Глава 20
I
Голос Крэддока в телефонной трубке звучал резко и недоверчиво.
– Альфред? – переспросил он. – Альфред?
Инспектор Бэкон слегка отстранил телефонную трубку и сказал:
– Вы этого не ожидали?
– Нет, никак. Собственно говоря, я только что решил, что он убийца!
– Я слышал, что его опознал проводник поезда. Это выставило его в дрянном свете. Да, похоже было, что он – наш клиент…
– Стало быть, – ответил Крэддок решительно, – мы ошиблись.
Они немного помолчали. Потом Крэддок спросил:
– Там за ними смотрела медсестра. Как она прозевала?
– Не могу ее винить. Мисс Айлзбэрроу совершенно измучилась и ушла немного поспать. У медсестры на руках оказалось пять пациентов: старик, Эмма, Седрик, Гарольд и Альфред. Она не могла находиться одновременно всюду. Кажется, старый мистер Крэкенторп начал сильно чудить, сказал, что умирает… Он пошла к нему, успокоила его, снова вернулась и отнесла Альфреду чай с глюкозой. Он его выпил – и всё.
– Опять мышьяк?
– По-видимому. Конечно, это могло быть ухудшение, но Куимпер так не думает, и Джонсон с ним согласен.
– Полагаю, – с сомнением произнес Крэддок, – что именно Альфред был намеченной жертвой?
Бэкон заинтересовался.
– Вы хотите сказать, что смерть Альфреда никому не принесла бы никакой пользы, а вот смерть старика всех их обогатила бы? Возможно, это была ошибка – кто-то мог подумать, что чай предназначен для старика…
– Они уверены, что именно так ему дали мышьяк?
– Нет, конечно, они не уверены. Медсестра, как всякая хорошая сиделка, вымыла всю посуду. Чашки, ложки, заварочный чайник – всё. Но этот способ представляется самым удобным.
– Это означает, – задумчиво произнес Крэддок, что один из пациентов был не так болен, как другие? Увидел подходящий случай и положил яд в чашку?
– Ну, больше никаких таких случаев не будет, – мрачно сказал инспектор Бэкон. – У нас там теперь две медсестры, не говоря о мисс Айлзбэрроу, и еще там двое моих людей. Вы приедете?
– Как только смогу добраться.
II
Люси Айлзбэрроу вышла в холл навстречу инспектору Крэддоку. Она выглядела бледной и осунувшейся.
– Вам тут нелегко приходится, – сказал Крэддок.
– Это похоже на один долгий, ужасный кошмар, – ответила Люси. – Вчера ночью я действительно подумала, что они все умирают.
– Насчет этого карри…
– Это был карри?
– Да, искусно смешанный с мышьяком, вполне в духе Борджиа.
– Если это так, – сказала Люси, – это, может быть… должен быть один из членов семьи.
– И никакой другой возможности?
– Нет. Понимаете, я начала готовить это проклятое карри довольно поздно – после шести часов – только потому, что мистер Крэкенторп настоятельно просил карри. И мне пришлось открыть новую банку с приправой карри, поэтому с ним никто не мог ничего сделать. Полагаю, карри маскирует вкус?
– Мышьяк не имеет вкуса, – рассеянно возразил Крэддок. – Теперь о возможности. Кто из них имел возможность отравить карри, пока оно варилось?
Люси подумала.
– Собственно говоря, любой мог прокрасться на кухню, пока я накрывала стол в столовой.
– Понятно. А кто находился в доме? Старый мистер Крэкенторп, Эмма, Седрик…
– Гарольд и Альфред. Они приехали из Лондона во второй половине дня. О, и Брайан Истли. Но он уехал перед самым обедом. Ему надо было встретиться с кем-то в Брэкхэмптоне.
Крэддок задумчиво произнес:
– Здесь много общего с болезнью старика в Рождество. Куимпер заподозрил, что это был мышьяк. Они все казались одинаково больными вчера вечером?
