Глава 7
0,5 МГНОВЕНИЙ УВАРОВА
В работе разведки существует один-единственный нравственный закон: цель оправдывает средства.
Дж. Ле Карре.
Шпион, пришедший с холода
Тем временем, пока черный «геленваген» германского происхождения вез веселую компанию в направлении игорной столицы Южно-Африканской Республики, профессор Войцеховский и «садовник» Фишер-Рыбаков прогуливались по тенистым аллеям Сан-Сити и негромко беседовали. Михаил Александрович нервничал: после странного исчезновения Данилова он не знал покоя, каждый день ожидая каких-нибудь зловещих событий.
— Сколько мы еще прятаться будем, Андрей Борисович? — Профессор огляделся по сторонам.— Когда все это закончится?
— Михаил Александрович, мы же на эту тему уже говорили.— Рыбаков глубоко вдохнул прохладный воздух и улыбнулся:
— Отдыхайте, воздухом дышите. Разве здесь плохо? Смотрите, какая красота.
С этим трудно было поспорить. Несмотря на новомодную архитектуру, все здания города-казино настолько хорошо вписывались в окружающий ландшафт, что сами казались чудесным творением дикой природы Южной Африки. Невозможно представить, что на этом месте когда-то была унылая высохшая саванна. Теперь в густых рощах, окружающих казино и отели, прятались небольшие озерца, населенные рыбой, сюда без боязни заходили антилопы, на ветвях резвились мартышки, которыми любовались многочисленные гости Сан-Сити. Для гостей хозяева отелей даже вырыли настоящее озеро, наполнив его привозной водой. Фантазия капиталистов не знала пределов. Каждый час в самом центре комплекса происходило искусственное землетрясение — с грохотом, дымом и прочими развлечениями.
— Да, наверное, вы правы,— согласился с Рыбаковым профессор.— Но ведь у меня лекции в университете...
— А вы думаете, у меня мало забот? Вот разберемся до конца с этими музейщиками,— уверенно пообещал «садовник»,— тогда и вернетесь...
— Все-таки кто они такие? Это удалось выяснить?
— Не могу посвящать вас в детали,— отвел взгляд Рыбаков.— Одно скажу точно — это негодяи, готовые торговать интересами родины. В отличие от Юрия Антоновича. Поверьте мне на слово, Михаил Александрович.
— И они имеют отношение к его исчезновению? — спросил Войцеховский.
— Самое непосредственное — кивнул Рыбаков.— Поэтому мы за вас и тревожимся.
— Но я-то им зачем? — недоуменно спросил Михаил Александрович.
— Я же вам уже объяснял. Вы встречались с Даниловым и обсуждали его дела. Так?
— Обсуждали,— вздохнул профессор.
— Значит, для них вы — носитель информации,— резюмировал Рыбаков.— И информации очень важной. Теперь с вами может случиться что угодно.
Они вышли к небольшой рощице, где в тени деревьев стояла ажурная беседка.
— Давайте присядем здесь,— предложил Войцеховский, и собеседники разместились на удобных скамейках.— Ответьте мне на один вопрос, Андрей Борисович.— Войцеховский понизил голос и слегка наклонился в сторону собеседника.— Если это возможно, конечно...
— Слушаю вас— Рыбаков пристально посмотрел на профессора.
— Вы давно в России не были?
— Давно,— кивнул «садовник».— С февраля восемьдесят восьмого.
— Примерно как и я,— задумчиво отметил Войцеховский.— Что же вас, в таком случае, с ней связывает? Полагаю, не только шифры и пароли... Хотя я, конечно, в этом деле полный профан.
— А зачем вам это?
— Интересно понять. Столько лет жить на чужбине, в постоянном напряжении, рискуя жизнью. Что-то ведь должно питать ваши силы.
Рыбаков подумал и ответил:
— Как ни банально это звучит — долг. Есть такое слово.
— Долг перед кем? — удивился Войцеховский.— Ведь там же все поменялось. И люди, и жизненные ценности. Раньше какая-никакая идея была. А сейчас-то что там может вдохновлять?
— Я как-то к философствованию не склонен,— искренне улыбнулся Рыбаков,— я офицер. Это в крови.
