный,
у меня в душе разлад.
Я не жадный!
Но попался очень вкусный виноград!..
Я ни капельки не жадный!
Но сперва наемся сам…
…Если что-нибудь останется,
я все другим отдам!
У подъезда моего родного дома
(дом хороший,
там – кино наискосок)
мне однажды повстречался
мой знакомый,
добродушный
любознательный щенок.
– Объясни ты мне, —
сказал он, чуть не плача, —
понимаешь,
я давно ищу ответ:
почему бывают
холода собачьи,
а кошачьих холодов
на свете нет?..
Это кошки и коты
из теплых комнат
перед тем, как поутру на лапы встать,
говорят, что за окном —
собачий холод,
чтобы сразу всех собак
оклеветать!..
Я обнял щенка
и так ему ответил:
– Не грусти, приятель,
это – не беда.
Ведь зато
собачий вальс играют дети,
а кошачьего
не будет
никогда!