Люси подумала.
– Мне кажется, старый мистер Крэкенторп выглядел хуже всех. Доктору Куимперу пришлось потрудиться над ним. Он очень хороший врач, скажу я вам. Больше всех остальных стонал и жаловался Седрик. Конечно, так всегда ведут себя сильные, здоровые люди.
– А что Эмма?
– Она была очень плоха.
– Почему Альфред, хотел бы я знать? – спросил Крэддок.
– Да уж, – ответила Люси. – Я полагаю, это и должен был быть Альфред?
– Странно – я тоже задал этот вопрос!
– Это почему-то кажется таким бессмысленным…
– Если бы я только мог добраться до мотива всего этого, – сказал Крэддок. – Что-то тут не вяжется. Задушенная женщина в саркофаге была вдовой Эдмунда Крэкенторпа Мартиной – давайте примем это предположение, оно уже почти доказано. Должна быть связь между тем убийством и преднамеренным отравлением Альфреда. И искать ее нужно где-то здесь, в семье. Даже если предположить, что один из них сумасшедший, это нам не поможет.
– Не очень, – согласилась Люси.
– Ну, берегите себя, – предостерег ее Крэддок. – В доме отравитель, помните, и один из ваших пациентов наверху, вероятно, не так болен, как притворяется.
После ухода Крэддока Люси опять медленно поднялась наверх. Повелительный голос, несколько ослабленный болезнью, окликнул ее, когда она проходила мимо комнаты старого мистера Крэкенторпа.
– Барышня, барышня, это вы? Идите сюда.
Люси вошла в комнату. Мистер Крэкенторп лежал на кровати, обложенный со всех сторон подушками. Для больного человека он выглядит на удивление веселым, подумала Люси.
– В доме полным-полно этих чертовых больничных сестер, – пожаловался мистер Крэкенторп. – Шуршат рядом, ходят с важным видом, измеряют мне температуру, не дают есть то, что мне хочется, и к тому же все это наверняка влетает мне в копеечку… Скажите Эмме, чтобы она их прогнала. Вы вполне можете сами обо мне позаботиться.
– Все заболели, мистер Крэкенторп, – сказала Люси. – Я не могу ухаживать за всеми, знаете ли.
– Грибы, – сказал мистер Крэкенторп. – Чертовски опасные штуки эти грибы. Это был тот суп, что мы ели вчера вечером. Вы его готовили, – обвиняющим тоном прибавил он.
– С грибами все было в порядке, мистер Крэкенторп.
– Я вас не обвиняю, девушка, я вас не обвиняю. Это случалось и раньше. Один мерзкий гриб попадет в суп – и всё. Никто не может распознать его. Я знаю, что вы хорошая девушка и не сделали бы этого намеренно… Как Эмма?
– Сегодня она чувствует себя намного лучше.
– Вот как. А Гарольд?
– Ему тоже лучше.
– Правда, что, как говорят, Альфред сыграл в ящик?
– Вам не должны были сообщать об этом, мистер Крэкенторп.
Тот весело расхохотался – вернее, тонко заржал.
– Я все слышу. От старика не удастся ничего скрыть, хоть они и стараются. Значит, Альфред умер, да? Он больше не будет меня доить и не получит никаких денег. Они все ждали моей смерти, знаете ли, особенно Альфред. Теперь он мертв. Я называю это очень хорошей шуткой.
– Не очень это красиво с вашей стороны, мистер Крэкенторп, – сурово произнесла Люси.
Мистер Крэкенторп снова рассмеялся.
– Я их всех переживу, – каркнул он. – Вот увидите, моя милая. Вот увидите.
Люси пошла к себе в комнату, вытащила словарь и посмотрела слово «тонтина». Потом задумчиво закрыла книгу и уставилась перед собой неподвижным взглядом.
III
– Не понимаю, зачем вам понадобилось ко мне приезжать, – раздраженно сказал доктор Моррис.