— Понимаю,—вздохнул профессор.
— Я вас разочаровал?
— Что вы!— задумчиво улыбнувшись, ответил Войцеховский.— Меня вот, например, память связывает. Очень крепко. Верите — даже партсобрания в Горном с нежностью вспоминаю.
— Зачем же тогда уехали? — удивился Рыбаков.— Вы же известный ученый.
— Сам удивляюсь. Предложили интересную работу,— Войцеховский опустил глаза,— все условия для нее создали.,. Тогда я не смог отказаться.
— Ну так вернитесь.
— Уже не могу,— вздохнул профессор.— Во-первых, жена здесь похоронена, а во-вторых... боюсь, Андрей Борисович.
— Кого? — снова удивился Рыбаков.
— Возможных разочарований. Вдруг воспоминания с реальностью разойдутся? В моем возрасте такое, знаете ли, вполне возможно...
Они молчали, вслушиваясь в шелест африканских деревьев, и вспоминали далекую Россию — каждый свою.
В поселок племени баквена Нгубиев, Рогов и Плахов приехали уже под вечер. Для этого случая Петруха специально нарядился в «костюм вождя» — надел некое подобие плаща, сшитого из леопардовых шкур, с мощной золотой застежкой в форме головы льва, белые штаны и ритуальную шапочку-таблетку тоже белого цвета с прикрепленной на макушке челюстью крокодила. В руках Петр Первый держал деревянный посох с мощным круглым набалдашником, якобы из золота.
Рогов с Плаховым, увидев преображение Пет-рухи, долгое время не могли вымолвить ни слова, настолько сильное он производил впечатление. Нгубиев даже немного смутился:
— Что, как клоун выгляжу?
— Почти как Юдашкин...
— Так ведь обычай такой — без этого мне в племя нельзя... Традиции предков.
Оперативники понимающе кивнули.
Оставив «геленваген» на окраине поселка, гости в сопровождении вождя ступили на широкую улицу, тянущуюся через все поселение племени баквена.
Они медленно шли, наблюдая картины жизни туземцев: женщины, одетые в цветастые платья, мололи кукурузную муку возле больших хижин из тростника, им помогали маленькие девочки; чернокожие мальчишки забавлялись дракой на палках и бросанием на меткость маленьких копий, а несколько суровых воинов-охранников азартно резались в карты, составив копья шалашиком.
Обстановка вокруг дышала благостью и спокойствием. При появлении вождя все приветствовали его глубоким почтительным поклоном, на что Петруха отвечал высокомерным кивком. Картежники похватали копья и прокричали приветствие. Нгубиев даже как-то внешне изменился, вступив на землю племени: приосанился, напустил на лицо важность и слегка оттопырил нижнюю губу.
— Ты не переигрываешь, Петя? — полюбопытствовал Вася.
— Так положено,— важно ответил Нгубиев, окидывая подданных строгим взглядом.— Сейчас в бар зайдем — расслабимся.
— Здесь и бар есть?
— А как же. В гостевом домике, мы там и заночуем,— указал вождь на самый высокий шалаш.— Это еще батя для^еня выстроил. Со всеми удобствами.
— А племя у тебя большое?
— Приличное,— важно кивнул Петруха.— Здесь только те, кто по старым понятиям живут, а остальные в города сбежали.
— Это которые в сквотах живут? — вспомнил Вася свои первые впечатления от ЮАР.
— Они самые,— подтвердил его догадку вождь.— Воруют там, беспредельничают, садятся, конечно, в конце концов... Некоторые, правда, работают — хотя бы в Сан-Сити. И неплохо зарабатывают... Вот это дом шамана, еще две хижины, и мы на месте...
Во дворе круглого глиняного дома, который принадлежал шаману племени, гости застали странный ритуал. В центре двора в земляную кучу был закопан мужчина — так, что наружу выглядывала только его кудрявая голова. Вокруг него медленно пританцовывал хозяин дома, шаман,— крепкий мужичок в набедренной повязке из звериной шкуры. На голове танцора возвышался экзотический убор из разноцветных перьев, а в руках была глиняная чашка с каким-то белым порошком, которым он периодически посыпал голову закопанного.
Сцену окружали несколько мужчин и женщин, которые негромко напевали однообразную заунывную мелодию. У Васи от этих звуков стали сразу слипаться глаза.
— Чего это он? — Рогов зевнул в сторону шамана.
— А, малярию прогоняет,— махнул рукой Нгубиев.— Обычное дело.
— И как, помогает?
— Конечно! Сначала танцы, потом антибиотики. Цивилизация! — заржал Нгубиев и, подумав, добавил: — Вообще-то мне шаман знатный достался — сообразительный мужик. Надо будет Никиту Андреича ему показать, чтобы поясницей его занялся.
Вдруг шаман заметил новых зрителей, резко остановился и обвел сверкающим взглядом вождя и вновь прибывших. В следующее мгновение он рухнул на землю и безмолвно затих, уткнув голову в колени. Его примеру последовали и остальные баквена. Даже закопанный в землю больной малярией опустил вниз глаза, приветствуя вождя и его белых гостей.
— Чего это они? — насторожился Вася.— Обкурились?
— Приветствуют, чего же еще,— пояснил Пет-руха.
— Здрассте,— коротко кивнул туземцам Вася и, постояв немного, побежал за удаляющимися друзьями.
На террасе следующей хижины сидела симпатичная девушка лет восемнадцати в красивых разноцветных одеждах и высоком головном уборе. Негритянская красавица читала английскую книгу. При виде приближающихся гостей она порывисто вскочила и, улыбаясь, подбежала к Петрухе.
— Моя сестренка — Тэя,— представил ее Нгубиев.— Вот эта штука у нее на голове вплетена в волосы. Она и спит в ней.
— Неудобно же.
— Такая жизнь. Обычаи...
Тэя, услышав звуки русской речи, заулыбалась еще сильнее.
— Васья, Игор,— повторила она имена опе-ров и быстро, почти без акцента, мило протараторила: — Ленинград, Дворцовая площадь, пивбар «Жигули»...
— Умная,— похвалил сестру вождь.— Отец ей всякого здесь порассказал, так она меня достала. Хочу в Россию, говорит, в институт.
— Ну и отдай учиться,— посоветовал Игорь.— Деньги-то есть.
— На фиг ей это надо,— поморщился Нгубиев, показывая сестре, чтобы она возвращалась на место.— Лучше замуж выдам, пусть воинов рожает.
Наконец они подошли к высокому каменному бунгало со стеклопакетами, над дверью которого опера увидели пиратскую эмблему — череп на фоне пересеченных костей.
— А это зачем? — на всякий случай уточнил Вася.
— Табу,— пояснил хозяин.— Запрет на вход под страхом смерти. Территория вождя. Действует круче всяких замков. Заходите, мужики.
Петруха открыл дверь и запустил дорогих гостей внутрь. В первые мгновения их посетило ощущение, что они оказались в дорогой рюмочной где-нибудь на Петроградской стороне.
— Ничего себе, у тебя батя реальный строитель был,— одобрительно присвистнул Рогов.— Практически евростандарт!
— Я здесь праздники отмечаю,— скромно заметил Нгубиев.— Люблю это место. Есть в нем что-то питерское...
— А что за праздники? — поинтересовался Плахов, присаживаясь на широкий диван.
— День баквены, сезон дождей и прочую лабуду. Первое мая.— Петруха открыл большой холодильник.— Что пить будете?
— Воду со льдом,— за двоих ответил Плахов.— Трезво — нормость жизни!
— Пожалуй, я тоже,— согласился вождь.— Мне еще правосудие вершить... Эх, видели бы меня пацаны!
Громко похохатывая, Петруха достал из морозилки лед и наколол его в высокие бокалы.
— Язык-то африканский выучил? — спросил Вася.
— Только инглиш,— покачал головой Нгубиев.— На местный индун переводит.
И тут в двери бунгало кто-то осторожно постучал.
На людях Войцеховский и Рыбаков предпочитали разговаривать по-английски, дабы не привлекать к себе излишнего внимания со стороны прочих обитателей отеля.