– Вы давно знаете семью Крэкенторп, – сказал инспектор Крэддок.
– Да, да, я знал всех Крэкенторпов. Я помню старого Джосайю Крэкенторпа. Он был крепким орешком – но проницательным человеком. Заработал много денег. – Старик сменил позу в кресле и взглянул из-под кустистых бровей на инспектора Крэддока. – Значит, вы послушали этого молодого глупца, Куимпера. Ох уж эти усердные молодые врачи! Вечно забивают себе голову разными идеями. Он вбил себе в голову, будто кто-то пытается отравить Лютера Крэкенторпа… Чепуха. Мелодрама! Конечно, у него бывали приступы гастрита, я лечил его от них. Они бывали не очень часто, и в них не было ничего странного.
– Доктор Куимпер, – сказал Крэддок, – по-видимому, считает, что было.
– Врачу не положено думать… В конце концов, надеюсь, я смог бы распознать отравление мышьяком, когда увидел бы его.
– Очень многие известные врачи его не замечали, – напомнил ему Крэддок. Он порылся в памяти. – Были дела Гринбэрроу, миссис Рени, Чарльза Лидса, трех человек из семьи Уэстбери – все они были благополучно похоронены, и у лечивших их врачей не возникло ни малейшего подозрения. Эти врачи были хорошими, уважаемыми людьми.
– Ладно, ладно, – согласился доктор Моррис, – вы хотите сказать, что я мог сделать ошибку… Впрочем, я так не думаю. – Он замолчал на время, потом спросил: – Кто, по мнению Куимпера, это делал – если это кто-то делал?
– Он точно не знает, – ответил Крэддок. – И беспокоится. В конце концов, как вам известно, – прибавил он, – там идет речь о больших деньгах.
– Да, да, я знаю, которые они получат после смерти Лютера Крэкенторпа. А им деньги очень нужны… Это правда, но отсюда не следует, что они убили бы старика, чтобы их получить.
– Не обязательно, – согласился инспектор Крэддок.
– Во всяком случае, – заявил доктор Моррис, – мой принцип – никого не подозревать без причины. Без веской причины, – прибавил он. – Признаюсь: то, что вы мне рассказали, немного потрясло меня. Мышьяк в большом количестве, очевидно… Но я все-таки не понимаю, почему вы пришли ко мне. Я могу только сказать вам, что не заподозрил этого. Может быть, следовало заподозрить… Может быть, мне следовало отнестись к приступам гастрита у Лютера Крэкенторпа гораздо более серьезно… Но для вас это все уже в далеком прошлом.
Крэддок согласился.
– В действительности мне необходимо, – сказал он, – узнать немного больше о семье Крэкенторп. У них есть какие-нибудь психические отклонения, какая-нибудь странность?
Глаза из-под кустистых бровей остро взглянули на него.
– Да, я понимаю, что ваши мысли могли пойти в эту сторону. Ну, старый Джосайя был в совершенно здравом уме. Твердый, как кремень, голова в полном порядке. Его жена была невротиком, имела склонность к меланхолии. Она родом из семьи, где случались родственные браки. Умерла вскоре после рождения второго сына. Я бы сказал, что Лютер унаследовал от нее определенную… нестабильность. В молодости он был довольно заурядным человеком, но всегда ссорился со своим отцом. Тот разочаровался в нем, и, я думаю, это огорчало Лютера; он все время думал об этом, и в конце концов на этой почве у него развилось нечто вроде навязчивой идеи. Это продолжалось и после его женитьбы. Вы заметите, если поговорите с ним, что он горячо ненавидит всех своих сыновей. Дочерей он любил. Обеих – и Эмму, и Эдди, которая умерла.
– Почему он так не любит сыновей? – спросил Крэддок.