Ранним вечером они ужинали на открытой террасе ресторана. Несмотря на свой специфический опыт, Рыбаков не обратил внимания на плотного небритого мужчину в серой футболке с надписью «BOSS», который в гордом одиночестве сидел за соседним столиком и молча пил пиво. Уваров знал толк в конспирации или, по крайней мере, считал, что так оно и есть. В данном случае действительно так оно и было. Ни Рыбаков, ни тем более Войцеховский не предполагали, что за ними ведется наблюдение, но, к сожалению, Уваров очень слабо знал английский, и потому его выгодная позиция в момент потеряла всякий смысл.
— Может, в казино вечером сходим? — предложил профессору Рыбаков.
— Если честно, я не любитель игры,— ответил Войцеховский, смущенно улыбаясь.
— Тогда на мюзикл?
— Сходите один, Андрей Борисович, а я поработаю.
— Иногда необходимо расслабиться,— попытался убедить профессора Рыбаков, но Войцеховский был непреклонен.
— Не могу,— отвечал он.— Это уже в крови. Как и у вас.
Профессор поднялся из-за стола, следом за ним встал и Рыбаков. Они вышли из ресторана под пристальным взглядом раздраженного Уварова.
— Полиглоты, мазафака, — процедил Никита сквозь зубы и залпом допил пиво. В его голове уже созревал оригинальный план.
Традиционный еженедельный разбор текущих дел племени баквена происходил на центральной площади селения. Недалеко от большого костра, яркими языками тянущегося к темнеющему небу, на специальном помосте был установлен трон вождя, на который воссел Петруха, скорчив серьезную рожу. Пред его светлыми очами собралось все мужское население деревни, исключая малолетних пацанов, еще не посвященных в воины. Плахов и Рогов, словно верные советники, заняли места сразу за троном.
Индун Джембо, долговязый негр с лисьим взглядом и вкрадчивой речью, коротко изложил Нгубиеву «программу» вечера.
— Сначала суд, потом внутренние разборки,— коротко перевел операм слова Джембо Петруха,— Что-то он мне доложить хочет... Такой пройдоха!
Джембо сделал знак рукой, на запястье которой Плахов заметил блестящий браслет навороченного «Ролекса», и к трону вождя с разных
сторон вышли два аборигена. Для Плахова и Рогова были они, что называется, на одно лицо, но в этом случае нельзя было не заметить, что лицо того, что справа, пребывает в весьма помятом состоянии.
Джембо очень эмоционально, выразительным голосом доложил вождю суть дела. Петруха тут же перевел заинтригованным гостям:
— Короче, вот тот осел,— указал на негра слева,— дал тому козлу в долг мешок муки, а он не вернул. Тогда этот с братом ему по рогам настучал и корову увел. Племя ждет моего мудрого решения...
— Чистейший грабеж,— выразил свое мнение Вася.
— Это по вашему кодексу,— не согласился Петруха.
— А ты на чем базируешься? На понятиях? — улыбнулся Плахов.
— На справедливости,— гордо ответил вождь и, подозвав пальцем Джембо, указал на кредитора: — Муку ему вернуть!
Джембо перевел решение вождя на язык баквена. Племя одобрительно зашумело.
— ...И корову оставить! — продолжил вынесение справедливого приговора Петруха.
Теперь радостно шумела только одна половина племени, другая же недовольно роптала.
Джембо что-то эмоционально прокричал вождю. Он был возмущен.
— Он же, говорит, ее украл,— ухмыльнувшись, перевел его слова Нгубиев.— Кража, говорит, самый тяжкий из грехов...
Нгубиев резко ответил Джембо, и тот опустил глаза. Петруха привстал на троне, набалдашником слегка постучал по голове индуна и снова прокричал что-то резкое. Баквена затихли.
Джембо понуро повернулся к племени и перевел слова вождя.
— Я ему велел сказать, что корова остается этому мужику за моральный ущерб,— объяснил Нгубиев операм.— А этот хорек Джембо совсем оборзел, пришлось его немного прессануть.
Баквена на площади снова начали роптать. Джембо снова обратился к Нгубиеву.
— Говорит, недоволен народ,— перевел Петруха.— А только хрен им — пусть знает, козлина, как долги не отдавать!
Нгубиев величественно поднялся из кресла и, вытянув вперед свой жезл, указал его наконечником на должника. Он отдал Джембо очередной приказ, и сейчас же из толпы вышли два мускулистых парня, схватили должника за руки и куда-то поволокли. Тот, понурив голову, обреченно поплелся с ними. Нгубиев ударил жезлом о помост, и баквена начали покорно расходиться по своим хижинам.
— Ты что,— на всякий случай уточнил вождя Вася,— казнить его приказал?
— Конечно! На костер наглеца!.. Шутка. Велел десять палок по пяткам всыпать, чтобы не мутил народ.
— Да ты сатрап...
— По-другому нельзя. Иначе на голову сядут. Из темноты к помосту медленно подошел
Джембо и наклонил голову перед вождем, прося уделить ему внимание.
— У меня неприятные новости...— начал было индун, но в его доклад вторглась тонкая трель звонка мобильного телефона.
Петруха выудил трубку из леопардовых недр и нажал кнопку ответа.
— Да? — сказал он по-английски, но, услышав ответ, перешел на русский.— Никита Андреевич? Да, рядом... Передаю.
Вождь баквена протянул трубку Плахову, а сам повернулся к индуну. Нгубиеву не терпелось услышать, какие же неприятности свалились на его голову.
Уваров осторожно, чтобы не задеть проводом телефона батарею пивных бутылок, расставленных на столе, взял в руки аппарат и расслабленно развалился в кожаном кресле.
— Короче, Игорь, полный облом,— доложил он, услышав голос Плахова.— Они между собой по-английски бакланят.
— Ты хоть что-то понимаешь?
— Так... Отдельные слова,— уклончиво ответил Уваров.— Общие места...
— А чем они занимаются?
— Гуляют, едят... Вечером ходили на мюзикл. Ничего особенного не делают. Отвисают.
— Все ясно. Ты тогда сворачивайся, а утром мы за тобой заедем.
— Подожди, Игорь,— чуть пьяным голосом прохрипел Никита.— У меня тут возникла идея одной комбинации.
— Идея? — насторожился Плахов, вспомнив предыдущий опыт совместной работы с Уваровым.— Опять бредовая?
— Дайте мне пару дней,— проигнорировал вопрос Никита.— Я их раскручу, голубчиков. Главное, из равновесия их вывести... Все. Я позвоню.
— Никита, завязывай!
В трубке раздались долгие гудки. Уваров отключился.
Вася, внимательно слушавший весь разговор, тревожно посмотрел на Плахова:
— Что там?
— Говорит, идея у него. Пару дней просит...
— Так я и знал! — недовольно воскликнул Рогов.— Пусти бегемота в огород... Он же Сан-Сити разнесет!
— Все равно, Вась,— вздохнул Плахов,— Кроме этого, никаких вариантов у нас больше нет.
С этим доводом старшему лейтенанту пришлось согласиться.
К гостям вернулся взволнованный Петруха, закончивший разговор с индуном:
— Как там Никита Андреич?
— Ничего,— неопределенно махнул рукой Игорь.— Комбинирует... А у тебя?
— Джембо говорит, что эта старая обезьяна забрала мои бабки! — Петруха зло сплюнул на траву— Шакил, вождь сохо! Долю мою за Сан-Сити урезал! В два раза!
— Почему? — в унисон спросили опера.
— Предъяву мне реальную кинул,— мрачно сообщил вождь, глядя в затухающий костер.— Ничего, я ему стрелку забью...
Казалось, что безбрежный шатер небес обнимает засыпающую деревню баквена со всех сторон. Звезды, словно глаза добрых предков, ушедших за облака, ласково смотрели на хижины аборигенов, желая им приятных сновидений, доброй еды и хорошей погоды.
Только вождю не спится. Он с белыми друзьями снова идет в секретное бунгало и начинает размышлять о судьбах своего народа. Вождь не спит — баквена могут спать спокойно. По крайней мере пока в баре есть виски...