– Вам придется пойти к одному из этих новомодных психиатров, чтобы выяснить это. Я бы просто сказал, что Лютер никогда сам не был адекватен как мужчина и что он очень обижен своим финансовым положением. У него есть доход, но нет права распоряжаться капиталом. Если бы у него было право лишить наследства своих сыновей, он, наверное, не относился бы к ним так плохо. То, что он бессилен это сделать, вызывает у него чувство унижения.
– Поэтому он так тешится мыслью о том, что переживет их всех? – спросил инспектор Крэддок.
– Возможно. В этом также корень его скупости, по-моему. Я бы сказал, что он умудрился сэкономить значительную сумму из своего большого дохода – в основном, конечно, до того, как налоги взлетели до нынешней головокружительной высоты.
Крэддоку пришла в голову новая идея.
– Полагаю, он завещал свои сбережения кому-нибудь? Это он может сделать.
– О да, хотя бог его знает, кому он их оставил. Может быть, Эмме, но я в этом сомневаюсь. Она получит свою долю денег старика. Может быть, Александру, своему внуку…
– Он его любит, да? – спросил Крэддок.
– Раньше любил. Конечно, ведь это сын его дочери, а не сына. Это может изменить дело. И он раньше хорошо относился к Брайану Истли, мужу Эдди. Конечно, я не очень хорошо знаю Брайана, и вообще, прошло уже несколько лет с тех пор, как я видел кого-то из членов этой семьи. Но мне приходило в голову, что после войны он останется без дела. Брайан обладает теми качествами, которые нужны в военное время, – мужеством, решительностью и склонностью не заботиться о будущем. Но не думаю, что ему свойственна стабильность. Возможно, он станет бродягой.
– Насколько вам известно, у представителей младшего поколения не было никаких странностей?
– Седрик – эксцентричный тип, один из природных мятежников. Я бы не сказал, что он совершенно нормален, но вы можете спросить – а кто нормален? Гарольд весьма ортодоксален; я бы не назвал его очень приятным человеком: у него холодное сердце, все ловит свой главный шанс. В Альфреде есть преступные наклонности. Он – паршивая овца и всегда ею был. Я видел однажды, как он вытащил деньги из коробки для сбора пожертвований, которая обычно стояла в холле. И тому подобное… А, ладно, бедняга мертв. Наверное, мне не следовало говорить о нем плохо.
– Как насчет… – Крэддок заколебался. – Эммы Крэкенторп?
– Милая девушка, тихая, не всегда понимаешь, о чем она думает. У нее свои планы и свои идеи, но она держит их при себе. У нее более твердый характер, чем можно подумать, судя по ее внешности и поведению.
– Наверное, вы знали Эдмунда, погибшего во Франции?
– Да. Он был самым лучшим из них, я бы сказал. Добрый, веселый, милый мальчик.
– Вы когда-нибудь слышали, что он собирается жениться – или женился – на француженке, перед самой гибелью?
Доктор Моррис нахмурился.
– Кажется, что-то припоминаю, – ответил он, – но это было давно.
– В самом начале войны, да?
– Да. Но потом он глубоко пожалел бы, если б женился на иностранке.
– Есть некоторые причины полагать, что он именно так и поступил, – сказал Крэддок.
Он вкратце рассказал о недавних происшествиях.
– Помню, видел что-то в газетах о женщине, найденной в саркофаге… Значит, это был Ратерфорд-холл?
– И есть причины считать, что эта женщина была вдовой Эдмунда Крэкенторпа.
– Ну-ну, как это необычно… Больше похоже на роман, чем на реальную жизнь. Но кто мог захотеть убить бедняжку… я хочу сказать, как это связано с отравлением мышьяком в семье Крэкенторп?
– Есть два предположения, – сказал Крэддок, – но оба они притянуты за уши. Возможно, кого-то одолела жадность, и он захотел получить все наследство Джосайи Крэкенторпа целиком.
– Он чертовски глуп, если захотел, – сказал доктор Моррис. – Ему придется заплатить огромный налог на наследство.