С мюзикла, который давала заезжая труппа в одном из огромных залов казино Сан-Сити, Рыбаков и Войцеховский вернулись поздно. Андрею Борисовичу представление не понравилось — уж больно попахивало от действа душком разлагающегося империализма. Безыдейного творчества Рыбаков терпеть не мог с детства, так уж был воспитан. Войцеховский вообще почти не слушал и не следил за тем, что происходило на сцене. Старый профессор был полностью погружен в свои научные идеи. Сидя в зрительном зале, он глядел куда-то в пустоту перед собой и тихо улыбался. Рыбаков открыл дверь номера, по привычке осторожно заглянул внутрь и переступил через порог. Следом вошел Войцеховский.
— Что это? — вдруг застыл профессор, указывая на белый конверт, лежащий сразу за порогом. Рыбаков мысленно отругал себя за невнимательность и поднял конверт с пола. Прежде чем вскрыть послание, «садовник» двумя пальцами нежно ощупал его, затем понюхал и только после этого надорвал уголок.
Записка была написана по-русски крупными печатными буквами. Она гласила: «Юстасу. Закладка в.тайник произведена. Груз примите ночью. Координаты: бассейн. Вторая пальма от вышки спасателя. Поздравляю с присвоением внеочередного звания. Алекс».
— Что-то случилось? — спросил Войцеховский, глядя на побледневшего Рыбакова.
— Пока не пойму,— ответил тот и, спрятав письмо в карман пиджака, принялся за осмотр номера. Следов присутствия посторонних он не обнаружил, зато на письменном столе наткнулся на стопку писчей бумаги. В верхнем правом углу каждого листка стоял красиво нарисованный логотип отеля.
Рыбаков достал из кармана письмо и сравнил бумагу, на которой оно было написано, с той, что лежала на столе. Его догадка подтвердилась — письмо мог написать только живущий или работающий в отеле...
Вождь племени баквена Петруха, приняв изрядную дозу виски, жаловался гостям, сонно потягивавшим пиво из банок, на свою тяжелую царскую жизнь.
— Прикиньте, мужики, какой расклад мне сегодня Джембо выдал.— Нгубиев размахивал стаканом.— Говорит, Шакил прав — ты, мол, нарушаешь традиции!
— А ты ему? — деликатно зевнул Вася.
— А я ему: ну и вали к своему Шакилу, падла! — Петруха отхлебнул вискаря.— А он заменжевался сразу: я, говорит, баквена... А я ему: а я — вождь, болтать много будешь — язык отрежу!
— Реально можешь отрезать? — сонно поинтересовался Плахов.
— Легко,— бравируя, схватился Петруха за кухонный нож.— Оборзел он совсем. Раньше никто был, с копьем по саванне бегал! Я его индуном сделал, и он же меня учит.
— А что с этим, как его... Шакилом — договорились? — встрепенулся Рогов.
— Куда он, на фиг, денется? — вдруг погрустнел Нгубиев.— Никуда он не денется...
Глубокой ночью, после того как Войцеховский забылся крепким сном, Рыбаков решил проверить координаты, указанные в письме. Он осторожно выскользнул в коридор, закрыл за собой дверь на два оборота и, оглядевшись вокруг, направился к лифту.
В холле тенью проскользнул мимо дремлющего охранника-швейцара и вышел на улицу. . Пройдя к бассейну, в котором плескалась бирюзовая вода, подсвеченная яркими фонарями, он остановился у спасательной вышки и отсчитал от нее вторую пальму.
Рыбаков снова осмотрелся, осторожно подошел к дереву и носком ботинка стал ковырять дерн возле его корневища. Пласт срезанного дерна отъехал в сторону, и Рыбаков заметил неглубокую ямку, аккуратно вырытую в земле. «Садовник» загнул манжет рубашки и сунул правую руку в тайник. Пальцы нащупали какой-то продолговатый твердый и холодный предмет.
Через секунду Рыбаков держал в руке бутылку «Столичной» и недоуменно рассматривал ее. Золотые буковки этикетки аппетитно поблескивали в ярком свете уличных фонарей.
Но Рыбакову не хотелось выпивать. Он не мог понять, что происходит и кто разыгрывает с ним эти сумасшедшие шутки.
Андрей Борисович вернулся к стойке администрации отеля. Портье услужливо посмотрел на лысого джентльмена с бутылкой водки в руках и вежливо поинтересовался:
— Чем я могу быть вам полезен?
— Извините, в нашем отеле живут русские? — в свою очередь задал вопрос Рыбаков.
— Точно не знаю, кажется, да.
— Посмотрите, пожалуйста,— вежливо попросил Рыбаков.— Для меня это очень важно. Надо срочно отправить письмо в Россию...
Портье защелкал клавишами компьютера и через минуту выдал информацию:
— Да. Есть трое. Вчера приехали. Господин Смирнов с двумя дамами.
— Отлично,— улыбнулся Рыбаков.— В каком они номере?
— Номер двести двадцать.
«Садовник» поблагодарил и собрался было подниматься к себе, когда портье остановил его.
— Извините, а как ваше имя? — поинтересовался портье.
— Фишер. Эндрю Фишер.
— Тогда это вам, мистер Фишер.— Портье протянул Рыбакову запечатанный конверт.
— От кого?
— Не знаю, мистер Фишер.
В надписанном по-английски конверте оказалась открытка с фотографией одного из отелей Сан-Сити. Текст на обратной стороне снова поставил Рыбакова в тупик:
«Юстасу. Срочно сообщите маме о получении груза. У нас выпал первый снег. Берегите себя. Алекс».
Рыбаков занервничал.
С утра в ресторане отеля было многолюдно. Войцеховский и Рыбаков вошли в зал, и профессор очень удивился, когда Андрей Борисович предложил им разместиться не за их обычным столиком на террасе, а сесть почти в центре зала, рядом с искусственным водопадом. — Так надо, Михаил Александрович. Профессор не спорил.
За соседним столиком завтракала веселая русская компания. Там были крепкий голосистый мужчина с золотой цепью вместо шеи и две молоденькие девушки — высокая брюнетка с надменным взглядом и глуповатая полненькая блондиночка. Войцеховский чуть не выдал себя, обернувшись на знакомые звуки русской речи, но Рыбаков вовремя остановил его. Сам он, казалось, был абсолютно равнодушен к соседству с земляками.
Разговор соседей был им прекрасно слышен — те совсем не стеснялись присутствия посторонних.
— Мотя, ты сколько вчера просадил в казино? — устало спросила мужчину надменная брюнетка.
— А я чё, помню, в натуре? — сквозь здоровое аппетитное чавканье ответил Мотя.— Я же бухой был вдрабадан...
— Тонн пять, не меньше,— томно предположила блондинка и глупо хихикнула.
— Еще пойдешь? — Брюнетка окинула подругу уничижительным взглядом.
— А як же,— рассмеялся Мотя.— Щас на пляж, после по сотке под крокодилье мясо пропустим, и к станку.
— А когда львов поедем стрелять? — снова хихикнула блондинка.
— Вот банк сорву,— основательно заявил Мотя,— тогда и поедем.
В этот момент Рыбаков встал и подошел к столику русских. Войцеховский недоуменно наблюдал за ним со своего места.
— Можно попросить у вас соли? — по-английски обратился он к мужику с цепью.
— Чего ему? — Мотя обернулся к брюнетке.
— Соль просит,— перевела та, одним взглядом оценив Рыбакова и сразу потеряв к нему всякий интерес.
— Бери, мужик.— Мотя указал на солонку сосископодобным волосатым пальцем с огромным перстнем.— Не жалко.
Рыбаков взял со стола солонку, улыбнулся и посмотрел прямо в глаза Моте:
— Говорят, у вас выпал снег?
— Чего еще ему?
— Про снег какой-то спрашивает,— раздраженно ответила девица.
— Нет снега, мужик.— Мотя развел руками.— Жарко, солнце — понял?
— Сестренка,— вступила в разговор блондинка,— скажи ему, что снег в холодильнике.
Брюнетка перевела ее слова Рыбакову, а тот молча поставил солонку обратно на столик и вернулся на свое место.
— Псих какой-то,— хихикнула ему вслед блондинка.
— Во народ,— покрутил пальцем у виска Мотя.— Все есть, так еще и снег подавай! Уроды! Натуральные уроды!
Профессор пребывал в растерянности, но лишних вопросов своему компаньону задавать не стал. Впрочем, Рыбаков бы на них пока все равно не ответил.
